44
Не успела я снять куртку, а мама уже поняла, что я пила. Она не собиралась наказывать меня за это, но сделала замечание и спросила, как я добралась до дому и откуда возьму новые ключи от фургона, если не смогу найти те, что потеряла, и сказала также, что если утром я буду страдать от похмелья, то заслужила это. Когда она говорила о похмелье, в ее глазах горели маленькие мстительные искорки.
А когда она стала расспрашивать о вечеринке, требуя комментариев, дверь в комнату открылась, и из нее послышались голоса. Это не были обрывки фраз и шепот, как обычно. Они не дожидались своей очереди и не желали вести себя прилично. Я не могла видеть их, зато хорошо слышала; голоса были недовольными и грубыми от того, что их обладательницы вдыхали огонь, и еще грубее от долгого крика.
Ты не собираешься искать ее?
Твоя мама. Она знает.
Ты до сих пор не поздоровалась со мной. Ты меня не видишь?
Ты просто противная шлюшка. И не слишком уж умная.
Ты лжешь. Ты лжешь. Ты лжешь.
КАК ДОЛГО МНЕ ЕЩЕ ОСТАВАТЬСЯ ЗДЕСЬ?
Время уходит.
Ты сказала, что будешь искать ее. А сама не ищешь.
Привет. Я говорю «привет». Ты меня видишь? Привет.
Время уходит.
Привет.
Моя голова гудела от голосов. Их было больше, чем я могла сосчитать, больше, чем я могла узнать, и это доказывало, что есть и другие пропавшие девушки, которые еще не повстречались на моем пути, и что там, в лесу, они мне не привиделись. Я крепко зажмурила глаза, словно это могло остановить их, и они действительно заткнулись – на одно мгновение. А затем стало еще хуже. Одна история заглушала другую и не давала прозвучать следующей. В результате все истории переплелись друг с другом.
Новые голоса. Новая девушка по имени Яна хотела поговорить со мной о мальчике по имени Карлос – о том, что она должна была встретиться с ним, но ей это не удалось до того, как ее забрали, и о том, какие у него невероятно выразительные карие глаза. А еще одна новая девушка по имени Хейли совершила какие-то поступки, которыми очень гордилась, и кто я такая, чтобы судить? А девушка Тина ненавидела всех, кто положил на нее глаз, всех девушек здесь и в особенности меня.
Хейли уже убегала из дома. В первый раз ей выбили зуб, во второй она проколола пупок, в третий удостоилась обвинения в проституции, а в четвертый пропала без следа, хотя вовсе и не убегала. Яна любила Карлоса и сбежала, чтобы жить с ним – или, по крайней мере, она намеревалась сделать это, но ее семейство отловило ее и как следует наказало. Трина убежала, потому что никто не обращал на нее внимания. Просто потому, что могла убежать. И считала, что тем самым обеспечила себе подлинную гребаную свободу.
Ты думаешь, он ждет меня?
Они думают, что знают. А они не знают. Никто не знает.
Ухожу, ухожу, ушла. Как я тебе теперь нравлюсь, а? Как я тебе теперь нравлюсь?
Ты меня слушаешь? Почему ты не слушаешь?
Ты думаешь, он ждал?
Эй, ты, слышишь меня? Привет, привет.
Она вышла, идиотка.
Проснись, проснись. Разбудите ее кто-нибудь.
Затем – во внезапной тишине посреди шума – заговорила она. Громче, чем остальные, будто находилась ближе других, и более требовательно.
Помоги.
Я узнала голос. Он принадлежал Эбби Синклер.
