15
Люк Кастро что-то там мастерил в гараже, когда я подкатила к нему на фургоне. Дверь была открыта, и я увидела его с того места, где припарковалась – в конце подъездной дорожки. Видна была мне лишь пара торчащих из-под машины ног, и поначалу я испугалась, что эта самая машина свалилась откуда-то сверху и придавила его.
Я знала, что передо мной Люк – парень, к которому Эбби испытывала симпатию, а может, и любила – поскольку сразу почувствовала, что та бывала здесь прежде. Почувствовала, где именно она ходила по лужайке: земля там много месяцев спустя была теплой – снег растаял, и небольшие пятна травы оказались обнаженными.
Люк, должно быть, услышал звук мотора, потому что выкатился из-под машины, сел и уставился на меня. Махать в знак приветствия он не стал.
Сначала я сомневалась, а узнаю ли я его с такого расстояния по воспоминаниям Эбби, но у меня быстро все получилось. Джеми был прав: Люк Кастро окончил школу год тому назад и, очевидно, не пошел учиться в колледж либо же приехал на каникулы, потому что в настоящее время жил в доме своих родителей по адресу, имевшемуся в прошлогодней школьной телефонной книге.
Люк смотрел на мой фургон так, что, казалось, его глаза уже просверлили дырки в ветровом стекле. Я гадала, кого он видит на водительском сиденье, за кого меня принимает. Потом вышла из машины и направилась к нему.
Я не слишком высокая и не слишком маленькая. У меня, как говорят, длинные пальцы и длинные для моего роста ноги и, как я сама это заметила, длинный нос. Серег в ушах нет, на губах нет помады, но подвеска находится где положено – круглый дымчатый камень на длинном шнурке спрятан под всеми слоями одежды, и узнать об этом может лишь тот, кто приложит руку к моей груди. И почувствует горячий твердый выступ.
С того места в гараже, где стоял Люк, он мог видеть лишь лицо под капюшоном на фоне малопонятного фургона. Я сняла капюшон красного худи – одного из худи Джеми. Он оставил его у меня несколько недель тому назад, и я не стала стирать или возвращать одежду. Как только Люк увидел мое лицо вблизи и понял, что перед ним девушка, он расслабился.
Опустил гаечный ключ, вышел из гаража и приблизился ко мне. Оказывается, он выглядит не совсем так, как в воспоминаниях Эбби. Для начала: его тело было… полнее; он весил, наверное, фунтов на тридцать больше Джеми. Он был также не столь «светящимся», каким я его запомнила. Очевидно, тогда на него падал свет взгляда Эбби, а теперь он был просто парнем, стоящим на подъездной дорожке в свете полудня. Симпатичным, с излишне правильными чертами лица – я никогда не западала на таких красавчиков и потому поймала себя на мысли о том, что дивлюсь на Эбби и гадаю, что же она за девушка, раз умудрилась втюриться в подобного типа.
Могла ли Эбби ошибаться на его счет? Я вспомнила декларацию любви, вырезанную буква за буквой на деревянной стене, рядом с которой по ночам лежала ее голова:
ЭББИ СИНКЛЕР
♥
ЛЮК КАСТРО
НАВСЕГДА
Чего не знаю, того не знаю. Передо мной стоял ее парень. Здесь и сейчас.
Мои ноги сами понесли к нему.
– Люк? Ты меня помнишь? Я Лорен. Я…
– Девушка Джеми Росси, – перебил он, словно это обстоятельство говорило обо мне парням куда больше, чем что-либо еще. – Что случилось? Что я натворил на этот раз? – Свои слова он сопроводил такой ослепительной улыбкой, будто был счастлив прославиться на весь город довольно неприглядными поступками.
– Понятия не имею, – пожала плечами я. – А ты что-то натворил?
Он разинул рот еще шире, не распознав холода в моем голосе. Более того, он даже не смотрел мне в лицо.
– Эй, мне нравится твой фургон, – подмигнул он. – Никаких тебе окон. Хорошее, укромное средство передвижения. – На фургон он тоже не смотрел. Его глаза шарили вниз-вверх по моим ногам. Затем его предвкушающий удовольствие взгляд переместился, наконец, выше, и когда это случилось, он ясно дал мне понять, что плевать хотел на то, что у меня есть бойфренд. Или кто я вообще такая – он был готов стянуть джинсы-скинни с любой смазливой телки, оказавшейся на его подъездной дорожке. Я сняла куртку и подняла капюшон.
Так отреагировало мое тело, и так сработал мой мозг, но затем интересы Эбби взяли верх. Ее дыхание заполнило мою голову. Я не могла забыть о ней, пусть даже Люк Кастро был совсем рядом со мной во всей его сногсшибательной красе.
Какую-то секунду – словно Эбби вонзилась ногтями мне в кожу – я не хотела говорить, почему я тут объявилась. А хотела сделать то, что сделала бы она. Хотела быть ей, добравшейся сюда на велосипеде той июльской ночью. Стать ею, и поцеловать его, и позволить ему снять с себя узкие джинсы, увидеть, как выглядит мужское тело без одежды. Было довольно прохладно, но от подобных мыслей становилось жарко. Я никогда не была ни с кем, кроме Джеми, и нас связывала друг с другом лишь очень тонкая ниточка. Как же легко порвать ее.
Я потрясла головой и взяла себя в руки.
– Я здесь из-за Эбби. Слышала, ты был знаком с ней.
При звуках ее имени лицо Люка стало каким-то неестественно невыразительным. Такие лица бывают у людей, желающих скрыть что-либо.
– Эбби Синклер, – сказала я, внимательно наблюдая за ним. – Вы, ребята, вроде как тусили тем летом.
По-прежнему никакой реакции. И я подумала, что он станет все отрицать. А мне придется давить на него.
Воспоминания Эбби о Люке, о вечерах, когда она уезжала из лагеря, чтобы увидеться с ним, были наполнены прижатыми друг к дружке в темноте губами, запахом одеколона и ощущением того, как стремительно его лицо улавливает малейшие изменения освещения. Вот так он выглядит при свете уличного фонаря; так – в свете крошечного фонарика на кольце для ключей. А таков он при свете луны.
– Эбби? – повторила я. – Очень хорошенькая девушка? Из Нью-Джерси? С длинными темно-русыми волосами?
Он выпрямился, и на его лице теперь можно было разглядеть тени – на щеках, в области глаз, на подбородке.
– Ты о девушке из лагеря?
– Да. Об Эбби. Я знаю, ты с ней знаком. Она говорила об этом.
– Ты ее подруга или как?
Я кивнула. Хотя была гораздо больше, чем подругой. Но он не имел об этом ни малейшего представления.
– Ну ладно, – пожал он плечами. – Что-то ты припозднилась. – Он повернулся ко мне спиной и пошел назад в гараж. Мне ничего не оставалось, кроме как последовать за ним.
Эбби глухо молчала. Я видела ее повсюду на фоне снега и не чувствовала ее присутствия сзади.
Могла ли она быть в доме? Могла ли Эбби Синклер все это время прятаться в Пайнклиффе?
В гараже, где было теплее, чем на улице, благодаря обогревателю, и темнее, потому что сюда не доходили лучи солнца, я изрядно напряглась в ожидании того, что он сейчас откроет дверь в дом и моим глазам предстанет уютно кутающаяся в большой зимний свитер, связанный ее бабушкой, Эбби собственной персоной, живая и здоровая, не ожидавшая вторжения и потому таращащая на меня глаза. Она, должно быть, знала все мои мысли, прислушивалась к ним, как прислушиваются к радиоприемнику, играла со мной, дразнила меня, пыталась выведать, как далеко я могу зайти.
Я почувствовала себя дурой. Я же изучала ее лицо в зеркале заднего вида, тень в углах комнат. С тех пор, как все началось, я старалась узнать о ней как можно больше. Но вот меня охватило сомнение, и внутри все всколыхнулось и закипело. О, так это Эбби преследовала меня с тех самых пор, как я увидела на обочине дороги ее фотографию! И она не нуждалась в моей помощи. Не было необходимости выяснять, что же с ней произошло. Не имело никакого значения, что мы как-то связаны через Фиону Берк. Она была со мной не потому, что я способна помочь ей, не потому, что из всех жителей Пайнклиффа, округа Датчесс, штата, всей страны, всего мира это могла сделать только я. Нет. Она просто издевалась надо мной.
Все это стремительно пронеслось у меня в голове, и я перестала понимать, кто она – призрак или нет, разбойник или жертва, а может, просто запутавшаяся девушка-подросток.
– В чем дело? Не хочешь или как? – спросил Люк.
Как ни крути, он был частью происходящего. Мне хотелось вдарить ему по безупречному носу, сломать его, чтобы он никогда не смог оклематься, утратил бы свою привлекательность и его можно было бы даже назвать уродом. Каково ему тогда придется? Но не успели мои пальцы сжаться в кулак, как я поняла, что Люк имел в виду. Не было открытой в дом двери. Не было Эбби в связанном бабушкой свитере, хохочущей над моими попытками спасти ее, хотя она совершенно не нуждалась в спасении.
Мы были одни в гараже, как и прежде, и он держал за руль синий велосипед фирмы «Швинн». Его рама была ржавой, одна из шин проколотой.
– Что это? – медленно спросила я, начиная сводить историю воедино. – Это же не… – Я обвела глазами гараж. Услышала ее дыхание, и моя паника поутихла. Эбби, должно быть, подошла ко мне так близко, что я не видела ее тени.
– Велосипед Эбби, – ответил он. – Ты здесь из-за него?
– Нет, – возразила я. Видите ли, он держал в руках синий велосипед. Конечно, это была та же фирма, но я могла бы поклясться, что велосипед в воспоминаниях был зеленым. Ярко-зеленым. Зеленым, как деревья вдоль дороги, по которой она ехала. Зеленым. – Нет. Это не он, а какой-то другой велосипед.
– Он-он, – настаивал Люк и подтолкнул его ко мне, лавируя задним колесом со спущенной шиной, так что мне пришлось принять его. Металлическая рама была очень холодной, а сиденье вспорото, из него торчала какая-то желтая вата и виднелся проволочный каркас.
– Если это ее велосипед, почему ты не передашь его в полицию?
– С какой такой стати?
– Она же пропала, – ответила я.
– Она убежала. – Он пожал плечами. – Я так слышал. Мне сказала одна девочка из лагеря.
Я лишилась дара речи. Ну почему никто из знавших Эбби не понимает, что никуда она не убегала? Почему только я – не знакомая с ней в реальной жизни – твердо уверена в этом?
– Тем вечером она приехала из лагеря на этом вот велосипеде, – гнул свое Люк. – А потом с ней случилась истерика, когда она услышала, что я с кем-то говорю по телефону. Она опоздала, и я подумал, что она вовсе не приедет, и позвонил другой цыпочке. Делов-то?
– Она… Вы с ней виделись той ночью? – Я такого не ожидала. – Она проделала весь путь к тебе на велосипеде? Точно?
– Да, но я же сказал, она оставалась у меня недолго. Начала вопить, устроила гребаное шоу. А потом уселась на велосипед, чтобы отчалить, и напоролась на что-то на подъездной дорожке. – Он пнул ногой сдутую шину. – И – обрати внимание – бросила велосипед и потопала пешком. Я вышел за ней, но ее и след простыл. Может, она психанула и рванула напрямую через лес, понятия не имею. – Он опять пожал плечами. – У нас же с ней не было какой-то там исключительной любви. Так с чего она взбеленилась?
Я все еще пыталась хоть что-то понять. Но видела лишь, как она добралась до подножия холма, и ничего из того, что было дальше, и потому решила, что там все и закончилось.
Я инстинктивно коснулась подвески под одеждой – как же она тогда оказалась в канаве? Когда это произошло? На пути туда или обратно? Я все перепутала, поменяла последовательность событий местами и получила в результате неверное представление о той ночи?
Люк, казалось, был счастлив избавиться от велосипеда. Теперь я держала его одна, а он свободными руками приглаживал волосы.
– Ты… отдаешь его мне? – спросила я.
– Я думал, она вернется и заберет его, но теперь уж вряд ли. И потом, она вообще куда-то подевалась. Велосипед говенный, но ты возьми его. Ведь как ни крути, а приехала ты за ним, верно?
– Но, Люк, в ту ночь она пропала. Ты последний, кто видел ее.
– Я не виноват, гражданин следователь. – Он, смеясь, поднял руки вверх, словно сдавался, но я не стала смеяться вместе с ним, и он опустил их. – Я серьезно. Все говорят, что она куда-то убежала или еще что-то такое учудила. Ты же не думаешь, что я…
А я не знала, что думать. Это зависело от того, что думала Эбби. Мне нужно было, чтобы она рассказала мне, как все обстояло на самом деле.
– Почему бы я тогда хранил ее велосипед все это время? Вот доказательство, что я не сделал с ней ничего плохого. В этом случае я давно бы сбросил его с обрыва.
Я молчала, и он продолжил:
– Лорен, ты меня знаешь. Так что завязывай с подозрениями.
Я закрыла глаза. Как бы мне хотелось обратить мечту в жизнь. Взойти по ступенькам дома, неважно, в какое время дня, во сне или наяву, или же посреди разговора. Если бы только я могла управлять тем дымным пространством, которое управляло мной. Я очутилась бы в «Шоп эн Сейв», где стоят автоматы, выдающие пакетики с однопроцентным и двухпроцентным молоком, а затем все начал бы затягивать дым, поднимающийся от пола, как и в тот раз, когда какой-то ребенок просыпал пакет муки, и бледное облако стало бы той завесой, пройдя через которую я проникла бы в пространство снов и видений. Или же тут, сейчас, в гараже Люка Кастро – я бы перешла эту границу и задала бы Эбби свои вопросы. И выяснила бы то, что мне так необходимо знать.
И мое желание в каком-то смысле осуществилось. Потому что мир видений был рядом. Я слышала запах дыма. Или чего-то такого, что отдавало им.
– Кого ты высматриваешь? – спросил Люк. – Моих родителей сегодня нет. Здесь только ты и я.
Здесь только ты и я, передразнил его кто-то у меня в голове.
Она была подлее, чем я ожидала.
Не входи в дом, если он попросит тебя об этом. Он всего лишь оттрахает тебя на водяной кровати своих родителей.
Я начала торопливо оглядываться, пытаясь понять, откуда раздается этот голос. Мне казалось, Эбби стоит за мной, но голос звучал из-за машины. Она либо под ней, либо, скорчившись, прячется за дверцей?
Просто подожди, – сказала она. – Иначе все испортишь.
– Нет, – помотала головой я. – У меня есть бойфренд.
– Опа-на! – воскликнул Люк, хотя обращалась я вовсе не к нему.
Я стала ждать, когда голос скажет что-нибудь еще и я смогу увидеть, где же она притаилась, но было тихо, и я все поняла. Это была не Эбби. Голос был жесток, как была жестока Фиона Берк, и фальшив, как была фальшива Фиона Берк. Это шепот Фионы звучал у меня в ухе.
– Послушай, – тем временем говорил Люк, – если ты встретишься с ней, скажи, чтобы она на меня не обижалась, о'кей? У нас не было ничего серьезного. И она прекрасно это знала.
На моем лице он, должно быть, прочел нечто совсем иное.
– Разве не так?
– Она думала… – затянула я, мечтая, чтобы Эбби объявилась и подсказала мне, как ответить ему. – Она думала, что, может, и было, – закончила я.
Люк отрицательно покачал головой.
– Почему она сама не зашла ко мне? Почему послала тебя?
– Потому что я пообещала помочь ей. – Я произнесла это громко, и мои слова прозвучали как заявление, предназначенное для него и для всех. Для меня самой. Для нее и для Фионы Берк – я чувствовала, что они слушают меня, затаив дыхание.
А затем, не сказав больше ни слова, я вывела велосипед из гаража и покатила по подъездной дорожке к фургону. Может, я и ошиблась, сказала я себе. Может, велосипед все-таки был синим.