Глава 30

Над двором лютеранской церкви занимался великолепный день. Пара изумрудно-серых широкоротов снялась с ветвей соседнего камедного дерева и промелькнули на фоне неба. Мне стало интересно, те ли это самые, которых я видела в тот день, когда пришла искать могилу Айлиш… И если так, то они, возможно, и не птицы вовсе, а стражи другого, скрытого мира.

Я передвинулась на скамейке, замерзнув в тени, несмотря на палящее солнце. Прошло три недели после той ночи в овраге. За этот короткий промежуток времени я постаралась отвлечься от событий, едва не лишивших меня дочери. Что оказалось нелегкой задачей, ведь осталось так много вопросов.

Сначала была полиция, потом – детективы. Затем, с большей настойчивостью, чем все следователи, вместе взятые, – средства массовой информации. «Кто он был?» – хотели они знать. Родственник, друг семьи? Почему похитил мою дочь и справляется ли она с последствиями этого события? Собираюсь ли я остаться в поместье после сурового испытания или продам его и уеду?

Я отвечала как могла. Воспоминания о той ночи были отрывочными и кошмарными. Снотворное держало эти грезы в узде, и мы с Бронвен решили просто оставить ту ночь в прошлом и сосредоточиться на лучших временах, которые, верили мы, ждут нас впереди. У нее это, казалось, получилось. У меня же… что ж, я знала – потребуется некоторое время, чтобы вспышки воспоминаний сделались менее частыми и наконец прекратились.

Обнаружение в овраге тела Клива, а также мой рассказ о том, что я узнала, ускорили судебную экспертизу останков, найденных в затопленном «Холдене» Клива Джермена. Тело принадлежало бродяге, числившемуся в Тувумбе пропавшим, – мужчине лет двадцати пяти, который был неоднократно судим за хранение наркотиков. По-видимому, он «бродяжил» в отдаленных горных районах национального парка, чтобы ухаживать за посадками марихуаны. Так он и встретился с Кливом. Физических повреждений на скелете не обнаружили, и полиция упомянула о вероятности смерти от удушения или отравления, но эта деталь – как и столько других теперь – была навсегда погребена в прошлом.

По темным уголкам оврага полиция собрала разлетевшиеся письма, которые я бросила туда во время своей схватки с Кливом. С них были сняты копии, а оригиналы вернули мне, хотя сержант позднее признал, что событий, о которых рассказывалось в письмах Айлиш, было бы недостаточно, чтобы по закону предъявить обвинение Кливу в каком-либо преступлении, – юный Клив мог стащить возможное орудие убийства, но это не означало, что он им воспользовался. А вот что окончательно решило для них дело, так это частичные отпечатки пальцев, снятые с винчестера, найденного рядом с телом Тони, – старой винтовки Герни Миллера, которую Клив достал из затопленного «Холдена», когда запихивал на водительское сиденье своего выращивавшего коноплю дублера. Отпечатки пальцев показали полное совпадение с отпечатками пальцев человека, чье безжизненное тело подняли со дна оврага, – человека, которого местный сержант лично опознал как Клива Джермена.

– Эй, подруга, что хмуришься?

Скамейка заскрипела, когда рядом со мной устроилась Кори. По соседству с моим букетом розовых и белых диких маргариток она положила огромную охапку гербер. Поцеловала меня в щеку и мягко пожала здоровую руку.

– Ты опоздала, – ответила я, до смешного радуясь ее появлению. Затем протянула ей листок бумаги.

– Что это? – воскликнула она. – Ты заразилась от Дэнни писанием записок? – Она поднесла ее к глазам, притворяясь, что с трудом разбирает мой мелкий почерк, и громко прочитала: – Кори и Элиза, пикник в Торнвуде, в субботу днем, колбаски из тофу обеспечены. – Она ткнула меня локтем в бок. – Ой, Одри, я рада, что ты решила остаться. Дэнни и Джейд просто настолько…

Она со вздохом мечтательно закатила глаза.

Я засмеялась и, схватившись за ребра, ругнулась, и это рассмешило Кори, и потом мы обе сидели и хихикали. Минуту спустя она посерьезнела.

– Так что же это за подарок для меня, про который ты говорила?

Достав из сумки два плоских свертка, я отдала их Кори.

Она развернула первый и нашла книгу «Волшебный пудинг» Нормана Линдси. С любопытством посмотрела на меня.

– В детстве я любила эту книгу. Как ты узнала?

– Разверни второй.

Внутри лежала другая книжка, поменьше, покоробившаяся и пострадавшая от воды. В ярких лучах солнца ее запачканная обложка с пушистым котенком и розовыми розами казалась пострадавшей от непогоды.

Улыбка Кори дрогнула.

– Что это?

– Дневник, – ответила я. – Я нашла его – или, скорее, нашла его Бронвен – в Торнвуде.

Явно заинтригованная, Кори переводила взгляд с меня на дневник и обратно. Затем расстегнула застежку, жадно пробежала глазами по аккуратным строчкам наклонного почерка, покрывавшим страницы.

– О-о-о, – проговорила она. – Ах, Одри.

Долгое время мы сидели в молчании. Над нами шумно болтали широкороты. Листья эвкалипта шелестели под нежным ветром, наполняя воздух пикантным зеленым ароматом. Кори рассматривала страницы, не читая – это будет потом, – а просто касаясь расплывшихся от воды строчек, изумленно качая головой. Из глаз текли слезы, но дрожащая улыбка не покидала ее губ.

Наконец она вздохнула, закрыла дневник и прижала его к груди.

– Спасибо тебе, Одри. Ты даже не представляешь, что это для меня значит.

– Мне кажется, представляю, – призналась я. – Некоторые фрагменты тебе будет тяжело читать, но, думаю, Гленда хотела бы, чтобы ты их прочитала.

Залитое слезами лицо Кори блестело. Она тыльной стороной запястья вытерла глаза и неловко обняла меня.

Донесшийся с церковного двора крик заставил нас обеих обернуться.

Луэлла принесла старинную дедовскую камеру-бокс «брауни» и позвала нас фотографироваться. Кори помахала, но мы еще посидели, с удовольствием наблюдая. Луэлла суетилась, пытаясь призвать Джейд и Бронвен к какой-то видимости порядка, чтобы она могла их сфотографировать. Девочки, по своему обыкновению, носились как угорелые – только на этот раз за ними гонялась свора резвых щенков келпи, которым, похоже, хотелось быть во всех местах сразу.

– Посмотри на них, – со смехом сказала Кори. – Уж Хоб-то найдет способ избавиться от лишних щенков. Попомни мои слова, мы можем забыть о спокойной жизни. Надеюсь, Луэлла понимает, во что ввязывается.

Я посмотрела через кладбищенский двор на бабушку Бронвен. Сегодня Луэлла согласилась позднее встретиться с Хобом. Ее лицо светилось, и, несмотря на еще не полностью сошедший синяк под глазом, она выглядела спокойной и красивой. Трудно поверить, что только вчера она прочла украденные письма своей матери. Одно время я думала, что правильнее будет не отдавать их ей, правильнее – защитить ее от правды. Но я вспомнила ее лицо в ту ночь, когда похитили Бронвен. Сначала шок, потом стальной блеск в глазах, когда она вложила мне в руку охотничий нож своего отца с тихими словами, очень похожими на приказ: «Сделайте что угодно, Одри. Только приведите ее домой невредимой».

Восторженный вопль снова привлек мое внимание к Бронвен и Джейд. Они наконец-то уселись плотной группой перед камерой, но только для того, чтобы тут же с криками вскочить, когда громадная бабочка опустилась на охапки роз, которые обе они держали.

Кори встала, по-прежнему прижимая к груди дневник.

– Идем, – сказала она, помогая мне подняться и беря наши букеты. – Чего они там одни веселятся?

Она была, разумеется, права.

В конце концов, день был роскошный. Небо – кобальтовый купол, солнце – восхитительно жаркое, а утро наполнено обещанием.

Было воскресенье, и все мы принесли цветы для Айлиш.

Позднее, сидя в своей тихой солнечной студии, я позвонила Кэрол. Она следила за событиями по теленовостям и газетам, и полиция уведомила ее о продолжающемся расследовании обстоятельств смерти Тони. Поскольку средства массовой информации раздули из этих событий невесть что, я подумала, она имеет право узнать простую правду.

Я рассказала, как обнаружила дневник Гленды и как он помог мне узнать правду о ее убийстве. И как, в свою очередь, это помогло мне узнать, что на самом деле случилось с Тони.

Когда я закончила, она тихо плакала.

– Спасибо тебе, Одри, – проговорила она сквозь слезы. – Тони был прав насчет тебя.

– Что ты имеешь в виду?

– Он часто говорил: «Одри – девушка одна на миллион». Теперь я понимаю почему.

Мы повесили трубки, и я сидела в тишине. Старый дом потрескивал. Снаружи две сороки затейливо стрекотали дуэтом. Какое-то время я сидела как в ступоре, охваченная печалью Кэрол и своей. Потом мысли успокоились. Меня охватило чувство облегчения, теплое и успокаивающее, как вода в ванне. Я закрыла глаза, и передо мной предстала красивая молодая женщина, которую я видела на том краю оврага. Теперь она улыбалась. Предвечернее солнце блестело на ее волосах, золотило кожу. Потом она повернулась и скользнула между деревьями, быстро исчезая в сиянии света.