Глава 19
– Есть хорошие новости и плохие, – объявила женщина в синей медицинской форме, войдя в палату.
– Плохие – у тебя повреждена печень. Хорошие – рана несерьезная. Полежишь у нас пару дней, мы понаблюдаем за кровотечением. Несколько недель поболит, но я прописала тебе лекарство, так что ничего страшного. Есть вопросы?
– Опасности нет? – спросила мама.
– Все будет хорошо. Если кровотечение усилится, придется делать операцию, но пока, по данным рентгена, маловероятно. Разрыв очень небольшой. Ваша дочь в рубашке родилась.
– Все будет хорошо, – повторила мама.
– Как я уже сказала, она останется у нас на два дня, потом придется неделю соблюдать постельный режим. Месяца через полтора будет как новенькая.
Мама залилась слезами благодарности, но меня зацепила фраза «как новенькая».
– Мне назначат антибиотики?
– Нет. Только если нужна операция. Сейчас в них нет необходимости.
Какое облегчение! Нет антибиотиков. Меньше риск заразиться клостридиями. Значит, нужно только убраться отсюда.
Доктор спросила, какие лекарства я принимаю, сделала пометки в карточке и проинформировала:
– Сейчас мы тебе дадим обезболивающее, а потом отвезем наверх.
– Погодите, – сказала я, – куда?
– Тебе нужно полежать у нас дня два, я же говорила. Тогда мы…
– Нет. Нет-нет-нет. Мне нельзя оставаться в больнице.
– Малыш, – сказала мама. – Так надо.
– Нет, я не могу. Тут мне никак нельзя оставаться. Пожалуйста, отпустите меня домой.
– Очень нежелательно.
Только не это. Послушай, все нормально. Чаще всего в больнице выздоравливают. Почти у всех так, правда. Клостридиями заражаются только те, кто перенес операцию. А тебе даже не прописали антибиотики. О нет-нет-нет-нет-нет.
На сжимающейся спирали есть столько разных мест, но мы оказались именно здесь, на четвертом этаже больницы города Кармел, штат Индиана.
Дейзи уехала, а мама осталась и теперь лежала в кресле рядом с моей койкой, лицом ко мне.
Она спала, слегка приоткрыв рот, закрыв потемневшие веки, и микробы из ее легких плыли по моей щеке. Перекатиться на другой бок я не могла, потому что даже с лекарством было ужасно больно, а когда поворачивала голову, мамино дыхание начинало сдувать волосинки мне на лицо, так что приходилось терпеть.
Она шевельнулась, открыла глаза.
– Все в порядке?
– Да.
– Больно? – Я кивнула. – Знаешь, был такой поэт, Секу Сандиата. И он написал однажды, что самая главная часть тела – не сердце, не легкие и не мозг. Самая большая и важная часть – та, которая болит.
Мама сжала мое запястье и снова уснула.
Мне вкололи морфин или что-то подобное, но даже с ним уснуть я не могла. В соседних палатах попискивали датчики, вокруг было не так уж и темно. Ко мне постоянно подходили добрые незнакомцы, брали кровь и проверяли давление, но самое главное, что я сознавала – клостридии проникают в меня, летают в воздухе. Я стала читать в телефоне истории пациентов, которые ложились в больницу, чтобы им сделали операцию на желчном пузыре или удалили камни из почек, а потом погибали.
Дело в том, что клостридии находятся в каждом из нас. Они есть у всех, они рыщут внутри и могут выйти из-под контроля. Тогда они размножаются и начинают пожирать твои органы. Иногда такое случается. А иногда в тебя попадает чужая клостридия, которая немножко отличается от твоих, она смешивается с ними и – бах!
Меня трясло, мозг бешено перебирал варианты, как со всем этим справиться. Датчик капельницы пищал. Я не помнила даже, когда последний раз меняла пластырь. Клостридии были внутри и вокруг. Они месяцами живут вне тела, ожидая нового хозяина. Все крупные животные мира – люди, коровы, пингвины, акулы – вместе весят примерно миллиард тонн. Совокупный вес всех бактерий Земли – четыреста миллиардов тонн. Их несметное множество.
В голове почему-то заиграла песенка «Все думаю о тебе». И чем больше я думала про нее, тем более странной она казалась. Будто бы хор – все думаю, думаю, думаю о тебе – почему-то считает, что это мило и романтично, если ты не можешь переключиться с мыслей о человеке на что-то другое. Но ведь нет никакой романтики, если парень думает о тебе так, как ты думаешь о клостридиях. Думаешь и думаешь. Стараешься найти, за что ухватиться в бушующем океане мыслей. Спираль на картине. Дейзи тебя ненавидит, и она права. Язык Дэвиса, весь в микробах, касается твоей шеи. Теплое дыхание мамы. Больничная рубашка липнет к потной спине. А где-то внутри, в глубине, какое-то из моих «Я» кричит: Выпустите! Выпустите меня отсюда! Пожалуйста, я сделаю что угодно! Но мысли продолжают кружиться, спираль сжимается, рот бегуна, тупость Айалы, Аза и Холмси и все мои непримиримые «Я», моя погруженность в себя, грязь в кишках, подумай о чем-то, кроме себя самой, ты, мерзкая эгоистка.
Я вытащила телефон и написала Дейзи: Прости, что я была такой ужасной подругой. Никак не перестану об этом думать.
Она ответила сразу же: Все нормально. Как ты?
Я: Мне не все равно, как ты живешь, и я очень жалею, что не показывала это тебе.
Дейзи: Холмси, успокойся, все в порядке, это я жалею, что мы поссорились, мы помиримся, и все будет хорошо.
Я: Просто мне правда очень жаль. Мысли путаются.
Дейзи: Хватит извиняться. Ты там под кайфом от обезболивающих?
Я не ответила, но все продолжала думать о Дейзи, Айале, а главное – о микробах внутри и вокруг меня. Я знала, что я эгоистка уже потому, что делаю из этого большую проблему, приравниваю реальные случаи, когда пациенты заражались клостридиями, к своим выдумкам. Стыдно! Я надавила ногтем на болячку, чтобы убедиться, что существую на самом деле, но от себя не убежишь. Я не могу целоваться, водить машину, жить в настоящем, осязаемом мире вместе с другими людьми. Как я посмела даже мечтать, что поеду учиться в далекий дорогой колледж? Буду жить в одной комнате с посторонними, пользоваться общей ванной, ходить в столовую? Там нет уединенных местечек, где можно сходить с ума. Нет, учиться я буду здесь, если вообще сумею вправить себе мозги, чтобы посещать занятия. Проведу всю жизнь дома, с мамой. Я никогда не стану полноценным взрослым человеком. И совершенно ясно, что карьеры мне не сделать. На собеседовании спросят: Расскажите о самом большом своем недостатке? И я объясню: вероятно, добрую часть рабочего дня я буду сражаться с навязчивыми мыслями, ведь я одержима безымянным и бесформенным демоном, так что, если это для вас неприемлемо, наверное, лучше меня не нанимать.
Мысли – просто другой вид бактерий, населяющих тебя. Я вспомнила про кишечно-мозговую информационную ось. А может, тебя уже нет. И тюрьмой управляют заключенные. Не человек, а рой. Не пчела – целый улей.
Мама дышала мне в лицо, и я больше не могла терпеть. Ладони вспотели. Я чувствовала, как ускользает от меня мое «Я». Ты же знаешь, что нужно делать.
– Мам, а нельзя отвернуться? – прошептала я, но ответом был только выдох.
Тебе нужно встать.
Я решила написать Дейзи и взяла телефон, но теперь буквы расплывались перед глазами, и меня охватила настоящая паника. Вижу на стене у двери коробочку с дезинфицирующим средством для рук. Единственное спасение глупость если бы оно действовало алкоголики были бы самыми здоровыми в мире ты просто очистишь руки и рот пожалуйста черт возьми думай о чем-то еще встань Я ТЕБЯ НЕНАВИЖУ НЕ МОГУ В ТЕБЕ ЖИТЬ ты и есть – я неправда тебе нужно успокоиться и ты знаешь как поступить меня просто вырвет ты очистишься и тревога пройдет она никогда не проходит встань даже не человек а просто цепочка абсурдных мыслей тебе нужно встать врач сказал оставаться в постели мне совсем не нужна операция ты встанешь и повезешь за собой стойку с капельницей дай мне отсюда выбраться вези стойку к двери пожалуйста выдавишь средство на руки хорошенько их протрешь а потом положишь пену в рот и почистишь свои грязные зубы и десны. Но там же чистый спирт и моей поврежденной печени придется его перерабатывать ТЫ ХОЧЕШЬ ПОГИБНУТЬ ИЗ-ЗА КЛОСТРИДИЙ нет не хочу но это безумие ТОГДА ВЕЗИ ГРЕБАНУЮ СТОЙКУ К ТОЙ КОРОБКЕ НА ГРЕБАНОЙ СТЕНЕ ИДИОТКА. Пожалуйста, отпусти. Я на все согласна. Я встану. Это тело – твое. Мне оно больше не нужно. Ты встанешь. Не встану. Я – это мой выбор, а не мои желания. Ты встанешь. Умоляю. Иди к коробке со средством. Мыслю, значит, не существую. Пот у тебя уже началось как больно у тебя уже заражение прекрати Боже прекрати тебе никогда от этого не избавиться тебе никогда от этого не избавиться тебе себя не вернуть тебе себя не вернуть ты из-за этого погибнешь ты из-за этого погибнешь а так и будет так и будет будет будет будет будет.
Я с трудом поднялась на ноги. Пронзила боль. Показалось, что я сейчас потеряю сознание. Я вцепилась в стойку капельницы, сделала несколько шаркающих шажков. Мама пошевелилась. Мне было все равно. Я выдавила пену, стала втирать ее в руки. Выдавила еще, закинула целую пригоршню в рот.
– Аза, ты что делаешь?
Я страшно смутилась, но все-таки продолжала, потому что так нужно.
– Аза, прекрати!
Я услышала, как мама встает, и поняла, что время на исходе, и наполнила пригоршни пеной в третий раз и, давясь, затолкала ее в рот. Я содрогнулась от рвотного спазма, и меня вырвало, ребра вспыхнули ослепительной болью. Мама схватила меня за локоть. Моя голубая сорочка вся перемазалась желчью.
За спиной из динамика раздался голос:
– Говорит сестра Уоллас.
– Мою дочь тошнит. По-моему, она съела дезинфицирующую пену для рук.
Мне стало ясно, насколько я омерзительна. Теперь я знала наверняка. Я не одержима демоном. Я – и есть демон.
