Джулия

Итальянцам нужны итальянские волосы.

Фраза упала, как нож гильотины. Джулия только что поделилась с матерью и сестрами, собравшимися в гостиной родительского дома, своим планом спасения мастерской: им придется импортировать волосы из Индии.

Все предшествующие дни она не покладая рук трудилась над разработкой этого плана. Изучала рынок, готовила документы для банка – придется брать кредит, без этого не обойтись. Она работала день и ночь, жертвуя сном, неважно: на нее возложена чуть ли не божественная миссия, она чувствует это. Она и сама не знает, откуда у нее взялась эта вера, эта неожиданная энергия. Может, все оттого, что рядом с ней Камал? А может, это отец, все еще находящийся в коме, дает ей и сил, и уверенности? Джулия просто горы готова свернуть – от Апеннин до Гималаев.

И движет ею не жажда наживы: что ей делать с миллионами, которыми так похваляется английский бизнесмен? Не нужны ей ни бассейны, ни вертолеты. Все, чего она хочет, – это спасти отцовскую мастерскую, уберечь семью от разорения.

Ничего не получится, говорит мамма. Ланфреди всегда пользовались только сицилийским сырьем. «Каскатура» – древний местный обычай. Нельзя безнаказанно попирать традиции, заявляет она.

Традиции их погубят, отвечает Джулия. Счета не оплачены: еще месяц, и мастерскую закроют. Надо пересмотреть производственную цепочку, выйти на международный рынок. Мир меняется, это надо принимать как данность и меняться вместе с ним. Семейные предприятия, не желающие развиваться, закрываются одно за другим по всей стране. Сегодня надо смотреть шире, дальше, выходить за границы страны, это вопрос выживания! Развиваться или умереть, другого выбора нет. Джулия говорит и чувствует, как за спиной у нее вырастают крылья: она – словно адвокат, выступающий на важном процессе. Эта профессия всегда ее привлекала – профессия образованных людей из хорошего общества. Среди Ланфреди адвокатов нет, только рабочие, а ей так хотелось бы защищать справедливость, быть влиятельной, известной. Она иногда мечтает об этом, и эта мысль воспаряет ввысь, присоединяясь к ее прежним забытым мечтам.

Джулия запальчиво расписывает прекрасное качество индийских волос, признанное множеством экспертов. Волосы азиатов – самые прочные, волосы африканцев – самые хрупкие, а вот у индийцев волосы – самые лучшие, как по текстуре, так и по простоте перекрашивания. После обсцвечивания и окраски они ничем не отличаются от волос европейцев.

В разговор вступает Франческа: она согласна с матерью, из этого ничего никогда не выйдет. Итальянцы не захотят носить импортные волосы. Джулию это не удивляет. Ее сестра всегда принадлежала к скептикам, к тем, кто видит все в черном, сером цвете, к тем, кто отвечает «нет», даже не думая, что может быть и «да». Те, кто всегда замечает какую-нибудь некрасивую деталь в пейзаже, пятнышко на скатерти, кто живет в ожидании неприятностей, словно радуясь этим фальшивым ноткам в симфонии окружающего мира, словно только в этом они и находят смысл своей жизни. Франческа – прямая противоположность Джулии, ее негативное изображение, в фотографическом смысле слова: сила их свечения обратно пропорциональна.

Если они не нужны итальянцам, они найдут другие рынки сбыта, не унимается Джулия: есть американцы, канадцы. Мир велик, и волосы нужны везде! Накладки, шиньоны, парики – спрос на этот товар только растет. Надо выплывать на этой волне, а не тонуть.

Но Франческа снова обрушивается на Джулию со своими сомнениями и недоверием. Она всегда говорит, что думает, ее сестричка. Как она собирается все это проделать? Она же никогда не выезжала за пределы Италии, даже на самолете никогда не летала. Не видела ничего дальше Палермской бухты. Так как она думает провернуть это дело? Чудесным образом?

Но Джулии хочется верить в свою мечту. Интернет сократил расстояния, весь мир теперь у них в руках, как этот яркий глобус, который им подарили в детстве. Индия совсем рядом, вот она, тут, за дверью. Она долго изучала цены, она знает, сколько стоят волосы, ее проект вполне реален. Для его осуществления требуются только отвага и вера. А этого ей не занимать.

Адела ничего не говорит. Сидит в уголке и смотрит, как спорят сестры: при любых обстоятельствах она остается нейтральной, равнодушной к тому, что происходит в мире, одним словом – подросток.

Надо закрыть мастерскую, а здание продать, берется опять за свое Франческа. Это позволит покрыть часть долга за ипотеку. А жить на что? – спрашивает Джулия. Она, что, думает, так легко найти работу? А работницы, о них она подумала? Что ждет этих женщин, трудившихся на них все эти годы?

Спор переходит в ссору. Мамма знает, что должна положить этому конец, разнять дочек, чьи голоса звенят на весь дом. Они никогда не понимали друг друга, с горечью думает она, никогда не находили общего языка. Их взаимоотношения – это сплошные ссоры, следовавшие одна за другой, но эта, кажется, – самая серьезная. Она должна рассудить их, а для этого ей надо принять какое-то решение.

Да, правда, о работницах надо подумать, говорит она, это вопрос чести и уважения. И все же Франческа права в одном: итальянцам нужны итальянские волосы.

Эта фраза прозвучала погребальным звоном по всем планам Джулии.

Она выходит из дома совершенно без сил. Она знала, что ей придется сражаться за свой проект, но и представить себе не могла, что встретит такое сопротивление. Она чувствует себя как после ночного праздника: ей и муторно, и в то же время она протрезвилась. Без согласия матери и сестер она ничего не сможет сделать с мастерской. Они только что разрушили все выстроенные ею воздушные замки. Все ее воодушевление рассыпалось в прах, а на смену ему пришли сомнения и страх.

Она пойдет в больницу, к отцу, только там она может укрыться. Интересно, что бы он сказал на все это? Как бы поступил? Как было бы хорошо спрятаться сейчас у него в объятиях и долго-долго плакать – как маленькая. Уверенность покидает ее. Она не знает, что ей делать дальше – упорствовать в своих планах или похоронить их навсегда, сжечь на алтаре во имя всех этих умирающих традиций. Она разбита, измучена, она так устала от бессонных ночей, что смогла бы уснуть прямо здесь, на этой койке, рядом с папой. Уснуть и спать сто лет, как он, – вот чего ей хочется.

Джулия закрывает глаза.

И тут она видит себя наверху, в лаборатории. Отец тоже здесь, сидит и смотрит на море, как раньше. Он выглядит совершенно здоровым, безмятежным, умиротворенным. Улыбается ей, как будто ожидал ее прихода. Джулия садится рядом с ним. Она рассказывает ему о своих терзаниях, о своем горе, об этом чувстве собственного бессилия, которое душит ее. Говорит, что очень переживает из-за мастерской.

«Никому не позволяй сбивать себя с пути, – отвечает он. – Ты должна верить и дальше. У тебя сильная воля. Я верю в твои силы, в твои способности. Не отступай. В жизни тебя ждут большие дела».

Какой-то резкий звук будит ее, и Джулия вскакивает. Она заснула прямо здесь, рядом с отцом, в больничной палате.

Приборы, которые поддерживают в нем жизнь, звенят. К его кровати бегом мчатся медсестры.

И в этот самый миг Джулия чувствует, как рука отца шевельнулась в ее ладони.