Книга: Гребаная история
Назад: 45. В открытом море
Дальше: Благодарности

После окончания

Два года спустя
Шумы. Звяканье, треск, череда звуков, будто кто-то плюет. Затем резкие пронзительные свистки, которые эхом разносятся по заливу, скрежет, похожий на звук трения о поверхность наполненного воздухом шара. Скрежет на высоких частотах. И плеск воды, волн.
Сидя в своем каяке, я вглядываюсь в туман. Тишина. Я сдерживаю дыхание. Появляется черный плавник, два, три, четыре – и, наконец, семь… Мое сердце бьется все быстрее. Медленно появляются большие хищники в черно-белом, выстроившись в ряд, словно для сражения. Их закругленные плавники рассекают морскую гладь.
Утро 29 декабря.
Снег шел накануне и продолжает идти.
Вокруг каяка крутятся белые хлопья, затем море проглатывает их.
Я поднимаю глаза к дрону наверху в белом небе.
Даже не видя его, я знаю, что он здесь.
На всякий случай я приветственно машу рукой в небо. Я представляю себе, как Джей улыбается, сидя перед экраном. Или, может быть, не улыбается. Даже его, может быть, там и нет, достаточно возможности, что он сейчас за мной наблюдает…
На секунду меня посещает мысль грести до косаток, поспешить к ним и заставить броситься на меня… Затем искушение проходит. Разве я не веду жизнь, о которой мечтал? Я добился всего, чего хотел: не собираюсь же я отказываться от всего этого – верно, Джей?
Странно. Мне так хотелось этой жизни… но она совсем не похожа на то, что я раньше представлял себе.
Конечно, есть и хорошее: выезды с отцом в лимузине, карманные деньги, своя комната и лошадь, которую я получил на Новый год. Но есть и другое. Есть Джей. Каждый раз, когда я пытаюсь выкроить себе маленькое пространство свободы, что-то выстроить, Джей с помощниками уничтожает это, как гадкие мальчишки, растаптывающие песчаный замок.
Как в тот раз, когда я встретил ту девушку на факультете.
Не самая красивая, не самая умная, просто девушка как девушка, симпатичная и забавная… Только представьте себе: вы самый одинокий студент в кампусе, потому что кто-то в тени распускает о вас мерзкие сплетни. Вдруг вы встречаете эту девушку, которая чудом не слышала их, и… вы чувствуете, что отчаянно нуждаетесь в близком человеке, что вы мучительно страдаете от одиночества.
Эта девушка была как… солнечный луч – понимаю, самый избитый штамп, какой только может быть. Но тем не менее так и было. Несколько дней я испытывал чувство, что оживаю благодаря этой девушке, на которую раньше даже не посмотрел бы. Мне было хорошо с ней. Жизнь, как я понял, может быть простой.
До того самого вечера, когда она захотела знать больше. Мы занимались любовью; я знал, что Джей или кто-то другой сейчас слушает нас, но мне уже давно от этого было ни жарко ни холодно. Я даже думал, что меня забавляет, когда благодаря мне она кричит в их микрофоны, а они вынуждены это слушать. Я зажег косяк, передал ей, и она сказала:
– Генри, я хочу знать о тебе все.
«Вот ведь дерьмо», – подумал я. Я даже не воспользовался своим обычным враньем. Для меня это было как пощечина.
– Лучше не стоит, – покачал я головой.
Ее это не остановило, даже наоборот. Она села на меня; ее бело-розовые груди в форме конусов и циркониевая сережка в пупке оказались прямо перед моим лицом.
– Я не слезу отсюда, пока ты мне все не расскажешь. – Я ласкал ее. – Я… хочу… все знать… черт, да… не останавливайся…
Меньше чем через пять минут зазвонил мой телефон.
– Прогони ее, – сказал Джей. – Выстави вон и скажи, чтобы никогда больше не приходила. Дай ей оплеуху, сделай ей больно, если подобное тебя развлекает, но прогони ее.
– А если нет, то что? – поинтересовался я.
– Генри, с кем ты говоришь? – спросила Амбер.
– Если нет, с ней произойдет несчастный случай, – ответил Джей в телефоне.
– Так давайте, вперед! Сбейте ее машиной, сбросьте с моста, посадите на иглу! А может, мне вообще на все наплевать? – заорал я и разъединил вызов.
– Генри, кто это был? – настаивала Амбер, уже почти в истерике.
На следующий день мне позвонили. Это была она.
– Грязный ты ублюдок, сукин сын, – процедила Амбер. – Никогда больше не хочу тебя видеть.
Я даже не осмелился спросить у нее почему. Потому что я знал. Я заранее знал, что это было бы отвратительно. И что я не смогу это отрицать. Дело в том, что корпорация «Вотч Корп» располагает компьютером, который умеет воспроизводить слоги, произнесенные вами, и говорить вашим голосом. Также они умеют подделывать видео. Манипулировать электронной перепиской. Подделывать фотографии… Они могут заставить кого угодно поверить чему угодно…
Моя сегодняшняя жизнь
Мой «отец» – восхитительный человек. Все в нем наполняет меня гордостью: его властность, обаяние, ум. Но иногда он держится как отстраненный и очень занятой отец. Теперь, заполучив меня, он не прилагает столько усилий – за исключением праздников, моих дней рождения и тех моментов, когда ему самому вдруг захочется пообщаться. Но Джей… Это будто ненормальная мать, настоящий параноик, который все время только и делает, что следит за каждым вашим движением, предугадывая каждую погрешность в вашем поведении. Я знаю, что мое студенческое жилище нашпиговано микрофонами, как и моя машина, телефон, компьютер, – и, возможно, не только мои, но и моих преподавателей. Я знаю, что во все мои предметы одежды и учебные принадлежности вмонтированы микрочипы. Возможно, какой-то из них засунули мне под кожу, когда я спал, кто скажет наверняка… В ванной комнате я внимательно осмотрел свое тело, но ничего не увидел. У меня нет друзей: Джей за этим следит. Он распускает обо мне слухи…
Я изучаю политические науки. Это выбор не мой, а Джея – но, конечно, мне пришлось заверить отца, что это у меня возникло такое желание. Я хороший студент, очень стараюсь, но понятия не имею, почему преподаватель по конституционному праву невзлюбил меня. Он меня ненавидит, это заметно. Он делает все, чтобы унизить меня перед другими. Мне так хочется подкараулить его после занятий и заставить проглотить свою наглость…
Остальные студенты меня тоже не любят. Я вижу это по тому, как они смотрят на меня, когда я иду мимо, по их насмешкам, шепоткам… по моему одиночеству в университетской столовой.
* * *
Не знаю, что за слухи ходят обо мне, но я знаю, что они существуют, – и знаю, что это снова по вине Джея. Таким образом, чем больше я изолирован от остальных и одинок, тем проще ему следить за мной. Чем больше все остальные ненавидят меня, отстраняются, тем проще его работа. Разумеется, я не имею права попытаться узнать, что они говорят. Или взломать их компьютеры… Всего лишь искать то, что необходимо для учебы… Также у меня нет права посещать интернетовские форумы, чтобы изливать душу перед такими же одиночками: когда я это сделал в последний раз, мой телефон зазвонил через десять секунд.
А после происшествия с Амбер – и разговаривать с девушками.
Джей не показывается. Вернее, показывается, но не часто. Впрочем, иногда, может быть, когда чувствует, что я вот-вот не выдержу, что я уже готов сломаться, он будит меня посреди ночи:
– Спускайся, я внизу.
Я спускаюсь.
– Чего ты хочешь, Джей? Сейчас три часа ночи.
– О, я никак не мог заснуть, вот и подумал, отчего бы не повидать своего старого приятеля Генри… – Он кладет мне руку на плечо. – Пойдем, я тебя приглашаю выпить по стаканчику в одном замечательном местечке.
В такие моменты мне очень хочется его убить, но он имеет надо мной власть и прекрасно это знает. Он хочет, чтобы я по-прежнему понимал, что он меня контролирует. Но еще он хочет помешать мне сделать глупость. И в течение нескольких часов ведет себя так, словно он мой лучший друг, – а, может быть, так оно и есть…
Странное дело: в конце концов я начал его ценить. Джей ничего не делает даром, это не в его стиле. Он действует не из-за жестокости, а по необходимости. Я прекрасно понимаю, что становлюсь все более и более зависимым от него – материально и психологически. Стокгольмский синдром? Возможно… Но Джей может вести себя и как настоящий цербер. Как в тот раз, когда я зашел в одну лавочку, где переоделся во все новое и выбросил старые шмотки в мусорный контейнер, а затем отправился пешком туда, где можно напиться и воспользоваться услугами проститутки. Тем же вечером какие-то парни взломали мою дверь и исколотили меня, прямо посреди ночи. После чего ко мне пришел Джей.
– Дай мне свою кредитную карту, Генри. Теперь ты будешь получать свои карманные деньги от меня.
Или в тот раз, когда мне позвонил Чарли. Я ушам своим не поверил, услышав по телефону его голос.
– Привет, – сказал мой старый друг. – Как ты?
Я промолчал. Он напал безо всяких предисловий:
– Я в Вашингтоне!
Эта новость вызвала у меня удивленный свист.
– С родителями… на три дня… вот я и решил, что мы можем воспользоваться этим, чтобы увидеться. Что ты об этом скажешь?
– Скажу, что это великолепная мысль! – ответил я, почувствовав, что сердце вдруг стало легким, как мыльный пузырь. Как же мне не хватало Чарли все это время…
Он засмеялся.
– Черт, как здорово слышать твой голос, приятель!
Чарли не видел, как мои глаза наполнились слезами – вдруг, без всякого предупреждения.
– Ага… ага… ты охрененно прав, старик. Как ты нашел мой номер?
– В «Сиэтл таймс» была статья о тебе, где говорилось, что ты изучаешь политические науки в университете Джорджа Вашингтона, мистер Огастин
Чарли позвонил на факультет, и ему пришлось сделать несколько десятков звонков, прежде чем служащая снизошла до того, чтобы дать мой номер.
– Ладно, сегодня вечером в шесть, в баре «Черчилля»: это наша гостиница, ты ее знаешь?
– Заметано…
Я растянулся на кровати и в течение нескольких долгих минут предавался своим лучшим воспоминаниям. Наши каяки скользят по морю, наши обнаженные до пояса тела нагреты солнцем, и взрывы нашего смеха эхом отражаются от поверхности воды, встречи «Клуба неразлучных Ист-Харбор» в магазине «Кен & Гриль», крещение в реке… Лето, когда мне было тринадцать лет; мы с Чарли проходим каждый метр этого проклятого острова, проезжаем его на велосипеде, бежим, спотыкаемся, ползем, плывем, ныряем – две родственных души, два брата – по крайней мере, как я думал…
– Это неудачная мысль, – заявил Джей, когда я ему об этом сказал.
Но на этот раз я проявил твердость.
– И что ты собираешься сделать? Связать меня? Я пойду, нравится тебе это или нет.
Не знаю, что они в тот день подмешали мне в еду, но за два часа до встречи меня начало полоскать с обоих концов и трясти как в лихорадке. Я все-таки потащился, с волосами, прилипшими к покрытому испариной лбу, весь дрожа и с желудком, будто наполненным цементом. Но от встречи все равно пришлось отказаться, когда меня вытошнило прямо на перрон метро. Вовремя появившийся полицейский проводил меня домой.
После этого они изменили мой телефонный номер, и когда я попытался дозвониться с него до Чарли, автоответчик сообщил, что этот номер не обслуживается. То же самое и с магазином «Кен & Гриль». Они что, спалили его? Или воспользовались своими связями с телефонными компаниями? На этот счет у меня нет ни единой мысли.
В прошлом месяце у меня нашли псориаз на коже головы, на запястьях и ступнях.
– Это от стресса, – пояснил доктор.
Месяцем раньше было другое.
– Снижение иммунной защиты, – сообщил доктор. – Можете оценить свой уровень стресса, мистер Огастин?
Все остальное время Джей соблюдает сдержанность. Но я знаю, что он здесь. Чувствую, как он неотступно следит за мной. Даже когда я сплю, он здесь: можно подумать, что сам он никогда не спит. Я его пленник – другого слова не подберешь. Свобода. До недавнего времени я не знал смысла этого слова. Это могут понять только те, кто ее лишен. Я знаю, что у меня больше никогда не будет нормальной жизни. Больше никогда я не смогу любить, дышать, жить, как раньше… Моя жизнь будет лишь долгой пародией на то, о чем я мечтал, – Джей об этом позаботится. «Хочешь вернуть все назад, Генри? Снова стать маленьким мальчиком на своем острове? Об этом надо было думать раньше. Напоминаю: твои мамы мертвы. И, кстати, позволь сообщить новости о Чарли, Джонни и Кайле… У них все хорошо. Они понемногу приходят в себя. Иногда говорят о тебе; не так чтобы очень часто, но все же…»
Он думает, что держит руку на пульсе. Но однажды он ослабит контроль. Однажды мой час настанет. Сам того не понимая, Джей научил меня самому важному: терпению.
Если, конечно, он и этого не предусмотрел: моя случайная смерть через некоторое время, разумеется, повергнет Огастина в траур, но, по крайней мере, несколько лет у него был сын. Да, так и должно быть. Я представляю собой угрозу, и Джей не может позволить, чтобы это зашло слишком далеко.
Сегодня это страх. Страх перед завтрашним днем. Страх перед Джеем. Я постоянно должен быть настороже. Я чувствую, как день за днем во мне все больше разгорается паранойя, мой разум никогда не отдыхает. На каждом шагу мне кажется, что за мной кто-то следит. И, несмотря на все, я должен притворяться перед своим отцом. Это моя часть договора: притворяться счастливым, делать вид, что у меня все хорошо и я доволен жизнью. Это самый худший ад.
* * *
В конце концов я вернулся на остров. В последний раз. Дженнифер Лоуренс даже не пришлось меня убеждать. Сам не знаю почему. Я поговорил об этом с отцом, и тот спросил:
– Ты уверен, что это не будет слишком болезненно?
Я удивился еще больше, когда Джей не запретил мне туда ехать, хотя и не советовал этого делать. Но в конечном итоге мой отец оказался прав: это и вправду болезненно…
Я делаю последний гребок, сдираю юбку с каяка и вылезаю из него, чтобы ступить на крохотный пляж рядом с пристанью, под которой висят ледяные сталактиты. Стаскиваю комбинезон, с него капает. Небо такое белое, такое девственно-чистое, что я чувствую себя очищенным от всех своих грехов.
Почерневшие руины нашего дома наверху – над набережной и лестницей – исчезли; они дочиста убраны бульдозером. Со стороны дороги есть табличка «продается», она там уже больше года. Этим утром снег покрыл пустующий участок, как пластырь – свежую рану. На рассвете весь остров, парализованный и пребывающий в летаргии, кажется огромным ледоколом. Ели отяжелели от снега. Пройдя мимо магазина «Кен & Гриль», я увидел, что его крыша белая, как и перекресток Мейн-стрит (в верхней ее части) и Юрика-стрит, где первые машины уже оставили черные следы.
Подняв каяк на плечо, я взбираюсь по ступенькам, второй рукой держась за холодное дерево перил. Бросаю последний взгляд назад, на пролив, на море, на другие острова, которые едва угадываются сквозь метель, и мне приходится сдержать настоящую слезу. Обхожу пустое пространство, где был дом, и вижу в этом метафору своей нынешней жизни. Меня едва не тошнит. Я укладываю каяк, сажусь в машину, взятую в прокате, и возвращаюсь к Ист-Харбор.
Мой телефон звонит. Кто-то поменял звонок на песню «Прощай, дорога из желтого кирпича» Элтона Джона.
Не пора ли тебе приземляться,
Возвратившись издалека?
Надо было на ферме остаться,
Вняв словам своего старика.

«Джей, сукин ты сын», – думаю я. Безусловно, на линии никого нет. Но послание куда ясней.
* * *
Когда я прибываю в Ист-Харбор, снег становится еще гуще. Я делаю поворот перед магазином «Кен & Гриль», чтобы спуститься по Мейн-стрит к порту, и у меня снова ком в горле. Я медленно еду по белой улице. Я отпустил бороду, на мне кепка, и я еду на машине из проката с запотевшими стеклами, вокруг которой кружится снег: маловероятно, что кто-нибудь меня узнает, но невозможно сказать наверняка.
Пока я неспешно продвигаюсь по обледенелому шоссе, каждая подробность, каждая новогодняя витрина пробуждают в памяти какой-то случай, воспоминание.
Я въезжаю на парковку и как раз здесь вижу его.
Чарли.
Еще немного, и я его не узнал бы. Забавно: он тоже отпустил бороду. И похудел. Чарли возвращается из бара «Чистая вода, мороженое, рыба» («Звоните и делайте заказ в нашем баре, 425-347-9823»), зажав в одной руке стаканчик с кофе, а другой держа под локоть девушку. Или скорее молодую женщину. Очень хорошенькую. Уверен, что не знаю ее. Они садятся в новенький внедорожник, Чарли за рулем. Он поворачивает голову налево и обращается к женщине, сидящей в соседней машине. Отсюда, где я нахожусь, за машинами, я едва различаю рыжие волосы и губы, которые двигаются. Кайла… Мой взгляд перемещается, рядом с ней я вижу затылок Джонни. Что-то в них обоих изменилось. Это видно даже отсюда. Они выглядят более взрослыми, безмятежно спокойными…
Они одержали победу в жизни, победу над несчастьем.
Я наблюдаю, как пассажиры машин переговариваются – и смеются. Как мы когда-то… Мой телефон звонит, я отказываюсь отвечать, он продолжает трезвонить. Наконец я его беру.
– Алло?
– Прекрасное зрелище, да? – говорит Джей. – Не садись на этот паром, Генри, слышишь? Возвращайся следующим.
Он разъединяет вызов.
«Пошел ты куда подальше, – думаю я. – Я не твоя собственность».
Как и приказал Джей, я пропустил машины, поднимающиеся на паром, и остался на парковке один. Ждать следующего. До него чуть больше часа… Мне не хотелось невзначай столкнуться с ними и рассказывать о своей сегодняшней жизни.
Ветер гуляет по пустынной парковке с моей прокатной машиной посредине, и силуэт парома удаляется по направлению к входу в бухту. Без сомнения, дрон, который кружит там, наверху, охватывает всю картину. Я представляю себе, как они сидят за тем столом, который мы всегда занимали. О чем говорят они – ставшие почти взрослыми?
И как долго я уже не разговаривал с кем-то своего возраста…
Назад: 45. В открытом море
Дальше: Благодарности