Глава 13

Марту не удивило, что после того, как они разобрались с останками вампиров, они оказались в ее комнате. Стычки, даже менее опасные, чем сегодняшняя, всегда действовали на нее одинаково: словно глубоко внутри просыпался древний инстинкт, который велел каждому живому существу размножаться. Размножаться она, конечно, никоим образом не планировала, но и противостоять зову тела тоже никогда не стремилась.

Выбранный ею жизненный путь ставил крест на возможности нормальных отношений, семьи и детей. И даже не потому, что жизнь телохранителя в любой момент могла оборваться. Просто Марта не выносила слабых мужчин. Она не могла представить себе ситуации, в которой смогла бы разделить с таким даже постель на одну ночь, не то что жизнь.

Однако по-настоящему сильные мужчины встречались ей редко. Как правило, среди коллег или людей смежных профессий, вроде военных. С такими она сходилась довольно быстро, но не на долго. Такие, как она сама, никогда не принадлежали себе. Они все служили кому-то еще: отдельным людям или целым народам, правительствам или странам. Каждый шел туда, куда звал его долг, и никто не хотел обязательств. Не хотела их и она.

Ее устраивало то, что время от времени она находила «брата по оружию». Чаще всего это случалось именно после таких передряг, когда оба были распалены прошедшей битвой, в обоих кипела кровь, оба, избежав смерти, жаждали восславить жизнь таким вот простым незамысловатым способом, древним, как она сама.

Наверное, Михал Забранский был таким же. Не мог не быть, теперь она отчетливо это понимала, увидев его настоящего. Холеный щеголь оказался всего лишь маской, под которой прятался дикий зверь, не уступающий в силе и ловкости их общему врагу. Теперь она знала, что его служение вампирам не могло быть искренним, если только он действительно тот, кем себя назвал. Поэтому между ними после битвы все не могло случиться иначе.

Как всех мужчин «ее типа», его не смущали ни мышцы под ее кожей, ни шрамы на ее теле. Он явно любовался ею, останавливаясь иногда, чтобы рассмотреть, изучая руками, пробуя на вкус, скользя по неприятным для большинства людей бугоркам искореженной кожи губами и языком. Его щетина забавно ощущалась на ее коже, для нее это было непривычно, но не мешало и не раздражало.

И все же что-то отличало эту ночь от других. Он полностью подчинил ее себе. Своему ритму, своим правилам. Марта всегда стремилась оставить контроль за собой. Она с первых минут брала инициативу в свои руки, реализуя собственный сценарий и фантазии, диктуя что и как будет происходить. Ее любовники обычно принимали эти правила игры. Некоторые пытались имитировать борьбу, но оба знали, что это не всерьез. Для таких вещей у них имелись другие любовницы, более женственные и податливые. Она отдавалась им, но не подчинялась.

Забранский сразу дал понять, что с ним этот номер не пройдет. И Марта как-то очень быстро согласилась, сама не зная почему. В его поцелуях и прикосновениях чувствовалось, что он имеет на это право. Наконец она нашла мужчину, который оказался сильнее нее, с которым она могла позволить себе быть ведомой, не роняя при этом себя. От этого кровь ее с каждой секундой кипела все сильнее, требуя все больше. И он давал ей то, чего она хотела, словно читая мысли, проникая под кожу, сливаясь с ней в единое целое.

В какой-то момент на окраине сознания Марты трепыхнулась ужасающая мысль о том, как же она будет жить дальше? После того, как она узнала его, узнала, как это бывает, как это может быть. Но эта мысль тут же отступила под натиском затопившего ее наслаждения. Неважно, как она теперь будет жить. Она слишком хорошо знала, что жизнь всегда может оборваться, с каждым новым прожитым мгновением шансы погибнуть только растут.

За окном уже начало светлеть, когда Марта осознала, что целую вечность лежит на животе, уронив голову на скрещенные руки, и словно покачивается на волнах, балансируя на грани сна и бодрствования. Михал лежал рядом на спине, то ли глядя в потолок, то ли уснув, она не могла разглядеть.

Она перевернулась набок, не заботясь о том, что тонкое одеяло сползло, подперла голову рукой и откинула назад волосы, которые он распустил чуть ли не первым делом. Теперь она видела, что его глаза закрыты, но вместе с тем сразу поняла, что он не спит. В крайнем случае, дремлет. Марта протянула руку и коснулась небольшого шрама на его груди, который нащупала раньше. Он находился чуть выше левого соска и выглядел как след от укуса. Поверх укуса были вытатуированы две латинские буквы V, которые сплетались вместе, образуя W.

— Так значит, ты один из Волков? — буднично поинтересовалась она, словно продолжая разговор, который прервался добрых два часа назад.

— Прозвучало так, как будто теперь ты в это веришь, — усмехнулся Михал, открыв глаза и повернув в ее сторону голову. — Архиепископ Николас, наш наставник, заработал бы третий инфаркт, узнав, что кто-то признал Волка после сражения в постели, а не на поле боя.

— Скажи, а ты вообще умеешь отвечать на поставленный вопрос, а не ехидничать и уходить от темы? — Марта выразительно вздернула брови, но в этот раз в ее тоне не было и намека на раздражение.

— Прости, — он изобразил на лице ангельское раскаяние, настолько же фальшивое, насколько и забавное, а затем смиренно кивнул: — Да, я один из Волков.

— Тогда что ты делаешь здесь? Это какое-то… глубокое прикрытие?

— Это глубокая задница в моей жизни. Нас расформировали семь лет назад, ты не знала?

— Я не знала даже, что вы на самом деле существовали, — Марта нахмурилась, внимательно следя за выражением его лица, однако по нему едва ли можно было что-то прочесть. — Почему?

— Так ведь у вас теперь вампиры в почете, к чему вам Волки? — Он по-прежнему смотрел на нее, и на губах даже играла привычная легкая ухмылка, но на этот раз голос выдал его с головой: говорить об этом ему было больно, однако от разговора он сейчас уйти не пытался.

— Ты не обобщай, ладно? — серьезно, но довольно миролюбиво потребовала она. А потом переместила руку с его груди к щеке. — Вас распустили по требованию их Совета?

— Официально — конечно же, нет. Просто Папа посчитал, что в нас больше нет необходимости. Но знаешь, — он накрыл ее руку своей, а затем поцеловал в середину ладони, давая себе секундную паузу, — ни у кого из нас не было иллюзий. Конечно же, это они потребовали нашего упразднения. Более того, едва ли кого-то из нас оставили бы в живых, если бы нашли.

— Вот сволочи, — процедила Марта сквозь зубы. Ее рука непроизвольно сжалась в кулак, но уже через секунду снова расслабилась. Она придвинулась к нему ближе, так что их тела снова соприкоснулись. Не в силах противостоять минутной потребности, она наклонилась к его губам в быстром поцелуе. — Еще вопрос: объяснишь мне, что за прикол с твоей датой рождения? Часть маскировки? Потому что, — она выразительно пробежалась взглядом по его телу, лишь слегка прикрытому одеялом, — ты не тянешь на заявленные пятьдесят шесть. Ни в постели, ни на поле боя, — добавила она с улыбкой.

— А я смотрю, ты не так много о нас знаешь, да? — Михал улыбнулся, украв у нее еще один быстрый поцелуй.

— А кто знает? — хмыкнула Марта, снова приподнимая брови. — Вы же одна сплошная легенда. Некоторые даже говорят, что вы оборотни. Но если это так, и оборотни тоже существуют, то лучше не говори мне об этом сейчас, мой мир никогда не станет прежним, — ее тон давал понять, что она не всерьез.

Михал рассмеялся.

— Нет, мы не оборотни. Несмотря ни на название, ни на внешность. Но знаешь, то, что я скажу, может изменить твой мир гораздо серьезнее, чем какие-то там щенки, воющие на луну. — Он внимательно посмотрел на нее, словно спрашивая, действительно ли она хочет знать причину его чересчур молодой для пятидесяти шести лет внешности.

Марта снова погладила его по груди, словно случайно задерживая руку на месте шрама, спрятанного под татуировкой. Взгляд от его лица она при этом не отводила, давая понять, что никакие слова смутить ее не смогут.

— Что же это такое? Удиви меня.

Он еще несколько мгновений смотрел ей в глаза, а потом наклонился к самому уху и прошептал, крепко сжав при этом запястье, как будто не готов был позволить ей встать, если вдруг после его слов она попытается это сделать:

— Я гораздо ближе к вампирам, чем ты думаешь.

Она действительно слегка дернулась, но потом силой заставила себя остаться на месте и даже немного расслабиться, хотя ее тело все равно осталось заметно напряжено. Марте пришлось напомнить себе, что она видела его на свету. И даже, кажется, как он ел обычную твердую пищу.

— Я не понимаю, — призналась она тихо.

Михал чуть ослабил хватку, словно поверив в то, что она никуда не уйдет, что бы он сейчас ни сказал ей.

— Ты же знаешь, что ни один человек, каким бы сильным и ловким он ни был, какое обучение ни проходил бы, никогда не сможет сравниться с вампиром. Особенно с высшим. А мы были призваны убивать именно высших. Низшие — так, семечки, как говорил один мой друг. Чтобы стать настоящим Волком, мы проходим обряд инициации. — Он вернул ее ладонь себе на грудь, на то место, где на коже виднелся шрам и татуировка. — Укус высшего вампира. И неполное обращение.

Марта снова нахмурилась. Она никогда не слышала ничего подобного. Она знала, что укус низшего вампира не оставляет шансов: человек станет низшим. И знала, что высший вампир может выбирать: сделает ли он человека равным себе или оставит его в роли низшего существа. Других вариантов она не видела.

— Разве такое бывает?

— Если после укуса высшего в течение суток не попробовать крови: ни его, ни кого-либо другого, то бывает.

Марта какое-то время молчала, перебирая пальцами волосы на его груди, а потом уточнила, чтобы убедиться, что правильно поняла:

— Значит, вы добровольно идете на укус высшего вампира, выдерживаете сутки без крови, и ваша трансформация замирает на полпути? Вы получаете часть плюшек вампира, но не получаете его проблем? Так?

— Примерно, — он кивнул.

— Это больно?

Михал фыркнул, как будто она спросила глупость.

— Я почти ничего не помню из тех суток, — признался он деланно бодро, чтобы его слова не звучали нытьем слабака. — Но я видел, как обращаются другие, поэтому могу себе представить во всех красках. После того, как лет триста назад один из претендентов разорвал себе грудь и истек кровью, не выдержав обращения, нас стали приковывать. Ну что, ты уже впечатлена или хочешь еще кровавых подробностей? — он улыбнулся совсем по-забрански. Так, как Марта привыкла за эти дни.

— Наверное, хватит на сегодня, у меня и так уже крыша едет, — он положила голову ему на грудь, прерывая визуальный контакт. Его сердце все еще стучало быстрее обычного. Или это потому, что она скользнула ногой по его ноге?

Спустя всего секунду она поняла, что правильным был второй вариант, потому что теперь его рука, которой он все это время обнимал ее, сжала ее крепче, скользнула по обнаженной спине, сбрасывая в сторону совершенно лишнее одеяло. Второй рукой он приподнял ее лицо за подбородок, впиваясь губами в ее губы, словно обещая повторение. И вовсе не разговора.

— Теперь моя очередь спрашивать? — хрипло поинтересовался он спустя минуту.

— О, неужели? — удивилась Марта. После такого многообещающего поцелуя она ждала чего угодно, только не расспросов. — Я совершенно неинтересна. Обычный телохранитель. Какие у тебя могу быть вопросы?

— У меня всего один. Так все же, что за кольцо ты носишь на цепочке?

Марта резко отстранилась, словно он спросил что-то оскорбительное для нее, но потом заставила себя успокоиться и снова немного приблизиться.

— Это обручальное кольцо моей матери, — пояснила она, безразлично пожав плечами и старательно контролируя голос. — Ничего такого.

Михал снова заключил ее в объятия, успокаивающе поглаживая кончиками пальцев по спине, словно давая понять, что ему она может довериться и он не станет спрашивать лишнего, если она не захочет отвечать.

— Почему его носишь ты? — мягко спросил он.

— Она умерла, когда мне было тринадцать лет. Вообще-то… погибла. В бою. С низшими. Кольцо передала нам полиция. Останки пришлось хоронить в закрытом гробу. Полагаю, ты знаешь, во что низшие превращают тело того, кто активно сопротивляется.

— Доводилось видеть.

— Она тоже была телохранителем, — продолжила Марта, хотя он больше ни о чем не спрашивал. — Охраняла моего отца. Так они и познакомились. Ну и потом… Как это бывает, у них случился роман. Только в отличие от большинства случаев, он захотел на ней жениться. Она ради него отказалась от своего занятия, родила меня. Но она оставалась воином, даже когда стала женой. Учила меня с малолетства. — Марта замолчала, потому что даже после стольких лет воспоминания вызывали у нее ком в горле.

Легкие поглаживания Михала, которыми он все еще продолжал покрывать ее тело, стали чуть сильнее, словно теперь были призваны не успокоить, а поддержать.

— Она защищала тебя, когда погибла?

— Нас. Меня и моего отца. Бой был заведомо неравный, но папе хватило времени забрать меня и сбежать, — в ее голосе промелькнула так и не утихшая злость. — Он просто бросил ее там. И она билась до конца. А он через полтора года женился на другой, — теперь в ее тоне послышалось презрение. — Я сбежала, когда мне исполнилось шестнадцать. Забрала мамино кольцо и ушла. Не люблю предателей.

— Мне очень жаль, — тихо сказал он, прижимая ее к себе. — Прости, что спросил. И главное, прости за вчерашнее. — Он неопределенно кивнул, имея в виду то, что не хотел возвращать ей кольцо.

Марта промолчала, боясь, что голос сейчас может выдать ее. Она не любила выглядеть слабой, даже когда чувствовала себя такой. Она постаралась переключить мысли на что-то другое, чтобы ком в горле исчез, но в голову пришла только заварушка, в которой они поучаствовали.

— Как ты узнал, что они нападут на меня?

— Пообщался с твоим любимым вампиром, — пожал плечами Михал, мгновенно переключаясь на другую тему. — Он хотел знать, не я ли рассказал тебе о второй части конкурса. Я сопоставил некоторые факты и понял, что он попытается убрать тебя. И уж точно не своими руками.

Марта снова немного отстранилась, но на этот раз только для того, чтобы заглянуть ему лицо. Она снова хмурилась.

— Дело в этой проклятой «секретной» части конкурса? Я спрашивала его о ней, и он обещал узнать. Значит, он все знает и просто заманил меня в ловушку, — она закусила губу, злясь на собственную доверчивость. — А ты действительно не знаешь, в чем она состоит?

— Вампиры не так сильно мне доверяют, а я никогда и не пытался узнать их тайны, — Михал сказал это таким тоном, что Марта поняла: именно сейчас он жалеет об этом. — Я ведь здесь не на секретном задании, я действительно просто работаю на них, потому что если оказался не нужен людям, то какая разница, на кого работать?

Он перевернулся на спину, выпустив ее из объятий и посмотрев в потолок.

— Но нужно узнать об этой части, — заключил он, теперь уже словно разговаривая сам с собой и намечая план действий. — Что-то с ним не так, определенно.

— И надо выяснить, что на самом деле происходит с выбывшими участницами, — поддержала Марта, тут же подключаясь к планированию. — Впрочем, у меня на этот счет вполне конкретное предчувствие, — мрачно добавила она.

— Что ты имеешь в виду? — Михал снова повернул голову в ее сторону.

— Когда люди исчезают так внезапно, а рядом толкутся вампиры, вариант только один, разве нет? Ничто не заменит вампирам горячей крови из только что разорванной артерии.

— Я узнаю, — пообещал Михал, не соглашаясь с ней, но и не опровергая ее слова. — Но сейчас только половина четвертого утра, мы едва не погибли этой ночью, полагаю, имеем право еще немного времени уделить друг другу, а не вампирам, как считаешь? — Он улыбнулся и подмигнул ей, сгребая в крепкие объятия.

Михал ушел от Марты в половине шестого утра. Она уже крепко спала, вытянувшись рядом с ним, но даже во сне не выглядела беззащитной и расслабленной, словно все время оставалась начеку. И все же Михал заботливо укрыл ее одеялом и поцеловал в лоб. Разговор о вампирах и упоминание Мартой горячей артериальной крови снова пробудили в нем Голод, немного притупившийся во время битвы с низшими, поэтому какое-то время пришлось потратить на его утоление, хотя начать действовать следовало сразу, как только они решили разузнать подробнее о второй части конкурса.

Во время инициации вместе с ядом высшего вампира Волки получали не только его силу, ловкость, быстроту реакции, обостренное зрение, слух и обоняние и замедленное старение, но еще и тот самый пресловутый Голод. Вот только если вампиры могли утолить его кровью, то Волкам такой вариант был недоступен. Выдержав сутки нечеловеческих мучений, они приобретали стойкое отвращение к виду, запаху и тем более вкусу крови. Михал хорошо помнил, как после первой битвы в качестве Ватиканского Волка, когда на него попала чья-то кровь, он около получаса провалялся на земле, сдирая с себя одежду и оттирая кровь с кожи. Если бы было можно, он содрал бы и кожу, только чтобы не чувствовать на себе чужую кровь. Его выворачивало наизнанку, а братья терпеливо ждали чуть поодаль. Никто из них не насмехался над ним за этот, на его взгляд, позор, потому что каждый пережил нечто подобное, пока не научился контролировать отвращение.

Волки справлялись со своим Голодом по-другому: в бою и в постели. Они были такими же неутомимыми любовниками, как и умелыми воинами. Об их похождениях слагались целые легенды, в которых вымысел смешивался с правдой примерно в равных частях. Архиепископ Николас, последний наставник Волков, прозванный одним из братьев Учителем Сплинтером, как и его предшественники, закрывал глаза на эту часть жизни своих подопечных, понимая, что иначе они перебьют друг друга. Сами же Волки любили вечерами хвалиться своими победами друг перед другом. Братья в бою, они становились непримиримыми соперниками по вечерам.

Как и говорил Михал Марте, отряд Волков создал Карл IV в 1356 году. Став императором Священной Римской империи и осознав весь масштаб угрозы, он понял, что люди никогда не смогут противостоять вампирам и рано или поздно проиграют необъявленную войну. Он собрал пятнадцать лучших воинов со всего мира: среди них были не только чехи и итальянцы, но и немцы, испанцы, англичане, русские — и занялся их подготовкой. Ему удалось привлечь на свою сторону одного из высших вампиров, бывшего священника Франциска. Тот никогда не хотел становиться вампиром и был обращен в насмешку. Михал часто думал, что если бы вампир, обративший Франциска, знал, каким бедствием для всего его рода обернется эта шутка, он бы лично перегрыз себе горло. Яд Франциска, попадая в тело человека, запускал обращение. Воина запирали в комнате на сутки, в течение которых он не должен был пробовать крови ни вампира, ни человека, и замирал в этом половинчатом состоянии. Уже не человек, но еще не вампир.

Михал соврал Марте, когда сказал, что почти не помнит те сутки. О, он прекрасно их помнил! Каждый час, каждую минуту. Яд вампира, распространяясь по телу и вызывая его трансформацию, порождал такую адскую боль, что хотелось умереть. Просыпающийся Голод многократно усиливал муки. Михал и хотел бы это забыть, но не мог.

Трансформацию пережили не все первые воины. Трое из них умерли еще до ее окончания. В том, что их осталось двенадцать, по числу апостолов, Карл IV увидел доброе предзнаменование. С тех пор столько их было всегда. Если погибал один — на его место обращали нового. Бессмертие вампирам дает человеческая кровь. Волки лишены возможности пить ее, поэтому их старение всего лишь замедляется. После обращения теоретически они могли прожить около трехсот лет. Теоретически, потому что никто из них не доживал до старости, все предпочитали принять смерть в бою.

Карл IV, чех по происхождению, назвал их Vlky. То ли в знак сказочных оборотней, непримиримых врагов вампиров, то ли потому, что в бою они действительно походили на диких необузданных зверей. Когда они перешли под управление Ватикана, они стали называться Vatik #225;nsk #233; vlky, сохранив чешские корни в память о своем создателе. Именно эти первые V, сплетаясь между собой, и превращались в их отличительный знак — вытатуированную на груди W, а вовсе не от английского Wolf, как затем ошибочно думали многие.

Михала обратили в 2030 году, когда ему едва исполнилось тридцать пять лет. Раньше тридцати их не обращали, поскольку Ватикан понимал, что у юного воина в голове может быть один сплошной романтизм, который пройдет с возрастом, и он захочет мирной жизни, жену и детей, но после обращения пути назад у Волков не было.

Несмотря на то, что он был одним из последних обращенных, спустя несколько лет именно его назначили главным. Вожаком, как они сами негласно называли своего командира. Отряд Волков — это стая, а у стаи должен быть Вожак. Четырнадцать лет безупречной службы — и вот он уже стоит перед Архиепископом, и тот объявляет ему, что Волки расформированы. В них больше нет нужды. Как будто для них это так просто. Просто пойти и начать жить нормальной жизнью. Как все. Не люди и не вампиры. Неспособные к миру. Не умеющие ничего, кроме как сражаться и убивать кровососов. Вынужденные жить в таком положении не одну сотню лет.

— Вы же понимаете, что это ложь! — рычал он, впервые походя на зверя в обычной обстановке. — Вампиры никогда не смогут жить мирно! Потребность в человеческой крови для них превыше всего! Вы знаете это не хуже меня!

— Прости, Михал, — говорил Архиепископ, избегая смотреть ему в глаза.

В этот момент Михал ненавидел его. Жалкий старикашка, трус, не способный отстоять своих подопечных. Он должен был учить их, оберегать, помогать, а он не смог их защитить. Михал смотрел на него и испытывал почти непреодолимое желание убить. Переломить одним ударом этот потрепанный остеохондрозом хребет.

Ограничился лишь разбитым вдребезги столом.

— Единственное, что я могу сделать, — это помочь вам сбежать, — сказал Архиепископ, словно не заметив почившего стола.

— Сбежать?! — Михал остановился посреди комнаты. — Как трусливым псам? Так вы о нас думаете?

— Михал, завтра вам официально объявят, что вы расформированы и можете жить дальше как обычные люди. Но уйти вам никто не даст. Ты же понимаешь, вы опасны для вампиров, даже если больше не называетесь Ватиканскими Волками. Они не дадут вам уйти. Возможно, тебе теперь все равно. Но ты не один. Под твоим командованием одиннадцать человек. Они верят в тебя. Ты ненавидишь меня за то, что я не защитил вас, так почему хочешь поступить так же с ними? Уходите. Я уничтожу все сведения о вас, вампиры не смогут вас найти, не будут знать, кто вы.

Они ушли той же ночью. Двенадцать сильнейших воинов, которые почти семьсот лет защищали людей от вампиров в открытом бою, но проиграли закулисную битву. Их выкинули за дверь как паршивых щенков. Они попрощались друг с другом и разошлись навсегда.

Почти сразу Михал устроился к Шереметьевым. Если он оказался не нужен людям, почему бы и не поработать на вампиров? Была в этом какая-то злая ирония, а Михал, наравне со своим лучшим другом Даниэлем Лангмайером, всегда слыл главным шутником Волков.

Он думал, что с помощью людям покончено. И даже если она им снова понадобится (а она понадобится, он в этом не сомневался, вампиры не те, за кого пытаются себя выдать), он в этом участвовать не станет. Хватит, напомогался. И вот стоило ему понять, что что-то не так с этим конкурсом, как в нем снова проснулся Волк. Михал попытался обмануть себя, уверить, что делает это только ради Марты, ведь она не успокоится, пока не узнает, в чем дело и что грозит ее подопечной, но быстро понял, что дело не только в Марте.

Их могли упразднить, распустить, выбросить на помойку, он мог обозлиться и возненавидеть весь мир, но он не перестал быть Ватиканским Волком.

Выйдя от Марты, он быстро заскочил к себе, чтобы переодеться. После битвы у него не было на это времени, Голоду было плевать, что на нем надето, он вообще считал одежду лишней, но сейчас не стоило попадаться кому-то на глаза в подобном виде. Впрочем, план Михала состоял в том, чтобы как раз никому на глаза не попадаться. Они с Мартой рассудили, что начать следует с кабинета главы клана. Там может быть что-то интересное, что даст им подсказку, в чем заключается вторая часть конкурса.

Михал хорошо знал, что предрассветный час Константин Шереметьев предпочитает проводить в своей комнате, поэтому кабинет должен быть свободен. На всякий случай он постучал в дверь и, выждав несколько секунд, отпер ее своим ключом. Как у распорядителя конкурса, у него имелись ключи от всех дверей замка.

Кабинет Константина был огромным, но таким же темным и тяжелым, как и все убранство замка. Здесь стоял большой дубовый стол и несколько шкафов. Быстрое обследование показало, что шкафы почти пусты, и выполняют скорее декоративную функцию. Что, впрочем, объяснялось просто: конкурс не продлится дольше недели, не имело смысла привозить с собой много вещей.

Несколько папок с бумагами нашлись в ящике стола. Михал быстро просмотрел их. Ничего интересного: счета, договоры, реквизиты банков, накладные. Конкурс обходится Шереметьевым не так дешево.

А это что?

Михал удивленно замер над одной накладной. Судя по ней, для конкурса закупили два десятка свиней. Но в замке их не было, он это точно знал. На ужин даже такой огромной толпе столько не съесть, да и для приготовления пищи закупали уже готовое мясо. Никому не хотелось слушать по утрам визг убиваемых животных. Быстро сфотографировав накладную на мобильный телефон, он спрятал ее обратно, закрыл ящик и оглядел стол. Здесь не было даже ежедневника, только несколько сложенных аккуратной стопкой листков с записями. Михал просмотрел их. На них в основном были записаны ни о чем не говорящие ему имена, хотя одно из них и показалось ему знакомым, но он с ходу не смог вспомнить, откуда знает его. Следовало подумать об этом потом, а пока убираться отсюда.

Михал еще раз оглядел кабинет, чтобы убедиться, что все лежит на своих местах, и в этот момент услышал шаги за дверью. Если это Константин, прятаться в один из шкафов не имело смысла: вампир мгновенно учует его запах. Если кто-то из людей, то он либо пройдет мимо, либо Михал всегда найдет, как объяснить обслуживающему персоналу свое пребывание в кабинете главы клана.

Однако все оказалось несколько сложнее. Шаги замерли перед дверью. Михал как наяву увидел стоящего по сторону вампира, втягивающего носом воздух с чужим запахом. И уже в следующее мгновение на пороге кабинета показался Бальтазар Шереметьев. Худший из всех, кто мог застать Михала в этом месте.

— Доброе утро, Михал, — его голос прозвучал обманчиво ласково. — Что ты тут делаешь?

— Хорошо, что ты зашел, — Михал вполне правдоподобно изобразил радость, — я как раз собирался заглянуть к тебе. Ты не видел блокнот Алекса? Он мне весь мозг съел.

— Какой еще блокнот? — брови Бальтазара удивленно взметнулись вверх.

— Синий. Или зеленый. Я уже сам запутался, Алекс, по-моему, тоже. — Михал закатил глаза, показывая, как он к этому относится. Распрощавшись с Бальтазаром, нужно будет заглянуть к Алексу и придумать какую-нибудь правдоподобную ложь и для него. Впрочем, молодой Шереметьев относился к Михалу достаточно тепло, чтобы не отказать в помощи.

— Нет, я не видел никакого блокнота, — отозвался Бальтазар, поглядывая на Михала с подозрением.

— И я не видел, — вздохнул тот. — А Алексу он непременно нужен, вот среди ночи меня поднял на поиски. Держу пари, он сам не помнит, зачем ему нужен этот блокнот. Ладно, пойду искать дальше, возможно, кто-то из горничных видел. — Он кивнул Бальтазару и протиснулся мимо него к выходу, надеясь, что выглядел хоть сколько-нибудь убедительно.

Бальтазар не стал его задерживать, на какое-то мгновение даже показалось, что он потерял к Михалу интерес, но потом он вдруг снова окликнул его:

— Михал, охрана сообщила, что на окраине парка найдены сожженные останки, предположительно, низших. Ты что-нибудь знаешь об этом?

Михал замер, а потом равнодушно бросил через плечо:

— Я не знаю даже, где этот чертов блокнот, а ты мне про какие-то там останки.

Бальтазар кивнул, жестом давая понять, что у него вопросов больше нет.