Я рассказал следующее.

В те годы я работал на стройке в пригороде Минска. Иногда по вечерам, когда город под снегом выглядел, словно в сказке, я посещал минские пивные. Однажды вечером, когда я сидел в баре, рядом со мной уселся рослый русский с усами пшеничного цвета. От него веяло уличным холодом. Он был взволнован и залпом выпил одну за другой три рюмки водки, а затем, повернувшись ко мне, что-то сказал по-русски.

Сейчас твоя умная голова, которая постоянно задается вопросами, видимо, пытается понять, с чего вдруг русскому человеку разговаривать по-русски с таким смуглым южанином, как я. Но ты, конечно, не знаешь, что Советский Союз состоял из людей разных национальностей; но этот шофер… ой, надо же, я уже сказал «шофер», ну да, этот человек был шофером… Так вот, этот шофер решил, что я либо чеченец, либо абхазец. Глаза у меня не раскосые, а, наоборот, круглые, и поэтому он не счел меня ни казахом, ни киргизом, ни узбеком, но я вполне мог сойти за представителя одной из многочисленных кавказских национальностей Советского Союза. К тому же все кавказцы говорят по-русски.

Ну да ладно. Я ответил по-английски, что не знаю языка, и человек тоже перешел на английский. Он сказал, что встречает туристов в аэропорту и развозит их по отелям, а иногда проводит для них небольшие экскурсии по городу. Сам он коренной минчанин, поэтому знает город как свои пять пальцев. Сейчас его ждет дома жена, а еще у него трое детей.

Этот человек говорил не переставая. А мне как раз тогда, когда я собирался уходить, совершенно не хотелось выслушивать его биографию. Наверное, он понял это по моему выражению лица и с серьезным видом сообщил, что ему нужно мне кое о чем поведать. Я посоветовал ему рассказать обо всем жене. Он горько усмехнулся и сказал, что такое ей рассказывать нельзя. Он очень любит свою жену, у него нет секретов от своей Маши, но об этом он рассказать ей не сможет. Она – последний человек на свете, кому он сможет об этом рассказать.

Поняв, что я не смогу от него избавиться, я сказал – ну, ладно, давай выкладывай.

Выпив еще рюмку, он сказал, что встретил в аэропорту одну пару из Дании. Его машину заказали заранее, через туристическую фирму, и он должен был сопровождать их два дня в качестве гида. Сначала все шло как обычно. Люди, которых он ждал с картонкой в руках, на которой большими буквами были написаны их фамилии, оказались высокими, светловолосыми и очень красивыми. Женщина выглядела совсем как девочка, а мужчина напоминал известного киноактера.

Погрузив багаж в машину, они отправились в центр Минска. В этот момент между женщиной и мужчиной разгорелась ужасная ссора. Возможно, она началась еще в самолете, а может, продолжалась уже давно. Так как они говорили по-датски, Михаил – в какой-то момент он представился Михаилом – не понимал ни слова, но по тону их голосов чувствовал, что они готовы поубивать друг друга.

В зеркало заднего вида он видел только голову женщины. Его поразило выражение злобы и ярости на ее лице. В какой-то момент они затихли и сидели так некоторое время, а затем дама вновь начала кричать, и теперь по тону голоса мужчины было понятно, что он пытается ее успокоить, однако было очевидно, что воспринимать слова она не в состоянии. Тем временем они доехали до отеля. Михаил вытащил их чемоданы, однако женщина выходить из машины не пожелала, что-то сказала своему спутнику, и тот ушел наверх. Женщина пересела вперед на сиденье рядом с водителем и попросила его отъехать и припарковаться на безлюдной улице. Михаил сделал, как она велела. Затем молодая женщина, не говоря ни слова, наклонилась к нему… и начала совершать действия, которые могут обсуждать двое мужчин в баре, однако о них нельзя говорить молодой девушке. Все произошло и кончилось мгновенно, перед широко раскрытыми от изумления глазами бедняги Михаила. Затем женщина приказала возвращаться в отель. Она вышла у входа и с видом абсолютного довольства собой удалилась.

Михаил совершенно растерялся. Поставив машину на парковку, он вышел покурить на морозный воздух, пытаясь осознать, что с ним произошло, но понять не мог. В таком состоянии он не мог пойти домой. Прежде он никогда не изменял своей Маше, как теперь смотреть ей в лицо? Она бы тоже заподозрила что-то неладное, заметив его волнение. Поэтому он решил пойти в бар и выпить пару рюмок. Если бы он не рассказал кому-нибудь о том, что ему пришлось пережить этим вечером, он бы, наверно, умер. Собеседник благодарил меня за то, что я согласился его послушать. Я совершил добрый поступок.

– Вот и вся история, – сказал я.

Моя журналистка выдала «Wow!» на американский манер.

– Вот это да! Вот бедняга!

– Кто бедняга? – удивился я. – Михаил? Женщина? Муж женщины, оставшийся в номере? Жена Михаила?

– Ну, по-моему, все бедняги, – сказала девушка и спросила: – Ну а зачем датчанке-то все это было нужно?

– Наверное, муж изменил ей, и поэтому они ссорились. А может, он чем-то ее сильно разозлил.

– Короче говоря, она решила отомстить.

– Возможно. Кто знает, может, вернувшись в отель, она поднялась в номер, бросилась мужу на шею и спасла брак. В общем, странная ситуация. И знаете, что я сделал? Я ведь жил как раз в том отеле, и утром, перед тем как уехать на работу, дождался в вестибюле эту пару из Дании. Они вышли из лифта вместе, держась за руки, и выглядели примирившимися и счастливыми. Оба поздоровались с Михаилом, который ждал их у машины. Он открыл им двери, и они отправились кататься по городу.

– Выходит, каждый получил что хотел. Совсем как в сказке.

– Наверное, так и есть, – сказал я. – Я же говорил, что Минск – это город сказки. Но есть еще два предположения.

Она с любопытством взглянула на меня.

– Может быть, – продолжал я, – Михаил выдумал эту историю, а на самом деле ничего такого не было.

– А другое предположение?

– А может быть, это я сейчас выдумываю историю. И не было ни Михаила, ни датской пары.

Она снова произнесла «Wow!».

– Как видите, все может стать историей, – сказал я, – и у вас нет никакой возможности понять, где кончается правда. Люди постоянно врут друг другу.

– И вы тоже?

– Если нужно – да. Но обычно я не испытываю необходимости так утруждаться.

– Значит, история о Михаиле – правда.

Я усмехнулся.

– Да, правда. Если бы она не была правдой, вы, кажется, были бы разочарованы.

– Как вы связываете эту историю с Арзу?

– Люди безумны, – сказал я. – Они не сознают, что делают. В голове у них сидит диктатор, который управляет их гормонами, а они этого не замечают, считая, что совершают поступки по собственной воле. Возможно, то, что Арзу постоянно говорила о том, как любит мужа, было просто попыткой убедить в этом саму себя. Может, она его на самом деле ненавидела. Может, ходила к другим и наказывала его за то, что была вынуждена выйти замуж за этого человека. Я же сказал, что люди безумны.

– Очень странно, что такой, как вы, называет людей безумными.

– Да, возможно, странно, но все, что я говорю, – истина. А истина всегда странна.

Я взглянул на часы – шел первый час ночи. Я спросил девушку, забронировала ли она номер в пансионе, оказалось, что нет – она совсем об этом позабыла. Но ведь пансион совсем рядом с домом, и она прямо сейчас туда пойдет. Я сказал ей, что пойти туда она не сможет. «После полуночи бакалейщик запирает дом, и все его семья ложится спать». Мы выглянули в окно – двухэтажный дом соседа был погружен во тьму. Журналистка слегка заволновалась.

– Могу выделить комнату, кушетку и ванную, – предложил я.

Она испуганно перебила меня:

– Нет, нет, это невозможно! Я не останусь здесь, я лучше позвоню в пансион – как-нибудь да услышат.

Я не стал настаивать. Девчонка ушла. Так как пансион находился сразу за моим забором, я смотрел ей вслед, прислонившись к входной двери. Она открыла железную калитку, вошла во двор, позвонила в звонок, потом еще раз позвонила и еще раз. Звонок звучал в ночи грустно, словно стон совы, но никто не открыл. Она принялась стучать кулаками в дверь, заглянула в окна первого этажа, но там не появилось ни движения, ни света. В конце концов журналистка вернулась.

– Где же эти люди?! – возмущалась она. – Тут даже глухой услышит.

– Возможно, они уехали к родственникам в соседнюю деревню, а может быть, где-то гуляют на свадьбе. Понятия не имею. Может быть, всю семью убил какой-нибудь преступник.

Она вздрогнула:

– Какой еще преступник? Их что, тоже убили?

Я засмеялся:

– Откуда мне знать! Если в этой деревне уже начались убийства, то, может быть, они продолжатся.

Она странно посмотрела на меня – я не уверен, был ли в ее глазах страх. Ну а я сказал:

– Раз уж пансион закрыт, остается два пути.

– Какие?

– Или ты ляжешь спать в будке Кербероса, – пожал я плечами, – или в моем доме. Не беспокойся, у комнаты, которую я тебе предоставлю, надежный замок.

Она долго размышляла, затем спросила, нет ли поблизости еще пансиона, и, узнав, что нет, нехотя согласилась.

– Кажется, у меня и в самом деле нет выбора, – вздохнула она. – Я только боюсь, что доставлю вам беспокойство.

– Вообще-то ты права, – согласился я. – Под этой крышей, кроме Мехмеда и меня, еще никто никогда не ночевал. Я и сам этого не хочу, но…

– Что значит – «но»? – спросила она с любопытством.

– Кажется, другого выхода и в самом деле нет. А ты непохожа на тех, кто доставляет беспокойство.

Произнеся эти слова, я внезапно заметил, что давно перешел с «вы» на «ты», но она не обращала на это никакого внимания.

Нужно было немного подготовить комнату, в которой предстояло переночевать девушке. Мы вместе пошли туда и разобрали кушетку. Поднявшись к себе, я достал из шкафа выстиранное, выглаженное и аккуратно сложенное заботливыми руками Хатидже-ханым постельное белье и полотенце. Потом вновь спустился. Девушка сидела на кушетке, безвольно опустив руки. Я спросил, о чем она думает. Оказывается, она думала о Михаиле и о том, правду ли я ей рассказал. А если правду, за что женщина так обошлась бы с собственным мужем?

– Мне кажется, Михаил говорил правду, – ответил я. – Это было ясно по тому, как он был взволнован. Понять, почему датчанка так поступила, мы могли бы, только выслушав их рассказ, но у нас нет такой возможности. Да и все равно неясно, где кончается правда и начинаются выдумки.

Она достала из своей большой сумки айпад и спросила, есть ли в доме интернет.

– Есть, – ответил я.

Она спросила, можно ли узнать пароль.

– Попробуй догадаться, – улыбнулся я. Ее лицо внезапно просияло.

– Керберос! – догадалась она.

– Угадала, – сказал я.

Затем она спросила название отеля в Минске и сказала, что перед сном хочет посмотреть, где произошла история.

– Ты великолепная слушательница, – заметил я. – Спокойной ночи, детка.

– Вот только не надо говорить мне «детка», меня это бесит.

– Хорошо, – согласился я, – спокойной ночи.

Поднявшись к себе, я вдруг понял, что ее присутствие в доме меня вовсе не раздражает. Что было для меня необычно.

Тем не менее той ночью я не спал, но вовсе не из-за девчонки, а из-за Кербероса. После того как мы улеглись, он принялся громко лаять, словно решил уподобиться своему имени и своему огромному папаше. Он долгое время не замолкал, его явно что-то беспокоило. Но что же именно? Я несколько раз открывал дверь, чтобы прикрикнуть на него, но это не помогло – он продолжал лаять.

В конце концов я вышел в сад и на заборе рядом с будкой Кербероса увидел белую кошку Арзу. Кошка сидела близко к Керберосу, но так, чтобы он не мог ее достать. Поджав под себя все четыре лапы, пристально, не сводя глаз, она смотрела на собаку. Холодный, злой взгляд кошки мне напомнил взгляд одного человека. Но кого? Я не мог вспомнить. Она была похожа на какую-то женщину, готовую совершить предательство, и, несмотря на всю жестокость своего поступка, гордилась им.

Животные хуже людей, подумал я. Надо же, как сражаются два эгоиста. Я вернулся в дом, взял свой армейский нож и вновь тихонько вышел в сад. Кошка не видела и не слышала меня из-за громкого лая Кербероса. Я взял нож за самый кончик лезвия, прицелился и быстро метнул его в кошку. Нож только задел ее, правда, и этого хватило, чтобы напугать. Она подскочила и скрылась в темноте. Вообще-то я не хотел ее убивать, мне с того никакой пользы не было, но это был единственный способ заснуть той ночью.

Я поднял нож с земли и, входя в дом, увидел, что девушка тоже проснулась. Увидев, что я иду из сада с ножом в руке, она испугалась и спросила, что произошло. Я ей рассказал все, как было. Добавил, что хотел убить кошку, потому что не мог заснуть, но у меня ничего не вышло.

– Ножом? – растерянно переспросила она.

– Да, – подтвердил я. – В армии я был командиром, раньше хорошо метал нож, но, надо же, теперь все забыл. Ну, давай, теперь спокойной ночи.

Той ночью больше не раздалось ни звука, поэтому я смог заснуть легким сном, таким же мягким, как шерсть белой кошки.