Отец, Ван Гуан (пятнадцатилетний низкорослый парень со смуглым лицом), Дэчжи (четырнадцати лет от роду, высокий и худой, с жёлтой кожей и жёлтыми глазными яблоками), Го Ян (мужчина чуть за сорок, хромой, опиравшийся на два деревянных костыля), Слепой (фамилия, имя и возраст неизвестны), прижимавший к груди старый трёхструнный саньсянь, и тётка Лю (высокая статная женщина за сорок с ногами в язвах) — шестеро уцелевших в этой страшной беде — тупо уставились на моего дедушку Юй Чжаньао. Ну, разумеется, кроме Слепого. Они стояли на земляном валу, а восходившее солнце освещало их лица, закоптившиеся до неузнаваемости в дыму пожара. По обе стороны земляного вала лежали вповалку трупы тех, кто героически оборонялся, и тех, кто бешено нападал. Во рву по ту сторону вала скопилась мутная вода, в которой плавали несколько раздувшихся человеческих тел и трупов японских коней со вспоротыми животами. Деревня лежала в руинах, кое-где ещё клубился белый дым, а за деревней простиралось вытоптанное гаоляновое поле. Этим утром сильнее всего пахло гарью и кровью, основными цветами стали чёрный и белый, а в атмосфере ярче всего ощущались трагедия и мужество.

Глаза дедушки покраснели, волосы почти целиком поседели, он сгорбился, а большие опухшие руки безвольно свисали вдоль тела.

— Односельчане… — хриплым голосом начал он. — Я принёс несчастье всей деревне.

Все начали всхлипывать, даже в высохших глазницах Слепого выступили хрустальные слёзы.

— Командир Юй, что делать? — спросил дедушку Го Ян, выпрямившись и продемонстрировав полный рот чёрных зубов.

— Командир Юй, а черти снова придут? — поинтересовался Ван Гуан.

— Командир Юй, бежать нам надо, веди нас, — сказала тётка Лю, всхлипывая.

— Бежать? А куда бежать? — подал голос Слепой. — Вы бегите, а мне если суждено помереть, то помру здесь.

Слепой сел, прижав к груди инструмент, и начал играть, его рот скривился, щёки подёргивались, а голова покачивалась, как барабанчик, которым коробейники призывают покупателей.

— Односельчане, нельзя нам бежать! — возразил дедушка. — Столько людей погибли, мы не можем бежать. Черти непременно придут, так давайте воспользуемся случаем и соберём у мёртвых винтовки и патроны, чтобы дать японцам решительный бой не на жизнь, а на смерть. Как говорится, или рыба умрёт, или сеть порвётся.

Отец и все остальные рассеялись по полю, принялись забирать у трупов винтовки и патроны и сносить на земляной вал. Хромой Го Ян на костылях и Лю, чьи ноги покрывали нарывы, обыскивали трупы неподалёку от земляного вала. Слепой сидел рядом с грудой винтовок и патронов и прислушивался к каждому шороху, как верный дозорный.

В середине утра все собрались на валу, глядя, как дедушка пересчитывает оружие. Вчера бой д лился, пока не стемнело, японцы не успели очистить поле боя, что, без сомнения, было на руку дедушке.

В итоге насчитали семнадцать японских винтовок «Арисака-38», тридцать четыре подсумка для патронов из бычьей кожи, одну тысячу семь патронов с заострёнными пулями и медными гильзами, двадцать четыре китайских винтовки «чжунчжэнь» и четыреста двадцать патронов к ним в двадцати четырёх патронташах из жёлтой парусины, а ещё пятьдесят семь маленьких ручных гранат, похожих на дыньки, и сорок три китайских гранаты с деревянной ручкой, один японский пистолет в кобуре, похожей на панцирь черепахи, и тридцать девять патронов к нему, один пистолет «люгер» и семь патронов, а также девять китайских сабель, семь карабинов и более двухсот патронов к ним.

Пересчитав боеприпасы, дедушка решил выкурить трубку с Го Яном. Он высек искру, сделал затяжку и присел на валу.

— Пап, мы можем снова собрать отряд! — предложил отец.

Дедушка, глядя на кучу оружия, промолчал, а когда докурил, произнёс:

— Ребятишки, выбирайте! Пусть каждый выберет себе оружие!

Себе он отложил японский пистолет и ещё взял винтовку «Арисака-38» с примкнутым штыком. Отец отхватил себе «люгер», а Ван Гуан и Дэчжи взяли по японскому карабину.

— Отдай пистолет дяде Го, — велел дедушка, и отец недовольно надулся. — В бою им пользоваться неудобно. А себе возьми карабин.

Го Ян сказал:

— Я себе лучше винтовку побольше возьму, а пистолет отдайте Слепому.

Дедушка распорядился:

— Сестрица, придумай, что бы нам поесть, а то скоро уже япошки придут.

Отец несколько раз щёлкнул затвором винтовки «Арисака-38», чтобы понять, как он работает.

— Только спуск не трогай, а то выстрелит, — предупредил дедушка отца.

Тот заверил:

— Ничего не будет, я умею.

Слепой, понизив голос, сообщил:

— Командир Юй, они идут, они идут…

Дедушка приказал:

— Быстрее спускаемся!

Все залегли в зарослях бирючины на пологом склоне вала и стали внимательно наблюдать за гаоляновым полем, простиравшимся от рва. Слепой же остался сидеть у кучи винтовок и, покачивая головой, перебирал струны.

— Ты тоже спускайся! — крикнул дедушка.

Лицо Слепого свело болезненной судорогой, губы подёргивались, словно что-то жевал. Он снова и снова исполнял одну и ту же мелодию на старом саньсяне, звук был такой, будто внезапно разразившийся ливень без остановки барабанил по жестяному ведру.

За рвом не было людей, только несколько сот собак с разных направлений мчались к лежавшим в гаоляновом поле трупам. Псы бежали что есть мочи, припадая к земле, и их разноцветные шкуры подрагивали в солнечном свете. А самыми первыми неслись три наших собаки. Мой проворный отец не удержался и выстрели в собачью свору, винтовка крякнула, и пуля полетела в небо, после чего вдалеке меж гаоляновых стеблей кто-то зашебаршился.

Ван Гуан и Дэчжи, которые первыми отхватили себе винтовки, принялись палить по беспокойно покачивающимся гаоляновым стеблям, причём палили бесцельно — некоторые пули взмывали в воздух, другие впивались в землю.

Дедушка сердито сказал:

— Не стрелять! Сколько у вас патронов, чтоб вы их так разбазаривали?

Дедушка занёс ногу и отвесил пинка по задранной заднице сына.

Движение в глубине гаоляна сошло постепенно на нет, а потом чей-то звонкий голос прокричал:

— Не стреляйте! По своим попадёте! Вы с какого подразделения?

Дедушка в ответ заорал:

— Мы из подразделения ваших предков, псы вы желтомордые!

Дедушка вскинул «Арисаку-38» и начал палить туда, откуда доносился крик.

— Друзья! Не стреляйте по своим! Мы из Цзяогаоской части Восьмой армии! Антияпонские войска! — снова закричал человек в гаоляне. — Ответьте, пожалуйста, а вы откуда?

Дедушка разозлился:

— Гребаная Восьмая армия, да вы ни на что не способны!

Он вывел нескольких своих «солдат» из бирючины, и маленький отряд встал на земляном валу.

Из зарослей гаоляна крадучись, как коты, вылезли больше восьмидесяти человек из Цзяогаоской части Восьмой армии. Это были одетые в лохмотья бойцы с потемневшими лицами, напуганные, словно дикие зверьки. Большая часть их была безоружной, но у некоторых на поясе болталась пара гранат с деревянными ручками, а с десяток солдат, что шли впереди, были вооружены старыми винтовками «ханьян» и самопалами.

Вчера после обеда отец видел этих бойцов Восьмой армии. Прячась в зарослях гаоляна, они нанесли японцам, атаковавшим деревню, удар в спину.

Когда отряд Восьмой армии приблизился к земляному валу, возглавлявший его здоровяк скомандовал:

— Первая рота — поставить часового! Остальные — привал!

Солдаты Восьмой армии уселись на валу, перед отрядом остался стоять симпатичный молодой парень. Он достал из полевой сумки тёмно-жёлтый лист бумаги и, дирижируя рукой в такт, стал учить своих товарищей петь песню:

— Ветра ревут, ветра-ветра ревут!

Солдаты запели кто в лес, кто по дрова.

— Внимание! Смотрим на мою руку и поём хором! А кони ржут! А кони-кони ржут! Бушует Хуанхэ! Бушует Хуанхэ! И гаолян созрел, хэнаньский гаолян, хэбэйский гаолян! И в зарослях густых геройский дух горит! И поднята пищаль, и блещет сабель сталь! Спасём родимый край и Северный Китай, спасём мы всю страну-у-у-у…

Отец очень завидовал выражению решимости на лицах этих рано повзрослевших молодых солдат Восьмой армии. Он слушал их пение, и ему самому нестерпимо хотелось запеть. Внезапно он вспомнил такого же молодого и симпатичного адъютанта Жэня из отцовского отряда, который тоже, размахивая руками, учил бойцов петь.

Они с Ван Гуаном и Дэчжи схватили свои винтовки и подошли поближе послушать пение, а солдаты Восьмой армии с завистью смотрели на их новёхонькие японские винтовки «Арисака-38» и карабины.

Командир Цзяогаоской части носил фамилию Цзян, при большом росте ступни у него были крошечные, поэтому его прозвали Мелконогим. Он подвёл к дедушке парнишку лет шестнадцати-семнадцати. За пояс Цзян заткнул маузер, а на его голове красовалась тёмно-серая фуражка с двумя чёрными заклёпками. Сверкнув белоснежными зубами, он на не слишком чистом пекинском диалекте сказал:

— Командир Юй! Вы герой! Мы вчера наблюдали, как вы героически сражались с японскими оккупантами!

Цзян протянул руку, а дедушка смерил его холодным взглядом и хмыкнул.

Командир Цзян с некоторой неловкостью убрал руку, улыбнулся и продолжил:

— По поручению специального комитета КПК района Биньхай прибыл на переговоры с вами. Специальный комитет восхищён вашей пылкой любовью к родине и героическим духом самопожертвования, которые вы проявили в ходе этой великой национально-освободительной войны. Моей части было приказано установить с вами контакт, согласовать действия, чтобы вместе бороться с японскими захватчиками и создать коалиционное правительство…

Дедушка фыркнул:

— Твою ж мать! Не единому слову не верю! Вы только талдычите «объединяемся», «объединяемся», а что ж вы не явились «объединяться», когда мы ударили по автоколонне япошек? Где вы были, когда они окружили деревню? Мой отряд разгромлен, кровь простых людей течёт рекой, и тут вы пришли рассказывать мне об объединении!

Дедушка со злостью пнул блестящую гильзу от винтовочного патрона, и она улетела в ров. Слепой всё ещё тренькал на своём саньсяне, звуки которого напоминали дождевые капли, стекающие с крыши в оцинкованное ведро.

Хотя дедушка обругал командира Цзяна на чём свет, тот уверенно ответил:

— Командир Юй, стоило бы оправдать те ожидания, что возложила на вас партия, и не нужно недооценивать силы Восьмой армии. Район Биньхай всегда находился под управлением Гоминьдана, КПК только-только развернула там свою работу, народные массы пока что недостаточно знают о наших бойцах, однако подобная ситуация не продлиться долго. Наш лидер Мао Цзэдун давно уже указал нам направление. Командир Юй, примите мой дружеский совет — будущее Китая связано с КПК. Солдаты Восьмой армии более всего ценят верность и ни в коем случае не станут обманывать. Партии прекрасно известно о том, что произошло между вашим отрядом и отрядом Лэна во время той засады. Мы считаем Лэна недобропорядочным и думаем, что военные трофеи были распределены несправедливо. Мы в Восьмой армии никогда не обманывали друзей. Разумеется, сейчас мы слабо оснащены, но наша сила будет только расти в борьбе. Мы искренне радеем за народ и по-настоящему бьём японских чертей. Командир Юй, вы же видели, что вчера мы с этими никудышными винтовками простояли весь день в зарослях гаоляна, сражаясь с неприятелем, и пожертвовали шестерыми нашими товарищами. А те, кто получил в битве на Мошуйхэ большую партию оружия и боеприпасов, выбрали выжидательную позицию, как говорится, сидели на горе и наблюдали, как дерутся тигры. На них лежит вся вина за гибель нескольких сот ваших односельчан. Это совсем разные вещи, командир Юй, как вы ещё не поняли?!

Дедушка сказал:

— Ну-ка, говори без увёрток, что от меня надо?

— Мы надеемся, что вы вступите в ряды Восьмой арии и будете героически сражаться против японских захватчиков под руководством компартии.

Дедушка холодно усмехнулся:

— То есть чтоб я был под вашим командованием?

— Можете участвовать в руководстве нашей частью!

— И что у меня будет за должность?

— Замкомандира.

— То есть ты мной будешь командовать?

— Мы все подчиняемся специальному комитету КПК района Биньхай и находимся под командованием товарища Мао Цзэдуна!

— Мао Цзэдуна? Не знаю такого! И не под чьим командованием я не буду!

— Командир Юй, древняя мудрость гласит: «Умён тот, кто шагает в ногу со временем». Птица выбирает, на каком дереве гнездиться, а герой — господина, за которым следует. Мао Цзэдун — выдающаяся личность нашего времени, не упустите свой шанс!

— Ты чего-то не договариваешь!

Цзян открыто улыбнулся:

— Командир Юй, ничего-то от вас не скроется. Взгляните, у меня в части такие горячие парни, но почти безоружные, а это оружие и боеприпасы…

— Даже не думайте!

— Мы на время возьмём попользоваться, а когда командир Юй соберёт новый отряд, вернём всё в должном количестве.

— Ты меня за кого держишь? За трёхлетнего ребёнка?

— Что вы, командир Юй. Как говорится, упадок и процветание страны зависит от каждого из её граждан. Во время борьбы с Японией, когда на кону спасение государства, каждый жертвует что может, кто-то людей, кто-то оружие. Если все эти винтовки и патроны будут лежать здесь без дела, ты будешь виноват перед всей нацией.

— Ты поменьше мне тут разглагольствуй! Не жди, что я помочусь в ваш горшок. Имейте храбрость сами вырвать оружие из рук японцев!

— Вчера наша часть тоже участвовала в бою!

— Ну и сколько хлопушек вы запустили? — холодно усмехнулся дедушка.

— Мы стреляли из винтовок, бросали ручные гранаты, пожертвовали жизнями шестерых товарищей. Нам полагается минимум половина этого оружия.

— На мосту через Мошуйхэ полёг весь мой отряд, а мне достался один ржавый пулемёт!

— Это были войска Гоминьдана!

— А у войск КПК, значит, при виде оружия глаза от зависти не лопаются? С сегодняшнего дня я никому не позволю себя облапошить!

— Командир Юй, поосторожнее! Мы и так были очень великодушными.

— Что? За оружие схватитесь? — мрачно поинтересовался дедушка, положив руку на свой японский пистолет.

Командир Цзян сменил гнев на милость и заявил:

— Командир Юй, вы неверно всё поняли, мы в Восьмой армии никогда не отнимаем еду из мисок друзей, как говорится, дружба дороже денег.

Он подошёл к своим бойцам и велел:

— Очистим поле боя, похороним погибших жителей деревни. Внимательно смотрите и подбирайте гильзы.

Солдаты Цзяогаоской части рассеялись по полю, подбирая гильзы. Свора бешеных собак схлестнулась с оставшимися в живых людьми в ожесточённой схватке за тела, разорвав множество трупов.

Цзян снова обратился к дедушке:

— Командир Юй, у нас положение крайне тяжёлое, нет ни оружия, ни патронов, потому мы собираем стреляные гильзы, отправляем в особый район Биньхай на военный завод в обмен на новые патроны, однако пять из десяти таких патронов не стреляют. Гоминьдановские разбойники притесняют нас, императорские войска истребляют нас. Как бы там ни было, а вы должны поделиться с нами оружием. Не стоит недооценивать Восьмую армию.

Дедушка посмотрел на солдат, которые носили трупы в гаоляновом поле и сказал:

— Сабли ваши и вот эти винтовки, «Тип 79», тоже, а ещё гранаты с деревянными ручками.

Командир Цзян схватил дедушку за руку и громко воскликнул:

— Командир Юй, вы настоящий друг… вот только гранаты с деревянными ручками мы и сами можем изготовить. Лучше мы не будем брать гранаты, а вы дадите нам несколько винтовок «Арисака-38».

— Нет.

— Всего лишь пять!

— Нет я сказал!

— Тогда три, всего-то три винтовки.

— Нет!

— Ну, две! Две-то можно?

— Мать вашу, вы в этой своей Восьмой армии как торговцы скотом!

— Командир первой роты, подойти сюда получить оружие.

— Помедленнее, — осадил его дедушка. — Встаньте чуть подальше.

Дедушка лично выбрал двадцать четыре винтовки «Тип 79» вместе с парусиновыми патронташами. Он довольно долго медлил, а потом кинул ещё и одну зачехлённую винтовку «Арисака-38».

— Всё! Сабли вам не дам.

— Командир Юй, ты же сам сказал, что дашь две!

Глаза дедушки налились кровью:

— Будешь приставать, и одной не получишь!

Цзян замахал рукой:

— Хорошо! Хорошо! Не сердись!

Получившие оружие бойцы Восьмой армии аж сияли от радости. Расчищая поле боя, они нашли ещё несколько винтовок, а ещё забрали выброшенный дедушкой маузер и выброшенный отцом браунинг. Карманы солдат сильно оттопыривались, поскольку были набиты жёлтыми медными гильзами. Невысокий смуглый парнишка с заячьей губой притащил два миномёта и пробубнил:

— Командир, я отхватил две пушки!

Цзян обратился к своим бойцам:

— Товарищи, быстрее хороним мёртвых и готовимся отступать, а то черти скоро притащатся за трупами своих солдат. Если подвернётся возможность, мы по ним ударим. Чёрный Заяц, тащи миномёты, потом отправим их на военный завод, посмотрим, можно ли их починить.

Когда Цзяогаоская часть собралась на земляном валу, готовясь отступать, на дороге, что вела к восточному краю деревни, показалось двадцать велосипедистов. Ободья и спицы ярко блестели. Командир Цзян отдал приказ, и его бойцы рассредоточились по земляному валу и затаились. Велосипедисты, неуверенно вихляя, подъехали к дедушке. На них была серая форма, на ногах — обмотки и матерчатые туфли, а на квадратных фуражках красовалась эмблема в виде белого солнца, похожего на зубчатое колесо.

Это был отряд Лэна. Все эти велосипедисты мастерски управлялись с короткоствольным оружием. Поговаривали, что и Рябой Лэн отлично ездит на велосипеде.

Командир Цзян отдал приказ, и его бойцы выскочили из кустов и встали в одну линию позади дедушки.

Солдаты Лэна поспешно соскочили с велосипедов, подкатили их вперёд и поставили на валу. Несколько бойцов с пистолетами сгрудились вокруг своего командира.

Дедушка как увидел Рябого Лэна, так сразу схватился за винтовку.

Цзян ткнул дедушку со словами:

— Спокойно, командир Юй, спокойно!

Лэн с широкой усмешкой протянул руку Цзяну, даже не сняв перчатки. Цзян в ответ тоже широко улыбнулся и, пожав руку Лэну, залез за пояс брюк, вытащил жирную тёмно-серую вошь и швырнул в ров.

Командир Лэн сказал:

— А ваши войска хорошо осведомлены!

Цзян парировал:

— Вообще-то мы тут со вчерашнего дня бьём врага.

— Наверное, одержали блестящую победу? — поинтересовался Лэн.

— Наша часть совместно с командиром Юем убила двадцать шесть японских солдат, тридцать шесть солдат марионеточных войск и девять строевых лошадей. А где же были ваши драгоценные войска?

— Мы вчера напали на Пинду и вынудили чертей спешно отступать. Эта стратагема называется «окружить Вэй, чтобы помочь Чжао», не так ли, командир Цзян?

— Рябой Лэн! Чтоб тебя! — принялся браниться дедушка. — Разуй глаза да посмотри на спасённое тобой «Чжао»! Вся деревня тут, перед тобой!

Дедушка показал на Слепого и Хромого, которые стояли на валу.

Белёсые оспины на лице Лэна покраснели. Он сказал:

— Мои ребята вчера вступили в кровопролитное сражение в Пинду, многие погибли. Моя совесть чиста.

Командир Цзян спросил:

— Если ваши драгоценные войска знали, что враг окружил деревню, почему не поспешили на выручку? Зачем гнаться за журавлём в небе и мчаться за сотню ли нападать на Пинду? Ваши войска отнюдь не моторизированная часть, пусть даже речь идёт про форсированный марш, а части, которые нападали на Пинду, должны были ещё вернуться назад. Однако вы, как погляжу, в таком бодром настроении, на форме ни пылинки. Так вот, хочу спросить, как же вы командовали тем боем?

Лэн вспыхнул:

— Цзян, я тут с тобой не собираюсь пререкаться. Зачем ты пришёл, я в курсе, и для тебя не секрет, зачем я тут.

Командир Цзян ответил:

— Командир Лэн, я считаю, что вчерашнее решение драгоценных войск атаковать уездный город было ошибочным. На вашем месте я не стал бы прорывать окружение деревни, но устроил бы засаду по обе стороны от шоссе на старом кладбище, используя могилы как прикрытие, установил бы там восемь пулемётов, которые вы, драгоценные войска, захватили как трофей после боя на Мошуйхэ, и нанёс бы оттуда удар по японским чертям. Японцы до этого вели жестокий бой, люди и кони утомились, патроны на исходе, местность им не знакома, ночь на дворе. Их было бы видно, а вас нет, и открой вы огонь из всех восьми пулемётов, бежать японцам было бы некуда. Это был бы подвиг во имя народа, да и драгоценным войскам большая польза. К славной победе командира Лэна в бою на Мошуйхэ прибавилась бы победа здесь на шоссе. Вот это слава! Жаль только, что командир Лэн упустил удобный случай. Он отказался от большой выгоды и великого успеха, а вместо этого явился в погоне за мелкой выгодой к сиротам и вдовам, к беззащитным людям. Даже не имей я совести, и то покраснел бы за вас, командир Лэн!

Лицо Лэна полыхало, он даже дара речи лишился, но потом сказал всё-таки:

— Ты, Цзян, меня недооцениваешь… Ничего, я ещё покажу, на что способен в бою!

— Тогда мы будем вам помогать, не щадя своей жизни.

— Мне не нужна ничья помощь, сам справлюсь!

— Примите моё восхищение!

Лэн сел на велосипед и собирался было уехать, но тут подскочил дедушка, схватил его за грудки и свирепо сказал:

— Лэн, разобьём япошек и тогда с тобой поквитаемся, сведём старые счёты!

— Я тебя не боюсь!

И Лэн улетел прочь, словно струйка дыма, а двадцать с лишним охранников последовали за ним. Они крутили педали с такой же скоростью, с какой заяц убегает от гончего пса.

— Командир Юй, — сказал Цзян, — мы, Восьмая армия, — навеки ваши верные друзья.

Он протянул руку дедушке. Тот неуклюже пожал большую ладонь, почувствовав, какая она твёрдая и тёплая.