Глава 11
Деревенские гастроли

Третий год подряд я отправляю жену с Артемом на все лето, как у классика, на деревню дедушке. Ну, хорошо, почти как у классика: на деревню бабушке.

Бабушка Артема, мама моей жены, моя теща (вот сколько титулов у этой прекрасной женщины) живет в сельской местности в семистах километрах от Москвы.

У такой удаленности есть два очевидных преимущества.

Во-первых, там в воздухе еще сохранился воздух. В отличие от Москвы. Там можно съесть курицу, которая росла на твоих глазах, и спокойно лечь спать. В отличие от Москвы. Где тоже можно съесть курицу, но сразу спать ложиться нельзя. Потому что если это все-таки была не курица, а такой шанс есть всегда, вам перед потерей сознания еще нужно успеть вызвать неотложку. Наконец, там перед частными домами есть дворы, в которых торчит морковка. В отличие от Москвы. Где перед домами тоже есть дворы, но в них торчат алкаши.

Поэтому, если вы не хотите вместо ребенка вырастить себе камбалу – плоскую, серую, с выпученными глазами, как выглядят большинство москвичей, – лучше увозите детишек подальше.

Во-вторых, теща, находящаяся в семистах километрах от тебя, особенно любима. Такой вот необъяснимый научный феномен.

Несколько раз в месяц я исправно навещаю семью в деревне. Пары дней в тех местах мне самому обычно хватает, чтобы отдышаться и порозоветь.

С деревнями – как у Толстого. Все большие города большие одинаково, каждый маленький населенный пункт маленький по-своему. Каждая деревня – немного Твин Пикс. У каждой деревни есть своя изюминка-твинпиксинка, которая делает ее особенной. И это не только названия, которые русский народ очевидно придумывал с бодуна, в чем у меня нет никаких сомнений.

Что такого необычного в нашей деревеньке, наглядно иллюстрирует следующий случай.

Однажды мне на улице повстречались два мальчика. Одному примерно лет 5, другой постарше, допустим, лет 8. Они подходили ко всем прохожим с какой-то бумажкой. Я про себя вздрогнул – неужели и здесь реновация. Малыши подошли и ко мне.

«Вы не видели его?» – спросил меня старший и протянул бумажку с изображением пропавшей собаки.

Я только приехал и находился в деревне от силы минут пять. Я не то что собак – людей еще толком не видел. По сути, эти два карапуза были первыми.

Несмотря на всю трогательность и душещипательность момента, в нем таилась одна твинпиксинка.

При всем желании помочь малышам я был не в силах. Даже если бы я и встретил на улицах деревни создание, изображенное на бумажке, то не смог бы поймать его и вернуть хозяевам. Потому что я уже минут пять как лежал бы в глубоком обмороке. Эта собака напугала бы самого сэра Баскервиля.

Дело в том, что на бумажке у мальчиков была не фотография пропавшего пса, а его рисунок. Детский. Причем, судя по художественному решению, явно рисовал младший. Узнать в этом пастернаковском сплетеньи рук сплетеньи ног собаку не смог бы даже кинолог со стажем. Из понятного читалась только кличка, написанная корявым почерком, – Лорд.

Я отрицательно покачал головой.

«А давно пропала?» – спросил я сочувственно.

«Час назад», – тяжело вздохнул младший.

Я представил, как этот малыш в течение последнего часа в отчаянии выводил каракули, разбавляя акварель своими слезами.

«Ну ладно, – сказал я, чтобы как-то утешить этих двоих, – если увижу вашу собаку, обязательно вам скажу».

«Это не собака, – зло ответил старший, – это кот».

И малыши разочарованно зашагали дальше, размахивая объявлением.

Кот по кличке Лорд. Которого ищут после часа отсутствия. А я вот так вот смело разгуливаю по улицам этой деревни средь бела дня. Самоубийца.