Когда мне было двадцать и в моем организме еще водились гормоны, я сдерживался, чтобы не поцеловать красивых девушек в метро.

Меня прямо так и подмывало – подойти и поцеловать, и будь что будет. Я сдерживался нечеловеческими усилиями, представляя их старухами. Помогало лишь отчасти: старухи в моем воображении все равно оставались красивыми.

Сейчас, когда мне сорок и в моем организме водятся все больше вирусы, я сдерживаюсь, чтобы не поцеловать в метро чужих малышей.

Однажды я пережил особенно тяжелый случай.

В вагоне метро на руках у матери, стоявшей ко мне спиной, сидел малыш, ко мне лицом. Карапузу было не больше годика. На вид, как бы это правильно сказать, немножко чукча, то есть с такими узенькими раскосенькими глазками. Не знаю, какой национальности. У маленьких деток еще нет национальности, так же как у ангелов.

А детки немножко чукчи – это же вообще чистый плюш. Щечки – как наливные яблочки, хочется не только целовать, но и теребункать.

Я был на грани. Мои губы складывались трубочкой помимо моей воли. Я попытался представить этого бутуса стариком, и у меня получился такой сморщенный Бенджамин Баттон, не менее, а то и более трогательный. Не помогло.

Вдобавок бутус начал мне улыбаться и подмигивать, как только умеют малыши – всем лицом.

На мое счастье, в вагоне освободилось место, и мама с малышом сели туда.

На мое несчастье, место рядом с ними тоже оказалось пустым. Я чувствовал, как мои ноги вероломно несут меня туда. Как назло, это место никто не собирался занимать. Оно ждало только одного меня и манило. Нужно было срочно что-то предпринять.

Я повернулся к какой-то девушке, стоявшей рядом, и сказал:

Девушка поблагодарила и села.

Потом она несколько станций кокетничала со мной, посылая страстные взгляды. А я посылал страстные взгляды в ответ.

Только не ей, а карапузу. Мы продолжали с ним перемигиваться.

В какой-то момент девушка это заметила и сделала круглые глаза.

Ну, а что ты хотела, милая.

Маленькие детки – венец эволюции, с ними конкурировать бесполезно.