Глава 9
Мерл Кавердейл сказала Тревору Ломасу:
— Я просто иногда помогала ему в его частных делах. С ним приятно поговорить, и вообще в нем есть что-то особенное. А в моей жизни не так уж много интересного.
— Просто в его частных делах, — сказал Тревор. — Всего-навсего помогали ему.
— Ну, а что в этом плохого?
— Перепечатывали его легавые донесения.
— Слушайте, — сказала Мерл, — он не имеет никаких отношений с полицией. Я не знаю, откуда пошли эти россказни, но это все неправда.
— Что за частные делишки вы для него обделывали?
— Это вас не касается.
— Мы этого субчика на днях прирежем, — сказал Тревор. — Вам что, захотелось составить ему компанию?
— Господи, да я же вам правду говорю, — сказала Мерл. — Никакие это не донесения, просто он пишет, как раньше жилось в Пекхэме, по заказу одной женщины, он ее зовет Чиз. Поймите вы, Дугал никому зла не делает. Просто в нем есть что-то особенное.
— Чиз, — сказал Тревор. — Вот, значит, чем вы с ним занимаетесь по вечерам — каждый вторник и каждую пятницу.
— Чиз и чиз, что тут такого? Это же даже не настоящее имя, это прозвище такое.
— Да что вы говорите, — сказал Тревор. — А как настоящее имя?
— Ой, мистер Ломас, честное слово, не знаю.
— Больше вы к нему не пойдете, — сказал Тревор.
— Тогда придется ему это как-то объяснить. Мы с ним друзья, и не более того, мистер Ломас.
— Вы с ним больше не увидитесь. Без разговоров. А у нас с ним будет свой расчет.
— Мистер Ломас, вы лучше не задерживайтесь. Скоро придет мистер Друс. Мне не хочется, чтобы мистер Друс застал вас здесь.
— Он знает, что я здесь.
— Вы хоть не говорили ему, что я по вечерам в будни бываю у Дугала?
— Я говорю, он в курсе.
— Так это вы осведомитель, а не Дугал.
— Запомните. Сделаете для него что-нибудь — вам же будет хуже.
Тревор размеренной поступью сошел по лестнице, а она глядела из окна, как он с видом хозяина шествует по Денмарк-Хиллу.
Через двенадцать минут явился мистер Друс. Он снял шляпу и поместил ее на вешалке в передней. Он прошел в гостиную следом за Мерл и отворил дверцу буфета. Он извлек бутылку виски, налил себе ровно четверть стакана и брызнул туда содовой.
Мерл взяла вязанье.
— Немного виски? — сказал он.
— Нет, лучше стакан красного вина. Надо, пожалуй, выпить красного, может, хоть это меня взбодрит.
Он наклонился, нашарил бутылку вина, выдвинул ящик и достал оттуда пробочник.
— Меня тут только что навестили, — сказала она.
Он оглянулся на нее, из его кулака торчал штопор.
— Полагаю, что вы знаете, о ком идет речь, — сказала она.
— Конечно, знаю. Он был здесь по моему поручению.
— Моя личная жизнь касается только меня, — сказала она. — Я в вашу никогда не вмешивалась. Я никогда и близко не подошла к миссис Друс, а мне, может быть, не раз хотелось потолковать с ней о том, о сем.
Он вручил ей стакан вина. Посмотрел, что за ярлык на бутылке. Он сел в кресло и разулся. Надел домашние туфли. Поглядел на часы. Мерл включила телевизор. Оба смотрели мимо экрана.
— Я здорово попался с этим шотландцем. Его подослали полиция и правление «Мидоуз, Мид». Он следил за мной почти три месяца и строчил свои доносы.
— Нет, тут вы ошибаетесь, — сказала Мерл.
— А последний месяц и вы были с ним заодно. — Он почти уткнулся указующим перстом ей в горло.
— Тут вы ошибаетесь. Я только перепечатала для него несколько рассказов.
— Каких рассказов?
— Про то, как жилось когда-то в Пекхэме одной старой леди, его знакомой. И вы не имеете ни малейшего права в чем-то меня обвинять и подсылать ко мне разных громил с угрозами.
— Тревор Ломас, — сказал мистер Друс, — мой платный агент. Вы будете ему беспрекословно подчиняться. А так называемый Дугал Дуглас даст у нас тягу из Пекхэма и дорогу обратно забудет.
— Вы же, по-моему, сами собирались эмигрировать.
— Я и собираюсь.
— Когда?
— В свое время.
Он скрестил ноги и устремил взгляд на телеэкран.
— Мне что-то сегодня не хочется ужинать, — сказала она.
— А мне хочется.
Она пошла на кухню и загромыхала посудой. Вернулась она в слезах.
— Проклятая моя жизнь.
— Насколько я знаю, ничего проклятого в ней не было, пока вы не стакнулись с так называемым Дуга-лом Дугласом.
— Мы с ним друзья, и не более того. Вы его не понимаете.
Мистер Друс глубоко вздохнул и возвел глаза к абажуру, призывая его в свидетели.
— Можете есть свою отбивную с картофелем и горошком, — сказала она. — Мне не хочется.
Она села и взяла вязанье, роняя на него слезы.
Он перегнулся в кресле и пощекотал ей шею. Она отстранилась. Он ущипнул ее длинную шею, и она вскрикнула.
— Ш-ш-ш, — сказал он и погладил ей шею.
Он пошел налить себе еще виски. Обернулся и посмотрел на нее.
— На чем же вы сговорились с так называемым Дугалом Дугласом? — спросил он.
— Ни на чем. Мы с ним просто друзья. Надо же мне хоть с кем-то бывать.
Пробочник лежал на буфете. Он приподнял его за кончик и уронил, приподнял снова и уронил.
— Лучше я пойду переверну отбивную, — сказала она и пошла на кухню.
Он последовал за нею.
— Вы снабжали его сведениями обо мне, — сказал он.
— Говорю вам, что нет.
— И печатали его доносы в правление.
Она боком протиснулась мимо него и, плача навзрыд, вернулась в гостиную за носовым платком, оставленным на кресле.
— Еще чем вы с ним занимались? — спросил он, перекрикивая телевизионный гвалт.
Он подошел к ней с пробочником в руке и убил ее, девять раз воткнув пробочник в ее длинную шею. Потом надел шляпу и пошел домой к своей жене.
— Дуг, дорогой, — сказала мисс Мария Чизмен.
— Я в расстроенных чувствах, — сказал Дугал, — вы не могли бы перезвонить попозже?
— Дуг, я буквально на несколько слов. Вы так изумительно переписали историю моих юных лет. Эти новые пекхэмские эпизодики — совершеннейшая прелесть. Я уверена, в душе вы согласны со мной, что не зря потрудились. И теперь вся книга — сплошное очарование, и я от нее прямо без ума.
— Спасибо, — сказал Дугал. — Вряд ли стоило возиться с этими вставками, но...
— Дуг, заходите ко мне сегодня вечером.
— Простите, Чиз, но я в расстроенных чувствах. Я укладываю вещи. Я отсюда уезжаю.
— Дуг, я хочу вам сделать маленький подарок. В знак того, что я ценю...
— Я перезвоню вам, — сказал Дугал. — Я совсем забыл, что у меня молоко на плите.
— Вы ведь сообщите мне свой новый адрес, да?
Дугал пошел на кухню. Мисс Фрайерн сидела за столом, она как-то странно обмякла в кресле, как будто заснула. Лицо ее было перекошено, и одно веко трепетало.
Дугал поискал глазами бутылку джина, чтобы уточнить, на чем остановилась мисс Фрайерн. Но бутылки джина не было; ни бутылки, ни грязного стакана. Он снова посмотрел на мисс Фрайерн. Ее веко трепетало, а нижняя губа искривилась.
Дугал позвонил в полицию, чтобы там распорядились насчет доктора. Затем он пошел наверх и притащил оттуда свою поклажу: саквояж на «молнии», новенькую кожаную папку и пишущую машинку. Доктор вскоре явился и прямиком проследовал на кухню к мисс Фрайерн.
— Паралич, — сказал он.
— Ну, я пошел, — сказал Дугал.
— Вы ей не родственник?
— Нет, жилец. Я съезжаю с квартиры.
— Прямо сейчас?
— Да, — сказал Дугал. — Я и без того уезжал, но уж если где начали болеть, то меня с моим роковым недостатком только там и видели.
— У нее есть какие-нибудь родственники?
— Нет.
— Вызову-ка я «Скорую помощь», — сказал доктор. — Плохо ее дело.
Дугал забрал свой скарб и пошел по Парковому проезду. Он заметил издали, что возле полицейского участка толпится народ. Он вмешался в толпу и протолкался во двор вместе с поклажей.
— Уезжаете? — сказал один из полисменов.
— Переезжаю в другой район. Я было решил, что народ собрался поглазеть на какую-нибудь новую находку.
Полисмен кивком указал на толпу.
— Мы тут только что произвели арест в связи с убийством.
— Друса арестовали, — сказал Дугал.
— Его самого.
— Ну и правильно, — сказал Дугал.
— Конечно, правильно. Сама-то она шуму не делает, лежит себе и лежит, да пища начала пригорать. Соседи подумали, что у нее пожар, и взломали дверь. Как видите, туннель готов к открытию; вон и ступеньки проложены. Сейчас внутри налаживают проводку.
— Жаль, что я этого не застану. Вот бы пройтись по туннелю.
— Идите, если хотите. В нем всего шестьсот ярдов. Выйдете наружу у Гордон-роуд. Там караулит один из наших, он вас знает. Жаль было бы уехать ни с чем, коли вы так интересовались.
— Так я спущусь, — сказал Дугал.
— Не смогу вас проводить, — сказал полисмен. — Но я принесу вам фонарик. Пойдете все прямо и прямо. Всякие там монеты и прочие бронзовые изделия уже выбрали дочиста, остались одни неприбранные кости. Но как-никак, а внутри побываете.
Он отправился за фонариком. Из подземного хода выскочил юный помощник электрика с двумя жестяными кружками. Он пробрался сквозь толпу в кафе на другой стороне улицы.
Полисмен принес маленький фонарик.
— Отдадите констеблю у того выхода, чтоб вам не таскаться туда-сюда. Что ж, до свидания. Рад был познакомиться. Мне пора заступать на дежурство.
Подземный ход высотою в восемь футов недавно укрепили деревянными подпорками, между которыми теперь петлял Дугал. Подземный ход — его открыли для обозрения через несколько дней, а еще через несколько дней закрыли после трех скандалов из-за того, что сюда повадились ученики старших классов смешанной школы, — был устлан свежим гравием. По этому гравию еще никто не ступал, кроме рабочих и Дугала с вещами.
Пройдя полпути, Дугал опустил вещи на землю и стал рыться в куче костей, сложенных в нише на предмет уборки. Кость за костью он отобрал несколько берцовых, облепленных землей; потом взял фонарик в зубы и принялся жонглировать. Он управлялся сразу с шестью костями — подбрасывал и ловил, не уронив ни одной, и земля так и сыпалась с них.
Он поднял вещи и углубился дальше в душный туннель с запахом недавней дезинфекции. Он увидел впереди яркую лампу, стремянку и электрика, который зачищал провод на стене.
Электрик обернулся.
— Быстро слетал, Бобби, — сказал он.
Дугал выключил фонарик и поставил вещи на свежий хрусткий песок. Он увидел, что электрик с ножом в руке спускается со стремянки и направляет на него свой большой фонарь.
— Тревор Ломас, следи за мертвыми костями, кругом шастают покойники, — сказал Дугал и запустил подвернувшейся тазобедренной костью в голову Тревору. Левой рукой он вывернул ему кисть с ножом. Тревор брыкался. Дугал пустил в ход свой любимый прием: он вцепился правой рукой, как клешней, в глотку Тревору. Тревор отпрянул, споткнулся о Дугаловы вещи и выронил нож. Дугал подобрал нож, схватил вещи и побежал.
Неподалеку от выхода, когда большой фонарь уже остался далеко позади, Тревор догнал Дугала и ткнул его костью в глаз. Тогда Дугал сверкнул Тревору фонариком в лицо и кинулся на него, выставив увечное плечо и растопырив локти. Он снова применил свой особый прием. Правой рукой он сдавил Тревору горло, а левой нанес короткий удар в челюсть. Тревор осел наземь. Дугал посветил фонариком, подобрал с земли свои вещи и выбрался из подземного хода возле Гордон-роуд. Здесь он сообщил полисмену, что электрика разморило от духоты, он вконец сомлел и сидит на куче монашеских костей.
— Не смогу задержаться и помочь вам, — сказал Дугал, — как видите, спешу к поезду. Вас не затруднит вернуть этот фонарик в участок и поблагодарить от моего лица?
— Ушиблись? — спросил полисмен, поглядев на изукрашенный глаз Дугала.
— Наткнулся на что-то в потемках, — сказал Дугал. — Пустяки, синяк. Света нет, вот беда.
Он зашел перехватить стаканчик в пивную «Веселая вдова». Потом он дотащился с поклажей до Верхнепекхэмской улицы, взял там такси, переехал через мост и остановился у аптеки, чтобы перевязать подбитый глаз.
— Я рада, что он смотался, — сказала Дикси матери. — Хамфри переживает, а я рада. Теперь хоть он на свадьбу не придет. Мало ли что он бы там начал вытворять. Может, он кидался бы, как псих, на гостей и заставлял бы всех щупать свои шишки. Или, чего доброго, речь бы произнес. Или как начал бы прыгать и пошло себя вести. Мне он никогда не нравился. И Лесли нет. А вот Хамфри он нравился, так Хамфри теперь прямо узнать нельзя. Мистеру Друсу он нравился, и, нечего сказать, хорошо кончил мистер Друс. Бедняжке мисс Кавердейл он нравился. А Тревору нет. Но теперь-то чего беспокоиться. Правда, я здорово простудилась.
