Глава 7
— Да, Чиз? — сказал Дугал.
— Слушайте, Дут, по-моему, ни к чему нам с вами этот эпизод в далуичском «Драконе», он неприличный. И потом это же неправда. Я в этом возрасте и не бывала никогда в Сохо. Я в жизни не встречалась ни с каким управляющим.
— Надо обеспечить распродажу книги, — сказал Дугал. Он подышал на дубовую панель холла мисс Фрайерн и свободной рукой нарисовал на запотевшей туманной поверхности чей-то профиль.
— И еще, Дуг, дорогой, — сказал голос из-за реки, — как вы узнали, что моя трудовая жизнь началась на обувной фабрике? Ведь я-то вам этого не рассказывала. Откуда же вы это знали?
— Я не знал, Чиз, — сказал Дугал.
— Наверняка знали. У вас расписано все вплоть до подробностей, только это было не в Пекхэме, а в Стретхэме. Когда я читала, прошлое оживало передо мной. Прямо мороз по коже. Вы обо мне наводили справки, да, Дуг?
— Ага, — сказал Дугал. Он подышал на панель, написал какое-то слово, потом стер его.
— Дуг, так нельзя. Как подумаешь, что люди о тебе все узнают, так просто ужас берет, — сказала мисс Чизмен. — Ну, зачем это все надо — про обувную фабрику и так далее. И там угадывается время. Это выдает мой возраст.
— И выходит, что вам всего-то шестьдесят восемь, Чиз.
— Но, Дуг, надо постараться, чтобы мне выходило еще поменьше. Приезжайте, Дуг, умоляю вас. Мне прямо-таки нездоровится.
— Ввиду моего рокового недостатка, — сказал Дугал, — я терпеть не могу, если кому нездоровится. Кроме того, по субботам я беру отгул, и вообще жаль губить такой прелестный летний день.
— Дорогой Дуг, я обещаю вам, что поправлюсь. Только приезжайте. Меня так волнует моя книга. Она написана как-то... как-то слишком...
— Вразброс, — сказал Дуглас.
— Да, вот именно.
— Буду у вас к четырем, — сказал Дугал.
В закусочной «Слон» к Залу холлисовских шницелей сзади примыкала комнатка, застланная синтетическим ковром серого цвета и обставленная современной мебелью в красных тонах. Здесь были тахта, два кубических кресла, телевизор на светлой деревянной подставке, низенький кофейный столик со стеклянной крышкой, столик с портативным проигрывателем и магнитофоном, секретер светлого дерева, торшер и несколько пепельниц на треножниках. Две стены были оклеены обоями в серую полоску. Две других были выкрашены под накат: золотые звезды по красному полю. К стенам крепились многочисленные кронштейны, а на них — кашпо с «бабьими сплетнями». Полосатые красно-белые шторы были задернуты. Два темно-красных стенных светильника озаряли этот веселенький интерьер. В одном кресле сидел Лесли Кру, чья шея как бы одеревенела от напряженного внимания. На нем были темно-синий костюм стандартного покроя и персиковый галстук, и выглядел он куда старше своих тринадцати лет. В другом кресле развалился восемнадцатилетний Колли Гулд, признанный негодным к несению воинской службы; у Колли были не в порядке легкие, и он состоял под медицинским наблюдением. В настоящее время он обвинялся в краже автомобильных моторов и был условно освобожден на поруки. Он был в темно-сером двубортном пиджаке и узких черных брюках. Тревор Ломас, весь в серо-голубом, возлежал на тахте посредине. Все трое курили американские сигареты. У всех троих был плаксивый вид, но не потому, что они собирались плакать: так у них выражалась инстинктивная готовность к чему угодно и на что угодно.
Тревор держал в руке тонкий черновой блокнотик, один из тех двух, которые он стащил из дугаловского столика. Другой блокнотик лежал возле него на ковре.
— Послушайте, — сказал Тревор. — Называется «Фразы для Чиз».
— Для чего? — спросил Колли.
— Тут сказано «для Чиз». Шифровка, это ясно. Послушайте, может, что поймете. Читаю подряд.
— «От его прикосновения меня охватил трепет.
В то время я была еще так молода, что даже не понимала, отчего плачет моя мать.
Когда он вошел в комнату, дрожь пронизала все мое существо.
Этот безмолвный миг обновил наше пошатнувшееся взаимопонимание.
Ей суждено было сыграть роковую роль в моей жизни.
Память не солгала мне.
Он всегда был неизлечимым романтиком.
Я стала горделивой обладательницей велосипеда.
Он говорил со мной безжизненным голосом.
И снова осень. Осень. И в парке жгут листья.
Он был для меня предвестником катастрофы.
Я упивалась своей первой трагической ролью.
Я не могла смотреть на других мужчин.
В нашу жизнь закралась ложь.
Она явилась неоценимым источником сведений.
Судьба еще раз вмешалась в нашу жизнь.
Щедрость была заложена в его натуре.
Я испытала злорадное удовлетворение.
Их разъединяла пропасть.
Я погрузилась в прерывистую дремоту».
— Прочти нам еще раз, Трев, — сказал Лесли. — Похоже на диктовку. Может, он вдобавок еще и учитель.
Тревор пропустил его слова мимо ушей. Он постучал по блокнотику и обратился к Колли.
— Шифровка, — сказал он. — Стоило повозиться. Несчастное выражение лица Колли показало, что он согласен.
— У него своя шайка, это ясно. Птица покрупнее, чем я думал. Теперь вопрос в том, чтобы разузнать, чего ему надо.
— Секса, — сказал Лесли.
— Да что ты говоришь? — сказал Тревор. — Да ты у нас сообразительный, сынок. Но мы об этом и сами чисто случайно догадались. Какого секса? — вот весь вопрос. Вопрос в том, национального или интернационального?
Колли выпустил изо рта дым так медленно, как будто изрыгнул яд.
— Надо найти ключ и расшифровать, — сказал он больным голосом. — Ключ здесь осень. Что там было насчет осени?
— Вы что, совсем отупели? — вопросил Тревор через ноздри. — Это же шифровка. Осень тут совсем в другом смысле. Тут все в другом смысле.
Он уронил блокнотик и с болезненной гримасой поднял с пола другой. Он прочел:
— «Пекхэм. Способы общения.
Действия эффективнее слов. Все обыгрывать. Изображать.
Мораль. Функциональная. Эмоциональная. Пуританская. Классическая.
Нелли Маэни. «Номера для одиноких».
Подземный ход. Раскопки в Квакерском переулке, двор полицейского участка. Орден св. Бригитты. Наутро монахинь как не бывало».
Тревор перелистнул блокнотик.
— «Запись в приходской книге от мая 5, 1658.
Роза, мужняя жена У-ма Хэтэуэя
Захоронена на 103 году жизни
Сыну же раждила 63 лет от роду».
Тревор сказал:
— Определенно шифровка. Видите: написано «раждила». Кому это надо — рожать сыновей в 63 года.
Колли и Лесли пододвинулись и заглянули в блокнотик.
— Вот он, ключ-то, — сказал Колли, — давайте расшифровывать.
— Да ну, — сказал Тревор, — да что ты говоришь? Айда, ребятишки, надо повидаться с Нелли Маэни.
— Раз мы собираемся ругаться, — сказала Мэвис, — так включи приемник погромче.
— Мы не собираемся ругаться, — сказал ее муж Артур Кру, сдерживаясь что есть мочи. — Я тебя попросту спрашиваю, как это ты отпускаешь его и не можешь спросить, куда он пошел?
Мэвис включила приемник на полную громкость. Потом она переорала приемник:
— Хочешь узнать, куда он пошел, так спрашивай его сам.
— Почему это я могу его спросить, а ты не можешь? — спросил Артур, соревнуясь в громкости с музыкальной радиопередачей.
— Да какое тебе дело, куда он пошел? Что он, дитя малое, чтоб за ним бегать? Ему тринадцать исполнилось.
— Ты должна за ним хоть как-то присматривать. Конечно, теперь уже поздно...
— Вот и присматривай за ним, раз ты...
— Что мне, работу бросить и за детьми смотреть? Не будь ты такая...
— Нечего тут на меня ругаться, — сказала Мэвис.
— Я и не ругался. Но захочу и буду ругаться, чтоб я сдох, и нечего тут на меня орать. — Он выключил приемник, и наступившая тишина отдалась звоном в ушах.
— Включи приемник. Раз мы собираемся ругаться, так пусть хоть соседи не слышат, — сказала Мэвис.
— Ладно, оставь, — сказал Артур, мучительно сдерживаясь. — Никто не собирается ругаться.
Спустилась Дикси.
— Что за крик? — сказала она.
— Твой отчим завелся насчет Лесли. Я у него перед уходом, видите ли, не спрашиваю, куда он пошел. А я ему говорю, пусть сам спрашивает, раз ему так интересно. У меня что, глаза на затылке?
— Ш-ш-ш. Не повышай голос, — сказал Артур.
— Да он Лесли слово боится сказать, — сказала Дикси.
— В чем все и дело, — сказала ее мать.
— Кто боится? — заорал Артур.
— Ты боишься, — заорала Мэвис.
— Это не я боюсь. Это ты боишься...
— Выдержка, — сказал Тревор. — Главное — выдержка. Расчет на психологию.
Все трое размеренно поднимались по каменным лестницам «Номеров для одиноких». Два раза на площадках приоткрывались двери, выглядывали головы, и двери тут же снова захлопывались. Возле двери Нелли Маэни Тревор и его подручные затопали громче. Тревор постучал три раза на полицейский манер и приложил ухо к трещине двери.
Кто-то прошаркал в переднюю, щелкнул выключатель, и воцарилось молчание.
Тревор постучал еще раз.
— Кто там? — сказала Нелли из-за самой двери.
— Полиция, — сказал Тревор.
Снова щелкнул выключатель, и Нелли чуть приоткрыла дверь.
Тревор распахнул ее настежь и вошел, за ним последовали Колли и Лесли.
Лесли сказал:
— Меня не заманишь в эту грязную дыру, — и попробовал улизнуть.
Тревор остановил его, ухвативши за пиджак.
— Это все чистая грязь, — сказала Нелли.
— Садись вон туда, — сказал Тревор Нелли, указывая на стул возле столика. Она подчинилась.
Сам он примостился на краешке стола и указал Лесли на край кровати, а Колли — на хромоногое кресло.
— Мы пришли, — сказал Тревор, — потолковать насчет мистера Дугала Дугласа.
— В жизни о нем не слыхивала, — сказала Нелли.
— Да ну? — сказал Тревор, сложив руки на груди.
— Это вы, значит, и есть полиция? А ну-ка убирайтесь, если не хотите иметь неприятности. Тут за стенкой спит один джентльмен, и стоит мне повысить голос...
Колли и Лесли посмотрели на указанную стенку.
— Ври больше, — сказал Тревор. — Он сегодня ушел на футбол. Так вот, насчет мистера Дугала Дугласа...
— В жизни о нем не слыхала, — сказала Нелли.
Тревор слегка наклонился к ней, ухватил прядь ее длинных волос и сильно дернул за нее.
— Помогите! Убивают! Полиция! — сказала Нелли.
Тревор заткнул ей рот. своей широкой ладонью и принялся увещевать:
— Слушай, Нелли, мы тебя не обидим. Мы тебе хорошо заплатим.
Нелли вырывалась, ее желтые зрачки расширились.
— Мои ребята могут тебе и всыпать, если ты не будешь меня слушаться, Нелли. Верно, ребята?
— Это точно, — сказал Колли.
— Верно, ребята? — сказал Тревор, глядя на Лесли.
— Конечно, — сказал Лесли.
Тревор отлепил ладонь от рта Нелли и вытер ее о штанину. Он достал из кармана большой бумажник и пошелестел кредитками.
— Он живет на Парковой у мисс Фрайерн, — сказала Нелли.
Тревор положил бумажник на стол и, скрестив руки, сурово посмотрел на Нелли.
— Он служит в фирме «Мидоуз, Мид», — сказала Нелли.
Тревор ждал.
— Он устроился к Дроверу и Уиллису под другой фамилией. Да нет в нем ничего особенного, сынок.
Тревор ждал.
— Вот и все, сынок, — сказала Нелли.
— Что значит «чиз»? — спросил Тревор.
— Чего что значит?
Тревор так рванул ее за волосы, что она чуть не свалилась со стула.
— Я разузнаю. Я с ним всего один раз виделась, — сказала Нелли.
— Чего ему от тебя надо?
— А?
— Ты меня слышала.
Нелли перевела взгляд на приятелей Тревора, потом снова посмотрела на него.
— Мальчикам рановато про это знать, — заметила она, и по ее глазам было видно, что она размышляет и прикидывает.
— Я тебя спрашиваю, — сказал Тревор, — зачем к тебе приходил мистер Дугал Дуглас?
— Насчет девушки, — сказала она.
— Насчет какой девушки?
— Бьюти ему приглянулась, — сказала она. — Он хотел, чтоб я разузнала, где она живет и так далее. Пошли бы лучше посмотрели, что он сейчас делает. Может, он как раз с ней прохлаждается.
— Кто с ним в одной шайке? — поинтересовался Тревор, потянувшись к волосам Нелли.
Она отпрянула. Нервы Лесли не выдержали, он подскочил к Нелли и ударил ее по лицу.
— Убивают! — завопила Нелли.
Тревор заткнул ей рот и сделал Колли знак глазами; тот подошел к двери, приоткрыл ее, прислушался и снова захлопнул. Потом Колли ударил Лесли, а тот свалился на постель.
Не отнимая широкой ладони от рта Нелли, Тревор тихо зашептал ей на ухо:
— Кто с ним в одной шайке, Нелли? Где ключ к шифру? С меня десять фунтов, Нелли.
Она покрутила головой, и Тревор убрал мокрую руку с ее рта.
— Кто с ним в одной шайке?
— Он иногда прогуливается с мисс Кавердейл. Гуляет с той белобрысой контролершей, которая ушла к Дроверу и Уиллису. Больше из его шайки никого не знаю.
— А кто из мужиков?
— Я узнаю, — сказала она. — Я разузнаю, сынок. Потерпите.
— Кто такая Роза Хэтэуэй?
— В жизни о ней не слыхала.
Тревор достал из внутреннего кармана свернутый в трубочку черновой блокнотик Дугала, отыскал и прочел вслух запись о Розе Хэтэуэй, захороненной на сто третьем году жизни.
— А на это что скажешь? — спросил Тревор.
— Чудно что-то. Я у него спрошу.
— Ты у него не спросишь. Ты все у него выведаешь окольным путем. И ни слова о том, что мы у тебя были, ясно?
— Да он просто дурачится. У него не все дома, сынок.
— Он случайно не приводил с собой Хамфри Плейса?
— Кого?
Тревор вывернул ей руку.
— Нет, в жизни с ним не встречалась, один только раз — в «Гроздьях».
— Ну, а с нами ты еще встретишься, — сказал Тревор.
Он спустился по темной каменной лестнице в сопровождении Лесли и Колли.
— Она себя в могилу сведет, — сказала Мерл, — и все из-за денег. Поутру приходит в бюро, еле на ногах держится — куда же ей работать. Я ей говорю: «Дикси, — говорю, — когда вы прошлой ночью легли спать?» — «По-моему, это мое личное дело, мисс Кавердейл», — говорит она. «Ах, — говорю, — ну тогда будьте добры перепечатать заново эти два отчета — или это тоже ваше личное дело, как вы их напечатали? В одном пять ошибок, а в другом шесть». — «Как! — говорит она. — Где ошибки?» Она ведь будет спорить, пока ее носом не ткнешь. Я говорю: «Там помечено, где ошибки». Она говорит: «Ой!» Я говорю: «Вы всю неделю только зеваете и зеваете вместо того, чтобы работать». А в перерыве, когда Дикси пошла пить чай, Конни мне говорит: «Мисс Кавердейл, Дикси же вечером работает, потому и устает». Я говорю: «Как это вечером?» Она говорит: «Ну да, билетершей в кинотеатре «Дворцовый» с шести тридцати до десяти тридцати, подрабатывает себе на свадьбу». — «Что ж, — говорю, — не удивительно в таком случае, что здесь она без толку место просиживает!» Дугал-билетер пробежал лучом невидимого фонарика по волнистой летней траве парка.
— Осторожнее, мадам. Места за три шиллинга шесть пенсов — направо.
Мерл залилась грудным смехом. Вдруг она села прямо на траву и заплакала.
— Боже мой! — сказала она. — Дугал, у меня была ужасная жизнь.
— Она пока не кончилась, — сказал Дугал, усевшись чуть поодаль от нее. — Может быть, самое худшее у вас еще впереди.
— Сначала родители, — сказала она. — Такие эгоисты. Они думают только о себе. Обо мне они подумать не могут. Им нравится говорить: «Мерл заведует целым бюро в «Мидоуз, Мид», — а до остального им и дела нет. Я решила жить одна — и, конечно, как последняя дура, спуталась с мистером Друсом. А теперь я не могу с ним порвать, вот как хотите. Вот вы явились в Пекхэм, Дугал, и выбили меня из колеи. У меня будет нервное потрясение, я это предвижу.
— Если оно у вас будет, — сказал Дугал, — то я к вам и близко не подойду. Для меня любая болезнь что нож острый.
— Дугал, — сказала она, — я рассчитывала, что вы мне поможете порвать с мистером Друсом.
— Подыщите себе другую работу, — сказал он, — и перестаньте с ним видеться. Это же так просто.
— Да, для вас все просто. Вы ничем не связаны.
— А вы связаны? — спросил Дугал.
— Формально нет.
— Вот и перестаньте встречаться с Друсом.
— На седьмом году совместной жизни, Дугал, я не могу так просто взять и расстаться с ним. И где я найду работу в свои тридцать восемь лет?
— Придется вам понизиться в должности, — сказал Дугал.
— После того как я заведовала целым бюро, — сказала она, — я не могу на это пойти. У меня все-таки есть своя гордость. К тому же и за квартиру платить надо. А мистер Друс хоть немного, да помогает.
— Люди смотрят, как вы плачете, — сказал Дугал, — и думают, что это по моей милости.
— И по вашей тоже. У меня была ужасная жизнь.
— Ну и ну, посмотрите-ка, — сказал Дугал.
Она посмотрела в небеса, куда он указывал пальцем.
— Что такое? — сказала она.
— Вон там, вверху, — сказал Дугал, — растут деревья.
— Какие еще деревья? Ничего я там не вижу.
— Посмотрите как следует, — сказал Дугал, — вон туда. И не глядите по сторонам, потому что мистер Друс наблюдает за нами из-за павильона.
Она посмотрела на Дугала.
— Да смотрите же вверх, — сказал он, — вон в небесах выросли деревья с красными кисточками. Смотрите, куда я показываю.
Прохожий народ останавливался посмотреть, куда это показывает Дугал. Дугал сказал им:
— Новости науки и техники. В газетах читали? Лесопосадки и кустарник в небесах. Смотрите, вон виднеется сосна.
— Ага, вот теперь кое-что вижу, — сказала одна девушка.
Народ большей частью недоверчиво расходился, на всякий случай поглядывая на небеса. Дугал помог Мерл подняться с земли, и они как ни в чем не бывало побрели прочь с остальными.
— Он все еще там? — спросила Мерл.
— Да. Ему, наверно, надоело кататься вверх-вниз на лифте.
— Нет, он катается только в субботу с утра. Потом сидит дома. А ко мне приходит вечером. У меня была ужасная жизнь. Я иногда думаю, не наглотаться ли мне снотворного.
— Это ни к чему, — сказал Дугал. — Всего-навсего заболеете. А мне о болезнях даже думать противно.
— Он в вас влюбился, — сказала Мерл.
— Мне-то это понятно, а вот ему невдомек.
— Интересно. Влюбился — и самому невдомек.
— А вот так и невдомек. Я ведь первый симпатичный мужчина на его жизненном пути.
— Вы о себе много воображаете.
— Нет, обо мне много воображает мистер Друс.
— Тоже мне, — сказала она. — красавец кособокий.
— Вы это Друсу объясните, — сказал он.
— Он теперь меня не слушает.
— Сколько, по-вашему, он еще продержится на своем месте?
— С тех пор как у него все стало из рук валиться, я много об этом размышляю. Все дела пошли прахом. Прямо не знаю, что мне делать с квартирой, если мистера Друса выгонят с работы.
— Месяца три у него есть, — сказал Дугал.
Они повернули на Парковую улицу, и Мерл опять заплакала.
— Он все еще там? — спросила она.
Дугал сделал вокруг Мерл танцевальный пируэт и снова пошел рядом с нею.
— Он удаляется в обратную сторону.
— Интересно, куда это он идет.
— Куда же, как не домой в Далуич.
— С его стороны аморально, — сказала Мерл, — возвращаться домой к этой женщине. Они же словом друг с другом не обмолвятся.
— Перестаньте хлюпать. Красные глаза вас отнюдь не украшают. Из-за них вы меньше похожи на окапи. Но все-таки ах, что у вас за шея!
Она поднесла руку к горлу и провела по своей длинной шее.
— Недавно мистер Друс так и вцепился мне в шею, — сказала она, — в шутку, конечно, но я испугалась.
— Она создана на радость маньякам, ваша шея, — сказал Дугал.
— Подумаешь, а у вас и шеи-то почти нет, плечо возле самого уха.
— Короткая шея — признак хорошей головы, — сказал Дугал. — Понимаете, импульсы быстрее доходят до мозга, потому что им ближе идти. — Он наклонился и достал рукой до носка. — Представьте, что импульс зародился здесь. Потом он направляется прямо сюда.
— Постыдитесь, люди на вас смотрят.
Они шли по Парковому проезду в потоке женщин с покупками и детских колясок. Дугал остановился, его тут же толкнула коляска, и он наскочил на двух беседующих женщин. Дугал принял их в распростертые объятия.
— Лапушки, надо быть внимательнее, — сказал он.
Они радостно улыбнулись ему и друг другу.
— Как мило, правда? — сказала Мерл. — Вон возле магазина Хиггинса и Джонса кто-то высунулся из автомобиля и разглядывает вас.
Дугал посмотрел через дорогу.
— Это меня разглядывает мистер Уиллис, — сказал он. — Пойдемте, я вас познакомлю с мистером Уиллисом. — Он взял ее под руку и повел через дорогу.
— Мне неудобно знакомиться в таком костюме, — сказала Мерл.
— Вы всего лишь объект исследований персонала, — сказал Дугал, пробираясь с нею между машинами к мистеру Уиллису.
— Я просто жду свою жену. Она там внутри — делает покупки, — объяснил мистер Уиллис. Его, видимо, несколько смутило, что Дугал подошел к нему. — У меня не было уверенности, что это вы, мистер Дугал, — объяснил он. — Я вглядывался, чтобы уточнить. Слегка близорук.
— Мисс Кавердейл, одна из моих внештатных помощниц, — небрежно сказал Дугал. — Любопытно, — сказал он, — наблюдать в натуре, как пекхэмцы проводят свой субботний день.
— Да, весьма. — Мистер Уиллис, зардевшись, пожал руку Мерл и оглянулся на двери магазина.
Дугал сдержанно кивнул и, как бы начисто позабыв о мистере Уиллисе, повел Мерл дальше.
— Почему он называл вас мистер Дугал? — спросила Мерл.
— Потому что он мой подчиненный. В свое время он служил лакеем в нашей семье.
— А теперь кто он такой?
— Один из моих тайных агентов.
— Вы кого угодно с ума сведете, вам только дай волю. Смотрите, что вы сделали с Уидином. И мистер Друс того и гляди в уме повредится.
— Я отменный бесовщик, — сказал Дугал, — только и всего.
— Кто, кто?
— Я умею изгонять бесов.
— А вы, помнится, говорили, что вы сам дьявол.
— Одно другому не мешает. Пойдем в полицейский участок.
— Куда вы меня ведете, Дугал?
— В полицейский участок. Хочу посмотреть, как идут раскопки.
Он привел ее во двор участка, где был уже известен как археолог, интересующийся раскопками. Возле кучи угля, над ямой глубиною в несколько футов стояло деревянное сооружение. Работа прекратилась на уикенд. Они заглянули внутрь.
— Подземный ход ведет до самого Нанхеда, — сказал Дугал, — по нему, бывало, гуляли монахини. Как-то ночью, примерно сто лет назад, они сложили барахло и удрали, а за ними осталась куча долгов.
Сзади неслышно подошел полисмен и, указывая на угольную кучу, сказал:
— На этом месте была покаянная келья. Добрый вечер, сэр.
— Боже мой, как вы меня напугали, — сказала Мерл.
— А вон там откопали скелеты монахинь, мисс, — сказал полисмен.
Мерл пришла домой поджидать мистера Друса, а Дугал по вечерней прохладце прогулялся до кафе Коста. Там оказалось человек восемь, и среди них Хамфри и Дикси, сидевшие за отдельным столиком и доедавшие яичницу с сосисками. Хамфри выпихнул ногой из-под стола сиденье для Дугала. Дикси тронула углы рта бумажной салфеткой и, бережно взяв нож и вилку, продолжала есть; проглатывая каждый кусок, она дергала головой.
Хамфри разделался с пищей. Он положил свой нож и вилку на тарелочку и отодвинул ее. Дважды потер одну ладонь о другую и сказал Дугалу:
— Как жизнь?
— Идет своим ходом, — сказал Дугал и огляделся.
— К вам нынче днем заявлялась важная персона. Вы только что ушли. Старухи не было, и он напоролся на меня. Он не пожелал назваться. Но я его, конечно, узнал. Мистер Друс из «Мидоуз, Мид». Дикси мне его как-то показывала, верно, Дикси?
— Да, — сказала Дикси.
— Мистеру Друсу так приспичило со мной повидаться, что он разыскивал меня по всему парку, — сказал Дугал.
— Я бы на вашем месте, — сказал Хамфри, — работал, когда и все люди. Тогда он не имел бы никакого права донимать вас днем в субботу, верно, Дикси?
— Очевидно, да, — сказала Дикси.
— Три чашки кофе, — сказал Дугал официанту.
— После четырех к вам снова пожаловали, — сказал Хамфри. — Угадайте кто. Она принесла горшок с цветами и большой пакет.
— Элен, — сказал Дугал.
Официант принес три чашки кофе: одну в правой руке и две, столбиком, в левой. Он осторожно поставил их на столик. Кофе из чашки Дикси плеснулся на блюдце. Она бросила взгляд на свою чашку.
— Поменяйся со мной, — сказал Хамфри.
— Возьмите мою, — сказал Дугал.
Она позволила Хамфри обменяться с нею блюдцами. Он вылил содержимое ее блюдца себе в чашку, отхлебнул кофе и поставил его на стол.
— Сахар, — сказал он.
Дугал пододвинул сахарницу к Дикси.
Она сказала: «Благодарю». Взяла два куска, бросила их в кофе и, пристально глядя в чашку, помешала ложечкой.
Хамфри положил себе три куска, быстро размешал сахар и попробовал кофе. Он подтолкнул сахарницу к Дугалу, который взял себе один кусок и положил его в рот.
— Я провел ее в вашу комнату, — сказал Хамфри. — Она сказала, что хочет у вас прибрать по-своему. Поставила горшок с цветами и разложила кретоновые подушечки. Старухи дома не было. По-моему, это очень мило со стороны Элен, верно, Дикси?
— Что мило со стороны Элен?
— Ну, что Элен заходила навести у Дугала порядок женской рукой.
— Очевидно, да.
— Ты здорова? — спросил ее Хамфри.
— Очевидно, да.
— Может, пойдем куда-нибудь или побудем здесь?
— Как тебе угодно.
— Хочешь пирожного?
— Нет, благодарю.
— Почему ваш брат ходит голодный? — спросил у нее Дугал.
— Чей брат ходит голодный?
— Ваш Лесли.
— С чего это вы взяли, что он ходит голодный?
— Он на днях ошивался у моей хозяйки и выпрашивал пончики, — сказал Дугал.
Хамфри потер одну ладонь о другую и улыбнулся Дугалу:
— Ох, эта ребятня, вы же сами знаете, что это за народ.
— С какой стати он мне будет тут наговаривать на Лесли, — сказала Дикси и обвела взглядом соседние столики: не прислушивается ли кто-нибудь. — Наш Лесли не попрошайка. Это вранье.
— Это не вранье, — сказал Дугал.
— Я передам ваши слова моему отчиму, — сказала Дикси.
— И правильно сделаете, — сказал Дугал.
— Ну, съест мальчишка лишний пончик, что тут такого? — сказал Хамфри им обоим. — Не делайте вы из мухи слона. Не заводитесь.
— А кто начал? — сказала Дикси.
— Ты начала, если на то пошло, — сказал Хамфри. — Ты еле выдавила из себя «здравствуйте», когда Дугал вошел.
— Как же, как же, защищай его, — сказала она. — Вообще-то я не собираюсь здесь сидеть и слушать, как меня оскорбляют.
Она встала и взяла сумочку. Дугал снова усадил ее на стул.
— Не распускайте руки, — сказала она и встала.
Хамфри снова усадил ее.
Она осталась сидеть, неподвижно уставившись в пространство.
— А вот и Бьюти пришла, — сказал Дугал.
Дикси повернула голову и посмотрела на Бьюти. Потом она снова приняла отсутствующий вид.
Дугал присвистнул, явно адресуясь к Бьюти.
— А вот это вы напрасно, — сказал Хамфри.
— Господи, и это называется интеллигент, — сказала Дикси. — Разевает рот и свистит девушке.
Дугал снова присвистнул.
— Досвиститесь, что явится Тревор Ломас, — сказал Хамфри.
Официант и сам Коста вышли из-за стойки и нервно топтались возле их столика.
— Переберемся в «Глашатай», — сказал Дугал, — и захватим с собой Бьюти.
— Ну, послушайте, Тревор же мой друг, — сказал Хамфри.
— Он будет шафером у нас на свадьбе, — сказала Дикси. — У него хорошая работа и надежные перспективы на будущее, не как у некоторых.
Дугал присвистнул. Потом он обратился к Бьюти через два столика:
— Кого-нибудь ждете?
Бьюти опустила ресницы.
— Пожалуй, никого, — сказала она.
— А не пойти ли нам в «Глашатай»?
— Не возражаю.
Дикси сказала:
— А я возражаю. Я не вожусь с кем попало.
— Кто-то что-то сказал? — спросила Бьюти, вытянувшись в струнку.
— Я говорю, — сказала Дикси, — что у меня назначено свидание в другом месте.
— Ладно, мы с Бьюти пойдем вдвоем, — сказал Дугал. Он направился к Бьюти, которая решила причесаться.
Хамфри сказал:
— Ну, Дикси, нам же, в конце-то концов, нечего больше делать. Даже смешно будет, если мы не пойдем вместе с Дугалом. Вдруг Тревор узнает, что Дугал шляется с его девушкой по пивным.
— Понимаю, со мной тебе скучно, — сказала Дикси. — Конечно, где уж нам, дурачкам, до Дугала.
— Не засыпайте меня комплиментами, — сказал ей Дугал издали.
— А по-моему, я не к вам обращаюсь, — сказала Дикси.
— Ладно, Дикси, мы остаемся здесь, — сказал Хамфри.
Дугал держал зеркальце, а девушка расчесывала над столом свои длинные медные волосы.
Дикси бросила взгляд на Дугала. Она глубоко вздохнула.
— Видно, придется уж пойти с ними в пивную, — сказала она, — а то ты потом скажешь, что я испортила тебе весь вечер.
— Никто особенно не настаивает, — сказала Бьюти, спрятав расческу и похлопывая по сумочке.
— Пойдем, глядишь, и не пожалеем, — сказал Хамфри.
Дикси собралась в путь не без торопливости, но заметила при этом:
— Ну, знаешь, такие развлечения не в моем вкусе.
И они пошли по Парковому проезду к «Глашатаю» вслед за Дугалом и Бьюти. Бьюти уже переступила порог салуна, но Дугал медлил, вглядываясь в темноту за плавательным бассейном: оттуда, из глубины парка, все громче доносились вопли какой-то пьяной женщины, но вскоре стало ясно, что это не пьяная женщина, а пророчествующая Нелли.
Хамфри и Дикси остановились у дверей пивной.
— Да это же Нелли, — сказал Хамфри и подтолкнул Дугала к проходу, в котором замешкалась Бьюти.
— Я люблю послушать Нелли, — сказал Дугал, — персонал-то надо исследовать.
— Ой, да заходите вы внутрь, — сказала Дикси, когда Нелли обрисовалась в лучах фонаря.
— Шесть суть вещей, — возгласила Нелли, — ненавистных господу, и для седьмой нет места в его душе. Надменные взоры, лживый язык, руки, пролившие невинную кровь. Увидимся завтра утром. Сердце, упорствующее в злоумышлениях, ноги, влекущие к злочинию. В десять, двор Пэйли. Свидетель неправедный, чьи уста глаголют ложь. Квакерский переулок. И тот, кто сеет раздоры между братьями.
— Ну, Нелли здорово поддала, — сказал Хамфри, пропихиваясь к бару. — Того и гляди с катушек долой.
Яркая люстра с подвесками и ряд сверкающих хрустальных ламп возле зеркала за стойкой появились тут после войны, чтобы поддерживать представление, будто в доброе старое довоенное время эта пивная была украшением и гордостью тогдашнего Кэмберуэлла. У заведующей был крошечный носик и тяжелый подбородок; по ее лицу было видно, что она многое успела за свои двадцать пять лет. Бармен был маленький и юркий. Он все время покачивался взад-вперед, как ванька-встанька.
Бьюти пожелала мартини, Дикси думала, что платит Хамфри, и заказала имбирное пиво, потом смекнула, что платить будет Дугал, и дополнила: «Джин и имбирное пиво». Хамфри с Дугалом принесли и поставили на столик выпивку для девушек и две полупинты имбирного пива, сверкавшие в пупырчатых кружках, как маленькие люстры. Со стен глядели надписанные фотографии былых звезд эстрады; и хотя никто не помнил ни Флоры Финч, ни Форда Стерлинга, но всем почему-то казалось, что в десятых годах это были знаменитости первой величины. Пианино стояло вплотную к стене, и пианист Тони созерцал публику лишь между музыкальными номерами, поворачиваясь на сто восемьдесят градусов. Тони был не просто бледен: в лице его не было ни кровинки. Его темно-синий пиджак был надет поверх наглухо застегнутой белоснежной рубашки без галстука. Доброхоты все время наполняли заново его пивную кружку в полпинты, которая неизменно стояла по правую руку от него на крышке пианино. За игрой плечи его ходили ходуном, а с иными аккордами он так и ложился на клавиши. Сзади он мог сойти за энтузиаста, но только сзади. Тони исполнял мелодии десятых и двадцатых годов под шуточки завсегдатаев; и, когда он ссутулился, чтобы сыграть «Чармейн», Бьюти сказала ему: «Заколачивай, Тони». Тони и ухом не повел: за девятнадцать месяцев работы его не затронула ни одна реплика. «Живей, малый, живей», — подбодрил кто-то. «Оставьте его в покое, — сказала заведующая. — Постыдились бы своей некультурности. Он прекрасный исполнитель. Эту вещь в свое время всюду играли. Ее так и надо исполнять». Тони доиграл, взял свое пиво и уныло повернулся лицом к публике.
— Тони, разбуди меня, когда будет рок или ча-ча!
— Поднатужься, сынок. Заколачивай.
Тони повернулся на сто восемьдесят градусов, поставил кружку на место и взял первые аккорды «Рамоны».
— Живей, малый, живей.
— Еще раз услышу «живей, малый», — сказала заведующая, — и вы у меня живо очутитесь на улице.
— А я что говорю. Тони сейчас как даст по клавишам!
— Хлебни-ка пивка, Тони. Веселей, сынок! Умирать один раз.
В десять минут десятого в пивную вошел Тревор Ломас с Колли Гулдом. Тревор протолкнулся к бару, встал спиной к стойке, оперся на нее локтем и обозрел происходящее как бы с высоты птичьего полета.
— Хэлло, Тревор, — сказала Дикси.
— Привет, Дикси, — сурово ответил Тревор.
— Привет, — сказал Колли Гулд.
Бьюти допила четвертое мартини, грациозно поклонилась и кое-как выпрямилась.
Заведующая спросила:
— Будете что-нибудь заказывать, сэр?
Тревор сказал через плечо:
— Две пинты горького. — Он закурил сигарету и медленно, очень медленно выдохнул дым.
— Трев, — тихо сказал Колли, — Трев, не порти нам все дело.
— Я терпеливый, — сказал Тревор, не раскрывая рта. — Я очень, очень терпеливый. Но если...
— Трев, — сказал Колли, — Трев, не забывай о деле. Книжечки в наших руках.
Тревор, не оборачиваясь, швырнул полкроны на стойку.
— Ну и манерочки, — сказала заведующая, со звоном выдвинув денежный ящик. Она бросила на стойку сдачу. Но Тревор к ней и не притронулся.
Дугал и Хамфри приблизились к бару с четырьмя пустыми сосудами. «Мне только имбирное!» — крикнула Дикси им вслед, потому что на этот раз платил Хамфри.
— Одно мартини. Две полупинты слабого. Один джин и имбирное пиво, — сказал Хамфри бармену. И он пригласил Тревора составить им компанию, указавши ухом на свой столик.
Тревор не шелохнулся. Колли следил за Тревором. Дугал достал горсть мелочи.
— Моя очередь, — сказал Хамфри, вытаскивая кошелек из кармана.
Дугал выудил полкроны из своей мелочи и, прислонясь спиной к стойке, швырнул монету через плечо. Потом он прикурил сигарету и очень медленно выпустил дым. Физиономия его угрожающе вытянулась, а глаза быстро замигали.
Бьюти закричала:
— Дуг, ты парень на все сто! Ну, Дуг дает! Крышка тебе, Трев. Пойди застрелись.
Тони заиграл «Сан-Луи блюз».
— Трев, — сказал Колли, — не надо. Трев, не надо.
Тревор с размаху обколол свою искристую пивную кружку о край стойки. В его руке остался кусок стекла с шестью острыми зубьями. Он сделал мгновенный выпад в лицо Дугалу. Но Дугал тут же отпрянул назад, и его макушка коснулась стойки. Стеклянные зубья врезались в лицо Хамфри, который стоял в профиль к Тревору. Дугал наклонился и схватил Тревора за ноги, еще кто-то вцепился ему в воротник, и вскоре он лежал, пригвожденный к полу множеством рук. Почти столько же рук протянулось к Хамфри; его увели в заднее помещение, где заведующая прикладывала ему к щеке толстое махровое полотенце, на глазах багровевшее от крови.
Бармен заорал, перекрывая шум: «Все вон отсюда!»
Но все и так сматывались, чтобы не попасть в свидетели. На тех, кто мешкал, бармен орал: «Все вон отсюда, не то позвоню в полицию».
Тревора отпустили; он поднялся на ноги и вышел в сопровождении Колли и Бьюти, которая на виду у всех плюнула Тревору в физиономию и дробно засеменила прочь по Парковому проезду.
Остались Дикси и Дугал. Она заявила ему: «Он же в тебя метился. Свинья ты пакостная, хватило же нахальства увернуться».
— Вон отсюда, не то позвоню в полицию, — сказал бармен, качаясь взад-вперед, как ванька-встанька.
— Мы из одной компании с пострадавшим, — сказал Дугал, — и если ему не под силу будет идти, то я позвоню в полицию.
— Попрошу за мной, — сказал бармен.
Хамфри держал голову над тазом; сбоку стоял Тони и лил на порезы холодную воду. Судя по всему, он считал это одной из своих нудных вечерних обязанностей.
— Боже, какой у вас жуткий вид, — сказал Дугал. — В силу моего рокового недостатка я, пожалуй, не смогу и глядеть на вас.
— Свинья он пакостная, и больше никто, — сказала Дикси, — хватило нахальства подставить вместо себя другого парня.
— Заткнешься ты или нет? — попытался выговорить Хамфри.
Бармен суетливо проводил их до машины Хамфри. Дугал сел за руль и сначала отвез Дикси домой. Она сказала ему: «Так бы и плюнула тебе в рожу», — и хлопнула дверцей.
— Да заткнись ты, — выговорил Хамфри.
Затем Дугал отвез Хамфри в амбулаторное отделение больницы св. Георгия.
— Как мне ни мучительно ездить туда-сюда через реку, — сказал Дугал, — но нынче вечером, пожалуй, нам лучше держаться подальше от южного района.
В больнице он рассказал, что Хамфри, выходя из машины, споткнулся о бутылку с молоком, бутылка с молоком разбилась, а Хамфри упал ничком на осколки. Хамфри согласно кивал. Сестра промыла и заклеила пластырем его порезы. Дугал сообщил, что Хамфри зовут Дугал-Дуглас и что живет он на квартире у мисс Чизмен, Челси Райз, 14, третий Ю-3 сектор, Хамфри было велено зайти через неделю, и они поехали домой, к мисс Фрайерн.
— И не видать мне ее как своих ушей до будущей субботы, потому что вечерами она работает билетершей в кинотеатре «Дворцовый», — сказал Хамфри Дугалу без четверти двенадцать ночи. Он сидел на постели в полосатой пижаме и по мере сил поддерживал беседу; но щека его была заклеена пластырем, и поэтому рот сползал на сторону. — Ей и в голову не придет отгулять хотя бы один день в счет отпуска: как же, ведь в сентябре медовый месяц, и надо копить, копить и копить. Посмотреть, как она надрывается, так можно подумать, будто я плохо зарабатываю. И вот вам результат — она теряет чувство пола.
Дугал сидел на корточках у газовой плитки и вилкой помешивал бекон на сковородке. Он вывалил бекон в тарелку, потом разбил над сковородкой два яйца.
— Я бы на ней не женился, — сказал Дугал, — ни за какие коврижки.
— Моя сестра Элси ее не любит, — сказал Хамфри, скосоротившись.
Дугал встал и взял в руку тарелку с беконом. Он приподнимал и опускал тарелку, как будто выискивал в книге нужный текст близорукими глазами.
Наконец текст нашелся.
— Берешь ли ты, — раскатисто вопрошал Дугал утробным голосом священника, — эту женщину себе в жены?
Потом он отставил тарелку и упал на колени. Теперь это был мрачный пучеглазый жених.
— Нет, — заявил он, истово глядя в потолок, — честно говоря, не беру.
— Господи, не смешите меня, пластырь отклеится. Дугал разложил яичницу с беконом по тарелкам. Бекон для Хамфри он мелко нарезал.
— Вам обещали, что шрамов не останется, если вести себя осторожно и регулярно ходить на перевязку.
Хамфри погладил израненную щеку.
— Да. мне-то что. Вот Дикси, может, станет огорчаться.
— Не забывайте, что вы квалифицированный техник по холодильникам и член профсоюза. От девиц у вас отбою не будет.
— Я знаю, но мне нужна Дикси. — Он медленно засовывал яичницу с беконом в угол рта.
Было холодное летнее утро, и дождь поливал Нелли Маэни, которая сидела на куче старых автомобильных покрышек во дворе Пэйли, приемщиков утильсырья в Квакерском переулке. Она дожидалась с десяти минут десятого, хотя Дугалу явно не с чего было приходить раньше десяти. Он явился в пять минут одиннадцатого, вприпрыжку и под зонтиком.
— Они были у меня в субботу, — выложила она с ходу, — Тревор Ломас, Колли Гулд и Лесли Кру. Мне худо пришлось.
— Вы промокли, — сказал Дугал. — Чего вы под дождем торчите?
Она оглядела двор.
— Тут дело тонкое, сынок. Если торчишь посреди двора, тебя на худой конец прогонят, и все тут. А заберешься куда-нибудь, так могут и полицию позвать.
Дугал осмотрелся, прикидывая, где можно укрыться. В углу двора валялись остовы двух покореженных грузовиков. На низкой деревянной платформе стояла крытая лодка.
— Заберемся в лодку.
— Да мне туда не залезть.
Дугал подогнал ногой деревянный ящик под самую дверцу лодки. Он подергал дверную ручку. Дверца наконец поддалась. Он взобрался внутрь, потом вылез и взял Нелли под локоть.
— Полезай наверх, Нелли.
— А если нагрянет полиция?
— Я с ними заодно, — сказал Дугал.
— Господи Иисусе, да неужто правда?
— Полезай наверх.
Он подсадил ее и устроился рядом на изодранном кожаном сиденье. На окошечках болтались жалкие остатки кретоновых занавесок. Дугал задернул их по мере возможности.
— Меня аж трясет, — сказала Нелли.
— Не вздумайте заболеть, я этого не люблю, — сказал Дугал.
— Я и сама не люблю. Они выспрашивали про вас, — сказала Нелли. — Они пронюхали, что мы с вами виделись. Они стащили вашу шифровку. Они хотят знать, какой такой чиз. Они хотят выведать ключ к вашей шифровке и сулят мне десять фунтов. Они хотят знать, что у вас за шайка.
— Скажите им, что я заодно с полицией.
— Ну, этому-то я в жизни не поверю. Они хотят знать, кто такая Роза Хэтэуэй. Они явятся снова. Мне надо им чего-то наговорить.
— Скажите им, что я нанят полицией, дабы расследовать отдельные злоупотребления на пекхэмских предприятиях. Понятно, Нелли? Безобразия тут на ваших заводиках, особенно среди начальства. А во-вторых...
Мокрые седые космы взметнулись, а желтоватые глаза изумленно уставились на него.
— Знала бы я, что ты легавый...
— Следователь, — сказал Дугал. — Собираю улики под видом исследований персонала. Заодно расследую разные виды молодежного бандитизма. Так что, Нелли, попрошу сообщить мне, что именно произошло у вас на квартире под вечер в субботу.
— А, ничего там особенного не произошло.
— Вы сказали, что вам худо пришлось.
— Подумаешь, не тащить же их за это в полицию.
Дугал достал конверт.
— Вот ваши десять фунтов, — сказал он.
— Оставьте их себе на память, — сказала Нелли. — Мне надо идти.
— Пощупайте мою голову, Нелли.
Он нащупал ее рукой два бугорка среди своих курчавых волос.
— Рак мозга прямо наружу лезет, — сказала она.
— Я родился с козлиными рожками, Нелли. Позднее мне их обломали в драке.
— Пресвятая дева, да выпустите же меня отсюда. С вами и спятить недолго.
Дугал встал и обнаружил, что, расставив ноги посреди лодки, можно устроить морскую качку. По этому поводу он как следует раскачал лодку и спел Нелли матросскую песню.
Потом он помог ей спуститься вниз, раскрыл зонтик и догнал Нелли у самого выхода со свалки. Из участка на углу появился полисмен и, проходя мимо, кивнул Дугалу.
— А сейчас пойду-ка я в участок, Нелли, — сказал Дугал. — Охота покалякать с приятелями.
Нелли вылупилась на него, потом плюнула на мокрый тротуар.
— Ладно уж, так и быть, — сказал Дугал, — сообщите Тревору Ломасу, что я за человек. Можете передать, что, если он вернет мои блокноты, все пока будет шито-крыто. А то, понимаете ли, с нас, полисменов, то и дело спрашивают наши отчеты и секретные шифровки.
Она попятилась от него боком, выжидая, пока пройдут машины и можно будет пересечь улицу.
— Намекните им толком, — сказал Дугал, — тогда и нам с вами неделю-другую поспокойнее будет.
Он зашел во двор участка поглядеть, как продвигаются раскопки. Оказалось, что сверху шахты уже виден и сам подземный ход.
Дугал показал своим друзьям-полисменам отложения ила в нижних слоях почвы.
— Некогда, — сказал он, — Темза была в пять миль шириною, и вода покрывала весь Пекхэм.
Да, сказали они, так им и говорили другие археологи, которые следят за раскопками.
— Надеюсь, вам не очень мешает, что я иной раз забегаю проведать, как идут дела? — спросил Дугал.
— Что вы, сэр, пожалуйста. У нас тут бывают и студенты, и представители прессы. Вы читали про находки?
К вечеру мисс Фрайерн вручили пакет, адресованный Дугалу. В пакете были записные книжки.
— А пожалуй что, — сказал Дугал мисс Фрайерн, — задержусь-ка я у вас еще месяца на два. Не вижу пока ни малейшей надобности уезжать из Пекхэма.
— Если жива буду... — сказала мисс Фрайерн. — Сегодня поутру я снова видела того человека. Поклясться могу, что это мой брат.
— И вы с ним не заговорили?
— Нет. Что-то меня удержало. — Она заплакала.
— Кто принес горшок «бабьих сплетен» в мою комнату? — спросил Дугал. — Уж не моя ли клыкастая белобрысая контролерочка?
— Да, такая худущая блондинка. Похоже, что ее неделю не кормили. У них у всех такой вид.
Мистер Друс прошептал:
— В тот раз у меня ничего не вышло. Обстоятельства неудачно сложились.
— Я просидел в далуичском «Драконе» с девяти вечера до закрытия, — сказал Дугал, — а вы не пришли.
— Я не смог выбраться. Миссис Друс с меня глаз не спускала. Но вот есть одно местечко в Сохо...
Дугал справился в своем карманном календарике. Потом захлопнул его и спрятал обратно.
— Придется отложить до будущего месяца. В этом работы по горло. — Дугал встал и прошелся по кабинету мистера Друса, как бы взвешивая что-то в уме.
— Я заходил к вам в прошлую субботу, — сказал мистер Друс. — Я подумал, а вдруг вы захотите проехаться.
— Так я и понял, — рассеянно сказал Дугал. — Вероятно, я в тот день исследовал персонал по линии мисс Кавердейл. — Дугал улыбнулся мистеру Друсу. — Опрашивал ее, знаете.
— А, ну да.
— Она удивительно привязана к вам, — сказал Дугал. — Ваше имя у нее с языка не сходило.
— А кстати, любопытно, что она говорила? Понимаете, Дугал, ведь не всякому можно доверять.
Дугал посмотрел на часы.
— Батюшки, — сказал он, — сколько времени. Собственно, зачем я к вам заходил — ах да, как насчет повышения зарплаты?
— Скоро будет приказ, — сказал мистер Друс. — Я доложил в правление, что ввиду болезни Уидина на ваши плечи легла масса дополнительной нагрузки.
Дугал помассировал себе плечи, сначала высокое, потом низкое.
— Дугал, — сказал мистер Друс.
— Винсент, — сказал Дугал и удалился.
