дом до свиданий
Такие истории случались где-то в двухтысячных и стали основой для целого ряда художественных произведений разной степени жестокости. Но эта все-таки еще и о любви. Каждый ее понимает по-своему.
Достаточно богатый человек по имени Вадим возвращался домой на Остоженку и вдруг почувствовал легкий тычок в свой достаточно дорогой автомобиль. Он не знал, насколько сильно и в какую сторону толкнет его жизнь бампер маленького типично женского «Пежо».
На момент ДТП Вадим был в разводе, но в отличие от многих собратьев по статусу, не мог найти в таком семейном положении никаких, казалось бы, очевидных преимуществ. Поэтому в пятницу вечером он не собирался чередовать наркотики с фрикциями, а ехал домой. Он планировал почитать, проверить на вкус новую кухарку, поболтать по скайпу с сыном, живущим в туманном городе, взглянуть на достижения венгерской порнографии (Вадим был настолько зануден, что смотрел ее всегда с самого начала и не перематывал) и, собственно, лечь спать.
Суббота ожидалась предельно насыщенной событиями. Компьютерные игры, легкий спорт, разбор почты и, если повезет, яркое пятно в виде поминок человека, которого надо навестить в гробу, так как ранее времени не было, а он злопамятный и точно пересчитает всех, кто не пришел. А зачем нужен такой недоброжелатель, отваливший на страшный суд первым? Мало ли, наболтает там лишнего… Тем более, на общем фоне беспросветного существования и похороны, знаете ли, повод для радости.
Вадим болтался между зрелостью и началом старости, то есть иногда думал, что ему 49. Реально ему было почти 56. К данному возрасту он подъехал с капиталом почти в 25 миллионов долларов, созданным без трупов и откровенных кидков; бизнесом, работающим почти без его участия: сыном, считай иностранцем, думающим, что папа живет в экране скайпа; ушедшими родителями; отошедшими друзьями и партнерами, их заменившими.
В общем, одинок был Вадим до слез, а еще скучен, умен, добр, несуразен и по-старому романтичен. Деньги, кстати, он тоже заработал от полной безысходности. В загулы его не брали, в запои тоже, даже в футбол в детстве играли без него. Никуда Вадима не звали. Творческого потенциала в себе он не обнаружил. Начал с юности пахать и думать головой. А в России это такая редкость, что почти всегда приводит к финансовым результатам. Кроме того, Вадим справедливо считал, что деньги сделают счастливыми — нет, не его, разумеется, — а его будущую семью. Так и случилось, но после семи лет брака жена честно сообщила об угасших чувствах, взяла совсем немного денег в дорогу и вышла замуж по простой, как советские обои, любви. Любви к хорошему сексу. Об этом она сообщила Вадиму на каком-то из детских дней рождений, когда они оба напились и разоткровенничались.
Бывшие супруги после развода часто остаются друг для друга родными людьми, а это почти всегда рано или поздно приводит к плохоуправляемой и ненужной правде.
Я, как мог, описал тоскливого героя, и пора перейти к самой истории.
Итак, в Вадима въехали. За рулем он был сам, поэтому выходить для выяснения отношений пришлось тоже самому. Встретили предпринимателя слезами и баррикадой. Девушка в «Пежо», вероятно наслышанная, что бывает за царапину на такой машине, как у Вадима, вжалась в кресло, пыталась набрать страховую, умеренно плакала и не открывала дверь. Вадим округлым лицом и не сильно лысой головой кое-как внушил доверие, появилась щель в окне и туда он просунул белый флаг парламентера. Условия переговоров были следующие. Соня (так ее звали) ни в чем не виновата, спокойно ждем ДПС и расстаемся друзьями. На Остоженке была зима, а в «Пежо» — тесно и почему-то холодно, поэтому участники аварии переехали к Вадиму в салон.
— Куда торопились?
Вадим обладал удивительным качеством для достаточно серьезного бизнесмена — обезоруживающей непосредственностью.
Соня была, по понятным причинам, в несколько плохом настроении.
— Да никуда особо.
— Пятница, вечер. Думал, только я никуда не тороплюсь.
— Те, кто говорят, что спешат, убеждают себя, что им есть куда спешить, а я не обманываю. Телевизор от меня не убежит.
Вадим ощутил эту странную вибрацию внутри. Мы ее все знаем. Так интуиция говорит, что встречаем человека, который неожиданно может стать близким.
— Соня, я так понимаю, у вас стакан всегда наполовину пуст? — Вадим понял, что хочет запомниться, как-то зацепиться словами за растерянную и поэтому особенно трогательную случайную знакомую.
— А для Вас?
— Смотря, кто наливает.
— Смешно, и кто Вам сегодня наливать будет?
— Сегодня телевизор. У нас с вами предельно романтическая ситуация, сюжет для кино. Встретились два телеодиночества.
— Встретились вообще-то наши машины… А вы водитель или владелец? — спросила Соня с некоторым кокетством.
— А что это меняет? — Вадим сказал это по-доброму, без какой-либо обиды, скорее пытаясь удержать разговор.
— Всё. Если такая машина ваша, я прямо сейчас еду с вами смотреть телевизор. Даже если его нет. Шучу. Просто пытаюсь понять, вы из какой группы несчастных людей.
Соня сказала это без сарказма. Ей тоже хотелось удержать разговор, а иногда прямой удар — самый эффективный способ заставить человека обратить внимание.
— Несчастных?
— Ну вы умны и одиноки. Все же просто, если вы водитель, то слишком умный, если владелец, то слишком одинокий.
Вадим начал в Соне медленно тонуть.
— А может, я вру, пытаясь как-то завязать контакт с красивой девушкой.
— Врать вы не очень умеете, извините.
— Обидно даже как-то. Машина моя, а Ваша? — откуда у Вадима проснулся юмор? Никто не знал. Даже машина, а она знала о Вадиме все. Он с ней делился.
— Моя нет.
— А чья же?
— Банка. Еще года три, потом станет моя. У вас есть банк?
— Нет, я его продал, там было слишком много чужих машин.
Соня улыбнулась и замолчала, Вадим не нашел, как разговор продолжить, и выпалил первое, что пришло в голову.
— А, кстати, хотите музыку послушаем?
— Я уже успела наскучить?
— Нет, что вы, просто вырвалось. Вы что любите?
— Сейчас момент истины.
— Почему?
— Близость возможна только между людьми с похожими музыкальными вкусами.
У Вадима от слова «близость» в животе взорвался набор юного энтомолога. Этот факт он тщательно пытался скрыть.
— Почему?..
Ну у меня целая теория, сейчас постараюсь объяснить, извините, если сложными словами, мне они нравятся, а на работе как-то применять особо не удается. Музыку мы любим бессознательно. На уровне инстинктов. Похоже на сексуальное влечение. Согласитесь, можно объяснить другому, чем хорош писатель, художник или скульптор, ну то есть убедить полюбить, и иногда это получается. А музыка либо нравится, либо нет. Извините за прямоту, стоит или не стоит. И ничего с этим не сделаешь. Это, так сказать, как сейчас модно говорить, наш самый тонкий мир. И если он у людей похож, значит, что-то общее у них может быть и на чувственном уровне. Я люблю U2. Но вы вряд ли.
Вадиму показалось, что подогрев сидений возомнил себя плитой. Про секс он вообще не мог ни с кем говорить, даже этого бы хватило для катастрофических волнений, а тут обожаемая им музыка и такая очевидная, но не приходившая в голову теория.
— Я тоже люблю U2… любимая группа.
Соня, смешав подозрение и азарт, посмотрела Вадиму прямо в глаза.
— Не обманываете?
— Нет, вот видите сколько альбомов с собой вожу. Сейчас, сейчас достану, вот «Joshua Tree», вот «Zooropa», вот «The Best».
Вадим с таким неподдельным простодушием стал доказывать свои музыкальные пристрастия, что, казалось, пробил Сонино недоверие к владельцам дорогих машин. Она первый раз искренне улыбнулась.
— Надо же. Вы для U2 вообще-то староваты.
— А вы молоды.
— Я всегда слушала музыку старше себя.
— А я младше.
Соня опять улыбнулась. Вадим вдруг поверил в чудо.
— Соня, а Вы что завтра делаете?
— Ничего особенного, а Вы?
— Я иду на похороны…
Вадим застрял — фраза прозвучала не то чтобы очень уместно. Повисла пауза.
— Вы хотите меня позвать на свидание на кладбище? Это более чем креативно. Боюсь, у меня нет подходящего наряда.
— Нет, конечно, я просто растерялся, а на кладбище и правда нужно заехать. Давайте выпьем кофе после моих похорон.
Как будто ветер сдул с Сони легкомыслие…
— Отличное название для романа. Вадим, Вы давно не звали никого на свидание?
— Ну… да. Давно.
— Можем сходить вместе на похороны. Я так понимаю, они для Вас формальны.
— Почему вы так подумали?
— Ну как-то вы не похожи на человека, потерявшего недавно кого-то близкого. Близких, мне кажется, у Вас вообще не так много.
Сказана была фраза с какой-то печалью, но без сочувствия. Скорее с поддержкой.
Вадим снял еще один слой брони.
— Не много. Это верно. А как Вы угадали?
— Теплые у вас глаза, а человек вы уже не молодой, как будто накопили и не отдали.
И еще один слой…
— Надо же, не думал, что у меня какие-то особенные глаза. Спасибо, как-то неожиданно, сегодня в глаза-то редко смотрят. И все-таки на похороны я схожу один, как-то странно туда прийти парой.
— А что? Я стану самой обсуждаемой новостью поминок, и все забудут про покойника? Вас снимает светская хроника?
— Нет, я не очень светский…
— Жаль. Всегда мечтала попасть в светскую хронику, пусть даже на похоронах. Ну тогда жду ваших предложений.
Лишившийся доспехов мужчина стремительно молодел, и первыми вернулись присущие ему с детства несуразность и растерянность — качества, за которые мы и любим по-настоящему.
— Я за вами заеду и мы… мы что-нибудь будем делать. Не знаю даже, что пока.
— Давайте и правда сделаем что-нибудь. А я согрелась. Хорошо все-таки, когда печка работает нормально.
Она сняла шерстяные перчатки и на безымянном пальце грустно блеснуло кольцо. Оно, как часто это бывает с такими кольцами, пыталось спрятаться, но не удалось.
Вадим застыл. Крылья бабочек осыпались. Соне стало неожиданно стыдно и неудобно. Она так привыкла, что мужчин ее кольцо скорее успокаивает, что забыла о возможной обратной реакции. А Вадим на глазах терял юность, возвращаясь в реальный возраст, но процесс шел неравномерно и в итоге в машине оказался старый мальчик, которого опять не взяли на каток.
— Мы не живем вместе, просто мой муж не самый простой человек, и мне пока не удается развестись. Чтобы его не злить, я ношу кольцо, да и лишних предложений меньше.
Соня осеклась, но было поздно.
— Значит, мое лишнее. Извините, конечно, нужно было спросить.
— Ваше не лишнее. Это вы меня простите, я должна была сразу сказать, но как-то все быстро получилось. Правда простите, если для вас это неприемлемо, то я пойму, но мы действительно не живем вместе. Господи, что я несу. Мы же просто собрались увидеться. Короче, я не только водить не умею, как оказалось, но и на свидания ходить.
Соня смущенно, но с какой-то надеждой посмотрела на полностью вернувшегося в свои 55 одинокого человека. Вадим ответил одним из самых удивительных человеческих взглядов. Взглядом живого существа, ощутившего свою нужность.
В окно постучал сотрудник ДПС.
Через полгода они поженились. Вадим, обогащенный опытом бизнеса сложных девяностых, очень быстро разрулил ситуацию с Сониным бывшим уже мужем. Да так, что Соня осталась еще и со значительной по ее понятиям суммой денег. Мальчики, которых сверстники не берут играть в футбол, иногда вырастают в акул.
Однажды Соня услышала, как Вадим разговаривает с теми, кого считает врагами. Это было одно из самых больших удивлений в их совместной жизни, потому что в остальные дни с ней был все тот же несуразный старый мальчишка с первого свидания. Соня стала свободной и, главное, финансово независимой. После этого Вадим, который, может, и имел некоторые сомнения в ее мотивации, не долго думая, сделал предложение. Он прямо и четко сказал, что в таком возрасте все понятно с первых трех встреч. Как с музыкой. Либо да, либо нет.
В ответ Соня улыбнулась и согласилась, хотя странный ветер опять подул в ее лицо.
Она была бесконечно права: музыка и секс. Эти две материи очень сложно обмануть. Практически невозможно, если ты не гений лжи.
Необычная для двух абсолютно немодных людей любовь к модной группе и непрекращающееся физическое притяжение опять же двух далеких от Камасутры мужчины и женщины спаяли их судьбы больше, чем это могли бы сделать интеллект, деньги или уважение. Вадим однажды спросил Соню:
— А музыка и секс всегда переплетаются? То есть как ты думаешь, если людям нравится одна и та же музыка, между ними обязательно будет страсть?
— А у нас страсть?
Соня засмеялась.
— Да шучу, ну знаю, нам же хорошо вместе и музыка нравится одна и та же, значит, работает моя теория.
В постели им было и правда хорошо. Не страстно, Соня не шутила, а просто легко, приятно, свободно и тепло. Есть такая глупая фраза — хороший любовник. В ней все фальшиво. Это всегда зависит от двух людей и их воздушных переплетений.
Итак, совершенно неожиданно перед самым наступлением ранней старости Вадим стал счастлив. По-настоящему. Он был нужен, его любили, он в это верил. И, как часто это бывает, несчастье не заставило себя долго ждать. Сердце. Неотложка его вытащила. Но вскоре врачи сказали, что нужно сделать не самую сложную, но все-таки рискованную операцию.
Вечером Соне позвонили с закрытого номера, подул ветер. Утром она поехала на встречу.
— Соня, сейчас самое удобное время. Тебе повезло, контракт закончится раньше.
Сергей Петрович, как и в первую их встречу, был весел, легок и совершенно беспощаден в выражении своих казавшихся искусственными глаз.
Соня вспомнила, как он буднично предложил ей необычный контракт. Брак с хорошим человеком и 30 % наследства после его ухода. Никто не говорил об убийстве, но почему-то Сергей Петрович уверенно предсказывал недолгую семейную жизнь.
В этом же ресторане она впервые изучала его жизнь, музыкальные и сексуальные пристрастия, любимые книги, характеристики бывших подчиненных, слушала запись телефонных разговоров и уже тогда начала испытывать к нему какую-то симпатию. Ну какую могла. Несколько прошлых личных историй избавили Соню от каких-либо сантиментов или рефлексий. Она верила только в себя и в наличные деньги. Цитата старая, но верная.
— Вы его убьете?
— Нет, конечно, просто несчастный случай на операции. Мы стараемся не особенно торопить время, но, если все складывается, то чего тянуть. Все договоренности в силе. 30 % наследства оставь себе, остальное мы выведем, скажу как. А что, ты уже привязалась? Так бывает в первый раз… Да и потом он и правда неплохой мужик. Даже странно, что это так в итоге никому и не понадобилось… Молодой человек, я определился — буду «Вителло Тонато».
Профессионалом был Сергей Петрович. Никаких дребезжаний.
— Да, наверное… Вы правы. Он хороший человек. Я привязалась, что ли, это U2 еще. Сама теперь слушаю каждый день. Слушайте, а можно…
— Контракт отыграть назад?
— Глупый вопрос, понимаю… Автокатастрофа для двоих?
— Ты о нас плохо думаешь. Мы же не звери. Тем более, повторюсь, у тебя первый опыт. Можно было предположить, что ты не справишься. Отыгрывай. Расскажи ему все.
От Сергея Петровича остались только бездонные глаза, и две пропасти посмотрели прямо на Соню.
— Он от этого сам умрет. Нам работы меньше. Он же почти год уже в абсолютном счастье. Поверь, если ему сейчас дать право выбора, он сам с анестезией нахимичит, чтобы только ничего не знать и уйти счастливым. Ему 56, он любим, по-настоящему любим, как ему кажется, мы со всех сторон его проверяли, даже в самолете попутчик его разболтал. Он тебе абсолютно верит. А в твоем лице — всему миру.
Соня как будто поняла, что такое быть всем миром для одного человека, ноша, которую не очень хочется нести. Сергей Петрович продолжил:
— Да я знаешь сколько бы отдал на его месте, чтобы меня так развели, и я бы спокойно умер в иллюзиях. И еще пойми, его смерть никого не огорчит. Понимаешь? Вообще никого. Ты не в счет. Так что все счастливы будут. А ты хочешь его сжечь заживо, изнутри. А зачем ему тогда жить вообще потом. Или думаешь просто промолчать, что-нибудь придумать? Так не получится. Уж прости. Будешь юлить, мы все сами ему сообщим, и еще на этой информации в доверие войдем, ну а тебе, тогда извини, на операцию придется лечь. — Профессионал был настроен решительно, он говорил, как человек, идущий ва-банк, с какой-то одержимостью. — Хочешь, завтра ему все расскажи. Давай. Мы тебя тогда не тронем. Ты достаточно уже нам дала информации, придумаем, как с деньгами вопрос решить. Отработаешь нам по-другому. Ты же все-таки гений. Ты мне вот что скажи, ты его любишь хоть немного?
— Не знаю… может, и люблю немного. Я не думала, что так тяжело будет…
— Тяжело. Если готова правду сказать всю, скажи. Вот соберись с силами и скажи. Но если ты его хоть немного любишь, ты не скажешь. А не полюбить ты его не могла за это время. Пойми, любящие правду не говорят.
— А если скажу правду, вы его не убьете?
— А будьте добры кофе американо с холодным молоком, — Сергей Петрович легко переключался.
— Нет, не убьем. Точно не сейчас. Если он, конечно, сам от этого разговора не умрет. У него слабое сердце. Поэтому и взяли его в оборот.
— Сергей Петрович, вы в загробный мир верите?
— Ночью верю, днем нет, а что?
— Как вы думаете, а там ему правду скажут?
— Боишься — стыдно будет. Там точно нет. Там ведь любят, а любящие правду никогда не говорят, я же уже тебе сказал. Правды в раю не бывает, а он, судя по всему, туда попадет. Да что же они сахар-то так долго несут.
Вечером перед операцией Соня села на диван в гостиной, взяла мужа за руку и встала на канат:
— Вадик, я поговорить хотела…
— Не бойся, если я вдруг умру, все распоряжения уже даны.
Он смотрел на жену глазами мальчугана, сбежавшего к доброй бабушке от злых родителей.
— Ты что, дурак? Ну как ты можешь об этом говорить!
Соня не смогла смотреть в эти детские глаза, ей показалось, что ребра ее начали сжиматься, как тиски. Вадим продолжил.
— Знаешь, я подумал, не так и плохо было бы тихонечко во сне отчалить. Не сейчас, конечно, хотелось бы, а то совсем с тобой не наговорился. Ну хотя бы еще лет десять нам пожить, но вот в остальном, правда, задумался, как бы так умудриться счастливым умереть, а это для меня значит с тобой рядом, но до тебя.
Сонины ребра ломались и разрезали все внутри. Вадим был даже какой-то мечтательный.
— Вадик, ну прекрати, я заплачу сейчас…
— Слушай, а пока ты там не задала свой вопрос, можно я свой, только вот честно?
— Можно, конечно…
— Ничего же нет на свете лучше, чем музыка U2? Ты правда так считаешь? Мне это очень важно.
Соня поняла, что либо она сейчас скажет всю правду, либо потом будет еще сложнее… Оказалось, правду сказать просто нечем. Нет сил, да и она стала сомневаться, что правда — это хорошо, и в том, что U2 — это не лучшее на свете.
— Правда… Ничего нет лучше.
— А что ты хотела спросить?
Соня смотрела на светлого и чуть печального мужа и вдруг поняла, что имел в виду Сергей Петрович, говоря про любовь.
— Да я тоже про U2, просто, мало ли, ты меня тогда надул и уже год мучаешься, а сейчас можешь сознаться, что любишь Лепса.
— Соня, ну откуда ты все узнала?! Именно Лепса, но я специально подставился под твою машину, до этого все о тебе изучил, и затарился U2, музыка и секс же. Да, кстати, я оргазм симулирую все это время. Как мне кажется, весьма качественно.
Вадим рассмеялся и уже сам взял Соню за абсолютно холодную руку.
— Я люблю U2, и мне хорошо с тобой.
На следующий день Вадим не очнулся от наркоза. Соне дали на него коротко взглянуть и сказали, что будет вскрытие и разбирательство. Он как будто спал и улыбался во сне.
Вечером Соня пила водку из горлышка. Потом она подошла к окну. Восемнадцатый этаж. Внизу магазин цветов. А красиво будет. Точно попадет в светскую хронику. Она подумала, как это комично: закончить жизнь в цветочном магазине — и загадала упасть не на кактус. Больно все-таки. Потом встала у самого края, вспомнила улыбающееся лицо навсегда уснувшего Вадима, прозрачные глаза Сергея Петровича, еще раз обо всем подумала, пропустила весь этот год через то, что осталось от сердца, и сделала шаг.
Шаг назад.
Нет, ну правда, нелогично лететь несчастной, когда ты только что осчастливила кого-то. Соня закрыла окно, вернулась в темную гостиную, включила свет, за столом сидел Сергей Петрович.
— Ну и молодец, что не прыгнула. Оправдала, так сказать, возложенные надежды. Я бутылку коньяка хорошего выиграл.
Он хлопнул в ладоши, как тренер победившей детской команды.
— Теперь тебе можно и серьезный проект дать. Где у тебя кофемашина?
— Кофемашины нет.
Соня наконец упала в обморок.
Через пятнадцать минут кое-как сваривший себе что-то похожее на кофе Сергей Петрович закончил мотивационную лекцию.
— Ты пойми, нам надо было, чтобы ты все сама решила: и молчать, и скайдавингом сейчас не заниматься. У нас работа для искренне верующих. Тут фальшивить не получится. Подарить счастье — это тебе не на пилоне кружиться. Вот ты почему не прыгнула? Страшно?
— Страшно… но не поэтому. Я вдруг поняла, что наконец кого-то сделала счастливым. Я всю жизнь этого хотела и вот… Поэтому решила, что не стоит из-за этого в окно выходить.
— Вооот. Это главное. Я так и думал, что меня поймешь. Я вот пока никого счастливым лично не сделал, а ты уже. Целого, живого человека сделала абсолютно счастливым.
Редко, кто умел весело и легко произносить фразы, от которых застывал воздух в легких. Сергей Петрович умел.
Соня воздухом не управляла, поэтому вдруг задала абсолютно детский вопрос:
— А если бы я все ему рассказала, что бы было?
— Сказка закончилась бы хорошо. Вы бы умерли в один день. Обманул я тебя в кафе, как ты понимаешь. Но я сразу понял, что не скажешь, как только он сам разговор завел и про U2 спросил.
— Вы все слышали…
— Соня, мы с серьезными деньгами работаем, а иногда с секретами всякими нехорошими. Мы не можем рисковать. Прости, ничего, как говорится, личного. Я и так с тобой заигрался немного, но мне действительно нужны те, кто верит в то, что делает. Знаешь, если бы ты ему рассказала, значит, ты и правда конченая. Нельзя свою карму любить больше, чем счастье близкого человека. Ему сейчас хорошо. Сто процентов лучше, чем нам. — Беспощадный человек говорил так легко, как будто речь шла о санатории.
— Но вот знаешь, чего у него там нет? Кофе. Будешь?
Если бы у Сергея Петровича был бы при себе магнитно-ядерный томограф, он бы увидел, как внутри Сони практически завершились изменения на каком-то клеточном уровне и его жестокий, но честный эксперимент завершился.
— Кофе не хочу, а что за новый проект?
— Двадцать третье место известного журнала?
— Какого журнала?
— «Новости собаководства». Ну «Форбс» — какого еще. Недавно стал вдовцом, так что, у вас много общего.
— Вы и его?..
— Да ты маньяк, Соня. Нет, конечно.
— Опять через ДТП знакомиться?
— Еще не придумали. Может, на кладбище познакомитесь? Ты же с Вадимом тогда, по-моему, в итоге не пошла на свидание после его похорон.
Сергей Петрович хохотнул и посмотрел пристально в глаза. Он просто сделал контрольный выстрел. Проверил, осталось ли чувство юмора. Игры словами и смыслами были его любимым развлечением и идеальной проверкой.
Соня выбрала улыбнуться.
— Сергей Петрович, а как у него с музыкой?
— Лепс.
— О господи.
— Шучу. «Pink Floyd». «Wish you were here»…
— Скачаю. Слушайте, а с «Depeche Mode» никого нет?
— Есть, но мы их тебе не дадим. Ты их точно пощадишь. Эта музыка для тебя сильнее денег и принципов. Я про тебя все знаю, хотя не понимаю, что ты в них нашла. А «Pink Floyd» прям молодцы. Да ты точно слышала. «Another brick in the wall».
— Слышала, но полюбить надо. А можно несколько глупых вопросов.
— Тебе можно.
— Вы сами в любовь верите?
— Любовь — дело молодых, лекарство против морщин.
— Хорошо сказано. Что-то знакомое или сами придумали?
— Н-да. Понятно. Так мы «Форбс» не возьмем. Нет, это не я придумал, точнее, я немного фразу переделал, думал, ты поймешь. Не важно, поэт один сказал. Не суть. Я в любовь не верю, поэтому люблю свою жену. Сильно.
— А она вас?
— Спроси ее после моих похорон. Я уж точно не очень хочу знать правду. Дай угадаю следующий вопрос. Да, мы любим одну и ту же музыку.
Он подмигнул и допил кофе.
— Допрос окончен? А то у меня рандеву намечается.
— Последний.
— Ну давай.
Сергей Петрович уткнулся в телефон и улыбался собеседнице в экране.
— А мы с Вадимом там увидимся?
Сергей Петрович не отвлекался от веселой переписки, но лицо его потеряло налет беззаботности, он как будто утвердил позицию в договоре:
— Он с тобой — да. Ты с ним — нет.
Сергей Петрович допил кофе, встал, не отвлекаясь от телефона, дошел до двери, собрался попрощаться и вдруг ощутил на себе пристальный Сонин взгляд. Взгляд, от которого даже у него кровь потекла по венам чуть медленнее.
— Что ты так на меня смотришь?
— Знаете… Вы меня многому научили, изменили даже… Я стала на многое готова. Но я подумала, я не готова убивать…
Она замолчала, но было понятно, что фраза не окончена. Их глаза сцепились, воздух сжался, из крана на кухне капнула вода, грохот был такой, как будто разорвался снаряд, но они его не слышали. Соня выжигала своего учителя взглядом, и он не мог защититься. Просто горел. Она подошла ближе и прошептала ему в ухо:
— Я не готова убивать.
И медленно добавила:
— За тридцать процентов.
Кадык Сергея Петровича дернулся. Ему стало страшно.
