Глава 20

Петри казалось, что над его телом основательно поработал великан чудовищных размеров. Он мял его, ломал, бросал о скалы, потом долго вымачивал в ледяной морской воде и снова принимался ломать его кости.

У него болело все тело! Болело так, что ему сложно было дышать. В какой-то момент он попытался открыть глаза и тут же со стоном закрыл их обратно. Это тоже было больно делать. Почти невозможно. К тому же он ничего не увидел, кроме красной пелены.

И вдруг он услышал русскую речь. Женский голос. И понял, что он умер. И наверняка его покойная жена теперь старается отмолить его грехи и упрашивает Всевышнего отпустить родного Петри с ней в рай. Она-то там, сомнений нет. Она была святой женщиной во всех отношениях. А он – нет. Он сплоховал. Не сумел защитить бедную девочку от страшного человека – ее мужа. И теперь она пропадет.

Петри вдруг услышал, как по-русски заговорил мужчина. Голос был глубоким, сильным, незнакомым. Петри мог поклясться, что никогда в жизни не слышал этот голос при жизни. Кто это мог быть? Может быть, это их нерожденный сын? Сын, которого они с женой потеряли на последнем месяце беременности. Он тоже попал в рай и рос себе там помаленьку. Вырос в сильного взрослого мужчину и защищает теперь свою матушку ото всех обидчиков. Хотя какие в раю обидчики? Это же рай!

Петри отключился.

Когда он очнулся в следующий раз и осознал, что жив, он понял, что тело его уже не болит, как прежде. Ему гораздо легче дышать. И сознание не путается, он не слышит мертвых. И зрение прояснилось. Как только зрение прояснилось, он понял, что он находится в совершенно незнакомом месте. Чистая белая комната с большим окном. Широкая удобная кровать, застеленная белоснежным бельем. В комнате находился телевизор, широкий диван с грудой мягких подушек. И это была не больница. Дверь не была больничной. И коридор за ней тоже. Коридор за дверью, куда выглянул Петри, с трудом поднявшись, был красивым, не больничным. От пола до потолка он был выложен самым настоящим полированным камнем. Красивый деревянный пол был застлан настоящими шкурами. Он в этом знал толк. Шкуры были натуральными.

Петри хотел выйти из красивой чистой комнаты и пойти по коридору к людям, которых он слышал все это время, которые его спасли, но ноги не послушались. Они еле донесли его обратно, до кровати. Он упал на мягкий ортопедический матрас и замер, прислушиваясь к себе. Будто ничего. Будто слабость отпустила. Он лег удобнее, прикрыл глаза и попытался вспомнить.

Как?! Как он очутился в этом незнакомом месте?! Кто спас его от Олега Ирве, который с бешено горящими глазами влетел к нему в дом?

Так… Надо все по порядку…

Сначала был ужин с русским Сергеем. Он долго расспрашивал его о вертолетах, которые приземляются на острове и которые с него взлетают. И о человеке, который владел этой вертолетной площадкой.

Так? Так! Все точно! Память его жива. Жива вместе с ним.

Потом он разозлился на Сергея за то, что тот хотел увезти Таню с острова, и выгнал его. А выгоняя, видел в его глазах обиду. Видел перед собой обиженного недоверием человека и все равно выгнал. Глупец! Старый глупец! Не место ему в раю вместе с покойной женушкой. Не место.

Сергей ушел. И он пошел запереть за ним дверь. Она открылась. И ветром в коридор намело много снега. Прямо на коврик, который соткала его жена. А он им дорожил. Жалел. И наступал не всегда. Снега действительно намело много с улицы, но это не Сергей был виноват. Виноват был другой русский, которого искали в его стране как преступника. Он стоял в дверях и смотрел на Петри нагло и с вызовом.

Только Петри его ничуть не испугался. Он выгнал его, пригрозив, что вызовет полицию. Странно, но русский послушался. И ушел. Но, как подумал тогда Петри, недалеко ушел. Потому что тут же почти снова постучался в его дверь. И Петри открыл ее, осмелев. И совершил великую ошибку.

За дверью, покачиваясь, стоял его сосед Олег Ирве. Одного взгляда на него оказалось достаточно, чтобы понять – Олег под кайфом. И изрядно под кайфом. Он плохо формулировал свои мысли, все время кричал и размахивал руками.

– Ты не прав, старик! Ты не прав, обвиняя меня в смерти Тани! – кричал он, ворвавшись на его кухню и бегая, ударяясь о мебель. – Я не убивал ее! Не убивал! Я бы не посмел никогда!

– Но ее же нет в живых, Олег.

– Нет. Ее нет уже три с половиной года, – согласился Олег и рухнул на стул, который до него занимал Сергей. – Она умерла.

– Как? Как она умерла?

Петри тогда – старый глупец – еще порадовался. Какой он проницательный и умный. Не растерял полицейской хватки, оставаясь на пенсии. И решил, что он выбьет из Олега признание, чего бы ему это ни стоило. И тихонько вытащил из ящика буфета старенький диктофон. Включил его и спрятал за большим пузатым чайником, которым никогда не пользовался.

– Таня умерла, – кивнул головой Олег, опуская ее все ниже и ниже. – Это был несчастный случай. Она умерла после операции.

– Ты ее оперировал, мальчик?

– Нет. Не я. Ее оперировал мой друг – пластический хирург.

– Пластический хирург? – искренне изумился Петри. – Но зачем? Татьяна и без пластики была красавицей.

– Да… Была… – Олег помолчал, поднял на него мутный взгляд. – Но всегда считала, что у нее маленькая грудь. И решила, что мой друг способен ей в этом помочь.

– У него не вышло?

– У него все вышло. Но потом, после операции, у Тани вдруг резко поднялась температура. Он решил, что у нее идет отторжение имплантов. Решил удалить. Начал подготовку к повторной операции. Но…

– Он не успел?

– Не успел. Таня умерла еще в палате. Потом он выяснил, что у нее была аллергия на материал, из которого были сделаны эти чертовы…

Олег опустил голову на руки и громко зарыдал. Слова, которые он выкрикивал, едва можно было различить. Но Петри все же понимал, о чем он.

– Я так любил ее! Так любил! – кричал Ирве. – Не было никого прежде и не будет никого в будущем, кого бы я так любил! Таня, она была… Беззащитной, хрупкой, невероятно нежной. И она любила меня. Самозабвенно! Ты знаешь, старик, как это?

Петри промолчал.

– Она могла не есть, не спать, а часами смотреть на меня. Она обожала меня. Она тихонько сидела дома и не выходила почти никуда. Ждала меня. И… И вдруг ее не стало. Я был в таком шоке, что не сразу понял, что мне предложил мой друг – пластический хирург.

– Что он предложил?

– А когда я понял, что он мне предложил, было уже поздно, – будто не слыша его вопроса, бормотал Олег. – Это было уже преступлением!

– Он спрятал тело?

– Он спрятал Таню! – страшно заорал на него Олег. Его глаза смотрели неподвижно, как у безумного. – Он вывез ее из клиники ночью, бросил в яму, засыпал известью и закопал. Как бродячую собаку!

– Но зачем? Он же не виноват, что у девушки была аллергия. Она же наверняка подписала все бумаги. И знала обо всех рисках. – Петри недоумевал. – Зачем он спрятал ее?

Он вовремя запнулся, не произнес слово: «труп».

– Он был виноват. Он был виноват в том, что использовал материал, не прошедший проверку. Это был какой-то левак, который он обкатал на Тане.

– Он на ней поставил эксперимент?! – ахнул Петри, оседая на стул напротив Олега.

– Типа того. А когда она умерла, он испугался, что его лишат лицензии, и уничтожил весь материал. И зарыл ее. И сказал мне об этом уже после того, как это сделал. Он… Он не позволил мне похоронить ее по-человечески. Он не позволил мне даже с ней попрощаться! Я почти сошел с ума от горя, старик. Я почти сошел с ума. Я решил уволиться и уехать из страны. Сюда, домой. И вдруг это чудо! Это было как послание небес!

– К тебе в отделение забежала девушка, за которой гнались бандиты, и она попросила тебя о помощи?

– За ней гнались не только бандиты, старик, но еще и полиция. Они оцепили все вокруг. Мне пришлось постараться, чтобы вывезти ее из больницы.

– В какой момент тебе пришла в голову идея сделать из этой девушки Таню?

– Я не делал из нее Таню. Я вернул ее себе!

– В какой момент, Олег?

– Неужели это так важно, шериф?! – заорал Ирве, опуская кулак на стол.

– Для меня – да.

– Когда она разделась догола, чтобы лечь на койку в палате интенсивной терапии, я обнаружил, что у нее почти точно такая же фигура, как у Тани. Только грудь много больше. Как раз такая, какую и хотела Таня. Я замотал ей голову бинтами, подключил к аппаратам, глянул на нее голую. И меня будто током ударило. – Он широко улыбнулся, вспоминая тот день. – Это было тело моей Тани. Только лицо… Оставалось лицо…

– И ты его уничтожил.

– Что?!

– Ты уничтожил лицо девушки, которая попросила тебя о помощи.

– Я вернул себе Таню, старик. И ни разу не пожалел об этом.

– А хирург согласился? Твой друг – пластический хирург, он согласился?

– О! Он руки мне целовал, когда я ему это предложил. Он был невероятно счастлив, что все так удачно разрешилось. Что пропавшая Таня вдруг снова появилась. Воскресла. Предстала со мной перед алтарем. И исчезла из страны. Он радовался больше меня, шериф.

– И сейчас радуется? – подсказало ему старое чутье следующий вопрос.

– Сейчас? – Олег Ирве погрозил ему пальцем, комически сморщив лицо. – Нет, старик. Он уже три года тю-тю, просит прощения у Тани. У настоящей Тани. Там, на небесах.

– Ты? Ты убил его?

– Нет, зачем. Меня в то время уже не было в стране.

По тому, как удовлетворенно заиграл взгляд Ирве, Петри понял, что что-то тут не так.

– Но ты ведь как-то помог ему уйти? Разве нет? Зная тебя, Олег, не поверю, что ты до конца его простил.

– Не простил. И да, да, ты прав. Я помог ему.

– И как?

– Да просто. – Олег разложил на столе руки, осмотрел каждый палец. С сожалением причмокнул. – Я ведь хорошо оперировал, шериф. Спасал людей. И потом этими вот руками взял и вкатил лошадиную дозу хитрого лекарства ему в бутылку скотча. Хитрое лекарство, не оставляющее почти никаких следов в крови. Шприцем, аккуратно. След от иглы замазал клеем. Перед самым отъездом ему эту бутылку подарил с просьбой распить на его день рождения.

– Выпил?

– Конечно!

– Один?!

Петри тут же с ужасом представил дюжину пострадавших.

– Конечно, один. Он был жаден до алкоголя. А до дорогого алкоголя особенно. А я не поскупился. Он выпил почти половину бутылки, а достаточно было ста граммов. Более того, выпив, он сел за руль. У него просто не было шансов, старик.

– У него не было шансов. А у тебя прекрасное алиби. Тебя уже не было на тот момент в стране.

– Совершенно правильно! Кстати, а у тебя нет выпить?

Олег не дождался его ответа, встал. И полез лазить по шкафам.

Бутылку он обнаружил одновременно с диктофоном, нечаянно задев локтем пузатый ненужный чайник. Сначала он опешил, потом перепугался даже больше, чем Петри. А затем рассвирепел и полез на него с кулаками.

Он бил его самозабвенно, даже счастливо улыбался, чертов садист. Избивая, то и дело поливал его водой, чтобы Петри не впал в кому.

– Ты должен чувствовать боль, шериф. Ты должен понимать, как людям бывает больно, когда кто-то лезет в их жизнь. Непрошено лезет в их жизнь. А ты все время лез в мою жизнь, сволочь! Все время! С детства.

Он бил его и бил. А потом выволок Петри на улицу и потащил в сторону пирса.

– Сдохнешь в море, – приговаривал он по дороге. – Никто ничего не поймет. Тебя просто смыло морем, старая сволочь.

Петри на тот момент едва мог соображать. Ему было больно. Очень больно. И очень страшно. Ему хотелось закричать. Громко, звонко, как в юности. Хотелось привлечь внимание. Хотелось, чтобы милая девушка Лилия с лицом Татьяны пришла ему на помощь. Спасла его!

Но никто не шел его спасать. А Ирве тащил и тащил его под вой ветра к пирсу. Петри уже слышал запах ледяных соленых волн, в бешенстве бьющих о бетон. Его сердце заходилось от боли и ужаса. Он…

Он не хотел умирать! Не хотел! Не сегодня!

А потом случилось неожиданное. Ирве вдруг ослабил хватку, странно хрюкнул и выпустил из рук его воротник, за который держался. Петри упал лицом в снег. Он слышал какую-то возню, крики, стон, незнакомые ругательства. А затем все стихло. И очнулся он уже здесь.

Его кто-то спас, понял он, прокрутив в памяти от начала до конца события той страшной ночи. Кто-то пришел ему на помощь. И спрятал здесь – в красивом доме. И он понятия не имел, кто бы это мог быть. Не имел понятия, куда подевался Олег Ирве. Знал только, что сам он жив. И эта мысль побуждала его расплакаться. И он даже пару раз позволил себе всхлипнуть. Ему казалось, что негромко, но его неожиданно услышали. Дверь чистой светлой комнаты открылась, на пороге возник силуэт незнакомой светловолосой девушки в форме медицинской сестры.

– С вами все в порядке? – спросила она Петри на его родном языке. – Как вы себя чувствуете? Может быть, вам что-то нужно?

– Ох, ох. – Он улыбнулся. – Как много сразу вопросов. Со мной все хорошо.

Девушка зашла в комнату. Подошла к кровати, на которой он лежал. Потрогала его лоб, кивнула. Потом нащупала его пульс, сверила его с часиками на запястье. Снова кивнула. Петри подумал, что удовлетворенно.

– Сейчас вам принесут еду, – сказала девушка. – Может, вы хотите что-то особенное?

– Да, хочу. – Петри приподнялся на подушках.

– Да, да, слушаю вас. – И она, как официантка в ресторане, достала из кармашка больничного халатика блокнотик и авторучку и приготовилась записывать.

– Я хотел бы увидеть человека, который меня спас.

– О! – Она убрала блокнотик с авторучкой обратно. Произнесла, смешно наморщив носик: – Это чуть позже. А сейчас вам нужно поесть и поспать. Вам нужны силы.

Петри не стал спорить. И почти все съел из принесенного ему этой милой девушкой. А потом проспал почти до вечера. Когда проснулся, за окном было темно. Он вытянул руку, нашарил на прикроватной тумбочке выключатель от настольной лампы. Нажал. Комната осветилась ярким белым светом. На диване Петри обнаружил аккуратно сложенную одежду. Ему предлагалось переодеться.

Он встал, постоял немного, пробуя свои силы. Нашел, что чувствует себя вполне сносно, и пошел в душевую, дверь которой обнаружилась слева от кровати. Мылся долго и тщательно. Потом надел оставленную для него одежду. Оказалось, что это обычная больничная пижама из темной фланели в узкую полоску. К ней прилагались мягкие парусиновые туфли.

Одевшись, Петри пригладил волосы ладонью. Он не обнаружил в душевой расчески! И вышел из комнаты.

Своего спасителя он нашел на первом этаже. Широкоплечий мужчина сидел к нему спиной, лицом к ярко полыхающему камину в большом помещении, которое назвать гостиной у Петри не повернулся бы язык. Это была зала. Величественная, просторная, с огромными, в пол, окнами, темной мебелью, красивыми диванами, обитыми коричневым бархатом. На полу ковры с высоким ворсом. Верхний свет не горел. Залу освещало лишь пламя камина и пара настенных светильников, испускающих такой тусклый свет, что он терялся уже в метре от них.

– Добрый вечер, – произнес Петри почему-то на русском.

Может быть, потому, что слышал в этом доме русскую речь? Или она все же ему приснилась?

Широкоплечий мужчина повернулся к нему, кивнул, не открывая рта. И рукой указал ему на широкий диван справа от него.

Петри послушно прошагал, куда ему указывали. Сел, тяжело привалившись к спинке, оказавшейся очень мягкой и удобной.

– Вы говорите по-русски? – спросил Петри, чтобы нарушить молчание, которое хозяин дома не спешил нарушать. – Просто я предположил… Я слышал русскую речь в этом доме. Вот и подумал.

– Да – коротко обронил мужчина, сидя к нему в профиль и наблюдая за бешеной пляской пламени в камине. Но вдруг спросил: – Вы знаете, кто я?

– Да, – ответил Петри. – Видел вас неоднократно.

– Хорошо. Это избавляет меня от необходимости объяснения, – проговорил мужчина абсолютно равнодушно, даже устало.

– Вы спасли мне жизнь. Я вам очень обязан.

– Не стоит. – Широкие плечи слегка шевельнулись. – Это вышло почти случайно.

– Случайно? – Петри сделалось немного обидно. – То есть своим спасением я обязан случайности?

– Да. Я случайно оказался на берегу. Увидел, как доктор тащит вас по пирсу, и просто не позволил ему вас убить.

– О! Спасибо.

Петри было неуютно рядом с этим немногословным, неподвижным человеком. Он не принимал его благодарности. Не выказывал гостеприимства. Он почти его не замечал.

– Наверное, мне надо собираться домой. Я уже достаточно хорошо себя чувствую. И…

– Завтра, – перебил его хозяин. – Завтра я отвезу вас.

Петри глянул на большие каминные часы. Девять часов вечера. Не так уж и поздно. Снег прекратился. Ехать до его домика на берегу недолго.

– Почему завтра? – спросил он. – Меня же наверняка ищут?

– Да. И я хочу, чтобы вас нашли у меня. – Он повернул к нему голову и глянул как-то странно. – Если сегодня они не придут, завтра я вас отвезу. Идет?

– Идет. – Петри не понимал его игры. – А что с доктором? Где он?

– Вчера валялся на кушетке в клинике. Под дозой. Сегодня не знаю. Не проверял. Может, уже арестован.

И снова повисла тишина, нарушаемая лишь треском поленьев в камине. Петри попытался сосредоточиться, как-то понять этого странного человека, но у него ничего не вышло. Мысли были путаными, сумбурными.

За кем он наблюдал на берегу, когда спас его? За ним или за доктором? Скорее всего, за доктором, раз знает, что он прячется в клинике, обколовшись наркотиками. Почему этот странный человек не вызвал полицию? Почему не заявил?

– Я хочу, чтобы местные хоть немного поработали, – ухмыльнувшись, проговорил хозяин дома, когда Петри задал ему этот вопрос. – Хоть немного поработали мозгами.

– Не понял! – Петри настороженно посматривал на него.

– Этому действу на берегу был свидетель. Если они его нашли, то найдут способ и разговорить его. И придут сюда за вами. Если нет, значит, нет. Помогать им думать я не собираюсь. Каждый должен отрабатывать свой хлеб. Разве нет, шериф?

– Скорее да, чем нет, – кивнул Петри.

Ему, если честно, тоже многое не нравилось в работе нынешних сотрудников полиции. Слишком расслабились.

– Я помог вам. Им я помогать не стану. Я верну вас домой, а там вы решайте.

– Что? Что решать?

– Что вы станете делать с доктором. Как вы станете его наказывать, – его рот жестко сжался. Он снова замолчал.

Петри растерялся. Значит, этот человек предлагает ему самому решать судьбу Ирве? И свидетельствовать против доктора не станет? Но почему?! Что их связывает?

В дверном проеме возник мужской силуэт. Среднего роста. С короткой стрижкой. Одетый в тесное черное трико, напоминающее водолазный костюм. Увидев его, хозяин встал, подошел к нему и коротко о чем-то переговорил. Несколько раз согласно кивнул. Человек тут же исчез. А хозяин отошел к окну и замер там, стоя спиной к Петри.

– Ну вот и все, шериф, – вдруг нарушил он тишину. – Они все же взяли след. Через минуту будут здесь. Не зря все же носят погоны.

И снова умолк, стоя все так же спиной к Петри. Руки в карманах брюк. Его невозможно было как следует рассмотреть, света было очень мало. Он был высоким, широкоплечим, мускулистым и очень сильным. Петри очень хотелось начать задавать ему вопросы, но он воздержался. Все равно он не получит ответов.

Он затих и начал ждать. Минута должна была уже вот-вот закончиться.

Первым в темную залу не вошел, ворвался местный полицейский. Петри знал его в лицо, но не помнил по имени. Он выскочил из дверного проема сразу на середину. Долго щурился, пытаясь осмотреться в полумраке. За ним следовал Сергей. Замыкала шествие соседка Петри – Татьяна. Вернее, Лилия.

– Петри! – первой воскликнула она и бросилась к дивану, на котором застыл старик. – Господи! Петри, вы живы! Как же я рада! Что?! Что случилось?! Как вы здесь очутились?!

– Да. Как? – подал голос Устинов. – Хотя мне кажется, я догадываюсь.

– А я нет! – воскликнул местный полицейский.

Зашагал обратно к выходу и принялся шарить по стене в поисках выключателя. Нащупал его, щелкнул. Под потолком вспыхнул такой яркий свет, что все они на какое-то время ослепли. А потом еще долго моргали, пытаясь привыкнуть.

А затем Петри начал рассказывать. Сначала на местном для полицейского, рассказав ему лишь о нападении на него Олега Ирве. Потом перешел на русский, чтобы его поняли Устинов и Татьяна. Им он рассказал всю историю Олега. Всю, которую услышал от него.

– Я не смогу это доказать. Он уничтожил диктофон, – с печалью закончил Петри и развел руками. – Но это объясняет, девочка, почему с тобой все произошло именно так.

Она потрясенно молчала, сидя с неестественно выпрямленной спиной рядом с Петри. Взгляд ее, блуждая по просторной комнате, без конца упирался в спину хозяина, который так и не повернулся, который так и простоял все это время лицом к окну.

– Как же мне теперь быть?! – со стоном проговорила она, вставая.

– Тебе надо возвращаться, Лилия, – вступил Устинов. – Тебе надо возвращаться на Родину. Надо возвращаться в свою жизнь.

– С чужим лицом?! С лицом мертвой женщины?! – крикнула она, впиваясь ногтями в кожу на скулах.

И неожиданно хозяин дома повернулся. Оглядел всех. Остановил взгляд на девушке. И проговорил:

– Свое лицо всегда можно вернуть, детка. Главное, ты должна этого захотеть.

А потом случилось неожиданное. Девушка замерла. Шагнула вперед, покачнулась. На выдохе простонала:

– Го-оша…

И страшно закатив глаза, упала.