На подготовку к вечернему балу, пожалуй, стоило потратить чуть больше, чем десять швэ, и Дуан потратил пятнадцать. Из них две ушло на то, чтобы отогнать от своих покоев стайку пажей и цирюльников, которые в очередной раз попытались навязать свою помощь. Оставшись в одиночестве, Дуан облегченно вздохнул и забросил куда подальше чей-то флакон со сладкой водой. Завивать этим свои от природы волнистые волосы он не собирался, равно как и пудриться.

Еще до первого совета, едва ли не в день возвращения, королевский портной снял с наследника престола множество мерок, и теперь гардероб, который Дуан привык держать скромным, раздулся до неприличных и раздражающих размеров. Одежды хватило бы, чтобы вся мужская часть команды «Ласарры» могла менять ее каждый день по три раза, а женская — сшить себе по пять-шесть удобных коротких платьев. Дуан выбрал неяркий синий камзол, окантованный серебром, и такие же штаны. Очень отдаленно, но это напоминало старую капитанскую одежду и, по крайней мере, не сверкало самоцветами. Правда, не хватало шляпы. И перевязи. И ремня, и оружия, и сапог, и…

— О Светлые боги! На тебе еще и чулки!

Вслед за этим раздался заливистый радостный хохот. Дуан обернулся. На подоконнике сидела знакомая угольно-черная фигура, заслонившая собой вечернее звездное небо.

— Дарина?

Ухмыльнувшись, нуц грациозно проскользнула в комнату, выпрямилась и стала озираться.

— М-м-м… Железный говорил, ты живешь в невероятных хоромах. Мне захотелось посмотреть на них, и пришлось отказаться от моего первого плана.

Дуан присмотрелся к ней. Дарина, конечно, вряд ли могла измениться за прошедшие сэлты, но ему почему-то казалось, будто он не видел ее намного дольше. От взгляда не ускользнули ни новые серьги, ни почти незаметный заживший рубец через левую ключицу — на черной коже он выделялся светлой полосой.

— Что это такое? Тебя ранили?

Она рассеянно обвела увечье пальцем и помотала головой.

— Просто стычка в дельце с сокровищами в Лад’Аме. Вместе с нами на них вышли не только тондоральские Соколы, но и еще одно судно. Пестрое такое, наглое, у них еще паруса всегда разного цвета. Ты его помнишь.

— С Мелким Капитаном? — уточнил Дуан.

— Оно самое.

Дуан хмыкнул. Три раза, сравнительно недавно, «Ласарра» встречала юркое суденышко без имени и с носовой фигурой-ланью в разных портах. Никто не знал, чем неизвестный корабль занимается и на кого работает команда; вероятнее всего, это были просто какие-то Волки средней руки или же очень прилично одетые Крысы. На борту было много девушек, а все юноши казались невероятно сильными и крупными. Молодежь, совсем мало стариков и мужчин старше тридцати. Это все, что удавалось сказать при праздном поверхностном взгляде. Ну и еще то, что их капитан — судя по виду, единственный почти старик — не подходил к своей команде.

Однажды, на починке, Дуан с Дариной немного понаблюдали издалека за низкорослым одноглазым человечком, который, смешно размахивая руками и подпрыгивая, командовал матросами. Человечек вырядился по-заморски: скрыл пёстрым платком нижнюю часть лица, убрал волосы под еще один платок — кутар. Запах от него шел дикий: не то коричное масло, не то сандаловые палочки. Понять о незнакомом пирате что-то определенное было нельзя, и Дуан с боцманом прозвали его просто Мелким, а потом и забыли.

— Да, со мной сцепился сам этот вонючий уродец, который закрывает лицо. Наверное, он весь в осьминожьей оспе. Ух я ему всыплю в следующий раз. Не дай Лува, если заразил!

Говоря, Дарина пересекла комнату, прошла до кровати и вскочила на нее. Прыгнула пару раз на одной ноге, пару раз на другой, заставив опоры заскрипеть.

— Мягкая. Не то что на корабле! — Она наконец улеглась на бок и согнула обнаженную ногу. — Завидую!

Тихо зазвенели золотые браслеты; черные волосы рассыпались по плечам. Какому-нибудь сагибу зрелище бы непременно понравилось, Дуан же, до недавнего времени наблюдавший это сравнительно регулярно, лишь усмехнулся. Сняв со спинки стула одну из своих рубашек, он бросил ее Черному Боцману и велел:

— Прикройся.

Дарина не стала ничего ловить. Она продолжала развратно лежать, уже перевернувшись и выгнув спину, как большая черная кошка.

— Не повторяй за ним. — Она подперла рукой подбородок. — Плохо получается. Лучше… добудь-ка мне быстренько платье.

— Зачем? — подозрительно уточнил Дуан. — Ты же никогда не одеваешься.

Желтые глаза нуц хитро заблестели.

— А разве я не иду на бал? Ты меня не приглашаешь? Голыми туда можно только женам послов, которым ваш закон не писан.

— О боги… — Дуан вздохнул, глянув на часы. — Ты залезла в мое королевское окно, обойдя посты моих королевских часовых. И ты не можешь тихо добраться до женского крыла и спереть там какую-нибудь тряпку?

— Могу, — возразила Дарина. — Но я хочу, чтобы её мне спёр ты. Тогда я смогу сказать, что однажды за мной ухаживал сам король.

— Я же не могу приказать принести мне сюда женское платье? Что обо мне подумают, что я прошу его для Плинга или для себя? Дарина, пока я не сплавлю Ро замуж, мне нужно сохранить хоть какую-то репутацию! Сестра и так делает все, чтобы я выглядел идиотом.

Дарина с любопытством приподнялась на локтях.

— Девчонка себя скверно ведет? Не можешь сладить?

— Да. Неважно. Примерно как ты.

Дарина польщенно улыбнулась: вряд ли она могла понять весь печальный смысл услышанного. Дуан вздохнул и сдался.

— Ладно. Вставай, сокровище мое. Оденем тебя.

У него появилась мысль, как обеспечить Черного Боцмана платьем. Он взял со стола лампу и пошел к дальней двери. Дарина последовала за ним совершенно бесшумно, будто вообще не касаясь босыми стопами пола, только тихонько и торжествующе хихикая.

Вдвоем они пересекли множество неосвещенных комнат, в том числе и тех, куда Дуан после своего возвращения не заходил. Предметы здесь казались нечеткими силуэтами, узнаваемыми только в колеблющемся желтоватом свете. Эти силуэты заполняли музыкальный кабинет, географический, астрономический, вторую библиотеку, вторую гардеробную, игровую, из которой давно пора было всё раздать детям…

— Как ты тут еще не заблудился? — В очередном проеме Дарина догнала его и уцепилась за локоть. — Двадцать комнат! Нормальному пирату неприлично столько иметь!

Дуан как раз остановился.

— Мы пришли, — коротко сообщил он.

В тесном помещении не было ничего, кроме туалетного столика, ширмы и огромного платяного шкафа. Дуан потянул на себя одну дверцу и поднял руку с лампой повыше.

— Выбирай.

Здесь висело всего пять или шесть платьев, но все красивые — легкие, не слишком пышные, изящные. В большинстве своем они были в кремовых и персиковых тонах, одно — цвета темного жемчуга. Его Дарина и сняла с плечиков, осторожно вытянула перед собой и стала рассматривать с необычайной серьезностью. Узкие ноздри по-звериному дрогнули.

— Чьё это, Дуан? Откуда они здесь? Оно прекрасное, но… очень старое. Тут осталось кое-что от тан той, что его носила.

— Это моей матери. Несколько дней каждой сэлты она спала на моем этаже, потому что я тосковал по ней. У нее была своя гардеробная, своя ванная и своя спальня здесь. Потом… не понадобилось, и все закрыли. А вещи остались. Наверно, отец о них просто забыл.

Снова взгляд желтых мерцающих глаз резанул по лицу. Дуан быстро отвернулся.

— Давай вернемся. Ты оденешься, да и мне пора бы идти.

Он уже сделал несколько шагов, когда Дарина подала голос:

— Почему ты так просто мне его даешь? Оно должно быть для тебя очень ценным.

Дуан слегка улыбнулся.

— Ты тоже для меня очень ценная. Почему нет? Оно тебе пойдёт.

— Я верну.

Они прошли немного в обратном направлении, когда в какой-то из комнат Дарина остановилась и резко сжала его плечо.

— Послушай. Тут так все заброшено. Это ведь похоже на… агадэр, а не на жильё. Уходи отсюда. Беги. Как можно скорее. Зачем только ты все это затеял…

Дуан равнодушно кивнул. Дарина нахмурилась и не стала продолжать.

Агадэрами заморцы звали свои усыпальницы — мертвые дома, которые строились для отходящих ко сну сагибов. Дворцы, детально повторяющие обстановку тех, где сагибы жили. Хоромы посреди бесконечной пустыни — глухие, темные, засыпанные песком. Тело господина и тех, кого умерщвляли с ним, — слуг и пары-тройки наложниц или наложников, — обычно оставляли лежать в нижней комнате. Если не спускаться туда, можно было подумать, что в мёртвом доме живут, а впрочем… там жили. Агадэры умели прикидываться живыми, ровно до мига, пока неосторожный путник или вор не прикрывал за собой дверь. И тогда хозяин выходил встречать гостя.

Дарина отступила к окну.

— Будет скверно, если тебя увидят с женщиной, да еще с нуц. Я заберу платье и оденусь в саду, потом увидимся. Для всех… мы познакомились в Приграничье, во время твоего путешествия.

Не говоря ни слова, Дуан благодарно кивнул. Дарина потянула раму, осторожно высунулась и вскоре исчезла — одним стремительным росчерком. Король Альра’Иллы затворил окно, вернулся в гардеробную своей матери и, подойдя к шкафу, медленно дотронулся до одного из оставшихся платьев рукой. Да… они были ценными. Бесценными. Но Дарине он отдал бы всё.

— И принесло тебя на наши головы…

Принц Ино стоял и наблюдал, как немыслимое черное существо по-обезьяньи покачивается на канате и корчит рожи. Дарина ухмыльнулась, скаля мелкие белые зубы, среди которых особенно выделялись сахарные длинные клыки.

— А чего ты такой злющий? Я ведь не нахлебница, медицину знаю, буду вам помогать. Тем более, твой капитан взял меня сам. Конечно! — Нуц легко спрыгнула и повернулась так, что мягкий свет заиграл на черной коже плеч. — Он не мог устоять! И ты не сможешь.

Ино безнадежно поморщился, покраснел и потупил взгляд. Конечно, нуц была красивой. И голой — сейчас, когда строгого Тайрэ поблизости не наблюдалось, рубашка небрежно болталась перекинутой через борт. Дарина нисколько не стеснялась двух мужчин на корабле, и принца, непривычного к подобному поведению девочек и дам, это смущало. Он вообще пока не научился смотреть новому члену команды только в лицо и предпочитал таращиться куда-нибудь в пол.

— Эй ты! Ну хватит жаться! Хуже жреца-девственника! Мне не жалко, любуйся!

Ино неохотно вскинулся. Дарина склонила голову; желтые чуть раскосые глаза лукаво сверкнули.

— А расскажи, откуда ты сам-то тут взялся? Зачем маар тебя купил, если ты не его сын или… ну… какой-нибудь похищенный гаремный мальчик?

Ино насупился.

— Он меня не покупал. И я не гаремный, брось эти глупости. Я ушел из дома сам и…

Дарина вдруг приоткрыла рот и даже отшатнулась, будто он чем-то болел.

— Так у тебя… есть семья? И… дом?

«И куча виселиц на берегу этого дома». Ино вспомнил свой последний день в Ганнасе, ощутил тошноту и крепко впился пальцами в борт.

— Это не имеет значения. Они мне не нужны, лучше бы их и не было… Ненавижу.

Слова, кажется, удивили еще больше. Дарина нахмурилась и резко выпалила:

— Гоцу, напавшие на нашу деревню, вырезали нас. Почти всех стариков и мужчин, а женщин, юношей и детей забрали. — Она опять подступила ближе, не отводя пылающих глаз. — Что, хотел бы так? Хотел?

Что тут ответишь? Каждый ведь глядит на чужую беду с горных пиков своей собственной. Ино прикусил язык, промолчал. Дарина отвернулась, взяла рубашку и начала снова ее надевать. Получалось неловко: руки подрагивали, да и с пуговицами девочка едва справлялась.

— Ты вообще какой-то странный, я сразу заметила. Будто из… этих.

— Каких — этих?

— Титулованных, — процедила она сквозь зубы. — Вот кого ненавижу. Все эти мерзкие кхарры, графы, короли… Они могли бы объединиться и прибить это проклятущее гнездо, этот Гоцуган, сожри его Джервэ! И некоторые сагибы бы даже это поддержали! А они только жируют! Пьют свой кофе! Ждут, пока всех продадут, кого вообще можно продать!

Ино вздрогнул под ее новым взглядом — пристальным, но будто чем-то затуманенным. Он не знал, что нужно сказать, и сказал то, что приходило ему в голову еще в детстве, на уроках истории и краеведения:

— Ты права. А давай когда-нибудь их возьмем и… взорвем!

Нуц удивленно моргнула: Ино показалось, что она окончательно записала его в идиоты. Но вдруг Дарина улыбнулась — молча и уже не показывая своих заостренных клыков, как-то задумчиво и очень, очень красиво. Ино, у которого на сердце почему-то потеплело, хотел что-нибудь добавить, но не успел.

— Забудь. — Дарина застегнула последнюю пару пуговиц. Рубашка доходила до ее острых колен. — Я так… просто маму очень любила, тяжело привыкать. Извини.

С этими словами, с этими глупыми извинениями за то, за что перед принцем никогда не извинялись, нуц ловко полезла на мачту и вскоре скрылась за каким-то парусом. Наверное, она забралась в «воронье гнездо», которое сразу приглядела и облюбовала. Ино стоял, запрокинув голову, еще какое-то время: тщетно ждал, что девочка вернется. Не дождавшись, прислонился к борту и стал смотреть в воду. Конечно… Тайрэ сказал бы что-то другое. Объяснил бы, почему мир устроен так несправедливо и почему с этим надо смириться. И, наверно, утешил бы.

Но ведь нуц была права: даже храбрый король Талл Воитель никогда не шел против работорговцев. Для него гоцу — как и для большинства правителей Морского Края — были злом, но злом, с которым слишком проблематично бороться. Злом, незримо рассеянным всюду, ведь в каждом королевстве, большом или малом, хотя бы несколько десятков знатных семей не брезговали покупкой рабов подходящего цвета и возраста. Держать их было дешевле, чем слуг, а иные бароны создавали из невольников вооруженные отряды. Запрещающие законы же, конечно, принимаемые в избытке, никогда не было трудно обойти. И это не говоря о монополии Гоцугана на кофе, чай, табак и обезболивающие наркотики, красивый строительный камень и некоторые руды. Как и соляная Альра’Илла, эта порочная дыра давно заставила соседей считаться с собой. Так что зло было не только вездесущим, но и необходимым.

Ино рассказал Дарине свою тайну только спустя несколько Приливов. Поначалу он не был уверен, что нуц сбережет ее и не перегрызет глотку, но уже тогда все же начал понимать, что эта черная как уголь девушка должна быть рядом, что вряд ли у него появится кто-то ближе и вернее. Какой бы дикой и ненормальной Дарина иногда ни казалась, без нее он уже не мог жить.

Он не ошибся: сейчас она осталась практически единственной, кому он доверял полностью. Доверял, даже оказавшись в агадэре, который пока еще прикидывался дворцом. Дверь была открыта. У него был шанс выбраться.