Глава восьмая
Мысли вслух

В моем доме проживали маститые актеры, одно время один за другим они играли то Ворошилова, то Сталина, то Ленина. Домой порой возвращались в гриме. А я сидел на балконе и смотрел: «Вот идет товарищ Ворошилов, а вот Буденный…» И вот в один из дней я переехал на улицу Грановского (сейчас Романов переулок) к своей бывшей уже супруге, дочери Семена Михайловича Буденного Ниночке. Так смешно, что я сам стал жить среди настоящих вождей и каждый день видел вживую тех, кого изображали мои соседи-актеры.

С детских лет в доме у нас всегда водились собачки и кошки. Первый питомец — от клоуна Карандаша. После премьеры новой цирковой программы мы с папой зашли его поздравить, и Михаил Николаевич сказал: «Хочу подарить вашему сыну новорожденного щенка — маленького, у вас квартирка небольшая, знаю, но детей — трое, пусть радуются». Протянул чудное создание — пушистое, черно-белое, породы гриффон. Именем олененка из популярного тогда диснеевского мультика мы его и назвали. Бэмби надолго поселился у нас на Арбате.

Роксанка тоже обожает собак, на даче с нами две псины: немецкая овчарка и здоровенная дворовая. Однажды Роксана принесла домой медвежонка в специальной клеточке — ей подарили его в самолете. Отдали в зоопарк, потому что два Михаила в одной берлоге — многовато.

Все мои жены внешне оказались одного типа. На протяжении жизни я не изменял своему вкусу. Так уж распорядился Бог, что меня никогда не тянуло к блондинкам, мне нравились барышни черненькие, стройненькие, субтильные. Но зато по национальной части я очень разносторонен и неуклонно подтверждал это своими тремя браками. Моими женами последовательно были: еврейка — очаровательная Катюша Райкина, казачка — прелестная Ниночка Буденная, и, наконец, армянка — неповторимая Роксаночка Бабаян. Так что я приверженец дружбы народов и интернационализма.

Таланты рождаются редко. И самое интересное то, что они не всегда знают, что их талант можно применить в сфере электроники или театрального искусства. Я очень верю в труд. Перед моими глазами были судьбы людей, не обладавших трудоспособностью, к примеру, Андрея Миронова, хотя они были талантливее его. Но он был трудолюбивее и поэтому достиг большего и был первым.

О любимых ролях. Это Бубусь из «Опасного возраста» Семена Нариньяни 1960 года. Бубусь — парень-стиляга, одна из моих первых больших ролей в театре. Наверное, самая любимая роль. Уже в зрелом возрасте мне нравилось быть полицейским в брехтовской пьесе, Скалозубом в «Горе от ума», Бобчинским, Тартюфом — хотелось бы перечислить много…

В Театре сатиры нам, конечно, ничего не высказывали, но мы узнавали, что дирекции театра по тем или иным поводам все-таки делали замечания из-за нас, актеров, что наша дирекция вела переговоры с начальниками из министерства культуры о том, что мы там говорим на сцене. За нами тщательно следили в управлении культуры. Слава богу, меня ни разу на ковер не вызывали, отдувалось всегда руководство театра. В кино все было намного строже. Там зачастую, если в фильме что-то кому-то казалось неприемлемым, картину просто закрывали и клали на полку. Мне повезло в этом плане — как-то я не попадался чиновникам под горячую руку. Наверно, это потому, что всегда предпочитал театр кино. Хотя на съемки меня приглашали нередко.

С Ширвиндтом решили поздравить с юбилеем Эльдара Рязанова в концертном зале «Россия» необычным номером. Мой персонаж, поклонница-иностранка, говорит на тарабарщине — я могу имитировать иностранную речь часами, — а герой Ширвиндта переводит ее признания. Я переоделся в женское платье и оказался вылитой Таней, моей сестрой. Туфли купил в большом магазине на Краснопресненской. Пока примерял серебристые босоножки, покупатели не скрывали удивления: не с ума ли сошел? Продавцам-то я объяснил сразу, и они меня полюбили, при каждом моем появлении там сразу предлагали дефицит.

А в женщине главное — обаяние. Впрочем, и для мужчины это важно. Иногда заговорит тощая (или полная), странная, чудная особа — и ты взгляд не можешь отвести: она преображается, становится милой и очаровательной. Ценю юмор, умение хорошо готовить, любить тех, кто рядом, и вести себя в обществе. Ведь встречаются и такие дамы: выпьют 50 грамм и начинают руководить, все знают.

Прелесть театра в его живом дыхании. Я знаю людей, которые смотрят один и тот же спектакль раз сорок. В каких-то есть место импровизации, в каких-то нет. А еще я, например, верю в то, что на артистов и зрителей действует погода. Раньше мы этого не замечали, а затем стали записывать, какая была погода, атмосферное давление, состояние зала и артистов, и увидели, что это не так уж отдалено друг от друга. Бывает тяжелая обстановка на спектакле, но бывает и эмоциональный взлет.

Моя творческая радость в том, что зрители все еще ходят в театр. И к концу спектакля не расходятся. В зале у нас нет свободных мест. Причем это не зависит от того, играем ли мы современную пьесу или классику. Народ все равно, к нашей общей радости, жаждет живого общения.

Сцена — поразительная штука. Она показывает личность актера, как под увеличительным стеклом. Конечно, бывает и так: отъявленный мерзавец играет благородного отца семейства, но все-таки на сцене проглядывает истинное лицо человека. Хотелось бы думать, что я соответствую тому впечатлению, которое складывается у зрителей. Надо сказать, что я, даже когда играл Скалозуба, искал в нем доброту, привлекательность, обаяние. По-моему, он от этого становился еще страшнее.

Психика актера устроена таким образом, что помогает отрешаться от неудач. Конечно, неудач в жизни бывает больше. Может быть, они незаметны окружающим. Но ты-то о них знаешь. У меня колоссальное число несыгранных ролей. А что такое для актера закрытый спектакль? Ты вкладываешь душу, у тебя удачная работа, а зритель этого никогда не увидит. Это травмирует даже больше, чем неудача.

Театр сатиры удивительный! Здесь работало множество замечательных актеров и режиссеров: Плучек, Розовский, Виктюк, Захаров, Папанов. Всегда были очень сильные мужской и женский актерские составы. Популярность, я думаю, в том, что все, происходящее здесь, всегда созвучно времени, очень чувствуется тон сегодняшней жизни. Даже речевой.

О музыке в спектакле. Однажды в далеком от Москвы театре мне довелось посмотреть своего рода поучительный спектакль. В нем были, казалось бы, все присущие нашему искусству «атрибуты». Актеры произносили свои реплики и монологи, конфликт развивался, и сюжет неуклонно подвигался к развязке. Я же постоянно ощущал недовольство происходящим. Что-то было не так. И лишь когда под занавес герой щелкнул кнопкой магнитофона и зазвучала тихая мелодия, наконец понял: мне недоставало музыки — действие, не подкрепленное силой музыкального искусства, казалось затянутым, даже скучным. По существу, лишенный одного из важнейших своих компонентов, спектакль утерял очарование подлинно сценического действия и воспринимался как бы всухомятку. Музыка и драма идут рука об руку еще со времен античного театра. О том, что из всех искусств музыка наиболее близка к театру, говорили Мейерхольд, Таиров… Театр сатиры не мыслит себя без музыки, музыкальность исполнителя считается важнейшим условием его пребывания в нашей труппе.

О юморе. Ни одно серьезное дело, конечно же, не обходится без юмора, а порой и не рождается без него. Вот Ньютону упало на голову яблоко, и родился закон всемирного тяготения. Над этим улыбаются все люди Земли. Действительно, все гении, все великие мира сего обладали чувством юмора. И Эйнштейн, и Павлов, и Черчилль, и Пушкин… И когда творили, и когда любили. Если кто-то живет без улыбки, без шутки, то в этом есть что-то подозрительное: это либо маньяк, либо дурак. А что касается юмора в театре, на эстраде, в кино — это тоже очень серьезная работа. И любовь, доложу вам, — дело серьезное. Ведь ее надо созидать, ремонтировать, лелеять, беречь — это очень большая и серьезная работа. Но обязательно все это должно быть с юмором.

О телевидении. В существующем телепотоке удельный вес театра очень мал. Все-таки в Москве сейчас дикое количество программ, но спектаклей мы видим намного меньше, чем когда были один-два канала. И еще в свои права вошла экономика. Театр окупает себя только в отношении зарплаты актерам. Поставить спектакль, сделать декорации, купить для сцены сатин, не говоря уже о шелке, — безумно дорого! Должно быть меценатство, должна быть дотация, которая во всем мире существует. И телевидение должно идти театру навстречу, жертвовать чем-то иным, но показывать лучшие спектакли театрального искусства.

Политика и театр всегда рядом. При всем желании сейчас нельзя жить вне политики. Есть политические театры, есть поэтические. Но я не люблю такой резкой градации. Театр должен быть разнообразным, и возможностей у него тогда больше. Я очень завидую некоторым «синтетическим» артистам. Я помню концерт Ива Монтана, как он — высокий, стройный, великолепно танцующий и прекрасно поющий — вдруг сделал на сцене акробатическое колесо!

С ястребом Шурой. А что? Возможен и такой дуэт.

А выступления Фрэнка Синатры! И у нас есть такие «синтетические» артисты. Мне нравятся Костя Райкин и Николай Караченцов — дай бог ему выздороветь и вернуться на сцену, — которые умеют и петь, и танцевать.

Талантливые люди уезжают по разным причинам. Одних вынудили обстоятельства, другие — из любопытства, третьи — из тщеславия. Многие думают, что эту страну уже переросли. А иногда просто хотят попробовать себя в иных обстоятельствах.

Воплотить задуманное удается не всегда. При работе над спектаклем окончательный вариант сильно отличается от начального. Меняются задумка, обстоятельства. Но бывает так: что-то, что не воплотилось в одной работе, переносится в следующую. Получается некая связь, цепочка творческая. Я сейчас много занят в театре, и у меня этот процесс непрерывный. Но и сняться в кино тоже люблю. Хотя из-за работы в театре зачастую приходится отказываться от съемок, потому что на съемки, как правило, надо куда-то ехать. В тайгу, например!.. Хотя все можно вполне успешно отснять в Москве.

Я верю в случай. А судьба — это длинный случай, который может переменить все.

С возрастом посещают мысли, что вдруг что-то может случиться. Видя уходы из жизни замечательных людей, — мы уже простились с Ульяновым, Лавровым, Ростроповичем — об этом задумываешься, и ощущение зрелости присутствует. А вообще я завидую сам себе: я — везучий. Сегодня ехал с пресс-конференции домой, на дороге была пробка большая, я остановился на набережной, там стояли рыбаки. Спрашиваю: «Как клев?» Они говорят: «Сегодня неважно». А у одного рыбака была очень навороченная удочка. Я говорю ему: «Какая у вас удочка интересная! Можно посмотреть, попробовать? Я сам рыбак». Я забрасываю и тут же вылавливаю плотву! Они все просто обалдели!

Рыбная ловля — мое увлечение с детства. Под Москвой был дом отдыха Театра им. Вахтангова. А мои родители всю жизнь там дачу снимали, ведь у нас в семье было трое детей (у меня есть еще две сестры). Помню, как Шура (Ширвиндт) учился ловить рыбу. Забрасывает первый раз спиннинг. Блесна летит зигзагами и падает в трех метрах от берега в тину. Именно туда, где огромная щука! Этот везунчик вытаскивает ее и спрашивает: «Как снять это дело?» А вот покойный Леня Дербенев, наш поэт-песенник, был фантастический рыбак. Светланов Евгений Федорович тоже уникальный рыбак! Очень крепкий рыбак был Крючков Николай Афанасьевич. Слава Тихонов — настоящий зимний рыбак! Где мы только не ловили. Во всех странах обязательно находили какую-нибудь речушку. Я ловил рыбу даже в Гвадалквивире. Испания. Севилья. На самом деле это просто мутный ручей. Но там водятся пескарики, и я одного поймал.

Если бы не стал артистом, тогда бы я, вероятнее всего, стал бы художником, театральным или, может быть, просто свободным художником… Рисовать любил с детства, когда-то посещал художественную школу в Лаврушенском переулке. Вообще, в нашей семье процветали две профессии: актера и художника. Папа мне всегда покупал масляные краски. Я писал портреты, пейзажи. Одно время даже посещал художественную школу. Наверное, другой была бы моя жизнь, стань я художником. Но тут, в 48 лет, очень рано, умер отец…

О поклонницах. В прежние годы их было с избытком, но несколько особо рьяных — выслеживая, даже на деревьях сидели. Среди них особенно выделялась одна — их предводительница. Она буквально преследовала: бесконечно звонила, не давала прохода, в общем, спасу от нее не было. И, конечно же, вызывала этим не самые положительные эмоции. И вот однажды она опять встала на пост возле дверей подъезда, а мне надо было выйти, ехать в театр. Так я надел плащ своей мамы, ее платок, очки и на полусогнутых ногах, в полуприседе, прошкондылял мимо нее к машине. Да еще что-то сказал ей женским голосом. В общем, можно было обхохотаться… И по телефону иногда, скрываясь от них, отвечал звонившей поклоннице женским голосом. «Алло, здравствуйте… Простите, но его нет дома… Кто с вами говорит? Так это его подруга Рита». Однажды Роксане пришло письмо: «Дорогая Роксана, должна вас предупредить: как только вы уезжаете на гастроли, в вашем доме поселяется женщина — называет себя подругой вашего мужа Ритой. Как женщина женщине советую вам проверить эту ситуацию». Смех, да и только.

Моя профессия сродни чуду. Благодаря ей я иначе смотрю на жизнь. Со светлой надеждой, с радостью, без страха. Мне порой кажется, что я уже столько переиграл-пережил, что, получив бесценный опыт выживания в кризисных ситуациях, могу теперь сам помогать людям их переживать.

Может, актеры и в самом деле такие натуры, которые сами выискивают в своих образах что-то необычное? Мы же исследователи своих ролей. Ты думаешь, почему человек здесь поступает так, а не иначе, и почему так случается? Ведь как американские картины делаются? Если оператор показал какой-то предмет, то он потом обязательно сработает. Когда я стал дома внимательно смотреть на видео их фильмы (это давно было, тогда еще не у многих советских людей имелись видеомагнитофоны, а Роксана «видик» привезла из Америки), вдруг понял, что главное в американских фильмах — это операторская работа, монтаж. Разумеется, это не без режиссерского участия сделано. Если ты обращаешь внимание на какой-то предмет, значит, это для чего-то нужно, у них никогда ничего лишнего нет. Потом в определенный момент ты вспоминаешь: вот эта папка, которая взорвалась в конце, она же лежала вначале на столе! После я смотрел картины и отгадывал, что будет дальше, и почти никогда не ошибался.

Когда-то от своего отца услышал такое выражение: «Всегда и во всем сомневаться, а в себе самом — прежде всего». Как это правильно! Но понимание этого пришло с возрастом.

Перед чествованием юбиляра. «Воспринимаю свое 80-летие как веселый сюрприз!»

На балконе шестого этажа соседнего дома росли две чахлые березки. Когда там шел ремонт, я увидел, что деревья сейчас сломают и выбросят. И так мне жалко эти березки стало! Поднялся на этот балкон, расковырял плитку, освободил корни, отнес деревца к себе во двор. Со временем березки вымахали до шестого этажа! Так я в буквальном смысле укоренился на родном Арбате.

Возраст не пугает. Только грустно осознавать саму дату. И отрицательные эмоции возникают каждый раз, когда уходит очередной пожилой друг. Сам-то я могу быть веселым, бодрым, оптимистичным человеком, но я бессилен перед потерями.

Хотя вот ведь парадокс: мы, артисты, за свою творческую жизнь множество раз переиграли смерть, как бы отрепетировали ее, и вроде привыкли умирать, нам нестрашно. Смерть для нас — чисто психологически — не событие из реальной жизни, а будто бы одна из ролей. И нам важно правдоподобно ее отыграть, а потом услышать аплодисменты, увидеть, как закрывается занавес, и… энергичной походкой пойти снимать грим и вернуться домой. Такая профессия! Мы имеем уникальную возможность переиграть-пережить трагедию, испытать будто понарошку самые мучительные чувства, а потом… выйти из театра на шумную улицу, в свою повседневность, будто ничего и не было. Это магия, настоящее волшебство.

О будущих ролях. Думаю, пора что-нибудь сыграть для души: тень отца Гамлета или Марину Мнишек с полным воплощением в образ. В любой пьесе есть роль старенького дяденьки, которую к юбилею можно назвать бенефисной. Фирса мог бы сыграть. Но это к девяностолетию. А на 100-летие — обязательно Деда Мороза в гостях у Ширвиндта.

Нужно вовремя осознать, что ты счастливый обладатель редкостного билета на бал под названием «Жизнь», который достался далеко не каждому желающему. Беречь надо это свое приобретение от пыли и грязи, и тогда все сразу встанет на свои места.

1) никому не делать гадости;

2) доставлять хорошее настроение. Люди в основном живут подавленные — причем во всем мире. Подавленные друг другом, обществом, государством, и если добавляется еще один подавитель, то становится совсем невыносимо. Поэтому я стараюсь радовать людей;

3) приврать в хорошую сторону. Могу придумать что-то или сказать про обидчика: да он дивный парень!

4) не унывать, если не видишь свою фамилию в распределении на роли в новом спектакле. Значит, в этот театральный простой можно посниматься или уехать куда-нибудь половить рыбу;

5) не ругаться с друзьями… Я мог поругаться с Наташей Селезневой, которая через полчаса позвонит: ты знаешь, ты был прав. Или я ей позвоню: Натали, извини, что пошумел;

6) быть довольным, когда появляются деньги, недовольным, когда их нет совсем;

7) не врать себе. Этому, конечно, очень сложно следовать. Но надо стараться.