Глава четвертая
Кабачкисты

Работая в Театре на Малой Бронной, я начал участвовать в знаменитой передаче «Кабачок «13 стульев». Придумал ее Александр Белявский. Он снимался в Польше в фильме «Четыре танкиста и собака» и увидел там телепередачу «Кабаре Старых Панов». Она ему понравилась. Он знал польский язык, привез подборку скетчей из польских юмористических журналов, кое-что перевел, написал сценарий и подал идею режиссеру Театра сатиры Георгию Зелинскому сделать небольшие телеминиатюры вроде варшавского телепредставления «Кабаре Старых Панов».

Первоначально эта развлекательная программа называлась «Добрый вечер». Действие происходило в маленьком польском ресторанчике с одноименным названием, гости и работники которого пели, плясали и попадали в нелепые ситуации. Польских героев играли советские актеры и актрисы.

Вначале рассчитывали сделать всего три передачи, но после первой же передачи в Останкино пошли мешками письма на тему «Хотим еще!». Программу решили продолжить.

Сначала ведущим был сам Белявский. Но у него начались съемки в кино, и он из передачи ушел. После него две передачи вел Андрей Миронов. Однако зрители засыпали редакцию программы письмами с требованиями заменить ведущего, так как он «подавляет своим темпераментом остальных участников, а мы хотим смотреть всех». Стали искать нового ведущего. И когда мне предложили опереться в работе на образ пана Ведущего, уже созданный Сашей Белявским, его решение во многом совпало с моим видением этого персонажа, мы с Сашей были чем-то похожи.

В то время на нашем телевидении работали знаменитые ведущие — Виктор Балашов и Игорь Кириллов. И знаете, мы немножечко их играли, я лично иногда подглядывал за ними. Все герои «Кабачка «13 стульев» были вроде бы поляками, а пан Ведущий для меня являлся этаким связующим звеном между советскими зрителями и воображаемыми панами и пани, которые отдыхали в «Кабачке». Образ моего героя был интернационален.

Роль пана Ведущего на телевидении стала для меня настоящим счастливым билетом. Ты сразу становился популярным среди миллионной аудитории. Доброжелательные наши зрители нас в основном хвалили, давали дружеские советы. Это была первая народная телевизионная передача с постоянными героями, с единством места и стиля. Для большинства телезрителей наши дурашливые, порой наивные сценки и репризы служили своего рода отдушиной в их зарегламентированной жизни.

Аромат какого-то «ненашего», большинству незнакомого уюта и комфорта. «Кабачок» для советских зрителей был маленьким «окном в Европу», словно тяжелый «железный занавес» превращался в бамбуковую занавеску, легко раздвигаемую руками…

«Кабачок «13 стульев» (1977)

Название сериала придумали не сразу. Оно появилось лишь на выходе восьмой серии программы. Новое имя проекта выбирали всей страной. Даже конкурс объявили. Награда — ящик чешского пива. Среди вариантов были «Голубой попугай», «Клуб чудаков», «Забегаловка», «Подвальчик», «Корчма», «Кафе «Улыбка»… Победителем конкурса стал Виктор Заявлин, работавший на проекте переводчиком с польского: «Ну, можно назвать «Кабачок «13 стульев», — предложил он руководителям проекта. Почему 13? Потому что в студии тогда оказалось 13 стульев.

Авторами «Кабачка» стали Анатолий Корешков и Рустем Губайдулин. Они читали польские, югославские и чешские юмористические журналы. Из них черпали идеи и писали миниатюры. Так в «Кабачке» появились паны и пани.

Что касается содержания, то уже через два года после того, как «Кабачок» вышел на экраны, были сыграны все миниатюры иностранных авторов, взятых за основу программы. Поэтому сценарий стали писать наши корифеи юмора: там были и Григорий Горин, и Аркадий Арканов, и, естественно, Марк Анатольевич Захаров, который иногда был и постановщиком, и автором миниатюр.

Шутки в сериале разбавляли зарубежными песнями и мелодиями. Так авторы «Кабачка» знакомили своих зрителей с новинками западной эстрады. Правда, пели паны и пани под фонограмму. А чтобы точно попадать в песню, артисты учили тексты на языке оригинала. Они так же подражали и в танцах.

Это был глоток свежего воздуха с Запада. В то время страна жила за железным занавесом. Советские женщины одевались, по остроумному высказыванию Вячеслава Зайцева, в серые саркофаги, а дамы «Кабачка…» демонстрировали экстравагантные наряды, дерзкие прически, яркий, непривычный макияж. Причем актрисы подбирали все сами, каждый раз ломая голову над тем, в чем выйти в кадр. Здесь простой советский человек мог увидеть и современные тенденции моды, и посмотреть, как живут на буржуазном Западе, и даже послушать зарубежные хиты, которые не передавались ни по нашему телевидению, ни по радио.

В передаче было то, что начинало активно внедряться в повседневный советский быт: бар, высокие бокалы, чашечки, кофе, прически. Старались соответствовать этому и в своих домах. В то время Польша во многом была образцом для СССР. Варшаву называли «Восточным Парижем».

Так я стал участником знаменитой передачи, и на нас обрушилась невиданная популярность, о которой мы и подумать не могли, когда это все начиналось. Развлекательных программ на телевидении тогда практически не было, а в нашей передаче был довольно-таки смелый и острый по тогдашним временам юмор. Это была маленькая хитрость — дескать, все не у нас, а у них, в Польше, происходит. Кроме того, это была и музыкальная передача. А музыкальные передачи, да еще с такими зарубежными шлягерами, тогда и вовсе отсутствовали. Мы открывали рот, а за нас пели сначала знаменитые польские артисты — Ежи Полонский, Марыля Родович, а потом потихонечку мы стали петь голосами Тома Джонса, группы «AББA».

В то время у нас на экране не принято было показывать, как люди проводят свое свободное время: отдыхают за чашечкой кофе в баре или ресторане, при этом обсуждая свои личные проблемы, неприятности. Однако в «Кабачке» все это происходило в атмосфере трогательной наивности и добрых взаимоотношений. Мы старались создать симпатичных героев, милых и добрых по отношению друг к другу. Что касается их внешнего вида, явно несоветского, то, конечно же, наши актрисы стремились соответствовать очаровательным пани, подражая им и в нарядах, и в прическах. Я помню, как Наташенька Селезнева в любом городе, где мы бывали на гастролях, всегда покупала что-то оригинальное, например, в комиссионных магазинах. Не всегда телевидение нас снабжало костюмами и вечерними платьями!

«Кабачок «13 стульев» (1978)

Создавая заграничную иллюзию, мы как бы невзначай критиковали и себя. Это был такой универсальный для того времени собирательный образ социалистического лагеря. Ведь во все времена взаимоотношения между людьми — мужем и женой, любовником и любовницей — строятся примерно одинаково…

Жизненные коллизии наших героев, конечно же, волновали телезрителей. Это вызывало потом очень живые эмоции, обсуждалось в обществе. Зрители узнавали наших героев у себя на работе, дома, в компании.

В начале программа была черно-белой и записывалась в режиме реального времени, актеры работали по обычному секундомеру, и если кто-то из актеров ошибался, то приходилось записывать все сначала. На выпуск одной программы (с учетом репетиций) уходило до полутора месяцев. Текст жестко редактировался, вернее будет сказать — «цензурировался», и «на усмотрение» актеров оставался лишь выбор мимики, интонации и жестов.

Даже одежда для съемок, выглядевшая для тех «совковых лет» шикарно, регламентировалась — так первая пани Катарина (Наталья Селезнева) была оштрафована за появление в мини-юбке. После переезда студии в Останкино «Кабачок» стал «цветным» и, к радости исполнителей, вечно спешащих на свои вечерние спектакли, начал выходить в записи.

Главные роли достались в основном тогдашним артистам Театра сатиры. Всего в съемках были занято около 50 актеров. Блистательная Татьяна Пельтцер сыграла ворчливую старушку пани Ирену. А великолепная Ольга Аросева — пани Монику, чьи шляпки покорили модниц того времени. А неподражаемые Спартак Мишулин (пан Директор), Зиновий Высоковский (пан Зюзя), Юрий Волынцев (пан Спортсмен), Рудольф Рудин (пан Гималайский), Роман Ткачук (пан Владек), Виктор Байков (пан Вотруба)? А кроме них, еще и Екатерина Васильева (пани Эльжбета), Георгий Вицин (пан Одиссей Цыпа), Владимир Долинский (чудаковатый пан Пепичек), Борис Рунге (пан Профессор), Валентина Шарыкина (пани Зося)… — поистине звездный состав задействованных артистов, признанных мастеров юмористической миниатюры.

Передача «Кабачок «13 стульев», актеры, снимающиеся в ней, имели огромную популярность и были любимы народом, а телезрители чаще называли артистов по именам их телевизионных персонажей, нежели по их собственным. Герои сначала становились хорошими знакомыми, а потом и родными. В чем же секрет популярности «Кабачка»? Обычные посиделки в уютном кафе, где и на самом деле было 13 стульев, беседы у барной стойки, добрые шутки милых и чудаковатых персонажей «Кабачка» и популярные песни. Но артисты сумели создать главное, что хотел видеть и ощущать советский зритель, — атмосферу беззаботности, ощущение легкой и прекрасной жизни и даже некоторой беспечности. Создатели передачи дали зрителю именно то, что он хотел, и зритель искренне полюбил «Кабачок». Спартак Мишулин шутил, что даже если он выйдет из дома голый, босой и без копейки денег, то его пана Директора напоят, накормят и дадут денег практически в каждом доме страны. И он был абсолютно прав.

Передача «Кабачок «13 стульев», конечно, была необыкновенно популярна. После репетиции в театре мы мчались на студию, записывали какие-то фрагменты, а потом спешили обратно в театр. Однажды мы со Спартаком Мишулиным, сыграв утренний спектакль, спешили в «Останкино». Я первый вышел из театра и увидел, что рядом с машиной Спартака в луже лежала кукла — оторвалась от свадебной машины. Привязал ее быстро к бамперу. Спартак прибежал, сел за руль, куклу не заметил. Мы ехали по Москве, и люди показывали на нас пальцами. Спартак, довольный, сказал: «Вот что значит популярность передачи». Я ему поддакнул, хотя на самом деле из-за этой куклы на нас все смотрели как на сумасшедших.

Неотразимый для женщин СССР пан Ведущий «Кабачка «13 стульев»

И все же передачу любила вся страна. Когда мы выходили на сцену в театре, зрительный зал приветствовал нас по именам наших персонажей из «Кабачка»: я — пан Ведущий, Спартак Мишулин — пан Директор. Плучек был очень недоволен и называл нас «кабачкистами». Критическое отношение Валентина Николаевича к передаче можно понять. Какому режиссеру понравится, когда его артисты из-за съемок опаздывают на спектакль или когда в актере, выходившем на сцену в серьезной драматически-сатирической роли, зрители изначально видели слегка придурковатого «пана» и в этом качестве бурно его приветствовали. Он нам в глаза говорил, что это пошлейшая передача. Но мы старались относится к этому спокойно, ведь понимали — он просто ревнует.

Я помню, мы играли пьесу Федора Михайловича Бурлацкого «Бремя решения» — это о Карибском кризисе. Андрей Миронов играл президента Кеннеди, я играл, как ни смешно это может показаться, министра обороны Макнамару, начальника Объединенных штабов армии США играл Спартак Мишулин, и множество других участников «Кабачка» там играло. Конечно, Плучека бесило, когда я выходил на сцену, а зал шептал: «О! Пан Ведущий!» Потом появлялся Спартак Мишулин — в данном случае начальник Объединенных штабов генерал Томас, — а зал шумел: «Ооо! Пан Директор!»

Но Валентин Николаевич извлекал для театра и кое-какие преимущества с помощью нашей популярности. Помню, как-то перед очередным юбилеем Театра сатиры артистов во главе с Плучеком пригласил тогдашний министр культуры Петр Демичев. И вот мы чинно поднимаемся по ступеням министерства. Впереди наш режиссер, за ним остальные. И тут дежурный, приметив артистическую группу, как крикнет: «Товарищ Державин, когда «Кабачок»-то будет?» Валентин Николаевич вмиг изменился в лице. Показывая на Плучека, я прикрыл ладонью рот, мол, тише, тише, не сейчас.

И вот вошли в кабинет к Демичеву. Плучек рассказал, как складывается репертуар, очень интересно поведал о многолетней судьбе театра. И вот в какой-то момент наступила пауза. Демичев внимательно окинул взглядом артистов и вдруг спрашивает: «А когда «Кабачок»-то будет?» Все расхохотались, наступила разрядка. Этот эпизод помог получить для театра какие-то послабления, что было крайне важно в те времена…

От простых телезрителей мы получали письма мешками. Слава передачи опережала развитие телевизионной техники, и, когда по «Орбитам» началась трансляция на далекие регионы, миллионы людей уже знали, что смогут попасть в знаменитый «Кабачок». Зрители нас в основном хвалили, давали дружеские советы, просили спеть ту или иную песню, которую потом стремились записать на магнитофон. Люди дорожили атмосферой «Кабачка». Они ощущали, что в нем тепло и мило.

Как-то Леонид Ильич приехал на Останкинскую студию, где снималась передача. Я переодеваюсь, и вдруг меня кто-то из коллег толкает: «Пойди и погляди, какие гости!» Я вышел, смотрю: стоит толпа. А в центре ее — Брежнев. И вдруг слышу: «Леонид Ильич, а какие у вас любимые передачи?» Он отвечает: «Программа «Время», спортивные программы…» И вдруг увидел меня (а я в костюме пана Ведущего, в гриме) и добавил: «И «Кабачок «13 стульев»!» После этих его слов, несмотря на разного рода трудности, мы продержались еще немало лет…

Каждый выпуск перед записью мы сдавали комиссии из 10 человек. Мы шутили, пели, танцевали, а перед нами сидели люди с постными, мрачными лицами. Когда заканчивалась эта экзекуция и мы с не менее мрачными лицами выходили из павильона, Зелинский каждый раз кричал нам вслед: «Веселее!»

Как мы репетировали? Помнится, каждый выпуск — по месяцу-полтора. Когда начинали, электронного-то монтажа не было. Работали по секундомеру, тютелька в тютельку. К тому же запись должна была заканчиваться незадолго до начала вечернего спектакля в театре. Цейтнот создавал и нервозные, и комические ситуации, когда мы лихорадочно украдкой поглядывали на часы, а Зелинский, выглядывая из-за камеры, со страшным выражением лица зловещим шепотом призывал: «Веселей, еще веселей!..»

А веселиться можно было только в рамках сценарного текста. Импровизации исключались: цензура не дремала. Но интонации, мимика, жест — это было в нашем подчинении. И многим из нас, наверно, казалось, что мы ловко обводим цензоров вокруг пальца, намекая чисто актерскими средствами на те пороки и политические типажи, которых авторы миниатюр вовсе не имели в виду. Впрочем, некоторые как раз имели. Но это проявилось позже, когда польских журналов стало не хватать, и все чаще использовали миниатюры и рассказы наших сатириков и юмористов…

По мнению уже постсоветских обозревателей, «каждая программа была отражением нашей жизни того времени в миниатюре». Так, в пане Спортсмене многие, как в зеркале, видели советских спортивных горе-чиновников, бывших когда-то образцово-показательными спортсменами. А любимый народом пан Директор идеально отражал советскую номенклатуру, которая «была и не злая, и не добрая» и иногда была способна и «поруководить». Одежды пани Моники были для многих советских женщин единственным окошком в мир далекой и загадочной моды. «Кабачок» смело можно назвать и «первыми ритмами зарубежной эстрады» на советском телевидении: в этой программе впервые прозвучали не только ведущие артисты польской эстрады (Анна Герман), но и песни Мирей Матье и Тома Джонса. Поэтому пана Ведущего в многочисленных письмах вежливо просили «не заниматься переводами текстов», а дать возможность без помех записать песню на магнитофон. Кстати, в первых выпусках «Кабачка» его посещали вживую звезды — та же Анна Герман, Барбара Брыльска и другие, но потом все выступления заменила фонограмма. Актеры лишь открывали рот, иногда попадая не в такт, — часто новую песню, которую им приходилось «исполнять», они слушали перед самым эфиром.

Когда мы выходили на сцену в спектаклях Театра сатиры, особенно на гастролях, по залу прокатывалось: «Ой, ведь это пан Директор, пани Моника, пан Ведущий!» Валентин Николаевич Плучек говорил, что это пошлость, что актеры зарабатывают себе дешевую популярность. Но по сравнению с современными юмористическими программами наш «Кабачок» выглядит вполне достойно. Что же касается популярности, то что в ней плохого? Когда я сейчас иду по Арбату и у меня берут автографы, просят разрешения со мной сфотографировать своих детей, то я вспоминаю себя — маленького Мишу, который жил в актерском доме и с восторгом смотрел на людей, его окружавших.

Когда «Кабачок» закрыли, мы даже не пытались что-то выяснить наверху — ведь там всегда были знатоки объяснить ситуацию. Его просто не возобновили на следующий месяц без объяснений, несмотря на то, что он входил в число любимых передач Леонида Ильича Брежнева. Но есть такое предположение, что закрытие связано с политическими событиями, которые происходили в Европе в соцлагере. Тогда случились какие-то волнения в Польше, профсоюз «Солидарность» начал забастовки докеров Гданьска, грозившие перерасти во всеобщие волнения. Кстати, кое-что мы узнавали раньше других. Вдруг нам говорили цензоры: «Не надо упоминать в миниатюре про студентов». А через несколько дней в газетах печатали, что прошло студенческое восстание где-то в Варшаве… Одним словом, польская тема сделалась крайне болезненной. «Кабачок», конечно, не касался политики, но есть такое слово «аллюзия» — говоришь об одном, а зритель думает о другом. И если люди Леха Валенсы требовали выборности заводского руководства, то всякие шутки над паном Директором выглядели прозрачным намеком. В общем, в 1980 году председатель Гостелерадио Мамедов распорядился закрыть «Кабачок», как было сказано, «до лучших времен». Они так и не наступили. Декорации распилили на дрова, а все тринадцать стульев «Кабачка» растащили по студиям…

Александр Белявский — пан Ведущий.

Андрей Миронов — пан Ведущий.

Михаил Державин — пан Ведущий.

Даниил Каданов — пан Директор.

Спартак Мишулин — пан Директор.

Виктор Байков — пан Вотруба (счетовод).

Валентина Шарыкина — пани Зося (первая официантка кабачка).

Ела Санько — пани Ванда (вторая официантка кабачка).

Евгений Кузнецов — пан Юзеф (первый бармен кабачка).

Владимир Козел — пан Беспальчик (второй бармен кабачка).

Ольга Аросева — пани Моника.

Борис Рунге — пан Профессор (старый знакомый пани Моники).

Ольга Викландт — пани Птушек (заклятая подруга пани Моники).

Елена Облеухова — пани Ева (племянница пани Моники).

Зоя Зелинская — пани Тереза.

Роман Ткачук — пан Владек (муж пани Терезы, экономист треста).

Наталья Селезнева — пани Катарина (дочь пана Вотрубы).

Юрий Волынцев — пан Спортсмен (жених пани Катарины).

Виктория Лепко — пани Каролинка (дочь пани Птушек).

Виктор Зозулин — пан Анджей (муж пани Каролинки).

Ирина Азер — пани Ольгица (дочь пани Моники).

Зиновий Высоковский — пан Зюзя (прозаик).

Рудольф Рудин — пан Гималайский (руководитель трестовского театра).

Владимир Долинский — пан Пепичек.

Владимир Кулик — пан Регулировщик.

Юрий Соковнин — пан Юрек (таксист).

Георгий Вицин — пан Одиссей Цыпа (критик).

Юрий Авшаров — пан Кошон.

Вячеслав Шалевич — пан Поэт.

Нина Корниенко — пани Муза.

Татьяна Пельтцер — пани Ирэна.

Наталья Богунова — пани Гелена.

Виктор Рухманов — пан Изобретатель.

Борис Новиков — пан Специалист.

Георгий Тусузов — пан Пепусевич (руководитель оркестра).

Георгий Менглет — пан Мамонт Маломальский (директор кинообъединения).

Антонина Жмакова — пани Беата (актриса из театра пана Гималайского).

Олег Солюс — пан Пузик (владелец гостиницы в тресте).

Юрий Сагьянц — пан Трепыхальский (страховой агент).

Лилия Юдина — пани Люцина (невеста пана Директора, бывшая цирковая артистка).

Лидия Савченко — пани Марыля (невеста пана Директора).

Екатерина Васильева — пани Эльжбета (жена пана Директора).

Татьяна Жукова-Киртбая — пани Ядвига (сестра пани Эльжбеты).

Георгий Шахет — пан Марек (муж пани Ядвиги).

Готлиб Ронинсон — пан Станислав (дядюшка пани Эльжбеты).

Олег Вавилов — пан Збышек (племянник пана Станислава).

Александр Галевский — пан Войцех (кузен пани Эльжбеты).

Татьяна Горностаева — пани Ева (секретарша пана Директора).

Екатерина Богунова — пани Кристина.

Эдда Урусова — пани Данута.

Инна Ульянова — пани Крапидловская.

Пани Ирэна: Мне, пожалуйста, банку сардин.

Пани Зося: А вам каких: испанских, португальских или марокканских?

Пани Ирэна: Мне все равно, я не собираюсь с ними разговаривать.

Пан Руководитель: «Молодой человек, вас надо бы записать на пластинку, а пластинку разбить!»

Пан Директор: Пан Юзеф, чем это вы занимаетесь?

Пан Юзеф: Грущу…

Пан Директор: Так веселее надо грустить, пан Юзеф!

Пауза.

Пан Директор: А чего это вы грустите, пан Юзеф?

Пан Юзеф: Я сегодня должен был встретить свою жену, но в поезде ее не оказалось.

Пан Директор: Боюсь, что она уже дома… Со вчерашнего вечера.

Пани Тереза: Владек, с некоторых пор ты стал разговаривать во сне!

Пан Владек: Ну вот, уже и во сне поговорить нельзя.

Тереза: Ты говорил о Рошфоре так, как будто бы это вино!

Владек: А разве нет?

Тереза: Конечно, это сыр!

Пани Тереза (пану Владеку): Дорогой, я сегодня прочитала в газете, что в Африке есть страны, где мужья продают своих жен. Скажи, милый, ты мог бы меня продать?

Пан Владек: Что ты, дорогая, только подарить!

Пани Зося: О, я вижу у тебя кольцо с бриллиантом.

Пани Катарина: Да, это подарок жениха!

Пани Зося: Постой, он ведь обещал подарить тебе автомобиль?

Пани Катарина: Видимо, он не нашел фальшивого автомобиля.

Пани Тереза: До свидания, я ухожу. Иду позировать художнику.

Пан Ведущий: А для какой картины?

Пани Тереза: «Клеопатра и змея».

Пан Ведущий: Да? А с кого же он пишет Клеопатру?

Пан Юрек: Вот, осваиваю, раньше я на барабане играл, а теперь решил на трубу переключиться.

Ведущий: А барабан куда дели?

Юрек: Сменял на автомобиль.

Ведущий: И кто же тот ненормальный?

Юрек: Мой сосед.

Пан Директор (пану Юреку): Я хочу вас внедрить в наш оркестр. А то я давно его хочу разогнать, да публика не дает, он пользуется популярностью.

Пан Гималайский: В первом акте вашей душераздирающей драмы есть такой эпизод: «По широкой улице нового микрорайона идет мрачный пережиток прошлого, пьяница и дебошир».

Пан Зюзя: Это написано кровью сердца! И — честно скажу — с натуры.

Пан Гималайский: В это я верю. Но что он за птица? Когда родился? Где?

Пан Зюзя: Когда он родился, я не знаю — было еще темно. Но я твердо знаю, что родился он в сорочке. И потом эту сорочку пропил!

Пан Гималайский: А что он делает?

Пан Зюзя: Дебоширит и пьянствует!

Пан Гималайский: И все?!

Пан Зюзя: А вам этого мало?! Знаете, ничего не делать — это тоже надо уметь!

Пан Директор: Да вы у нас вундеркинд, пан Спортсмен. На всех инструментах играли — и на пианино, и на рояле, и на органе. А на скрипке не играете?

Пан Спортсмен: А вот со скрипкой, пан Директор, ничего не получилось.

Пан Директор: Это почему же?

Пан Спортсмен: Она маленькая, покатая. Карты с нее соскальзывают.

Пан Профессор: Видите ли, пан Директор, употребление иностранных слов — дело счастливого случая. Иногда удается сказать верно!

Кто работает на совесть, а кто и на другого заказчика.

Чем давать слово, лучше сразу сказать правду.

Берегите женщин! Кто, кроме них, побережет мужчин?

Будьте увереннее — хотя бы в своих сомнениях.

Выходя из себя, оставляйте дверь открытой — чтобы иметь возможность вернуться.

Не будьте одиночками. Делитесь с ближним и своими горестями, и его радостями.

Старайтесь все усложнять, чтобы в результате все оказалось простым, а не упрощать, чтобы в результате все оказалось сложным.

Если хотите, чтобы ваше имя сверкало, — повесьте на дверях медную табличку.

Имейте в виду: если вы не можете найти себя — адресный стол вам не поможет.

Следите, чтобы будущее не прошло мимо вас равнодушно. Это раньше было колесо истории. Сейчас она мчится на четырех!

Если в старом году вы нарушили слово — дайте в новом… другое!

Чтобы вас должным образом оценили — в вашем молчании должен чувствоваться решительный отказ говорить.

Поздравляйте с Новым годом по телефону — так вы избежите орфографических ошибок.

Ей надоело сплетничать об одних и тех же соседях — поэтому она сменила квартиру.

Несмотря на то, что она так долго уверяла мужа, что ей не нужно никакого подарка, — он все-таки забыл ей что-нибудь купить.

В среднем все часы на улицах города показывают совершенно точное время.

Он считает, что неплохо разбирается в музыке, поскольку ничего не смыслит в живописи.

— После вашего спектакля я не смогла уснуть всю ночь!

— Он так сильно взволновал вас?

— Просто я прекрасно выспалась в зрительном зале.

Переходный возраст у девушки — это когда она удивляется, как у такой глупой матери могла появиться такая умная дочь.

Их семейные ссоры всегда заканчиваются боевой ничьей.

Правду говорить выгодно — по крайней мере, не нужно помнить, что ты говорил раньше.

Старается не думать о том, что думают о нем товарищи по работе: знает, что это приводит к одиночеству.

Глупости говорить можно. Но не торжественным тоном!

Попробуй, докажи, что ты не верблюд.

Он ходит на службу с портфелем, а говорит, что несет тяжелый крест.

В последнее время переживает трагедию: ненавидит без взаимности.

Обладает удивительным свойством: как бы ни был завален работой, ему всегда удается ее развалить.

Не люблю повторять сплетни, но что с ними еще делать?

Трех вещей нельзя прощать женщине. Правда, никто не знает каких.

Крайне осторожный человек, ничего не берет на свою ответственность, даже когда говорит, что Земля вращается — обязательно добавляет: «По словам Коперника».

Уже после того, как передача перестала существовать, Валентин Николаевич Плучек поставил спектакль «Бремя решений» по пьесе Федора Бурлацкого о Карибском кризисе. Джона Кеннеди играл Андрей Миронов. Я играл министра обороны Роберта Макнамару, Шура Ширвиндт — пресс-секретаря Белого дома Пьера Сэлинджера, Спартак Мишулин — генерала Максвелла Тэйлора. Играли мы все в костюмах болгарского пошива и обуви венгерского производства. У Спартака Мишулина был небольшой монолог — рапорт Президенту США. Текст очень простой: «На 16-е число назначена бомбардировка Кубы» и так далее. Но он не мог выговорить слово «бомбардировка». Он говорил то «брамбардировка», то «бырбырдировка». В зале смеялись, с нами вообще случалась истерика, и дальше играть было просто невозможно. Андрей — Джон Кеннеди — всегда на него очень сердился: «Ну, ты можешь в конце концов четко сказать «бомбардировка»! Напиши текст и просто читай свой отчет по бумажке!» И вот Спартак написал свой текст, но почему-то в обыкновенной школьной тетрадке, зелененькой такой, в клеточку, за две копейки. Свернул ее в рулончик и вышел на сцену. Подошло время его монолога, а генерал Тейлор все никак не мог развернуть эту тетрадку, она все время опять в рулончик сворачивалась. Он бросил эту возню с тетрадкой и четко так произнес: «На 16-е число назначена…» Мы все напряглись. «…назначен… бомбовый удар по Кубе». И ушел. Мы сразу забыли все свои тексты, Андрей стал растерянно смотреть на свой кабинет. А впереди была очень большая сцена, которую должен был закончить вице-президент Линдон Джонсон — Владимир Ушаков словами: «Я тоже поддерживаю решение президента!» Возникла гробовая тишина. И Андрей почему-то набросился на Ушакова-Джонсона: «Линдон! А вы-то что молчите!» Ушаков растерялся: «А почему я должен что-то говорить, у меня фраза только в конце сцены!» «Члены кабинета» стали давиться от смеха, зрители сидели в полном недоумении. С очень большим трудом мы как-то выкрутились и быстренько свернули эту сцену. На следующий день один критик написал в газете: «Вчера усилиями «Кабачка «13 стульев» был предотвращен бомбовый удар по Кубе».