Глава 8
Тем вечером Лиля не приехала домой. Домой – в смысле ко мне. Я ждал ее до восьми вечера, а потом позвонил. Она ответила и попросила о встрече. Новый Арбат, в половине десятого вечера.
Я заподозрил неладное и помчался в центр.
Что, если ее взяли в заложники и назначили мне встречу, чтобы выставить свои условия?
Но все оказалось куда хуже, и королевская семья, увы, ни при чем.
Лиля была одна. Она сидела в кафе. Увидев меня, она даже не улыбнулась, не встала мне навстречу. Я сел к ней, взял ее за руку.
– Что с тобой? Что случилось, Лиля?
– Я прошу тебя не перебивать меня и выслушать до конца. Я долго думала об этом и решила. У нас с тобой все хорошо, я люблю тебя и знаю, что ты любишь меня. Я верю тебе, верю, что ты не изменяешь мне и даже не собираешься этого делать. Я знаю, что у тебя даже мысли такой не было с того самого дня, как мы с тобой встретились. Но я не могу жить все время с той болью, которую ты мне причиняешь… Стой, я просила тебя выслушать меня до конца. Не нужно говорить ничего, я все объясню, абсолютно все, у тебя не останется вопросов, обещаю.
Ее голос немного дрожал, и ей пришлось отпить кофе, чтобы прийти в себя. Ей было тяжело говорить, а мне тяжело слушать. Я чувствовал, что она хочет сказать. Мне казалось, я это уже слышал. Каждое слово, которое она пытается сейчас произнести, я уже слышал, я не хотел слушать. Я пытался возразить, но Лиля посмотрела на меня так беззащитно, с такой мольбой, что я отступил.
Она вздохнула и тихо продолжила:
– Эта боль – твой незавершенный роман с Чудом. Она все еще в тебе. Да, тебе было обидно, да, ты оставил свою любовь умирать у ее ног. Я помню все, что ты мне рассказал. Ваня, ты оставил там любовь, это на самом деле так. Любви нужно тепло, один человек не может питать ее вечно. Она угасла. Но ты взял с собой Веру и Надежду. Я увидела это по твоим глазам, когда ты рассказывал про те цветы, которые подарил ей со словами, что возвращаешься к бывшей. В тот момент в твоих глазах они были – Вера и Надежда, они ждали сестру. Ты все еще веришь, что вы можете быть вместе, ты все еще надеешься на это. Именно поэтому ты оставил открытыми все двери, через которые она может войти. Как только она войдет, та самая девушка, твое Чудо, третья сестра снова появится. Она, Любовь, снова проснется и наберет силу очень быстро, ведь она знает, как ей было тепло и хорошо с вами. Она без труда обезоружит твое сердце. Ты ждешь ее звонка, ждешь сообщения в социальной сети, ты просматриваешь ее фотографии на «Фейсбуке», ты даже сам не понимаешь, как готовишься к встрече с ней. Чтобы, когда она вернется… А ты этого ждешь! Чтобы, когда она вернется, ты был готов. Ты будешь знать, что ты упустил: где она побывала, что попробовала, чем восхитилась и разочаровалась. Ты по-прежнему в курсе всех ее дел, ты часть ее жизни. И это не дает тебе посвятить себя мне. А я не согласна быть твоим временным причалом, пока ты ждешь свое Чудо. Я сама хочу быть тем Чудом, которое ты ждешь, Ваня. Сейчас я чувствую себя так, словно ты играешь со мной в любовь, а когда она придет, та, настоящая, все с ней будет по-настоящему. С ней, не со мной! Знаешь, когда мы были подростками и клялись друг другу в непоколебимости и серьезности намерений, во взрослости и самостоятельности, а потом мама из окна звала домой, и все. Я не знаю, как описать тебе это чувство… Как будто со мной несерьезно, как будто со мной серьезно и не нужно. А ей, когда она позвонит или напишет, ты скажешь: «я все еще тебя жду». И это не должно быть обидным для меня, потому что я всего лишь та девчонка со двора, с которой ты «гоняешь», а эта девушка – то самое, настоящее и реальное. Или как в поезде, знаешь? Люди становятся лучшими друзьями, говорят друг другу все самое сокровенное и уверены, что будут дружить и дальше. Но когда подходит твоя станция, ты просто встаешь и уходишь – в свою настоящую жизнь, к настоящим друзьям, к любимым людям… Я пыталась с этим жить, пыталась закрывать глаза и пробовала не терзать себя. Но я поняла, что это невозможно. Ты никогда не забудешь ее, потому что не сжег мосты, потому что оставил в сердце Надежду. Она укрепилась в тебе, проросла корнями в твой мозг, завладела твоими привычками и твоей жизнью. Я не вправе винить тебя ни в чем, но, пойми меня, я боюсь каждый день, что она войдет в незапертую дверь и уведет тебя. А я останусь, одна со своей Любовью, но без Веры и Надежды, потому что, если ты уйдешь так, никакая Надежда тебя не вернет, никакая Вера и даже Любовь. Я так не могу. Я так больше не могу!
Ее глаза были полны слез, и, если бы я сказал хоть слово, они бы хлынули. Я чувствовал, что Лиле нужно высказать все, что в ней накопилось, и я дал ей это сделать. Она смахнула проворную слезу со щеки, отпила кофе и продолжила:
– Когда люди расстаются, они забывают друг о друге, обрывают все мосты, сжигают все общее, отрезают себе руки и вскрывают вены, когда любили сильно и запускали к себе под кожу. Они стараются освободиться, чтобы хоть и покалеченными, но свободными жить дальше.
Я уже был готов поцеловать ее ладошку, сказать, что все не так, но она отстранила руку, мягко, но твердо, и сказала то, что я не ожидал услышать вообще:
– Я тебя люблю, и я тебя отпускаю. Отпусти и ты меня. Я надеюсь, ты найдешь свое счастье и свою любовь. Но это возможно, только если ты освободишься от нее. Ваня, чудес не бывает. Постарайся спасти себя и свое будущее. Будь счастлив, Ваня, я тебя люблю.
И она стала собираться, чтобы уйти. Ее руки дрожали, пока она пыталась поправить шарф на плечах и уместить в сумочку оба свои телефона и кошелек. Лиля делала все быстро, не попадая руками в нужные места, все из-за того, что они дрожали все сильнее и сильнее.
– У меня есть право на ответ? – спросил я.
Мне было тяжело смотреть на нее, как она сдерживает слезы, как пытается дышать ровно и собраться быстро, и уйти, чтобы не расплакаться прямо здесь, на глазах у всех.
Я не придал большого значения ее последним словам. Они сказаны на эмоциях от событий последних дней, это понятно. Может быть, Лиля не хотела утешения, но я знаю, как ее утешить. Ей сложно, больно, но она не понимает, что все изменилось. Она просто об этом не знает. Она видит только то, что хочет видеть, то, чего больше всего боится увидеть. И я понял, как мне важно объяснить ей, что все в прошлом. Абсолютно все.
От моего вопроса она замерла. Она смотрела затравленно, словно я стоял с хлыстом и был готов ударить ее по лицу. Осторожно она кивнула.
– Лиля, никаких мостов нет, – сказал я с улыбкой. – Я не стану с тобой спорить, утверждая, что их никогда не было. Я и правда надеялся на то, что Ольга вернется. Я был готов сказать ей «да» в ту самую секунду, когда она посмотрит в мою сторону и захочет снова быть вместе. Но, родная, пойми – это было до того момента, пока я не понял, что я люблю тебя. До тебя было много всего – я разочаровался в любви, в девушках, в людях… Но ты вернула меня к жизни. Я был растоптан и разбит, я был готов идти куда угодно и за кем угодно, и в тот момент я надеялся и верил, что она вернется. Мне нужно было хоть что-то, отдаленно похожее на человеческое тепло и любовь. У меня никогда не было с ней ничего, что могло бы сравниться с тобой и твоими чувствами ко мне. Я никогда не испытывал к ней что-то, что можно сравнить с тем, что меня окутывает, когда я тебя обнимаю. Наши дни и ночи вместе – это настоящие моменты счастья. Это моменты настоящей жизни, которой мне не хватало и которой я никогда, слышишь, родная, никогда не видел.
Лиля заплакала, и я обнял ее, такую родную и близкую, беззащитную как никогда. У нее дрожали плечики, а я чувствовал такую острую боль, которой не было даже в самые сложные минуты моих недолгих, но, безусловно, ярких отношений с Чудом.
– Родная, я знаю, почему оставил все двери открытыми тогда, и ты это знаешь – я правда надеялся. Но я больше ни на что не надеюсь, ни во что не верю. Все, что было с ней, ушло и больше никогда не вернется. Теперь мне это не нужно, не важно. Я настолько погрузился в тебя и нашу жизнь, что просто забыл навести порядок там. Но я сделаю это, прямо сейчас. Для меня это ничего не стоит, потому что нет ничего важнее тебя и нас. Что ты хочешь, чтобы я сделал?
– Ничего не нужно, Ваня.
– Почему? Если для тебя это имеет хоть какое-то значение, я сделаю это. Что нужно? Удалить ее из друзей на «Фейсбуке»? Заблокировать звонки? Удалить все чаты из телефона? – спросил я.
Лиля отстранилась, вытерла слезы, встала и ушла.
Но я был не готов отпускать ее. Ни сейчас, ни потом. Я бросил на стол тысячу рублей за тот кофе, который мы пили, и пошел следом. Ее фигурку с легким развевающимся изумрудным шарфиком я не упускал из виду, пока обгонял людей, разделяющих нас. Лиля на своих маленьких каблучках отстукивала шаги быстро, но я все равно догнал ее, развернул, она даже не сопротивлялась. Я посмотрел в ее глаза и поцеловал.
– Мне больно даже подумать, что ты уходишь, Лиля.
– Ты думаешь, мне легко?
– Давай не будем рубить сплеча. Я все сделаю. Все, что ты хочешь!
– Ваня, я ничего не хочу. Мне ничего не нужно. Это должно было быть нужным тебе.
– Но я об этом даже не думал.
– Это и пугает сильнее всего, – сказала она. – Прости меня, но я правда больше не могу. Пожалуйста, не иди за мной. Прощай.
– Лиля, ты хочешь сказать, что все закончится? Вот так все закончится?
Все что мне досталось в ответ, – ее взгляд, полный решимости, на которую способны только девушки. Огромные сомнения, ожидание боли и слез – все это было в ее глазах, но я не увидел ничего, за что мог бы зацепиться, что бы смог опровергнуть, в чем бы смог ее убедить. Она все решила, абсолютно все. У меня не было ни единого шанса, как бы сильно я ни желал в эту самую минуту, чтобы все было наоборот.
Она вручила мне конверт и ушла.
Лиля давно спустилась в переход и вышла на Воздвиженку, а я все стоял, как будто она все еще рядом. Как будто она ушла просто в магазин, попросив меня дождаться ее у метро. Где-то внутри поднималось то страшное, невыносимо щемящее чувство, которое затопит меня, но я не осознал еще, что все кончено. Я еще это даже не понял, хотя видел своими глазами, что Лиля ушла. И знал – она не вернется.
Вот она, вся прелесть дежавю, – всего ничего времени назад Лиля покинула меня, решив не продолжать диалог, который зашел в тупик, там, у метро «Цветной бульвар», она оставила меня выворачиваться наизнанку от массы нерешенных проблем, в которых я погряз. А сейчас точно так же она ушла, прекратив диалог наших отношений. Как и в прошлый раз, она решила, что не услышит ничего полезного для себя, и просто ушла. А я остался.
Снова один.
* * *
Дядя Вова, как мне не хватает тебя! Как я хочу у тебя спросить, что мне делать дальше. Как я хочу у тебя спросить, что произошло? В чем я виноват? В чем?! Ты никогда не позволял себе роскоши говорить только то, что я хочу услышать, но при этом в твоих словах я всегда видел поддержку. Сейчас мне не хватает этого – чтобы ты объяснил мне, тупому, что происходит в моей жизни. Как я докатился до такого?
Я хочу, чтобы ты сказал мне, что я во всем виноват, что я сделал все неправильно, что люди живут по-другому, а я идиот и так жить нельзя. Я хочу услышать от тебя резкую критику, даже брань, я готов, мне это нужно. Но тебя нет рядом. Ты никогда не лез со своими комментариями, когда они были мне не нужны. Но ты всегда оказывался в нужное время и в нужном месте, чтобы подставить плечо. Ты никогда не говорил мне, что я плохой. Ты осуждал (порой очень жестко) мои поступки или бездействие, и меня бесило, что ты просто не можешь встать на мою сторону и сказать: «Все не правы, Ваня, ты прав!». Ты никогда так не делал. Спасибо тебе за это.
Знаешь, почему я хочу услышать от тебя все это? Почему я хочу, чтобы ты рассказал мне, что я сделал не так? Потому что после всего, что ты имел сказать по поводу моей беды, ты говорил, как из нее выбраться. Ты всегда знал, где найти решение. Каким бы оно ни было. Решение всегда у тебя было. А у меня его просто нет! Просто нет!
Дядя Вова, как мне не хватает тебя!
Я вскрыл конверт. Это было простое письмо, написанное от руки. Я начал читать, но ничего не понял. Это Лиля написала? Но…
Я перевернул листочек, исписанный с двух сторон, и увидел подпись. Меня бросило в жар.
Привет, Ваня!
Подумать только, сколько времени прошло с тех пор, как я тебя бросила. Я все еще помню твои глаза. Тогда я даже не думала, что в них не слабость. Признаюсь, в тот момент я решила, что ты такой слабак, что мне даже стало противно. Как все изменила жизнь! Твои слезы – это кровь. Я убила твою любовь, и ты плакал, тебе было больно. Сейчас я понимаю, каким сильным ты был, раз мог полюбить такую, как я. Такую никчемную, пустую девушку. Подумать только – и я сама разрушила все.
Мне есть одно оправдание – в тот период времени я была настолько тупа, что не понимала, где черное, а где белое. Я помню, как ты подарил мне тот рассвет. Сейчас для меня нет подарка дороже. Сколько в нем было тепла и любви, Ваня. Сколько было и сколько сейчас имею я… Я не имею ничего.
Ты ничего не потерял. Мы не смогли бы забыть все и сбежать навсегда. Для этого нужно было обрести мозги. С тобой бы этого не случилось – меня нужно было заставить жить так, как я хотела. К чему стремилась. Я стремилась к разрушению, и я его получила.
Я пишу тебе письмо, чтобы ты знал, Ваня. Сильнее, чем ты, в моей жизни не было ничего. Я не знаю, почему у меня не хватило ума понять, что ты – все, что мне было нужно. Не знаю, почему я не хотела стать личностью и человеком рядом с тобой… Мне нужен был толчок, унизительный и страшный, чтобы обрести самостоятельность.
Ты все правильно про меня понял. Помнишь песню, которую я тебе включала? «Поющие трусы», называется «Интим не предлагать». Там поется, на что я готова пойти ради красивой жизни. Секс за деньги и подарки, почти эскорт-услуги. Это судьба каждой девочки, мечтающей о жизни с богатеньким папочкой. Ты такого дать бы не смог, и я, тогдашняя дура, готова была променять тебя, самое сильное чувство, которое когда-либо имела, на папика и его подачки. Да, я была дурой. И даже такой дурой ты меня любил. Воображаю, как бы ты удивился, что я изменилась сейчас. Наверное, я совершенно другой человек.
Прости, это неприятно читать. Поверь, писать еще неприятнее. В моей жизни едва ли будет секс, который я буду вспоминать как удовольствие и близость. Для меня это стало частью жизни шлюхи, то есть работой. Я работаю телом и получаю за это то, что хотела. Получаю то, что заслужила.
Но я попытаюсь все исправить.
Сначала я разобью эту цепь и освобожусь. Потом приведу в порядок свою жизнь – социальную. То, о чем мы с тобой говорили. Занять какую-то часть жизни и развиваться там. Я надеюсь, тебе удалось побороть свои рамки, они ни к чему. Ты заслуживаешь счастья.
Кстати, об этом.
Если к моменту получения моего письма ты обзавелся своим счастьем, то просто знай, что я извиняюсь. Это привет с другой стороны, от девушки, которая ошибалась и признается в этом. Но это не призыв к чему-то. Я знаю, что утратила приоритетное право на тебя. Даже если у тебя никого нет, наверняка тебе противно даже вспоминать обо мне. Я понимаю, не обижаюсь и искренне желаю тебе счастья. Не со мной, с другой. Я уверена, ты найдешь прекрасную девушку и у вас все получится, ведь ты настоящий и умеешь любить – я сама видела.
Но если ты чувствуешь, что со мной еще не все потеряно и ты готов дать мне шанс доказать, что я тоже могу любить, – появись. Я оставлю контакт, и ты сможешь связаться со мной. Если ты захочешь. Это письмо первое и последнее, я не хочу испортить тебе жизнь и занести смуту в тебя.
Я знаю, что не сказала тогда нужных слов.
Я люблю тебя.
И тогда любила, просто не понимала. Да, Ваня, такое бывает. Все познается в сравнении. Сравнивая свою жизнь до тебя и после, я поняла, что было до любви и после нее. Прости меня за все, что я натворила с тобой, с твоей жизнью, с собой. Я видела, как тебе больно, и мне больно вспоминать это.
Я надеюсь, что ты позвонишь. Я надеюсь на это и буду верить всегда.
Ты мне нужен.
Твое Чудо.
Черт возьми, Ольга!
Ну вот теперь понятно, к чему все эти слова и слезы Лили… Лиля подумала, что я, прочтя это письмо, позвоню по указанному номеру и брошу ее. Или буду метаться, не знать, кого притянуть, а кого оттолкнуть. Моя глупышка, моя родная глупышка. Моя Лиля…
Да, в моей жизни было Чудо, но самое настоящее ЧУДО – это ты.
Я выбросил письмо в урну и поехал домой. Я знал, что хочу сделать.
* * *
Но небеса рассудили иначе.
Дома меня ждал Артур. Да-да, тот самый Артур, который… В общем, не важно. Выглядел он совершенно по-другому. Никаких заискивающих взглядов, ничего такого. Он не кинулся на колени, едва я вошел в свою квартиру. Он спокойно стоял в коридоре, прямо под люстрой, чтобы я видел его.
– Добрый вечер, – сказал он.
На нем были синие джинсы и черная рубашка поло, на ногах – кеды. Выглядел он хорошо и даже дорого. По его виду сейчас не скажешь, что основную часть рабочего времени он проводит на коленях, прислуживая королевской семье.
– Что ты здесь делаешь, Артур? – Я сразу дал ему знать, что я его узнал и не боюсь.
– Я представляю принцессу, – ответил Артур. – У меня для вас две новости. Обе плохие. С какой изволите начать?
– Не хами, выкладывай, – велел я, скидывая кроссовки. Мне было некогда с ним рассусоливаться.
– Вы куда-то торопитесь?
– Да, представь себе, тороплюсь. На свидание к своей девушке.
– Не стоит, вы больше никогда не увидите Лилию. Это первая плохая новость.
– Что ты сказал?
– Вы никогда больше не увидите Лилию, не стоит никуда торопиться. Она у нас. Вы весьма успешно разрешили свои проблемы не потому, что вы умный, а потому, что мы решили действовать другим путем. Вы не должны выпускать книгу, Иван. Иначе Лилия умрет.
– Откуда я знаю, может быть, вы уже убили ее, – сказал я.
Я был напуган. Черт, я был просто в ужасе! Я помню, как Артур кинулся исполнять приказ принцессы отрезать Лиле палец, и тот ужас до сих пор стоит у меня в глазах. Сейчас Лиля в руках этих людей, и что я могу сделать?..
– Если я отменю выпуск книги, вы отпустите ее?
– Нет.
– Что?
– Я уже сказал вам – вы никогда не увидите Лилю. Во всяком случае, лично. Но вы можете говорить с ней по телефону, общаться в скайпе. Вы утратили доверие семьи, мы не можем доверять вам. Если вы дадите слово, что рукопись будет уничтожена, и не выпустите ее, все равно у вас останутся ваши мозги, и вы сможете написать другую книгу. Мы будем внимательно следить за вашей жизнью, и Лиля будет жить до тех пор, пока вы молчите.
– Но я не могу остановить процесс… Идет рекламная кампания!
– Это ваши проблемы. У вас достаточно денег, чтобы отказаться от публикации. Вы можете запретить издание книги, возместите все убытки, и все. Денег у вас хватит, насколько мы все можем судить.
– Но…
– Вы думали, все вот так закончится? Вот так просто? Вы улетите на вертолете и расскажете всем правду? Так думали, да?
Артур смотрел на меня почти безумными глазами. Истинный фанатик семьи. Да что же это с ними всеми такое? Почему они думают, что могут вот так просто похитить человека и ничего им за это не будет?
– Почему вы думаете, что вам все сойдет с рук? – спросил я.
– А почему вы вдруг решили, что можете вмешаться в семью и рассказать тайну, которая вам не принадлежит?
– Я носитель трафарении. Это и моя болезнь тоже.
– Не совсем так, в вас это не сработало. Однако сработало в тех беременностях, которые удалось совершить с моей помощью вашим семенем. Все-таки либо вы соврали, что не хотите стать частью королевской семьи, либо трафарения не такая уж и умная болезнь.
– Извращенцы! Вы просто извращенцы! Ты, твой король и твоя принцесса.
– Мы гарантируем сохранение жизни Лилии, пока вы молчите, – сказал Артур, – но не целостность ее органов и конечностей. Так что выбирайте выражения, несостоявшийся принц. Собственно, у меня все.
– Ты сказал, у тебя две новости.
– Вторая для вас не столь важна, насколько я понимаю… Вы все же хотите ее узнать?
– Да.
– Ваш отец умер. Король Вальдемар похоронен, через две недели состоится коронация принцессы Анны-Марии.
– Мне от этого ни холодно ни жарко! – рявкнул я. – Это не мой отец. Моего отца убили. И сестренку, и братика, и маму!
Артур долго молчал, буравя меня взглядом. Потом обошел меня, открыл дверь и сказал:
– Вы всю свою жизнь боялись, что убийца придет за вами. И вот этот человек умер, и вас даже нисколько не задело, что это был ваш родной отец? Что он сделал это тогда, чтобы никто не смог повлиять на ваше решение? Чтобы никто из вашей так называемой семьи не смог вторгнуться в ваши отношения с королевской семьей? Забавно видеть, как такие люди, как вы, могут быть такими неблагодарными. Вам подарили жизнь. Вас сделали частью королевской семьи. Вас оберегали всю вашу жизнь. С вами обещали обращаться как с королевской особой. А вы нос воротите. Вы, Иван, все получили сполна от своей тупости.
