Институт космических исследований (тот самый, что до Апокалипсиса принадлежал Академии наук) располагался на юго-западе Москвы, по направлению к Одинцову. Наверное, на машине мы добрались бы быстро, но эти гребаные лошади… Похоже, их заботило только одно – это жратва. Да, вначале они скакали очень лихо, не пугаясь пламени и тьмы, но километров через пять крутизна персидских коней закончилась, не успев начаться. Оба мерина постоянно останавливались жевать сухую траву – приходилось приводить их в чувство либо ударом, либо окриком.

На Ленинском проспекте мы попали в засаду – выскочив из-за разрушенной девятиэтажки, на нас бросились мамлюки багдадского халифа Аббаса. Человек шесть – на верблюдах, с ятаганами. Выскочили, гортанно крича: «Аллах велик!» Хрен знает, чего им надо было. Может, лошадей хотели отобрать или у них просто физзарядка такая – ночной джихад против неверных.

Аваддон сразу воткнул предводителю мамлюков «серп скорби» в горло – с остальными мы справились без проблем.

Сменили убогих меринов на трофейных верблюдов – и дело пошло быстрее, доскакали запросто.

Здание института (серые подъезды, одинаково слепые окна, ржавая крыша), как ни странно, на месте. Наверное, есть здания такой постройки, которым все нипочем – что извержение вулкана, что метеоритный дождь. Во время землетрясения на Гаити, ознаменовавшего ввод в действие второй части Апокалипсиса, погибло 300 тысяч человек, но устояли виллы наркобаронов – их строили кубинские архитекторы, учившиеся в СССР.

Входим в фойе через подъезд, мимо пустой будки охраны. Камень выщерблен пулями, пол засыпан останками разломанной мебели (из вспоротых диванов свешивается черный от пыли поролон), стекол, похоже, и вовсе нет – расплавились от жары.

Кабинеты ученых открыты, кое-где без дверей, внутри разгром, столы разворочены, компьютеры вырваны с мясом. Ну, это привычно. Любой хаос, революция, стихийное бедствие – мародеры сразу тут как тут.

Лифт не работает, но зато на полу нет разломов с прожилками лавы. Вот только тихо как-то… безлюдно… тишина аж звенит. Неужели мы напрасно тащились сюда?

Выходим наружу, закуриваем по последнему «Житану». Напротив подъезда – стойбище даяков – индонезийских людоедов. Смуглые карлики с костями в носу. Смотрят на нас недобрым взглядом. Вокруг громоздятся скелеты съеденных, воскресших и заново съеденных животных.

Привязываем верблюдов у подъезда – на свой страх и риск, но неохота тащить их в фойе. Что ж, придется прочесать все этажи – один за другим.

Едва зашли обратно в вестибюль, Аваддон опять лезет в карман: достает «нокию» и набирает номер какой-то. Наверное, уже в двадцатый раз.

– Кому ты звонишь, а? Заколебал, – бурчу я. – Не берут трубку – шли sms.

– Слал уже, – с плывущим, дико задумчивым видом отвечает Аваддон, трепеща крыльями: он смотрит не на меня, а будто сквозь стену. – Не перезванивают… Ной, я понимаю, на Страшном Суде, поэтому не берет никак сотовый. Но, говоря откровенно, мне сейчас не он нужен, а второй…

– Какой второй? – хлопаю я глазами. – Что происходит? Неужели в мешке на спине верблюда был гашиш? Впрочем, на ангелов не действует наркота.

Ангел бездны даже и не думает улыбнуться шутке.

– Я перебрал все варианты. – Он обшаривает потолок безумным взглядом. – Эти твари не могли появиться из ниоткуда. Они просто не должны быть здесь. Мозг расслаивается. Может, все-таки другое измерение виновато?

Он меня пугает. От невзгод крыша поехала – такое и с ангелами случается.

– Ты больше в кино на фантастику не ходи, – поспешно говорю я. – Слушай, другие измерения – это плод авторов, выжимающих читательский кошелек. Жуки из тумана, в стиле Стивена Кинга, нигде не сыплются. Есть лишь параллельная реальность мира мертвых, их улицы и проспекты, которыми управляют Рай и Ад, соперничая за человеческие души. Расслабься.

Крылья за спиной Аваддона подрагивают.

– Да не в этом дело, Агарес, – вздыхает он. – Я высказал всего лишь одну из версий, и только. Но факт для меня очевиден – ни Упуаута, ни йотуна в нашем мире быть не может. Однако они есть. Сначала я подумал – каждого вызвали из потустороннего царства ритуалами колдовства, специально…

Он приближает ко мне лицо без маски.

О мать моя! Полжизни за укол серы!

– Кто предполагал, что они существуют в реале? – Меня обдает ангельское дыхание с отвратительным запахом ванили. – Мы не воспринимали этих существ всерьез. Да, они зафиксированы в древних хрониках, но давно вымерли, как мамонты, и в наше время не встречаются. Появление песочного человека, а потом и великана стало большим сюрпризом. Ты вспомнишь Мидаса? Это так. Однако сейчас бы он ничего не смог нам сделать. После Армагеддона магия упразднена. Но на нас нападают существа, обученные убивать бессмертных созданий. В чем же проблема?

Ангел отпускает меня. Нервно меряет шагами пространство фойе, под панно с изображением Ленина и надписью «Наша цель – коммунизм!». Машет крыльями, бормочет чего-то под нос.

Ну, точно – умом тронулся, бедняга.

– С чего мы взяли, что при Апокалипсисе воскреснут только люди? – Аваддон останавливается и смотрит на меня. – Неееет! Смотри, животные тоже восстают из мертвых, но очень и очень выборочно. Мамонтов, плезиозавров, велоцирапторов мы на улицах не видим. В основном – это вьючные, ездовые, домашние животные или тесно связанные с людьми. А теперь прикинь – что, если из могил поднялась и часть божеств древности, о коих мы просто-напросто не подумали, потому что считали их небылицей, мертвецами, давно забытыми и разложившимися в нефть? А ведь когда-то они были живыми, Агарес, – и ты, и я досконально это знаем. До христианства они населяли Землю, жили на ней, а не на небесах, и им поклонялись целые народы. Почему? Люди их видели. Каждый день. Вспомни, как царь Мидас обратился к персидскому богу Ахриману. Он спокойно сел в повозку и поехал к нему. Запросто, как в супермаркет.

Мое состояние вкратце описывается двумя словами – «охреневший демон». Я открываю рот – беззвучно, как рыбка в аквариуме. Ave Satanas, ну конечно! Действительно – «и восстанут мертвые из могил», а что за мертвые – нигде не сказано. Думая, что древние боги мертвы и никогда не вернутся, их вычеркнули из списков Апокалипсиса, но часть их и в самом деле воскресла.

И теперь они ведут свою игру. Умную. Жестокую.

Их немного – иначе бы на нас уже обрушились легионы разнообразных существ: только в египетской мифологии семь сотен богов, в индуистской – пять тысяч, а уж с Тибетом и связываться не стоит.

Но зачем им понадобился Сатана? Что ж, если верна моя версия, мы скоро узнаем ответ.

– У нас в Раю есть понятие – электронная молитва, – объясняет Аваддон, вновь рыгая своей тошнотворной ванилью. – Очень удобно, вроде электронной почты или e-tickets на самолет. Это проще, чем бить поклоны, – перекрестился и кнопку нажал в локальной Интернет-сети. Для финальной версии конца света разработали специальную операционную систему, вроде Windows – Апокалипсис. net. Смысл в том, что в час икс Ной жмет enter на клавиатуре, и программа срабатывает автоматически. Гробы открываются, welcome – у нас в гостях племена пигмеев, британские колонизаторы в пробковых шлемах, полководец Саладдин под ручку с Жанной д’Арк и флот хана Хубилая, утонувший у берегов Японии. Любые народы и места захоронений заранее занесены в файлы, по пунктам. Потом Армагеддон – и если кто-то владел магией, а-ля царь Мидас или колдун Мерлин, способности аннулируются. Но этих-то существ мы забыли включить в файл. Случился сбой, который необходимо исправить. Я пытаюсь дозвониться сисадмину. Если он вручную внесет в файл фразу о САМЫХ древних божествах и перезагрузит Апокалипсис. net – у тех, кто на нас охотится, исчезнет магия, компьютер ее сотрет. И вот тогда…

Телефон в руке Аваддона лопнул. Он деформировался, как кусок пластилина, смятый детской рукой: раскрошилась пластмасса, сломалась батарея, по дисплею пошли трещины. Нечто стеклистое возникло прямо из воздуха. Обжигает догадка – тварь, что сидела за спиной у йотуна, вовсе не плод галлюцинации. Все это время в фойе она находилась рядом и слышала наш разговор. Стоило заикнуться о магии, тварь решила нас уничтожить.

Какой умный ублюдок.

Страшный грохот, и хруст крыльев. Я бросаюсь к Аваддону. Существо повалило его на пол и разжимает его зубы – пытается втиснуть ему в рот свою голову. Ангел хрипит и отплевывается из последних сил. Почему он не пытается ударить противника?

Вложив в кулак всю силу, я бью эту тварь по почкам, что, конечно, немного наивно – я же не знаю, есть ли у нее вообще почки. Рука погружается внутрь – в плотную, вязкую жидкость, как вода Мертвого моря или подсолнечное масло. Мой кулак проходит через тело стеклистого и сильно бьет Аваддона в живот – у того лезут на лоб глаза, и ангел чисто на автомате, чтобы вдохнуть, открывает рот.

Враг не замедлил этим воспользоваться: он тут же протискивает в зубы Аваддона свою голову. Та резко удлинилась, вытягиваясь, как баклажан.

– Это фомори! – хрипит Аваддон. – Понял? Фомори…

Больше ничего ему говорить не надо – я пулей вылетаю из института. Лава, вашу мать, где здесь кипящая лава?! Оооо, конечно! Вот именно сейчас под ногами – ни одного разлома. Оглядываюсь. А-а, в ста метрах черный дымок! Да-да, вот лава, ave Satanas! Горящий разлом, бьющие языки пламени, черный дышащий жаром провал – плавится пустой киоск «Разливное пиво». Но мне нечем зачерпнуть огонь, а Аваддон – один на один с фомори. Приятно, что братца уже второй раз выбрали в качестве жертвы (мне это даже льстит), но остаться наедине со Смертью – спасибо, такой вариант меня не радует. Вскрикнув от боли, хватаю лаву прямо руками – на ощупь что-то странное, вроде горящего теста. Вязкий огонь. Страшно обжигает, но терпимо – не святая вода.

Я бегу обратно… Какой бегу – прыгаю через препятствия, как бешеный кенгуру под током! Пять, максимум десять секунд – и я снова в фойе.

Аваддон лежит на полу, дергаясь в жестоких конвульсиях. Его тело пугающе распухло, черная кожа побледнела, словно дорогой братец превратился в Майкла Джексона, теперь она жуткого студенистого цвета, вроде разбавленного киселя. Глаза закатились, крылья слабо, судорожно трепещут, как у умирающего уличного голубя.

Подбегаю. Открываю ему рот. И засовываю горящую лаву – прямо в горло.

Вопль. Бешеный, как у раненого зверя.

Изо рта, носа, ушей и даже глаз Аваддона ручьями начинает литься вода. Бледно-голубого глубинного цвета – плотная, как жидкий гель для ванной. Вся эта масса пенится, извивается, шипит и кричит. О, Сатана – как же она КРИЧИТ! Издаваемый ею ультразвук просто-напросто режет слух. Кажется, у меня сейчас лопнут барабанные перепонки. Обожженными ладонями, шипящими от кислоты, я собираю с пола остатки лавы в горсть и швыряю в жидкую массу.

Это похоже на контрольный выстрел – фомори, сделавшегося совершенно бесформенным, подбрасывает вверх, словно кто-то взял и резко толкнул ванну, полную воды. Студенистая жидкость взлетает (крик переходит в тонкий визг), на секунду зависает в воздухе и падает вниз – безжизненно расползаясь на мелкие клочья пены. Все, финал. Пена трепещет, и это похоже на судорогу.

Выматерившись, я размазываю серый холмик каблуком.

Приятная встреча. Интересно, кто следующий?

Аваддон хрипит. Со стороны он похож на утопленника – да так оно, считай, и есть. Лицо постепенно чернеет, возвращаясь к природному цвету, – я успел вовремя. Черная муть плавает в глазах, которые приобретают осмысленное выражение, а вот серебряная маска в пылу борьбы откатилась к лестнице. Но я ему ее не принесу. Силы вернутся – пусть сам ползет. Я слуга Сатаны, а не ангелов.

– Мне уже надоело тебя спасать, – говорю я с видом скучающего героя. Закурить бы еще «Житан», но нету, кончились, да и руками без кожи трудно держать сигарету. Впрочем, кожа уже нарастает – прямо на глазах, регенерация у демонов неплохая. Ангелам тоже грех жаловаться. Скоро Аваддон сможет говорить – разумеется, лава сожгла ему язык и полость рта, да небось и горло, но на этих ангелах все обычно заживает, как на собаке.

Я сплевываю – в фойе запах горелого мяса. Фомори. И я, и Аваддон отлично знаем это создание – неоднократно видели в детстве, когда купались в море. Божество из подводных глубин, в которое верили древние кельты, времен старинных королевств. Тело фомори состоит из жидкой субстанциии может принимать различные формы типа как T1000 в «Терминаторе-2». Иногда превращается в гнома с топором, периодически – в женщину с волосами в шесть раз длиннее, чем человеческий рост. Но чаще оно принимает бесцветный, стеклистый образ, как озерная вода, и становится почти невидимым. Конечно, такого монстра даже «серпом скорби» не возьмешь, а мы почитали этот трофей за универсальное оружие. Единственное, что его убивает, – это огонь. Парадоксально, правда? Хотя почему-то никого не удивляет тот факт, что злого вампира легко прикончить зубком чеснока. Да, вода тушит пламя. Но тело фомори – не совсем вода, а смесь, нечто вроде нефти. Огонь не зажигает ее плоть, а разъедает, подобно кислоте, причем за считанные минуты. Поэтому фомори и любит охотиться в океане – кто ж пойдет купаться с факелом в руке?

Божество это никому не подчиняется, но, как любого жителя глубин, его можно соблазнить сокровищем и использовать в своих целях. От фомори нет спасения. Это существо убивает жертву, поглощая ее в своей жидкости, переваривает, – видно, там есть ферменты желудочного сока… Стоит божеству влиться в чужой рот, и все. У меня было лишь пять минут – оно скушало бы Аваддона и погналось бы за мной… Но я успел. Оно не напало на нас на улице и в канализации – боялось лавы. Однако разговор об отмене магии привел к атаке. Фомори испугался.

Аваддон пришел в себя. Кашляет, сплевывает кожу, облезшую с языка. Думается, ему очень больно дадутся первые слова. Как когда-то, в далеком детстве, я вижу в его глазах неподдельное восхищение.

– А ты не такая сука, как я думал. – Он еле двигает обожженными губами.

– А ты – именно такая, – сообщаю я ему. – И не обольщайся, я вас при Армагеддоне мочил бы и мочил. Просто… сейчас выполняю договор.

– Узнаю своего дорогого братца, – усмехается Аваддон.

Он встает – смешно, сначала на четвереньки, подползает к маске.

Я улавливаю сзади четкие звуки – уши поворачиваются, как локаторы. Что это такое? Дробный стук каблучков. Женщина. И кажется, она не одна…

– Мальчики! – слышится за спиной строгий голос. – Вы что тут забыли?

Я оборачиваюсь. Аваддон, стоя на четвереньках, выглядит очень глупо. Я сижу на полу, а передо мной – черный мужик с крыльями в коленно-локтевой позе. Представляю, что они подумают. Две женщины, обе лет тридцати. Небольшого роста, худенькие, в средневековых пышных кринолиновых платьях. Одна блондинка, другая брюнетка. Прямо полгруппы «АББА».

– Ой-ой, простите! – прыскает брюнетка смехом в кружевной платочек. – Кажется, мы не вовремя.

Аваддон поспешно встает на ноги. Пожалуй, я бы сказал, излишне поспешно. Он чудом не поскользнулся в жидкости, оставшейся от милого фомори.

– Не все те голубые, кто на четвереньках, – на ходу переиначивает он пословицу. – Девушки, к чему фантазии? Мы не любовники, а братья.

– Близнецы, – желчно добавляю я, и дамы покатываются в хохоте.

Свинья почувствовала обжигающее дыхание пламени. Чтобы не упасть, она оперлась ладонью на стекло. Окно заскрипело, хель оглянулась.

– Что с тобой? – прошептала она.

– Ничего, – деревянным тоном произнесла Свинья. – Я сейчас вернусь.

Покидая комнату, она всем сердцем ощутила агонию фомори.