Глава 6

С рассветом в квартире началась движуха. Сначала поднялся Антон и, громко шлепая тапками по паркету, направился в ванную. Оттуда логичнее всего было пойти в столовую, но Родионов ушел из дома. Мне недолго пришлось гадать, куда он направился и почему так рано. Я увидела в окно, что он совершает утреннюю пробежку по набережной. Я бы с огромным удовольствием присоединилась к нему, но мне надо было оставаться рядом со Светланой. Как выяснилось, даже дома ей угрожала опасность.

Когда в прихожей послышался лязг открывающегося замка, я подумала, что это вернулся Антон, хотя и удивилась, что его пробежка была совсем короткой. Но оказалось, что пришла домработница. Она сразу же направилась в столовую и стала там стряпать. Я решила не дожидаться, когда хозяева меня ей представят, а самостоятельно заявить о себе.

— Доброе утро! — обратилась я к полной женщине, стоявшей у плиты спиной ко входу.

— Доброе! — ответила та, даже не оглянувшись. — Меня предупредили, что готовить снова надо на троих. Вы здесь надолго или пока Саша не вернется?

— Пока не знаю, — пожала я плечами, — как получится.

— Мне сказали, что вы книжку о Светочке пишете, — Серафима подошла к холодильнику, — если надо, то я могу вам помочь.

— Это каким же образом, интересно?

— Рассказать могу о ней, — домработница закрыла холодильник и подошла к разделочному столу. — Света — редкой души человек! Если бы не она, я бы сейчас сидела без работы. Даже не знаю, чем бы я тогда сыночка кормила? Фирма, в которой я работала, закрылась, я уж и там и сям пробовала трудоустроиться, везде мне отказывали. Всем нужны молодые и красивые. Я тоже когда-то была такой, но ведь себя не законсервируешь. Годы все равно берут свое. Иду я, значит, по двору после очередного неудачного собеседования, а мне навстречу — Света. Посмотрела она на меня одним глазком и говорит: «У вас, Серафима Львовна, вероятно, что-то случилось». «Случилось, — отвечаю я ей, — третий месяц без работы сижу, сыночка кормить нечем». Не в моих правилах жаловаться, но Света так расположила меня к себе, что я рассказала ей о том, что никак не могу найти работу. Сама я еще кое-как протянула бы, но ведь у меня сыночек, его кормить надо.

Я пыталась понять, сколько же лет ее сыночку. Серафима выглядела лет на шестьдесят, но на самом деле могла быть и несколько моложе. Если родила она поздно, уже за сорок, а то и ближе к пятидесяти, то ее сын сейчас мог быть еще подростком. Чем чаще Серафима упоминала о своем сыночке, тем больше меня посещала мысль, что речь идет о собачке или котенке, которые не могут позаботиться о себе самостоятельно. Мне доводилось встречать людей, которые своих домашних питомцев считали членами семьи, называли их дочками-сыночками. Может, и у Серафимы на иждивении состоит какой-нибудь прожорливый песик или даже мини-пиг.

С пробежки вернулся Антон и минут на пятнадцать занял одну из ванных комнат. Серафима все трещала про своего сыночка, но завтрак тем не менее готовила. Зайдя на кухню, Родионов поздоровался с нами и сел за стол.

— Свету ждать не будем, — сказал он. — Она заснула только под утро, пусть выспится.

Серафима приняла слова хозяина как руководство к действию и стала раскладывать по тарелкам омлет с ветчиной. Надо сказать, моя тетушка Мила готовила омлет намного лучше. У Серафимы же он получился по краям подгорелым, а в середине — сыроватым. Но Антон разделался с ним довольно быстро и с большим аппетитом. Я все еще ковырялась вилкой, пытаясь найти хоть один сносный кусочек, а у него тарелка уже опустела. Горячие бутерброды тоже были так себе, но тут дело вкуса, я просто не люблю, когда их готовят с кусочками томатов. А вот кофе Серафима сварила в тюрке превосходный! Или она просто не смогла испортить дорогой молотый кофе?

Светлана встала в десять, к этому времени ее супруг уже ушел из дома. Серафима приготовила для нее омлет, причем второй дубль на вид у нее получился гораздо удачнее.

— Женя, вы уже позавтракали? — поинтересовалась у меня Света.

— Да, но от еще одной чашечки кофе не откажусь.

Домработница налила мне чашечку с ароматным напитком и отправилась убирать хозяйскую спальню.

— Скажите, а сколько лет сыну Серафимы? — поинтересовалась я у Светланы, так как последние два часа именно этот вопрос волновал меня больше всего.

— Около сорока, должно быть, — Света вздохнула. — Анатолий все соки из матери выжал. Не работает, пьет… И ведь раньше он таким не был, запил после того, как его жена бросила — ушла к другому. А вскоре родила ребенка, причем непонятно, то ли это Толин ребенок, то ли уже от нового мужа.

— Можно сделать анализ ДНК.

— Серафиме это не нужно, она уверена, что это не ее внук, вероятно, ей так удобнее думать. У Анатолия средств на этот анализ нет, если к нему какие-то деньги попадают, он сразу же все на алкоголь спускает. Бедная Серафима, она все еще надеется, что ее сын может сам образумиться и бросить пить! — Закончив завтрак, Светлана поделилась со мной своими планами: — Женя, я сейчас приведу себя в порядок, и мы с вами поедем в мэрию на вашей машине. Это ненадолго, потом у меня лекция в Художественном училище, а после нее мы поедем в Центр и пробудем там до вечера.

— Хорошо.

Светлана ушла к себе, а Серафима вернулась на кухню.

— Вы по ночам крепко спите? — спросила я домработницу.

— На что-что, а на бессонницу я никогда не жаловалась! За день так намаешься, что стоит только положить голову на подушку, как сразу улетаешь.

— Собственно, я так и думала.

— Не поняла, почему ты о моем сне думала? Какое тебе вообще дело до этого? Ты ведь вроде книжку пишешь о хозяйке, — Серафима не скрывала своего раздражения. — Значит, так, ты не член семьи, поэтому я не обязана ни отчитываться перед тобой, ни обстирывать тебя, ни постель твою заправлять.

— Этого и не требуется. А вот за сыном своим вы бы лучше приглядывали, особенно по ночам.

— А при чем здесь мой сыночек?

Хоть Антон и собирался сам разобраться с ночным визитером, я посчитала своим долгом его продублировать, тем более я не обещала Родионову не рассказывать о произошедшем домработнице. У меня не было никаких сомнений, что ночью я задержала на пороге этой квартиры именно ее сыночка. Анатолий был настолько похож на Серафиму Львовну, что стоило мне на нее взглянуть, как сразу возникло предположение, что они близкие родственники, например брат и сестра. Потом домработница стала без умолку трещать про своего сыночка. У меня создалось впечатление, что он подросток. Но Света развенчала этот миф, рассказав мне про ее сорокалетнего сына-алкоголика. После этого у меня не осталось никаких сомнений — ночью сюда наведался именно он, чтобы поживиться спиртным. И ведь у Анатолия хватило наглости забрать оброненный пакет с чудом не разбившейся бутылкой!

— Сегодня ночью кто-то посторонний был на этой самой кухне, из того шкафчика пропала бутылка виски и, может, еще что-то…

— Не понимаю, при чем здесь мой сыночек?

— Серафима Львовна, как вы думаете, Светлана Игоревна оставит вас на этой работе, если узнает, что ваш сын по ночам, когда вы крепко спите, берет у вас ключи от этой квартиры и идет сюда как на промысел?

— Это еще доказать надо!

— Предлагаете дождаться следующего раза и поймать его с поличным?

Серафима пыжилась, подыскивая какую-нибудь колкость, способную задеть меня так, чтобы навсегда отбить желание вмешиваться не в свои дела, но разродиться ею не успела. Меня окликнула Светлана:

— Евгения, я почти готова! Через пять минут выезжаем.

— Хорошо, — ответила я и отправилась в свою комнату.

Когда я шла в прихожую, то обратила внимание, что Серафима сидит за столом, обхватив голову руками. Похоже, мои слова попали не в бровь, а в глаз. Сын домработницы был пьяницей и вором, но угрожал Свете, как и утверждал Антон, кто-то другой.

У двери Родионова вспомнила, что забыла какие-то бумаги, и вернулась в комнату.

— Я буду ждать вас у машины, — я вышла из квартиры.

Поднявшись на несколько ступенек, я убедилась, что наверху никого нет, затем стала быстро спускаться, чтобы, пока меня не догонит Родионова, успеть проверить, не прячется ли кто у черного входа или за стеной с почтовыми ящиками. В подъезде никто ее не караулил. Выйдя на улицу, я просканировала взглядом окружающее пространство — черной «Приоры», которая повторила вчера половину нашего маршрута, поблизости не было. Пройдясь вокруг своей машины, я отметила, что колеса в норме, затем наклонилась и заглянула под кузов — посторонних предметов там не было.

В дверях появилась Светлана, и я быстренько усадила ее в свой «Фольксваген», правда, на переднее сиденье. Сегодня ехать сзади она просто-напросто не пожелала. Я не стала переубеждать свою клиентку, что на заднем диване находиться безопаснее. Это не всегда именно так. От стрелка действительно лучше прятаться на заднем сиденье за тонированными стеклами, но вот в спланированном ДТП задний пассажир не менее уязвим, чем передний, если даже не более.

До мэрии я поехала нестандартным путем — время позволяло сделать небольшой крюк. К месту мы подъехали минут за пять до начала совещания по благоустройству парков и скверов, на которое была приглашена Родионова. Я проводила ее до входа и вернулась в машину.

Достав планшет, я стала просматривать записи с установленных вчера WEB-камер. Первое, что мне бросилось в глаза, так это незакрывающийся черный вход. Люди так и сновали через него туда-сюда. Причем это были не только курящие сотрудники Центра. Один мужчина с портфелем зашел в здание со двора, а вскоре засветился перед другой камерой, стоящей напротив центрального входа. Через него он вышел на улицу. Этот человек, похоже, так сократил себе путь. Но много ли так можно выгадать? Две-три минуты, не больше. Я была намерена отучить жителей близлежащих домов от этой порочной практики. Да и сотрудников Центра изящных искусств тоже требовалось приучить к дисциплине.

Какой-то молодой человек, либо Петя, либо Макс, пользуясь отсутствием своей патронессы, привел в ее мастерскую девушку, которая также зашла через черный вход. Судя по его модному прикиду, это был все-таки Макс, представитель «золотой молодежи», который мечтает о славе великого скульптора, а потому вертится рядом со Светланой, чтобы при удобном случае ее затмить.

А вот, похоже, и Петя, фанатичный поклонник Роденовой. Дернул дверь, она не поддалась, тогда он попробовал вставить в замочную скважину ключ, выуженный из кармана поношенных джинсов, но не тут-то было! Постучавшись, он стал мяться у двери, ожидая, когда его впустят. Но Макс и его девушка не спешили разбавлять кем-то свою компанию. Петя достал телефон и позвонил, затем стал барабанить кулаком по антикварной двери. Вероятно, он услышал свой звонок в мастерской, удостоверился, что Макс там, и, не понимая, почему тот ему не открывает, пустил в ход кулак.

Дверь наконец открылась, точнее, приоткрылась. Макс высунул голову наружу и стал что-то объяснять Пете, но тот лишь непонимающе качал головой и так и норовил зайти в мастерскую. Ему даже удалось открыть дверь пошире, и я смогла разглядеть голый торс Макса. Вероятно, Петя увидел больше, чем я, потому что он понурил голову, попятился назад и сел на ступеньки, не в силах устоять на ногах от обрушившейся на него голой правды. У него явно был шок, оттого что Макс посмел осквернить святилище.

Для Светланы, насколько я успела понять, ее мастерская была именно святым местом, куда вхож был далеко не всякий. Она пустила туда своих лучших учеников, а один из них в ее отсутствие позволял себе устраивать там оргии. Возможно, за вторым тоже водились какие-то грешки. Лично я никогда не доверяла тем, кто демонстрирует свою фанатичную преданность и любовь к кому-либо или к чему-либо. Ника утверждала, что Петя фанатично влюблен в Родионову. Интересно, как к этому относится Антон Михайлович?

Какая-то женщина заметила камеру, установленную напротив лестницы на втором этаже, и стала указывать на нее пальцем всем, кто проходил мимо. Одни останавливались, строили рожицы, другие проходили мимо, не придавая видеонаблюдению особого значения. Но первых было больше. Перед камерой возникло скопище из семи взрослых человек, которые гримасничали как пациенты психбольницы. Они так увлеклись этим занятием, что даже не заметили Родионова, поднимающегося по лестнице, пока он сам не привлек к себе их внимание. Он сказал толпе что-то короткое, но очень емкое, и все отлынивающие от работы сотрудники Центра сначала резко оглянулись на него, а затем стали расходиться.

В цоколе тоже сменилась картинка. Дверь мастерской открылась, и Макс буквально вытолкнул оттуда девушку, на ходу застегивающую платье. Она подошла к Пете, погладила его по кудрявой голове, тот дернулся так, будто к нему прикоснулись электрошокером. Она рассмеялась и, оставив парня в покое, вышла во двор через черный ход. Я подумала, что кто-то, увидев родионовский «Лексус», мог предупредить об этом Макса. Только вот незадача, Светланы Игоревны в нем не оказалось. По сути, для Макса это была ложная тревога. Но он пока об этом не знал и, стоя в дверях, что-то говорил Пете. Возможно, просил не закладывать его Роденовой. Петя встал, но не пошел в мастерскую, а стал подниматься по лестнице. Наверное, хотел встретить Светлану Игоревну. Но она в данный момент находилась в мэрии.

Когда люди толпой стали выходить оттуда, я оторвалась от планшета и пошла встречать свою клиентку, чтобы предотвратить возможное нападение на нее.

— Евгения, это излишняя предосторожность. Если на меня соберутся напасть, то сделают это где-нибудь в другом месте. Здесь ведь все просматривается камерами, а на входе стоит вооруженная охрана.

Это было мнение обывателя, но я не стала его оспаривать. Зачем было пугать клиентку тем, что существует показательная казнь, когда киллер сознательно расправляется с жертвой на глазах у большого числа людей или перед камерами, словно хочется сказать кому-то: «Трепещите! Так может быть и с вами». Над этой версией стоило поразмышлять, но не за рулем, ведь я не только следила за дорогой, посматривая, не привязался ли к нам хвост, но и поддерживала разговор со своей клиенткой.

— Мне надо было еще вчера догадаться, к чему журналистка завела разговор о подарке городу. Она наверняка знала про сегодняшнее совещание. Бюджет маленький, скверов и парков много, нужна спонсорская помощь. От меня — скульптурная композиция. Как же далеки чиновники от искусства! Они совершенно не понимают, что творческий замысел не рождается у художника по щелчку пальцев, он возникает каждый раз внезапно, словно озарение. Порой эти идеи и образы так мимолетны, что их просто не успеваешь зафиксировать, и они на долгое время, а то и насовсем остаются неоформленными. Иногда случается снова вернуться к одному из тех мимолетных образов, но это бывает крайне редко. Творить же по чьей-то прихоти — это для меня просто мучение. Надеюсь, вы понимаете меня, Евгения? — Светлана Игоревна повернулась ко мне, ожидая ответа.

Я не собиралась поддерживать этот разговор, но волей-неволей мне пришлось это сделать.

— Отчасти. Вы ведь берете какие-то заказы, — вспомнила я.

— Коммерческие проекты — это совсем другое. Как правило, мои заказчики дают мне полную свободу творчества, они не ставят меня в строго определенные рамки. Другое дело — сегодняшняя разнарядка. Мало того что мэрия хочет получить от меня скульптуру бесплатно, так она еще и условия мне ставит — какой должен быть размер, материал и даже сюжет! Я уже не говорю про сроки!

— Сочувствую, — подстроилась я под свою клиентку, хотя мне ее жалобы казались надуманными. Если ты любишь свое ремесло, то почему бы и не подарить городу памятник, который тебя же в конечном итоге и прославит? Или Родионова творит только за деньги? Кто же ей, интересно, заказывает скульптуры? Наверное, владельцы загородных домов с большими приусадебными участками или родственники тех, кто безвременно покинул этот мир.

Услышав от меня именно то, что хотела, Родионова в удовлетворении откинулась на подголовник. Какое-то время в салоне моего «Фольксвагена» стояла тишина, потом Светлана вдруг спросила:

— Евгения, а куда мы едем? Надо в худучилище.

— Мы подъедем к нему, но не с центрального входа. А разве у студентов сейчас не сессия?

— У очников — да, но я читаю спецкурс заочникам.

— Понятно.

Минут через пятнадцать я припарковалась у хозяйственного корпуса училища. Если кто-то успел изучить график передвижений Родионовой и решил, что студенческий кампус удобен для нападения, то его ждало большое разочарование. Светлана Игоревна появилась сегодня там с совершенно непредсказуемой стороны и к тому же не одна, а в моем сопровождении. Правда, у дверей учебного корпуса мы были вынуждены на время расстаться. Вход туда осуществлялся по электронным пропускам, так что посторонним войти в это здание было непросто, хотя и не так уж и невозможно. Наверняка были какие-то лазейки, но я не стала их искать — ситуация не накалилась до такой степени, чтобы я неотлучно следовала за своей клиенткой везде и всюду. Пока она читала заочникам свой спецкурс, я решила съездить во флористический салон.

Когда я зашла в салон цветов «Пан Тюльпан», продавщица встретила меня дежурной улыбкой и вопросом:

— Чем я могу вам помочь?

Когда я слышу в магазинах подобные вопросы, мне хочется саркастически ответить: «Деньгами». Но это желание пока остается неудовлетворенным.

— Информацией, — ответила я.

— Какой? — уточнила продавщица, продолжая растягивать рот в искусственной улыбке. Вероятно, она решила, что сфера моих интересов простирается не дальше ее познаний в области флористики.

— Я хотела бы знать, из вашего ли магазина в прошлую пятницу был доставлен букет одуванчиков в Центр изящных искусств, и кто сделал такой заказ.

С каждым моим словом девушка-флорист становилась все сумрачней и сумрачней. Когда же я замолчала, она вместо информационной помощи отвернулась от меня и стала опрыскивать розы. А вот не надо было задавать мне этот дурацкий, набивший оскомину вопрос: «Чем я могу вам помочь?» Сама ведь напросилась на прямой ответ! Ладно, попробую сгладить ситуацию.

— Я готова оплатить информационные услуги.

Продавщица отреагировала не сразу, похоже, осмысливала услышанное.

— Хорошо, я вам кое-что расскажу, если вы купите вон ту монстеру, — девушка кивнула в сторону увядшего комнатного растения.

Я перевела свой взгляд обратно, пытаясь понять, не шутит ли она, предлагая купить мне керамический горшок, из которого стрелой торчит засохший стебель со свернутыми в трубочку сухими листьями? Продавщица была более чем серьезна.

— Сколько стоит этот горшок? — спросила я, потому что хоть какую-то ценность представлял именно он, а не то, что из него торчало. Услышав цену, я кивнула: — Хорошо, я его куплю.

— Я дам вам памятку по уходу за монстерой, возможно, вам удастся ее выходить, — девушка подошла к кассе и повторила цифру.

Мне пришлось достать из кошелька нужную сумму. Вручив мне чек, продавщица как-то хитро улыбнулась, будто давала понять, что переиграла меня, всучив по случаю неликвидный товар. Но я недолго чувствовала себя обманутой.

— В четверг к нам зашел один человек, — начала свой рассказ продавщица. — Не скажу, что это был совсем уж бомж, но одет он был плохо. Обычно от подобных маргиналов не стоит ждать ничего хорошего. Они либо пытаются что-то украсть, либо начинают попрошайничать. Этот дождался, когда я обслужу покупателя, и сказал, что хочет заказать доставку букета, и даже продемонстрировал наличные. Мне, конечно, показалось странным, что у плохо одетого человека есть деньги на цветы, но мало ли… Я спросила, какие цветы предпочтительны, он сказал, что одуванчики.

— И это вас не удивило?

— Нет, сейчас как раз идет телевизионная реклама о том, что у нас можно приобрести букет из одуванчиков, полевых ромашек и васильков.

— Ясно. Записку он у вас заказывал?

— Нет, ни о какой записке речи не было.

— А мог он на следующий день курьеру записку отдать, чтобы тот вложил ее в букет?

— Это вряд ли. Точное время доставки мы не обговаривали. И если бы что-то такое вдруг произошло, я бы знала.

— Уверены?

— Конечно, ведь курьер — это мой муж. Он бы мне рассказал. Мы ведь с ним дома обсуждали, что этот дорогой заказ поступил от маргинала.

— Что-то еще вспомнить можете?

— Нет, тот человек находился здесь не больше пяти минут — дождался своей очереди, сказал, что букет надо доставить в пятницу в Центр изящных искусств, расплатился и ушел. Я каждую купюру дважды проверила, фальшивок не было.

— У вас, я вижу, камеры есть, — я перевела взгляд на ту, что была направлена на кассу. — Как бы мне взглянуть на записи того дня?

— К сожалению, никак.

— А если я еще какой-нибудь вяленький цветочек у вас приобрету? — стала торговаться я.

— У нас каждые сутки записи стираются, потому что память маленькая.

— Тогда сами опишите заказчика, — попросила я.

— Высокий, худощавый, на вид лет пятьдесят, — вспоминала продавщица. — На голове у него была кепка, но затылок открыт, поэтому я обратила внимание, что волосы у него темные, с сединой. Небритость у него была двух-трехдневная. На глазах — очки с черными стеклами, он их не снимал, зайдя сюда, так что глаз я не видела. Руки у него слегка тряслись, под ногтями — грязь. Одежда вроде по размеру и не грязная, но не модная и сильно мятая. И еще — дыхание у него было свежее, будто он только что какие-то мятные леденцы сосал или жевал резинку. Скажите, а что случилось?

— Ничего страшного, — отмахнулась я.

— Но вы бы не пришли сюда и не интересовались тем, кто купил у нас одуванчики, если бы все прошло гладко. Скажите, у нас могут быть проблемы? — встревожилась продавщица.

— У вас — нет.

— Ой, вы, наверное, из полиции, а я вас увядшую монстеру купить вынудила, — продавщица вдруг стала испытывать угрызения совести. — Если хотите, я возврат оформлю…

— Не стоит. Вы помогли мне с информацией, я вам — с реализацией товара, на который нет, да и не будет спроса, все по-честному.

— Вот, возьмите памятку. Монстеру действительно еще можно выходить, там есть небольшие, едва заметные новые отростки.

Я взяла бумажку, убрала ее в сумку, потом подхватила горшок с увядшим растением и понесла его к выходу. Сначала я хотела донести цветок до ближайшей мусорки, но потом подумала, что тетя Мила, пожалуй, с радостью взялась бы за реанимацию этого растения, поэтому я погрузила его в машину и поехала домой.

Тетушка действительно очень обрадовалась, причем не только цветку, нуждающемуся в ее заботе, но и мне.

— Женя, ты пришла как раз вовремя. Мой руки, сейчас будем есть лазанью.

— Прости, тетя Мила, я должна ехать, иначе не успею встретить клиентку.

— Береги себя, — бросила мне вслед тетушка.