Глава 16

— Это очень давняя и длинная история, — сказала Света чуть слышно. — Не думала я, что мне придется когда-нибудь кому-то ее рассказывать. Поначалу мне казалось, что чем больше времени проходит после тех событий, тем меньше вероятность, что они чем-то напомнят мне о себе. Но я сильно заблуждалась. Те страшные времена догнали меня. Евгения, вы с самого начала догадались, что я знаю, от кого исходит угроза, но я это отрицала. Поймите меня правильно, я обманула вас, но не потому, что не доверяла вам, у меня было сомнение, так ли все на самом деле. Теперь я точно знаю, от кого исходит угроза. Этот человек все-таки нашел меня, хотя я делала все, чтобы этого никогда не случилось. Что ж, наверное, это было неизбежно, мне лишь удалось несколько отсрочить этот момент.

Света изъяснялась какими-то общими фразами, которые абсолютно ничего не проясняли. То ли она собиралась с мыслями, решая, с чего начать, то ли пыталась определить для себя, насколько глубоко можно посвятить меня в свою тайну, но одно мне было ясно — она готова к откровениям. Родионова уже не пряталась от меня за какими-то предметами. Пространство между нами было открытым.

— Родилась я в Тамбовской области, но когда мне было три года, наша семья переехала в Воронежскую. Кстати, при рождении мне дали имя Снежана, потому что у меня была очень бледная кожа, почти белая, точно бескровная, да и родилась я зимой. Когда-то я была Кузнецовой Снежаной Игоревной. Я не обманывала Гордиенко, когда сказала ей, что я родом с Тамбовщины и что моя девичья фамилия входит в десятку самых популярных русских фамилий. Эта журналистка, вероятно, неспроста пыталась выведать мою биографию, впрочем, сейчас речь не о ней. У меня был старший брат Андрей. В конце девяностых он пристрастился к карточным играм и промотал все, что у него было, да и не только у него. Сначала он проиграл свою машину, потом трехкомнатную квартиру, в которой мы жили, вместе со всей обстановкой.

— Неужели вы остались на улице?

— Нет, у нас был еще небольшой частный дом в пригороде, который нам достался в наследство от папиных родителей. Кстати, наш отец к тому времени уже умер. Домик тот был маленький, скорее дача с печным отоплением, воду приходилось носить из колонки. После благоустроенной трехкомнатной квартиры нам пришлось сильно потесниться и привыкать жить без комфорта. Только для Андрея это не стало уроком, он продолжал посещать казино, тогда они действовали на легальной основе. Брат говорил, что он непременно отыграется и купит нам квартиру еще больше и лучше, чем была. Но ему хронически не везло. В итоге Андрей проиграл в карты меня, — глухо проговорила Света.

— Вас? — переспросила я.

— Да, Евгения, вы не ослышались. Брат проиграл меня в карты. Нет, он не поставил меня на кон. Я думаю, что ему самому такое не пришло бы в голову. Андрей играл в казино в долг, который ему нечем было отдавать. И тогда хозяин этого казино сказал, что спишет с него всю задолженность, если я выйду за него замуж. У брата хватило наглости так прямо мне об этом и сказать. Андрей валялся у меня в ногах и просил меня спасти его от смерти, поскольку в случае моего отказа у него оставался только один выход — свести счеты с жизнью. Евгения, вы можете себе представить, в каких тисках я оказалась зажатой? — Светлана положила статуэтку в коробку. Фату снять ей так и не удалось.

— Да, ситуация и впрямь тупиковая, — согласилась я.

— Вот именно. Андрей какой-никакой, но все-таки мой родной брат. Я бы всю жизнь корила себя за то, что могла спасти его, но не сделала этого. Но и выйти замуж за Григория Клешнева я тоже не могла. Мне тогда было восемнадцать лет, я училась на первом курсе юрфака, у меня был парень, Леня Берестов, мы с ним учились вместе. Клешнев был старше меня на пятнадцать лет, но дело даже не в разнице в возрасте. Он одним своим видом внушал страх. Конечно, мужчине необязательно быть эталонным красавцем, но Григорий обладал настолько отталкивающей внешностью, что я, глядя на него, ничего кроме страха и отвращения испытывать не могла. Мне все в нем было противно — глаза, голос, руки. Он отравлял своим присутствием любую атмосферу. Я не могла находиться с ним в одном помещении даже в присутствии посторонних, меня всю колотило, я теряла дар речи и мне казалось, что я вот-вот упаду в обморок. К тому же ходили слухи, что несколько лет назад он убил свою жену, приревновав ее к кому-то без особого повода. Но сам он говорил всем, что она уехала погостить к родителям в Тирасполь и там умерла. Мне было легче удавиться, чем выйти за него замуж. Андрей все доставал и доставал меня своими уговорами, и однажды я сказала брату, что разом решу его проблему — вместо него залезу в петлю сама.

— Вы что, действительно могли на это решиться?

— Да, я тогда была в таком состоянии, что мне жить не хотелось. Ленька меня бросил, наверное, этому как-то Клешнев поспособствовал. Андрей с утра до вечера морально на меня давил. «Решайся, ничего страшного в этом замужестве нет. Ты от него только выиграешь, — говорил мне брат. — Григорий очень богат, ты, Снежанка, будешь в золоте и мехах ходить, на тачке с водителем ездить, на заграничных курортах загорать». А мне ничего этого не надо было, мне казалось, что я Леню люблю. Как бы мне не было жалко брата, я себя пересилить не могла.

— Что же было дальше?

— Однажды мама случайно услышала наш с Андреем разговор. Мы ведь от нее скрывали, что он снова залез в баснословные долги, и спасти его может только мое согласие выйти замуж за владельца казино. А тут все это разом вылезло наружу. Мамочка приняла сторону брата и тоже стала уговаривать меня принять предложение Клешнева. Я от нее этого никак не ожидала, — Света выдержала внушительную паузу. — Правда, потом оказалось, что у нее созрел план. И все, что мама сначала говорила, было рассчитано на Андрея, на то, чтобы он донес до Григория, что у того есть шансы на мне жениться.

— И что же это был за план? — полюбопытствовала я.

— Когда мы остались с мамой вдвоем, она сказала мне: «Дочка, нельзя быть такой прямолинейной. Нужно быть хитрее. Соглашайся на предложение Клешнева и тяни время. Так, по крайней мере, Андрея на месяц-другой в покое оставят». Я не сразу поняла, что задумала мама, и все еще пыталась сопротивляться. Но она гладила меня по голове и говорила: «Снежаночка, доверься мне, я все сделаю как надо. И тебе не придется идти в загс с Клешневым, и Андрею — долг выплачивать. Ты только капризничай побольше, тяни время, дай мне возможность все подготовить». И я поступила так, как мне посоветовала мамочка. Другого выхода у меня все равно не было. В тот же вечер Григорий пришел к нам со своими охранниками просить моей руки. Цветы принес, кольцо, деликатесы всякие, настоящее французское шампанское. Он стал говорить мне, что я давно ему нравлюсь, что он будто бы увидел меня в первый раз на катке и влюбился, потом мы еще на рынке пересекались, но я тогда была, по его словам, малолеткой, поэтому он ко мне и не подходил. А теперь, когда мне стукнуло восемнадцать, никаких преград нет.

— Так, может, он специально вашего брата поставил в такую безысходную ситуацию, чтобы к вам подкатить? — предположила я.

— Не знаю, все может быть. Клешнев неуклюже объяснялся мне в любви, а у меня от его слов мороз по коже шел. В общем, я стала тянуть время и сказала, что подумаю над его предложением. Он мне дал на раздумья три дня, я возразила — неделю. Через неделю я дала согласие, что выйду за него замуж, но свадьба должна быть обязательно, причем такая, как я захочу, и никакого секса до свадьбы. Григорий не возражал, и мы пошли подавать заявление в загс. Он, конечно, хотел, чтобы нас побыстрее расписали, но я настояла, чтобы нас поставили в общую очередь. День регистрации брака был назначен, и до него оставалось два месяца. Я стала ходить по свадебным салонам, подыскивая себе платье, фату, туфли и, конечно же, ничего не находила. Его люди таскались за мной, правда, на расстоянии. Уж не знаю, с какой именно целью — следить за тем, чтобы я не сбежала из города, или охранять меня, чтобы ко мне никто не подкатывал.

— Скорее всего, два в одном, — предположила я.

— Григорию доложили, что я не могу выбрать себе свадебный наряд, и он прислал мне каталог свадебных платьев, которые можно заказать по почте, тогда это было еще не так распространено, как сейчас. Мне волей-неволей пришлось что-то выбрать. Когда мой жених узнал, что меня ни один ресторан не устраивает, он сказал, что выпишет шеф-повара из Италии, а ведущим на нашей свадьбе будет любой столичный артист по моему желанию. В общем, для Клешнева не было никаких проблем, он любую мог решить с помощью денег.

— Завидный жених, ничего не скажешь, — саркастически подметила я.

— О да! — горько усмехнулась Света. — Ко мне он старался быть внимательным и нежным, если, конечно, к нему можно применить это слово. Периодически у нас были свидания. Мы ходили в кино, причем в зале, кроме нас, никого больше не было, потому что Григорий скупал все билеты. Он клал мне руку на плечо, и мне казалось, что от нее исходит холод. Мы гуляли с ним по парку, а за нами следовала целая куча его охранников. Во время одной такой прогулки Клешнев нарвал одуванчиков, преподнес мне этот букетик, прочитал какой-то дурацкий стишок и стал целовать. Я не знаю, как мне удалось не показать своего отвращения, но вот одуванчики я ненавижу с тех самых пор, как и все то, что связано с Григорием.

— Время, наверное, летело быстро? — Я подтолкнула Свету к дальнейшим откровениям.

— Да, быстрее, чем когда-либо. Я спрашивала маму, удалось ли ей что-то предпринять, она говорила всякий раз, что все будет хорошо. Чем меньше времени оставалось до дня, на который была запланирована регистрация нашего брака, тем меньше я верила в то, что мне удастся ее избежать. Нет, у меня и мысли не было, что мама меня изначально обманула, просто у нее могло ничего не получиться. Одни Григория боялись, другие его уважали, третьи от него зависели. Сам он мог решить любой вопрос либо силой, либо с помощью денег. А какие ресурсы были у нее? Никаких. Одно желание выручить своих детей из беды. Надо сказать, как только я согласилась выйти замуж за Григория, Андрея действительно оставили в покое. Вернуть ссуженные ему деньги и набежавшие проценты от него уже не требовали, но и в казино не пускали, чтобы он не копил новых долгов. После нашей свадьбы Григорий обещал подарить ему машину и устроить на какую-то денежную работу. Андрей говорил мне: «Снежанка, сеструха, ты уж не подведи! Я через тебя в люди выбиться могу». Признаюсь, я брата возненавидела.

— Еще бы!

— Примерно за неделю до свадьбы, — продолжила свой рассказ Светлана, — в казино была милицейская облава, там нашли оружие и наркотики, Клешнева и еще несколько его сподручных задержали. Я не сомневалась, что мама именно на это и рассчитывала. Сначала я не могла понять, как ей это удалось, только потом я узнала, что у нее был роман с одним милицейским начальником. Мама-то была вдовой, а вот он женат, поэтому они и не афишировали свои отношения. В общем, с его помощью у мамы получилось сделать практически невозможное. Только радоваться, что мой ад закончился, было рано. Очень велика была вероятность того, что адвокаты Григория отмажут.

— Неужели отмазали?

— Не смогли. Кое-кто в городе очень обрадовался такому неожиданному повороту событий и стал топить Клешнева дальше, чтобы завладеть его бизнесом. Всплыли какие-то доказательства того, что в середине девяностых Григорий, будучи участником ОПГ, убил какого-то бизнесмена. Еще его подозревали в том, что он отравил пиццей своего компаньона, чтобы стать единоличным владельцем казино, но доказательств этого было недостаточно.

— Так вот почему вы решили, что пицца отравлена?

— Да, это было бы в духе Клешнева. Отмазаться моему жениху не удалось, ему дали пятнадцать лет колонии строго режима. Пока он сидел в СИЗО, за мной продолжали следить его люди. Вряд ли Григорий сразу догадался, что я причастна к его задержанию. Скорее он надеялся, что дело развалится и его оправдают, после чего он выйдет на свободу и мы поженимся. По совету мамы, а точнее, ее друга, я делала вид, что переживаю за судьбу своего жениха. Сначала я носила Григорию передачи в СИЗО, потом присутствовала на суде и делала вид, что приговор меня сильно расстроил.

— Не сомневаюсь, что у вас это неплохо получилось, — заметила я.

— Примерно через год после суда, когда страсти улеглись, я уехала в Москву к своему дядьке по материнской линии. Он был человеком уже преклонного возраста, вдовцом. Дядя Дима преподавал в Строгановском училище. Он заметил у меня талант и сказал, что его надо развивать. Я поменяла имя Снежана на Светлану, поскольку крестили меня в детстве именно как Светлану. Уже с новыми документами я стала поступать в Строгановку, но не поступила. Сейчас я понимаю, что так и должно было произойти, потому что я не готовилась, думала, что у меня нахрапом получится, но не получилось. Я стала работать в училище ассистентом на кафедре декоративно-прикладного творчества, но при этом я посещала многие занятия и мастер-классы. Мне было это интересно, я жадно впитывала всю информацию. Дядя Дима тоже очень многому меня научил, — Света улыбнулась, вспомнив о чем-то приятном. — Однажды в метро я познакомилась с Антоном, он тогда учился на последнем курсе МГУ. Мы стали встречаться. Вскоре он сделал мне предложение, я согласилась и переехала в Тарасов.

— Значит, вы с Антоном Михайловичем в Москве познакомились, — сказала я для поддержания разговора.

— Да, — кивнула Света. — Свадьба у нас была очень скромной, платье я выбрала с ходу. Предсвадебных хлопот в моей жизни уже хватало. Конечно же, Антон ничего не знал о том, что заставило меня уехать из родного дома. Сначала как-то не к месту было об этом рассказывать, а потом и незачем. Будучи уже замужем, я заочно училась на искусствоведа, но нашла свое призвание именно в скульптуре. Идея организовать Центр изящных искусств принадлежала Антону, он всегда в меня верил. А я считаю, что без него у меня ничего бы не вышло. Хотя порой меня посещают мысли, что лучше бы мы не создавали этот Центр.

— Почему?

— Антон очень много делал для того, чтобы нам побыстрее раскрутиться. Он организовывал различные пресс-конференции, выставки, интервью и телесъемки. Я понимала, что кто-нибудь из моей прошлой жизни может увидеть меня и узнать, что теперь я не Снежана Кузнецова, а Светлана Родионова. Григорий рано или поздно освободится и, возможно, захочет мне отомстить. Он по своей натуре очень мстительный человек. Пока мы, так сказать, готовились к свадьбе, я слышала, о чем и как он разговаривал со своими приспешниками. Григорий мнил себя царем, который может вмешиваться в судьбы людей, казнить их и миловать. Последнее, пожалуй, только моего брата касалось и меня. Григорий говорил мне, что после свадьбы я смогу распоряжаться его людьми так же, как он, но при этом сама буду целиком принадлежать только ему. Представляете, Евгения, он говорил это мне, восемнадцатилетней девчонке! Неужели он всерьез думал, что я буду в восторге от того, что смогу отдавать приказы его людям с явной задержкой в психическом и интеллектуальном развитии! Да они только одну команду «фас» и понимали.

— Да уж, — только и могла сказать я.

— Я до сих пор с ужасом вспоминаю те времена. Что было бы со мной, если бы Клешнева не посадили? Я либо руки на себя наложила бы, либо со временем стала бы такой же циничной и жестокой, как и он. Середины просто не могло быть, но, скорее всего, был бы первый вариант. Я не смогла бы жить с этим грубым и необузданным по своей натуре человеком. Его ухаживания за мной выглядели наигранно, чувствовалось, что даются они ему нелегко, ведь он не привык к подобным ухищрениям. Григорию было проще все и всех купить. Но он нашел себе такое развлечение, я была для него просто игрушкой. Похоже, все остальные развлечения, в том числе проститутки, ему успели надоесть.

— Да, возможно, — поддакнула я.

— У Григория было достаточно времени, чтобы поразмышлять над тем, что произошло в двухтысячном году, и понять, что я и не собиралась выходить за него замуж, поэтому и организовала ту облаву, подслушав, что в подвале казино находится перевалочная база для хранения оружия и наркотиков.

— А вы об этом действительно слышали?

— Лишь обрывки фраз. Я тогда была слишком юна, чтобы понять, что это можно как-то использовать в свою пользу. Но Клешнев мог подумать, что это я его сдала, и после своего освобождения, одержимый местью, он мог начать меня искать. Я, как могла, отказывалась от телесъемок, которые организовывал мой муж, от публикаций своих фото в журналах и тем более в Интернете. Это было непросто, вы сами, Евгения, видели вчера, что эти репортеры так и норовят сделать кадр поближе.

— Да, видела.

— А тут еще Антон, оказывается, стал действовать у меня за спиной — стал выкладывать в Интернет фотографии, не предупредив меня.

— Насколько я поняла, Антон Михайлович совсем недавно отослал организаторам предстоящей выставки вашу фотографию. Разве можно было так быстро вас найти? Поверьте мне: для того, чтобы подготовить хотя бы одну эту операцию со статуэткой, нужно не один-два дня, а поболее.

— Антон уже не в первый раз так поступает. Он и раньше публиковал мои фотографии, но то были журналы и сайты местного уровня. Я закрывала на это глаза, так как вероятность того, что нашу местную прессу увидят мои воронежские знакомые, была не так уж и высока. Но, похоже, все-таки увидели.

— Света, а ваши родственники не могли ненароком вас выдать?

— Это исключено. Никто обо мне ничего не знает.

— Ваш дядя наверняка был в курсе, что вы поменяли имя, вышли замуж за Родионова и уехали с ним в Тарасов?

— Да, но он умер еще в две тысячи третьем, вскоре после моего отъезда в Тарасов. Его единственная дочь жила за границей и ничего обо мне не знала.

— А ваша мама? Ваш брат?

— Мама тоже умерла, десять лет назад. Я с ней даже ни разу не виделась после того, как уехала из родного дома. Мамочка сама на этом настояла, она так и сказала мне: «Дочка, не возвращайся сюда никогда, это ради твоего же блага. Строй свою жизнь где-то в другом месте, здесь тебе счастья не будет». Я периодически звонила ей на работу, а потом однажды не дозвонилась. Кто-то из ее сотрудников мне сказал, что она умерла от инсульта. Я дважды ездила на родину, чтобы побывать на могиле родителей, причем специально выбирала такое время, чтобы оно не совпадало ни с церковными праздниками, ни с папиным, ни с маминым днем рождения, ни с днем их смерти. Мой расчет оказался верным — на кладбище никого знакомого я ни разу не встретила. Если в первый год мамина могила была более или менее ухожена, то на второй она выглядела так, будто за ней никто не ухаживает. Собственно, кроме брата, и присматривать за могилой было некому. Разве что тому милиционеру, с которым у мамы был роман, но, похоже, ему было не до этого.

— Неужели вы бывали только на кладбище?

— Первый раз — только там, так как времени между поездами было мало. В свой второй приезд я решила посмотреть, как живет Андрей, что с ним стало. Взяла такси, приехала туда, где мы раньше жили, а там не только нашего дома, но и соседних уже нет — стройка какая-то идет. В общем, ничего я про Андрея не выяснила. Села обратно в такси и прямиком на вокзал поехала. Так вышло, что мы проезжали мимо тех мест, которые были связаны с Клешневым — мимо его казино, в котором сейчас ресторан, мимо кинотеатра, в который мы с ним ходили, и я снова ощутила то щемящее чувство страха… Мне стало ясно, Григорий не оставит меня в покое, он из-под земли меня достанет. Вернувшись в Тарасов, я усилила конспирацию. Евгения, вы даже не можете представить себе цену моих многолетних предельных усилий в этом направлении, и все оказалось напрасно!

«Эх, Светочка, ты же не на отдельном облаке живешь, а на земле, на которой рано или поздно пересекаются все маршруты. И потом, разве ж можно без спецподготовки в шпионов играть? Думаешь, ты все предусмотрела? Вот, например, электронные билеты из компьютера забыла удалить, так что Антон знает, что ты не в Тамбовскую, а в Воронежскую область ездила. Могла и у себя на родине наследить и даже не понять этого», — размышляла я, пока Родионова собиралась с мыслями.

— Выходит, Григорий меня все-таки нашел, — Света дрожащими руками вынула из коробки статуэтку. — Что он хотел мне этим сказать?

— Прежде всего, что он по-прежнему небеден.

— Я в этом и не сомневалась, наверняка у него были какие-то счета в офшорах, на которых деньги не только не пропали, но и преумножились за то время, пока он отбывал свой срок. Возможно, и в каких-нибудь тайниках золото и бриллианты припрятаны были. Должники зачастую расплачивались с ним драгоценностями, я это слышала.

— Да, не исключено, что у него были и счета в офшорах на подставных лиц, и схрон, — согласилась я.

— Когда мы с вами, Евгения, гуляли по парку, меня не оставляло ощущение, что за нами кто-то следит. Уже на выходе я оглянулась и увидела мужчину у дуба. Мне показалось, что это был Григорий, но я до конца не была в этом уверена. Все-таки прошло семнадцать лет, люди за такое время меняются внешне, да и далековато было. А потом, когда мы втроем ехали в ресторан, с нами поравнялась тонированная «Лада». Когда заднее боковое стекло опустилось, я увидела человека из парка поближе и поняла, что это был Клешнев. Он, конечно, изменился за семнадцать лет, что мы не виделись, — постарел, поседел, но вот черты лица остались теми же грубыми и неправильными, оттого и внушающими страх. Понятно, что Григорий не видел меня за тонированным стеклом, но он точно знал, что я сижу на заднем сиденье вашего, Женя, «Фольксвагена» и смотрю на него. За одну секунду я прочитала в его зловещем немигающем взгляде, что он приехал в Тарасов, чтобы поквитаться со мной. Меня едва не парализовало от ужаса. Спасибо, Женя, что вы тогда оторвались от той «Лады».

— Я поняла, что вы в опасности, и надавила на педаль газа до упора.

— Григорий был слишком близок ко мне, и ожидать от него можно было всего, чего угодно. Мне хотелось спрятаться, отгородиться от всего мира, но рассудочность Антона вытеснила мой страх. Мне пришлось вернуться на работу, заняться своими привычными делами, и это отвлекло меня от мрачных мыслей. На следующий день мне даже стало казаться, что я себе снова все придумала, ведь у страха, как известно, глаза велики. По привычке я стала предпринимать все возможное для того, чтобы выглядеть на фотографиях неузнаваемо. Я так и попросила свою визажистку — сделайте мне такой макияж, чтобы я была не похожа сама на себя. Она здорово поработала с моим лицом, особенно с глазами, сделав их с помощью подводки и теней раскосыми, как у восточных женщин. Но все это были напрасные труды, потому что Григорий меня уже нашел. Я чувствовала его незримое присутствие в зале, и когда агент назвал свою цену за «Фигуристку», у меня даже не возникло сомнений — за ним стоит Григорий. Но вот зачем он это сделал, я не могла понять. Раньше он был богат, но при этом достаточно скуп, он всегда знал, за что платит. И даже я имела для него свою цену. Не понимаю, зачем все это? — Света переводила взгляд со статуэтки, которую держала в одной руке, на кукольную фату, которая была в другой руке. Ей все-таки удалось ее отлепить от точеной бронзовой головки фигуристки.

— Он играет с вами. Если бы хотел убить из мести, то нашел бы вас и привел свой приговор в исполнение без всех этих эффектных штучек. Григорию просто нравится медленно сводить вас с ума, — предположила я.

— Ему это почти удалось.

— Светлана, вы себя недооцениваете. Вашей выдержке, хладнокровию и умению справляться со своими страхами, переключаясь на что-то позитивное, можно просто позавидовать.

— А вы мне, Евгения, льстите! Если бы вас не было рядом со мной, я бы уже стала пациенткой психиатрического отделения. Вы умеете оказать не только физическую, но и моральную поддержку. — Родионова ответила комплиментом на комплимент. — Как же хорошо, что Саша сейчас за границей! Ой, а может, он имел в виду моего сына? Как же я сразу это не поняла!

Светлана запаниковала, решив, что Григорий назвал юным роденчиком, который может не вернуться домой, ее сына. Но я была уверена, что это не так, вся записка казалась мне блефом — от начала и до конца.

— Позвоните сыну, поговорите с ним, — посоветовала я. Света тут же достала из сумки телефон и стала набирать номер.

Пока она общалась с Сашей, я размышляла, что же мне делать дальше. К концу ее разговора у меня созрел план.

— У сына все в порядке, единственная проблема — ему не услышать боя Биг-Бена. Башню закрыли на реставрацию. Но я все равно предупредила Сашу, чтобы он был осторожнее и не вступал в контакты с посторонними людьми, особенно с русскими.

— Это правильно. Света, скажите, а можно ли незаметно выйти из Центра, например, через канализационный коллектор?

— Нет. Здесь только два выхода плюс окна первого этажа.

— Окна… Мне надо посмотреть, куда выходят окна с обоих торцов здания.

— Если вы хотите, чтобы мы покинули Центр через них, то это исключено. На первом этаже окон нет, только на втором. Мне оттуда никак не вылезти, — замотала головой Светлана. — И потом, ко мне должен прийти покупатель.

— Вы останетесь здесь, полезу я.

— Женя, вы хотите оставить меня одну? Но мне страшно!

— Но мы же не можем сидеть здесь всю оставшуюся жизнь! Мне надо решить возникшую проблему, а для этого придется покинуть здание. Я понимаю, одной вам боязно здесь оставаться, придется позвать сюда Антона.

— Но он сейчас в фитнес-клубе. Я до него просто не дозвонюсь.

— Пошлите ему эсэмэску, пусть приезжает сюда как только сможет. Где ваш электрошокер?

— Лежит в бардачке «Лексуса».

— Пусть Антон Михайлович прихватит его сюда. Пойдемте! Покажете мне нужные окна. Хотя, подождите, я сначала посмотрю записи с видеокамер, не было ли сюда посторонних проникновений за последние сутки.

— Да, конечно, надо на вахту поставить компьютер, — приняла-таки решение Родионова. — Пусть наблюдают за всем, что здесь происходит, в режиме реального времени.

Пока я занималась мониторингом с применением ускоренной перемотки записей со всех камер, Светлана носилась со статуэткой по мастерской, не зная, что с ней делать. Ничего подозрительного в Центре изящных искусств мною обнаружено не было, если не считать того, что Петя по нескольку раз в день ходил в комнату, в которой он обустроил тайник.

Стук в дверь заставил мою клиентку вздрогнуть.

— Света, Женя, откройте! Это я! — Антон Михайлович приехал даже раньше, чем мы рассчитывали. — Что случилось?

— Антоша, мне угрожают, — Светлана прижалась к мужу.

— Кто? Что от тебя хотят?

— Я не знаю, какой-то сумасшедший грозится выкрасть и убить кого-то из моих учеников, если я не приду сегодня в яхт-клуб. — Света не стала зачитывать мужу записку, ведь тогда ей пришлось бы объяснять, почему к ней обращаются «Снежана», и еще много-много чего.

— Что за бред? Евгения, что вы об это думаете? — поинтересовался моим мнением Родионов.

— Я думаю, что все это здание находится под наблюдением, но я попробую отсюда незаметно выйти, найти того, кто следит за Центром, и задать ему несколько вопросов.

— Вы уверены, что поступить надо именно так?

— Да, и вы мне в этом поможете.

— Но как? — поинтересовался Антон Михайлович.

— Мне понадобится веревка, прочная веревка, на которой я смогу спуститься со второго этажа.

— Веревка есть. — Светлана достала из шкафа моток достаточно прочного шпагата.

— Сгодится, — кивнула я и стала проводить с Родионовыми подробный инструктаж.

Если Света жадно ловила каждое мое слово, то с лица Антона не сходило выражение скепсиса. Он все еще не верил, что существует реальная угроза. Если бы жена хотя бы чуть-чуть приоткрыла завесу тайны, которую хранила от него с момента знакомства, Антон мог бы наравне с нами проникнуться всей серьезностью ситуации. Но она продолжала скрытничать, а он — сомневаться.

— Ладно, — наконец сказал Родионов, — хоть я чего-то не знаю, но сделаю так, как вы просите. Будь по-вашему, надеюсь, когда все закончится, ты, дорогая, мне все расскажешь.

— Конечно, — произнесла Светлана после продолжительной паузы, во время которой, вероятно, договаривалась с собой.