76
Караулов ненавидел эти минуты: подлетаешь к Москве, кругом — елки и снег, пейзаж скучный, серый, картина всеобщего одиночества.
Бросается в глаза Москва-река: гадюкой извивается, крутится по сторонам, словно ускользнуть норовит, спрятаться там, за деревьями, в лесу…
Где они сегодня, воды Москвы-реки: мощные, неоглядные, с волной? Одна из старинных гравюр «Буря на Москве-реке…».
Буря? Какая буря, откуда?.. Везде грязный, грубый гранит. К воде спускаются бетонные ступеньки, по которым никто никогда не ходит; вода зимой не замерзает, вода отравлена химией, а на лодочках здесь, по Москве-реке, уже давно никто не катается…
Якубовский прилип к иллюминатору.
Да, получилось у них, получилось — у великих советских строителей! Навалились они — всем миром — на эти низкие берега, соорудили канал, поставили шлюзы-плотины с тюремными воротами, зато подмосковные водохранилища сейчас — одно вальяжнее другого!..
Как победить этот город, если столько воды вокруг…
— Слышь, старый! А ты не думаешь, что единственный позитивный канал на телевидении…
— …тот, где я работаю, — устало кивнул Караулов. — Канал «Россия», наш многократный товарищ и друг Олег Максимович Попцов, в 23 года ставший первым секретарем Ленинградского обкома ВЛКСМ…
Правда, через стенку от Попцова сидит и мучается в поисках хоть какого-нибудь гешефта… товарищ Лысенко, Анатолий Григорьевич. Этот дядя в широких затемненных очках (очки прячут глаза) боится всего на свете. Потому и уцелел. Другие каналы — один беззубый разговор. Ни о чем!..
— Не-а, старик! Самый позитивный канал — это эротический, — уверенно сказал Якубовский. — Подумай: ни убийств, ни терактов, все любят друг друга…
Караулов чувствовал: злится. Все в его жизни — от сурового воспитания. На медные деньги, как говорится. Верит только в себя, но, если земля вдруг уходит из-под ног — сразу паника, почти истерика… сразу…
— Старый, ты сам-то Макарову веришь? — прошептал Якубовский. — Макаров стольких нормальных людей говном измазал, что быть среди них не обидно. Я вот другого не пойму: на хрена я Коржакову?
— Чтобы помочь ему высморкаться, я думаю…
— Так я готов, — встрепенулся Якубовский, — пусть только жить дадут! Я не испугаюсь, даже если Коржаков по ночам изумруды жрет!
Самолет, правительственный Ту-134, специально выделенный Коржаковым для доставки Якубовского в Москву, плавно шел на посадку.
Здравствуй, Родина-мать!
…Ломит голову, особенно виски, и сон вроде бы уже приходил, но Караулов и через сон слышал, как веселятся Макаров и Илюшенко, сидевшие в первом ряду. Макаров вдруг так громко приказал «подать шампанское», что Караулов полностью проснулся.
Оказалось, что шампанского нет. Макаров сложил губы бантиком.
— Как это?.. Серьезнейший самолет, а шампанского нет?!
Стюардесса побледнела. Как с охоты возвращаются, честное слово!
— Коньяк тащи… — смягчился Макаров. — Алексей Николаевич выпить хотят…
Царская охота…
Якубовский устал и не замечает, похоже, что Макаров в самолете сразу стал нарочито холоден. А Илюшенко упился! Виски, пиво, сейчас коньяк… — на халяву и уксус сладкий…
Неужели Ельцин действительно назначит его Генеральным прокурором России? Слух об этом шел стойкий.
Якубовский волновался:
— Старый, ты б подработал весь этот блядоход, а?
— Подработаем, — важно кивнул Караулов. — Ты чего хочешь?
— Встретиться с кем-то. Из… старших товарищей.
— Это правильно, если у человека насморк, ему важно вовремя подать носовой платок.
Якубовский вздрогнул.
— Мной что? Сопли вытирать будут?
— Лучше сопли, чем жопу… — успокоил его Караулов. — Только Макарова, старый, надо пожалеть: то палач, то адвокат. Во жизнь парня кидает! Сам — килограммов под сто тридцать, я думаю, а ведь пылинка, просто пылинка, любой сдунуть может…
«Их слава в сраме…», как древние говорили…
— Старый, я, когда Макарова увидал, меня это морально подшатнуло… — веришь?
— Вот Сталин, Дима, — рассуждал Караулов. — Любого государственного деятеля товарищ Сталин мог запросто превратить в дерьмо. А из любого дерьма он мог сделать государственного деятеля! — Только в случае с Андрейкой, старик, товарищ Сталин был бы бессилен, потому как Андрейка — мужчина с женским задом, а значит — с нарушенной психикой… Прикинь, старик: каково иметь женский зад?
— Он же всю жизнь из чужих ладоней пьет!
— Библейская сцена, по-моему…
— Нам бы помог — и святой источник бил бы у него прямо под окнами…
— А, брось… Знаешь, как древние говорили? Что х… ем не вложено, кулаком не вобьешь!..
Якубовский замолчал, ему опять стало страшно: кто знает, как встретит его Коржаков? Зато Макаров аж раскраснелся от важности! Если для доставки Якубовского Кремль выделяет самолет, значит это решение, он не сомневался, лично Президента. И Александр Васильевич наверняка проинформировал Бориса Николаевича о его, Макарова, супермиссии! — Андрюша закрывал глаза и видел эту картину: Борис Николаевич входит в кабинет Баранникова на Лубянке, берет его за шею и резко бросает на пол. Следом, по-военному чеканя шаг, входит он, Андрей Макаров.
С маузером наперевес. Макаров делает знак — вводят Якубовского.
И здесь, в эту минуту, Баранников все понял! Он бросается на колени, целует Ельцину ноги, потом ему, Макарову, но Макаров непреклонен:
— Прикажете расстрелять, Борис Николаевич?
Все враги Президента должны быть расстреляны.
На Баранникова и Якубовского надевают наручники. Борис Николаевич медленно, не торопясь, выходит на балкон, а внизу на площади — Ельцин приехал! — уже собралась огромная толпа.
Президент находит глазами Макарова, скромно стоящего за чужими спинами, и подталкивает его к микрофонам: за мужество и отвагу Андрей Михайлович Макаров награждается высшей государственной наградой страны — орденом Андрея Первозванного!
— Отрядец бы, отрядец нам, Михаил Иваныч, — приставал Макаров к Барсукову. — Сами подумайте: Цюрих, горы, а горы у Руцкого — излюбленное место, это с Афгана, он же против нас целую базу в горах развернет! Да и для нас, русских, Альпы — проклятое место, это еще Суворов отмечал, Александр Васильевич…
Барсуков не верил собственным ушам:
— Погоди, Андрюша, разве ты не еврей?
— Еврей… — разводил руками Макаров. — Ноя больше всех евреев русский, Михал Иваныч!
И малый этот, дружочек Караулова (еще одна гнида, Караулов, вы бы обратили на него вниманьице), — так вот, Якубовский о Руцком все до копеечки знает, я это фибрами… фибрами чувствую, у меня фибры как у пса, Михал Иваным, честное слово…
— Ты, Андрюша, давай не трепись! — Барсуков был строг. — А то мужик один… слушал-слушал, что ему в лесу кукушка нагадала… и перестал отчислять деньги в Пенсионный фонд! Понимаешь?..
Вместе с Макаровым и Илюшенко в Цюрих были командированы полковник Борис Просвирин и трое бойцов из «Альфы».
Кроме того, отправили Караулова. Его проект все-таки…
Караулов заявил, что и на этот раз он возьмет с собой девушку, еще лучше — двух (если для государства, конечно, это не дорого).
Якубовский попросил, чтобы девушки были образованные и по утрам играли ему на флейте.
— П… страдальцы! — рассвирепел Макаров. — У нас политическая миссия, а не секс-туризм!
В Швейцарии московская делегация жила целых четыре дня… Каждое утро Макаров и Илюшенко «работали с документами» — без конца перебирали одни и те же счета, оставленные женами Баранникова и Дунаева в лучших магазинах Цюриха.
— Та-ак, смотрим, смотрим, Дмитрий Олегович… — суетился Макаров. — 17 июля братец ваш, Станислав Олегович, приобретает за 3265 долларов 19 центов два билетика в бизнес-класс компании «Swissair». Для госпожи Баранниковой и госпожи Дунаевой, супруги первого заместителя министра внутренних дел.
Ваше ведь было распоряженьице, Дмитрий Олегович?.. Так?..
Якубовский устало кивал головой.
За окном — старый немецкий город, яркое солнце, теплынь…
— И платили вы, Дмитрий Олегович…
— А кто же еще?
— Значит, готовы подтвердить: из Москвы в Цюрих гражданочки прибыли 20 июля, а домой улетели 24-го… И на магазинчики три чистых дня…
— Мало?
— Смотрим, смотрим, Дмитрий Олегович… проживают дамочки в отеле «Савой»! Супруга Виктора Павловича в номере 504, а госпожа Дунаева имеет номер 507.
— А что ж не стенка в стенку? — поинтересовался взлохмаченный Илюшенко. Его мутило после вчерашнего. Илюшенко. Его мутило после вчерашнего. Илюшенко уже давал себе слово не пить больше дорогие коньяки, его организм спокойно принимал только водку, но вчера Илюшенко снова поддался соблазну и сейчас — страдал.
— Номерочек, Дмитрий Олегович, — продолжал Макаров, — потянул аж на 480 франков… Итого 4516 франков и 50 сантимов. Не жалко?
— Деньги всегда жалко, — отрезал Якубовский, отвернувшись к окну.
— А проводив жен наших дорогих руководителей на Родину, вы, Дмитрий Олегович, доплатили еще 105 франков за номер госпожи Дунаевой и 88 франков за госпожу Баранникову.
— Это они на дорожку мини-бар грабанули… Минералка, шампанское, ликер…
— А водка была? — насторожился Илюшенко.
— Даже гондоны взяли…
— Гондоны?
— Все, что было. Как пылесосом смели…
Макаров встрепенулся.
— Презервативы, я думаю, Алексей Николаич, включать в справочку не будем…
— Почему-то? Отличная деталь.
— Перед Президентом неудобно, — замялся Макаров. — Не поймет, я думаю…
— Он что… не мужик, что ли? — удивился Илюшенко. — Не-не, скрывать нельзя. Президент у нас — глубокий человек…
— Вернемся, однако, к магазинчикам… — предложил Макаров. — Скоренько, скоренько так пробежимся, Дмитрий Олегович, — бормотал он, — сами не задержимся и вас не задержим. — Он любовно разглаживал каждую бумажку — Магазин «Leder Locher», Банхофштрассе, 91. имеется чек на сумму 24 300 швейцарских франков. Меховое пальто. Доставка: «Савой», № 507. С доставочкой… — да, Дмитрий Олегович?
— Услуга такая, — пояснил Илюшенко. — Чтоб самим не таскать.
Он все-таки не выдержал: подошел к мини-бару, достал банку с пивом и рванул на банке крышку.
— Вчера же все переписали… Зачем опять? — удивлялся Якубовский.
— Для конфиденциального доклада Президенту, — грубо отрезал Макаров. — Смотрим дальше: «Парфюмерии Штеммлер» — 7300 франков. Магазин «Мадам» — 27 300 франков с указанием: «Савой», «фрау туристке BaranniKova», 507. А в номер 504 из «Мадам»… так, смотрим, смотрим… одежда и золотые украшения: 11 674 франка.
— Оборзели… — Возмущенный Илюшенко плюнул себе под ноги и тут же ногой растер по паркету собственный плевок.
Макаров торжествовал:
— Алексей Николаич, Алексей Николаич… Мы ж сейчас весь их маршрутик проследим! Выйдя из отеля, дамочки сворачивают на Вокзальную и не пропускают ни одного магазинчика. Прям… от двери к двери! «Пельц АЧ», кожаные и норковые пальто: 79 250 франков. «Пеказет», одежда: 32 597 франков 15 сантимов. «Шанель»… 17 230 франков… — Они что, Дмитрий Олегович, ящиками брали?
Якубовский не ответил.
Больше всего его бесил Илюшенко: сухое, неподвижное лицо и глаза, как у медузы: смертоносный взгляд!
— Идем, идем дальше: часы «Ролекс», две штуки — 19 840 франков. Фотоаппарат — 598 франков. «Мастер Зильбер», столовые приборы из серебра-8377 франков. «Жильбер Альберт», ювелирка, колечки… значит… разные, — бормотал Андрюша, — рубины из Таиланда: 21 500 франков!
А это как? А?! «Ессо Автобан», шоколад, 425 франков и 70 сантимов.
— Шоколад не портится, — заметил Илюшенко. Он глотал пиво из банки и даже порозовел.
Пьяный человек не всегда совпадает с реальностью, поэтому Илюшенко боялся себя пьяного. Пример он брал с министра обороны: напившись, Грачев сразу ложился спать, хотя бы час до обеда, поэтому он мог спокойно напиваться два раза в день.
— А сейчас, господа, самое интересное, — заметил Макаров. — «Джелмоли Гранд-Пассаж», ночное белье! Трусики там, маечки из шелка… — из шелка ведь… да, Дмитрий Олегович?
Якубовский с тоской глядел на Караулова.
«Может, обратно, в Канаду?..» — молча говорили его глаза.
— Трусы на 5018 франков, — горячился Макаров. — Отдельный чек — корсеты. 54 штуки… Стоп… — и Макаров вдруг поднял голову.
— Презервативы есть, — медленно начал он, — а детской одежды нет?.. Якубовский, это как?!
— Дети… отдельным чеком шли.
— И где чек?
— Какой чек?..
— Отдельный!
…Эх, Андрюша, Андрюша… — как же вкусно пить твою кровь!
— Исчез чек, — пояснил Якубовский. Он старался говорить вежливо.
— Исчез?
— С концами. Не сохранился.
— Ах, не сохранился… Не сохранился, говорите…
— Так ведь блуда никто не ждал, — пояснил Караулов. Все это время он тихо сидел в уголке и просматривал швейцарские газеты: умеют же люди писать ни о чем! — А тут… вон какая отбраковка…
Трудно им было понять друг друга!
Два раза в день Макаров звонил в Кремль с докладами: счета генеральш, позиция Якубовского, работа по Руцкому и — т. д. и т. п.
Барсукова поразили корсеты. Он о них никогда не слышал. Жены офицеров Кремлевского полка не носили корсеты.
— Это такое белье на шнурках, товарищ генерал, — объяснял Макаров. — Располагается перед трусами на животе. Перед исподним.
— Для сего? — не понимал Барсуков.
— Чтоб жир спрятать. Корсет у них как мундир.
— Чего-о?
— Ну, мундир… ночной, товарищ генерал-лейтенант.
— Они спят в нем, что ли?..
— Никак нет, — замялся Андрюша. — Спать в корсете-то не очень…
— Непонятно докладываешь, Макаров. Бабе моей, короче, такой же представишь. Две штуки.
— Есть, Михал Иваныч!
— Вот так.
— А размер… какой?
— Ты безразмерный бери — не ошибешься!
Карьера Макарова была сейчас полностью в руках Барсукова, потому как Александр Васильевич встречаться с Макаровым не желал, справедливо полагая, что одно знакомство с таким человеком, как Макаров, портит репутацию.
Стоянку Ту-134-го в аэропорту Цюриха продлили.
На самом деле Макарову просто хотелось погулять по Цюриху, главное — съездить в Женеву и в Люцерн.
Как же много все-таки людей, которым вообще не надо бы рождаться на свет!
Алексей Николаевич по-прежнему налегал на коньяки. Он пил, не чувствуя вкуса, и мог пить бесконечно.
— Печень посадишь, — предупреждал Караулов.
— Ага, — соглашался Илюшенко, — посажу.
И кидал бокал за бокалом.
— А я в Москве сразу на диету… — улыбался Макаров. — Какие у меня диетки, друзья, если б вы знали! Спасибо, Дмитрий Олегович, за трепетное отношение к моему здоровью!
Почему никто из генетиков до сих пор не вывел комаров, которые могли бы отсасывать жир?
Больше всего Андрюше полюбились яхта и многочасовые прогулки по озеру. Из-за обжорства Макаров плохо спал по ночам, но здесь, на этих приятных волнах, он засыпал легко и просто — видимо, от умиротворения.
— Хрюкает… — шептал Якубовский. — Он ведь чем-то на Гайдара похож…
— Дурные премьеры всегда заразительны, — кивнул Караулов.
Он смотрел на Димку и понимал — обратной дороги нет, Якубовский так хотел в Москву, что отдал бы свою душу не только Коржакову, у него, у Димки, что… есть выход, что ли? И Якубовский спокойно сел в самолет, кому-то громко сказал в отеле, что он — скоро вернется, но Караулов понимал: Димка — весь на нервах, Ту-134 был без бизнес-класса, обычный самолет, поэтому Якубовский сразу забился в конец салона, всю дорогу молчал, а разговорился — только сейчас.
— Мне, старый, всего одиннадцать было, а я уже первый свой бизнес сделал… Дядька родной повез меня под Ижевск, на знаменитые Соловьевские дачи. Там же озера везде, и дядька уклейку ловил, это рыбка такая, по вкусу на линя чем-то похожа.
Ловит и выпускает, ловит и выпускает…
А я в толк не возьму: зачем ловить, если выпускать? Продать же можно!
Беру, значит, я рыбку и выхожу на шоссе. Народ, смотрю, вовсю уклейкой торгует. Ведрами, по-крупному А у меня уклейки — с Дунькин пуп!
— Аферист… — вздохнул Караулов.
— В бизнесе главное — не отступать! Я беру ящик, раскладываю на нем газету, под газету подсыпаю песочек, а сверху рыбку кладу: вроде как у меня ее до фига…
Подлетает «жигуль», мужчина открывает окно:
— Почем?
— Дешевле, говорю, дяденька, чем у всех. На 40 копеек! Последняя осталась…
— Заверни!
Он пока кошелек доставал, я рукой песочек р-раз! И — мгновенно разметал, даже пыли не было.
Караулов заинтересовался:
— А если б, старик, п… лей отвесили?
— Не, — зевнул Якубовский. — Я если рискую, то по капле. Орел мух не ключет!
— Точно?
— Зуб даю!..
До Москвы оставалось всего несколько минут.
