– Ты удивительный человек, Гоблин. Умудряешься сочетать параноидальную подозрительность с крайней доверчивостью. Причем всегда, без исключений, веришь тем, кого стоит подозревать. И наоборот… Разумеется, наемниками при штурме Новой Голландии я не командовала. Какого черта! Они лучше меня понимают, как штурмовать объекты, как незаметно выйти на рубеж атаки, как нейтрализовать охрану и все такое прочее… Включи на минуточку мозг, если еще не разучился это делать. И задумайся: зачем вообще брать под ментальный контроль матерых профессионалов? Зачем превращать их в толпу туповатых «зомби», требующих постоянного пригляда? Ну зачем?! При том что это наемники, моральными принципами не отягощенные, за деньги готовые на что угодно… С выключенными мозгами заодно отключается инстинкт самосохранения, согласна. Но одновременно резко падают боевые навыки. Примерно до уровня наших таджиков-«роботов», если тем раздать оружие.

– Откуда я знаю зачем, – пожимаю я плечами и продолжаю гнуть свое: – И все же они были зомбированы! Даже я это понял… Да что там я… Авдотья, другие спецы по мозгам… Уж они-то никак не могли обмануться. «Зомби» нас атаковали. Точка. А зачем – вопрос отдельный.

Между нами горит костерок. Вокруг ночь, Зона и небольшой походный лагерь. Огонь почти погас, и Горгона кидает в него несколько толстых веток. Они вспыхивают, и вскоре нас снова разделяет барьер из пламени. Лишь после того моя бывшая супруга объясняет:

– Да, я взяла их под контроль. Пришлось повозиться, но сумела. Взяла – и тем самым сорвала штурм… Ты не заметил, что сначала они действовали вполне грамотно и осмысленно, а потом тыкались слепыми котятами, гибли под пулями и в ловушках?

Я уже толком не помню подробности нападения, столько всего наслоилось… Но что-то похожее вспоминается.

Вопрос «Зачем сорвала?» я не задаю. Со мной приключается очередной вынос мозга. Все ведь тогда видел, но опять ничего не понял…

Спрашиваю:

– И отчего же твой любовник Эйнштейн лгал, подставляя тебя?

Она реагирует не на суть вопроса, лишь на его форму:

– Любовник? По-моему, Гоблин, нам лучше закрыть эту тему. Закрыть и забыть. По части любовных связей ты не просто сравнял счет, а вырвался далеко вперед.

– Слухи, сплетни, инсинуации.

– Да-а-а? Ты забыл, что я ночевала рядом с палаткой, где ты развлекался с девушкой Лорда?

Помню… Рядом с комнатой, где я развлекался с Леной, она тоже ночевала. И в клинике, где я развлекался с медсестрами, провела немало времени.

– Ты с темы-то не соскакивай, – выворачиваю я руль в сторону. – Зачем Эйнштейн врал?

– А зачем он врет всегда и всем? Такой уж Эйнштейн человек. Имеет какой-то свой интерес, полагаю. Но ты в его интерес не вписываешься. Иначе он не заманил бы тебя сюда, предупредив хармонтские власти.

Оп… Еще один неожиданный твист. Наверное, изумление отражается на моем лице, потому что Горгона спрашивает:

– Неужели ты не понял, что здесь все были готовы к встрече Хармонтского Мясника?

– Понял, не тупой… Но мало ли где могла случиться протечка… Кстати, не говори об Эйнштейне в настоящем времени. Лучше так: «имел свой интерес», «таким был человеком»…

Горгона уточняет:

– Он умер?

– Да.

– Как и от чего?

– Я его застрелил.

– За что?

Вспоминать смерть матери мне не хочется… Мать – это святое, а Горгона… она… в общем, незачем ей трепать эту тему. И я отвечаю в привычной манере дурачащегося Питера Пэна:

– А ты попробуй сама угадать. Варианты такие: «а» – мне не нравились шутки его еврейского юмора; «бэ» – я хотел занять его кресло начальника; «вэ»…

– Заткнись!

Я послушно замолкаю. Она тоже молчит, переваривает информацию. Задумчиво шевелит кончиком ветки угли в костре.

За время паузы я понимаю, что весь наш словесный пинг-понг не важен и не нужен. Что было, то прошло. Кто умер, тот мертв. И надо задать главный вопрос: где наши девочки, что с ними? Но я никак не могу собраться и спросить. Потому что боюсь услышать ответ. Подсознательно мне хочется хоть немного затянуть неопределенность… Пусть и дальше остается надежда, что Маришка и Аня в безопасности, у дедушки Ганса.

Потому что если Горгона скажет: нет, они в лапах Плаща, или мясников из НИИ Менгеле, или китайцев, – мне придется действовать. Немедленно, по-другому Питер Пэн не умеет, долгое и тщательное планирование – не его стихия.

А я слишком устал… Я потерял друзей, да, друзей, как ни странно звучит это определение применительно к мутантам-звероидам. И потерял что-то еще, не внешнее… Что-то внутри, чему и названия не подобрать, лишь ощущаешь: внутри появилась пустота, вакуум. И, в полном соответствии с законами физики, противостоять наружному давлению становится гораздо труднее.

Но если выяснится, что надо разыскивать логово Плаща, или штурмовать засекреченную базу ЦАЯ, или что-то еще в том же роде, – это полбеды. К таким делам Питеру Пэну не привыкать.

Гораздо страшнее, если Горгона скажет: понятия не имею, где близняшки и что с ними происходит.

О том, как погиб Жукер, я узнал с большим запозданием, со слов отца.

Они оба действительно угодили к людям Носорога, но не в плен… Либо это был очень своеобразный плен: оружие у отца не отобрали, свободы действий его и Жукера не лишили, просто расположились вокруг и держали обстановку под контролем, заняв удобные для ведения огня позиции.

Командовал боевиками не Лопата, а человек, представившийся явно вымышленным именем, демонстративно вымышленным: что-то вроде Джона Смита, отец даже запоминать не стал.

Смит поделился следующей информацией: господин Рихтер вернулся из деловой поездки, вместе с дочерью вернулся, и первым делом отстранил от командования Эрика «Лопату» Медрилла – до окончания разбирательства со вчерашним происшествием на грузовом терминале.

А он, Смит, получил задание: выдвинуться с группой бойцов через Зону к клинике, но на ее территорию не соваться, занять удобную позицию и ждать, оставаясь на связи. Задание он будет выполнять, если мистер Панов не возражает. А если возражает, все равно будет выполнять.

Мистер Панов возражать не стал, но немедленно попытался связаться со мной, доложить об изменениях обстановки. Не получилось. Моя рация молчала.

(Позже мы сообразили: вояки притащили к «Клинике Св. Духа» все, что имели на вооружении, рэбовскую аппаратуру в том числе, и накрыли здание «куполом Свансена». А это хитрая штука, свое присутствие не выдающая в отличие от обычных глушилок: вроде и эфир чист от помех, и рация работает, но ни с кем по другую сторону купола не свяжешься.)

Отец, оставшись без связи, продолжал выполнять задание. На беду, он был лишен возможности хоть как-то общаться с находившимся рядом Жукером. Не понимал, не мог истолковать движения его усиков и сам ничего не мог сообщить легким постукиванием по панцирю, не знал азбуки сигналов.

По мере того как звуки боя усиливались, наш жучок вел себя все беспокойнее, энергично и безуспешно пытался о чем-то сигнализировать. Что в те минуты творилось в его мозгу – можно лишь гадать.

Жукера я оставил с отцом неспроста. Медлительный, не пригодный к боевым действиям, он стал бы в клинике только помехой. Жукер, очевидно, считал иначе. Когда рвануло и здание начало рушиться, он отправился к нам на помощь.

Винить отца – отчего, мол, не пресек и не остановил – я не стал. Поскольку и сам на его месте остановить не сумел бы… То, что выкинул Жукер, стало полной неожиданностью.

Он полетел!

Да, поднялся в воздух и полетел.

Мягкие прозрачные крылья под щитками надкрылий у него имелись всегда. Но не способны были поднять в воздух даже удивительно легкое относительно размеров тело Жукера. Эйнштейн не терял надежды: жукообразный мутант продолжает расти и развиваться и когда-нибудь, после очередной линьки, встанет на крыло…

Возможно, последняя линька, случившаяся уже на воле, стала той самой, долгожданной. Или же процесс развития крыльев тормозили препараты Авдотьи Лихтенгаузен, которыми активно пичкали звероидов… Теперь уже не узнать.

Бойцы Носорога, обалдевшие от зрелища взлетевшего гигантского жука, взяли его на прицел, но стрелять без команды не стали. А Жукер, описав пробный круг, с громким жужжанием устремился в сторону клиники. Влетел он в одно из лишившихся стекол окон за секунду или две до того, как северная сторона здания обрушилась. Окно было как раз на северной стороне, покинуть зону разрушения Жукер никак не успел бы.

Вот так…

Мы часто носили его на руках, как ребенка, он и был ребенком, запертым внутри абсолютно нечеловеческого тела. Любил играть в простенькие игрушки, отдавая предпочтение волчкам. Любил читать умные книги, не знаю уж, что он в них понимал, до запредельного интеллекта Сэмми-Волдыря ему было далеко…

А больше я ничего о нем толком не знал. О чем он думал, о чем мечтал? Может, о полетах в бездонном синем небе?

Не знаю…

Но знаю одно: когда долгожданная способность летать появилась, он первым делом полетел спасать меня, думая, что я погибаю.

…Потом к бойцам Смита присоединилась Наташа (отец всегда называет невестку только так и бывшей невесткой не считает), приняла командование над отрядом. И сразу отправилась разыскивать в развалинах бездыханный труп Питера Пэна, решив, что дольше ждать нет смысла.

И разыскала – в морге, где трупам и полагается быть. Да, тот стоявший на отшибе флигель оказался моргом, а крытый переход предназначался для транспортировки каталок с мертвецами. Правда, данный конкретный труп оказался не бездыханным. И даже вовсе не трупом.

Наконец я решаюсь. И словно купальщик, долго мявшийся у берега по колено в воде, бросаюсь вперед, на глубину. Будь что будет…

Спрашиваю:

– Где наши дочери? У тебя есть информация?

– Вообще-то ничего не изменилось. Они с Плащом.

– Та-а-ак… – медленно тяну я, осознавая услышанное. – Значит, наш поганец «дядя Эли» и здесь наврал… Состряпал фальшивки об оплате операции в «Клинике Святого Духа», чтобы заманить меня в Хармонт.

Горгона может сейчас свалить на Эйнштейна все, как на покойника, потому что он и есть покойник. Но не сваливает…

– Об этом он не лгал. Операция оплачена моим отцом. Вернее, внесен аванс.

– Объясняй… – говорю я очень нехорошим голосом. – По возможности убедительно.

Объясняет… Я слушаю и понимаю, что Эйнштейн в общем и целом мотивы Горгоны угадал.

Да, она прекрасно понимала, что у девочек начнутся вскоре месячные, начнет расти грудь, скакнут дико вследствие этого способности, придет возраст неизбежного конфликта с родителями… Но конфликт не случится. Потому что никто Маришу и Аню с родителями не оставит.

Да, это она придумала идею с операцией… Но насильно удерживать девочек в клинике, тем более насильно оперировать она никогда не собиралась. Обрисовала им перспективы, предложила такой вот вариант сохранить единую семью… Дочери отказались.

Любопытно, что похищение близняшек из Надино мы не вспоминаем. Никак, ни словом. И роль Горгоны в похищении тоже не вспоминаем. Причины того с моей стороны понятны: начнем об этом говорить, могу и не сдержаться, сотворить с экс-супругой что-нибудь нехорошее.

Она продолжает: итак, Мариша и Аня отказались… Потому что параллельно получили другое предложение. Они выбрали, по мнению Горгоны, странное и неправильное, но это их выбор. Она с дочерями регулярно встречается, пытается переубедить, пока без успеха…

Я молчу. Онемел. Не понимаю, что я сейчас услышал… Переспрашиваю:

– Повтори еще раз, пожалуйста… Ты знаешь, где логово Плаща, имеешь туда доступ, регулярно там бываешь и общаешься с девочками? Я не ослышался, я все правильно понял?

– Ты невнимательно следил за моими словами. Я не сказала «они у Плаща». Я сказала «они с Плащом», а это…

– Не занимайся казуистикой, мать твою!!! Где мои дочери???!!!

– У вас все в порядке? – спрашивает, возникая у костра, Смит, привлеченный моим истошным воплем.

Ствол его «Беретты» как бы случайно, невзначай направлен мне в живот. Я скрежещу чуть ли не по слогам:

– У нас. Все. В порядке.

Горгона молча кивает. Смит удаляется обратно в темноту. Она продолжает прежним ровным тоном:

– «Они с Плащом» означает, что девочки заняты с ним одним делом, но живут они отдельно… В обители Чистых.

Чистые… Вот оно что… Одна из сект, расплодившихся после Прорыва и появления питерской Зоны. Сектантки (принимают туда только женщин) именуют себя Общиной Чистых, проповедуют воздержание и девственность, живут в нескольких уединенно расположенных вдоль Периметра коммунах, именуя их обителями. Практикуют какие-то мутные ритуалы, связанные с Зоной…

Так уж получилось, что в последнее время Община постоянно мелькала на периферии моей жизни. Отец (в мирной жизни он официально трудится частным детективом) пытался помочь одной семье вытащить дочку из секты – девчонке исполнилось восемнадцать, де-юре она отвечала за свои поступки и была свободна в выборе, но много ли ума у восемнадцатилетних… Почти одновременно произошел дикий случай в другой обители Чистых, в Янино, – кто-то непонятным способом истребил всех обитавших там сектанток, причем майор Бабурин, курировавший от службы безопасности ЦАЯ наш филиал, подозревал, что массовое убийство совершил мой знакомец Плащ. Так оно было или нет, но бойня в Янино в любом случае имела ко мне отношение: там погибла Карина, родная сестра Лены, занимавшейся домашним образованием наших близняшек.

В общем, сектантки постоянно мелькали где-то поблизости, но свести с ними личное знакомство мне не довелось. Теперь познакомимся… До сих пор я относился к Чистым не то чтобы лояльно, скорее равнодушно, но полученная информация все меняет… Питер Пэн разнесет рассадник мракобесия вдребезги и пополам, и живые позавидуют мертвым из Янино – те, судя по умиротворенным лицам, умерли безболезненно (сам я трупы не видел, знал со слов Бабуина).

– В какой они обители? – спрашиваю я, стараясь выдержать нейтральный тон. – В шушарской? Или в Старо-Паново? Или в этой, как ее…

– Не гадай. Они в Потаенной обители.

– Где такая? Впервые слышу…

– На то и Потаенная… Неужели не догадываешься, где она может таиться?

– В Зоне?

– Бинго, устрица!

– Та-а-ак… Я ведь тебе не рассказывал про эту дурацкую фразу… и никому не рассказывал…

– В самом деле? А мне казалось, что рассказал… тогда, в отеле «У погибшего сталкера». Можно подискутировать на эту тему, если твой интерес к дочерям и обители иссяк.

– К черту дискуссии! Где эта сраная обитель?! Зона слишком велика, мне надо знать точно!

– Не кричи, а то опять прибегут меня спасать… Я могу назвать тебе адрес. Могу дать географические координаты с точностью до десяти метров. Но это никак не поможет туда попасть… Потаенная, понимаешь?

– Сектантки как-то попали… И Мариша с Аней тоже. Да ты и сама говорила, что там бывала!

– Да, я могу доставить тебя туда… Но эта услуга – лишь часть нашего пакета предложений. Если договоримся обо всем – завтра ты окажешься в обители.

– Вашего?

– Все, что я сейчас скажу, будет сказано с ведома и одобрения моего отца.

– Понятно… А если вдруг не договоримся?

– Разойдемся завтра утром, каждый своей дорогой. Где «Душевая-2», ты знаешь, «попрыгунчики» у тебя…

Знаю, знаю… А еще знаю, что выход из «Душевой-2» в сибирскую Зону превращен в натуральный укрепрайон, мышь не проскочит. Оказавшись там, я немедленно попаду в лапы беспеки ЦАЯ, а уж у них скопилось множество вопросов ко мне. Лучше договориться с Горгоной и Носорогом.

– Излагай, готов выслушать весь список.

Она изложила… Пакет предложений состоял из трех пунктов:

– меня и всех, кто остался со мной и того пожелает, доставят в питерскую Зону, непосредственно к обители Чистых;

– нас снабдят всем необходимым: оружие, патроны, любое снаряжение и припасы – всё, что пожелаем и сможем унести на себе;

– будет наконец-то закрыта история Хармонтского Мясника, его изуродованный, неузнаваемый труп найдут под руинами клиники, но генетический анализ подтвердит – монстр уничтожен.

Неплохо… Но очень интересно, что Рихтеры потребуют взамен.

– Во-первых, ты отдаешь нам «попрыгунчики». Оба.

– Ожидаемо… Что еще?

– Нужна твоя кровь. Немного, хватит тридцати кубиков.

– Еще чего… А-а-а, генетический анализ… Ладно, не обеднею. Это все?

– Не совсем. Третье и последнее условие: ты выступишь актером в любительском фильме.

– Неожиданно… Надеюсь, не порно?

– Скорее, боевик. К порталу ваша группа подойдет, прикрываясь мной как живым щитом, со стволом, прижатым к моей голове… Все это будет зафиксировано камерами наблюдения.

Вот оно что… Папа с дочкой решили нагадить своему союзнику Плащу, как-то связанному с Общиной Чистых. И готовят отмазку от возможных претензий: нас, мол, насильно заставил Питер Пэн…

Предложение выглядит заманчиво… Но это как раз и настораживает. Кровь, видео… Ерунда, не стоящая разговора. Из того, что запросили Рихтеры, реальную цену имеют лишь «попрыгунчики». А их Носорог при сложившихся раскладах может и так у меня отобрать, не оказывая никаких услуг.

Значит, они с дочерью заинтересованы в том, чтобы их оказать. Очень хотят, чтобы вооруженный до зубов и разозленный Питер Пэн заявился в обитель Чистых. Зачем? Если им надо силой отбить у сектанток дочерей и внучек, послали бы боевиков, да и дело с концом.

Горгона, понаблюдав, как я пытаюсь отыскать подводные камни в ее предложениях, добавляет к сказанному:

– Совсем забыла упомянуть один нюанс: то, что ты именуешь логовом Плаща, находится невдалеке от обители. Можно сказать, они близкие соседи.

О! Теперь концы сошлись с концами! Рихтеров начал тяготить союзник, все активнее играющий в свою игру, к тому же замутивший мозги близняшкам… И я, наверное, тоже в тягость: лезу не в свое дело, ломаю планы. И не только планы: под обломками клиники канул и внесенный аванс Носорога со многими-многими нулями. Их ставка беспроигрышная – не от Плаща, так от меня они при таком раскладе избавятся.

Конечно, расставаться с «попрыгунчиками» жаль. Привык, сроднился… Но что-то мне подсказывает, что наши с ними дороги в любом случае разойдутся. Не соглашусь на предложение – «Джек» и «Джон» угодят в опись имущества, изъятого у меня при аресте. Или, того хуже, найденного при моем трупе…

Разложив все по полочкам, без колебаний заявляю:

– Согласен! Где надо расписаться кровью?

– Кровь сдашь завтра утром. А сейчас давай обмоем сделку.

– Виски? – спрашиваю я при виде объемистой плоской фляги.

– Фи… Плебейский напиток, а я выросла в почтенной и богатой семье. С тобой, Гоблин, я совсем забыла об этом факте, но недавно пришлось вспомнить.

Во фляге вино. Терпкое, с незнакомым и сильным букетом.

– Ты помнишь эти места, Гоблин?

Еще бы не помнить… Здесь мы десять лет назад спасались от погрома, здесь вступили в схватку с погоней. До дома, где были зачаты наши с Горгоной дочери, от нынешнего нашего лагеря метров триста. А до места, где убили… Хватит! – мысленно прикрикиваю на себя.

Я поначалу не понял, зачем Горгона повела наш отряд сюда, к берегам Нижней. Теперь, кажется, понимаю. И если она не подсыпала каких-то афродизиаков в свое вино, то я готов сам защелкнуть на себе наручники и пошагать в управление полиции Хармонта.

Она ждет ответа. И я говорю сухо и равнодушно:

– Не припоминаю… В стольких местах довелось побывать в четырех Зонах, что все смешалось в памяти.

Натали улыбается моим словам. И расстегивает две верхние пуговицы, хотя ночной холодок ну никак к тому не располагает. Она знает, что ее подсыпанная химия подействует. Уже действует: мысленно назвал Натали…

Но я ее – сам, без химии – не хочу… И, наверное, не захочу уже никогда. Потому что на мой вопрос о близняшках: «Ну как они там живут? Расскажи», – Горгона ответила: «Теперь гораздо лучше… Ночные кошмары больше не мучают».

Ночные кошмары… Ведь это ты, сука, ты авторша тех кошмаров на пару с подонком Плащом!

И я замолчал. Ни одного вопроса больше не задал… Понимал: еще один такой ответ, и я ее прикончу прямо здесь, у костра, а Носорог едва ли отправит в Потаенную обитель убийцу своей дочери…

Костер догорел. В серой золе багровеют два уголька, словно глаза вампира. Или оборотня. Я десять лет прожил с вампиром и не знал о том. Или с оборотнем.

Ночь сегодня ясная. Полная луна уставилась вниз громадным бельмом. Полнолуние… Самое время для таких… красноглазых…

– Врешь, Гоблин, все ты вспомнил, – журчит голос Горгоны. – Совсем рядом дом, где мы…

Я перестаю слушать. Просчитываю, что будет дальше. Наверное, предложит совершить ностальгическую экскурсию в тот самый дом, и я не смогу отказать – проклятая химия действует все сильнее. А там окажется, что «наша» кровать каким-то чудом уцелела, и даже белье на ней загадочным образом сохранило чистоту и свежесть. Картина перед мысленным взором стоит очень яркая. И знаете что? Мне – той части меня, что ниже пояса и беззащитна перед афродизиаками, – эта картинка кажется все более привлекательной…

Торопливо встаю. Сплевываю на кострище, стараясь угодить в глаз-уголек, но промахиваюсь. Говорю:

– Теперь вспомнил. В том доме мы впервые совершили коитус. В миссионерской позиции. Потом, кажется, в коленно-локтевой. Потом ты сосчитала прыщики у меня на заднице, и их оказалось восемь… или девять? Можно бы пересчитать, проверить. Но у меня давно прошли юношеские прыщи… Ладно, поностальгировали и хватит. Завтра тяжелый день. Спокойной ночи!

Я надеялся, что она не заметит в сгустившейся темноте, как взбугрились мои камуфляжные брюки… Похоже, заметила. И отнюдь не решила, что в кармане брюк у меня лежит граната…

– Спокойной ночи, Гоблин. Замерзнешь – приходи.

Кивает на палатку у себя за спиной. Наверное, палатка – запасной вариант. И Натали не сомневается, что я замерзну, у нашей поредевшей группы не осталось ни мешков, ни спальников. Замерзну и приду.

«А вот обломись!» – думаю я и пристраиваюсь под бок Тигренку, осторожненько, стараясь не разбудить. Нормальная ее температура на пару градусов выше, чем у обычного человека, – живое одеяло с электроподогревом. Хвала богам, что эструс моей соратницы наконец-то завершился, в клинике мы достаточно времени провели рядом, буквально плечом к плечу, и я не чувствовал никаких феромонов.

Ее лапа ложится мне на плечо. И я понимаю, что Лия не спит. Чуть позже понимаю, что ничего у нее не закончилось, просто мне в горячке схватки было не до того. Феромоны, афродизиаки и лапа Тигренка взяли меня в окружение. А окруженное со всех сторон подразделение или сдается, или погибает…

– Симпатичная… мохнатенькая… – говорит какое-то время спустя не погибший Питер Пэн.

Тигренок удовлетворенно мурлычет.

Раннее туманное утро, берег Нижней.

К воде спускается лес. Перекрученные, чуть ли не завязанные узлами ветви выглядят уродливо.

Нас здесь двое, я и Тигренок.

С ней нет ни оружия, ни снаряжения. И куцая камуфляжная жилетка на Лие не надета. Можно сказать, что сюда она пришла в чем мать родила, но это не так: ее мать родила внешне нормальной девочкой, а густая шерсть и прочие изменения появились на пятом году жизни.

Вокруг – ее Рай, ее земля обетованная, куда она так стремилась. Но недаром умные люди предупреждают глупых: бойтесь своих желаний, иногда они исполняются…

– Мне часто снились эти места, – говорит Тигренок. – Очень часто… Только лес был другой. Красивый… И деревья высокие. И трава зеленая.

Ну что ей сказать? Это называется аберрацией детских воспоминаний. Лию вывезли отсюда в неполные шесть лет, а в таком возрасте все деревья кажутся высокими.

Она получила что хотела… И не моя вина, что полученное не совпадает с мечтой, с идеалом.

Дракула, Зайка, Наг тоже получили что хотели – смерть в бою и свой вариант Рая. Надеюсь, что им сейчас хорошо… А еще надеюсь, что и Жукер получил что-то, кроме обломков, раздавивших его хитиновый панцирь.

Всего этого я Тигренку не говорю. Мне хочется поставить точку в другой истории.

– Лия, давай считать так: все, что случилось сегодня ночью, нам обоим приснилось. Так будет проще. Я был не совсем я, моя стерва подмешала мне…

– Нет, – обрывает меня Тигренок. – Она ничего не подмешивала. Я бы учуяла.

Вот как… Тогда, значит… Хм…

– Не суть, – твердо говорю я. – Приснилось. Точка.

Вновь я в упор смотрю в ее желто-зеленые глазищи… И если принять на веру теорию о том, что глаза – зеркало души, то данной субстанции Лия лишена абсолютно: гляделки ее ничего не отражают. И не понять, что сейчас отчебучит… Опять соберется убивать?

Она длинным прыжком уходит в сторону. Без прощальных слов, без какой-либо еще патетики. Пару секунд рыжее пятно мелькает среди уродливых деревьев, потом я перестаю видеть Тигренка.

И понимаю, что не увижу ее никогда.

Носорог, в миру господин Рихтер, проводить нас не соизволил. Возможно, не желал встречаться со мной. Или с отцом. Или был занят какими-то особо важными делами. Провожала наш сократившийся до двух бойцов отряд Горгона.

– Что же твоя мохнатенькая подружка не пошла с тобой? – спросила она.

– Она в Раю.

– Пристрелил? Тебе не кажется, Гоблин, что ты подсел на это дело? Или идешь на рекорд и не хватает нескольких трупов до круглой цифры?

Тьфу… Пришлось в трех словах растолковать экс-благоверной постулаты звероидной веры, относящиеся к Раю.

Она весело рассмеялась. Как я млел когда-то от колокольчиков ее смеха… Сравнивал мысленно с рассыпанными жемчугами и прочими самоцветами. Но все проходит, как прыщи на заднице, и теперь я лишь подумал: странное чувство юмора у женщины.

– Так ты имел в виду Рай с большой буквы, – сказала Горгона, отсмеявшись. – Забавное совпадение: место, куда вы отправитесь, его обитатели зовут Раем.

Да уж, забавнее не придумать… Последние двое из нашей семерки тоже отправятся в Рай. Только подозреваю, что Питеру Пэну, закоренелому грешнику, Рай достанется особый, где обитают вовсе не праведники и не ангелы с белыми крыльями… Скорее, можно встретить там хищных демонов, питающихся сталкерами-аномалами. И простым, без аномальных качеств, сталкером демоны не побрезгуют, так что и отцу расслабляться не следует.

Горгона никаких подробностей о пункте назначения раскрывать не пожелала: дескать, на месте все увидите. Но заверила, что здешняя история не повторится, сразу по прибытии стрелять в нас не начнут. И на том спасибо.

За таким разговором (отец в нем не участвовал, шагал мрачный и задумчивый) мы добрались до «Двенадцати апостолов».

Скульптурная часть фонтана состояла из двенадцати барельефов. Одиннадцать фигур изображали людей статных и благородно выглядевших, и апостола-предателя можно было угадать с первого взгляда – скрюченный, с обезьяньими длинными руками, он к тому же обладал портретным сходством с Ильей Эбенштейном: лысина, гипертрофированно иудейский крючковатый нос.

Как и кабины «Душевой», барельефы лишь выглядели барельефами. Ленты транспортеров тянулись к ним, доходя вплотную. Сейчас ни один из транспортеров не работал. Возможно, приемку и отправку грузов приостановили ради отца и сына Пановых. Или так совпало.

– Нам сюда, – кивнула Горгона на одну из лент.

Угадайте, кто из апостолов стал небесным покровителем нашего транспортера? Иуда-Эйнштейн? Мимо… Судя по зажатому в руке ключу, был им тивериадский рыбак Симон Кифа, сын Ионы, более известный как Петр. Какой-то день забавных совпадений выдался…

Мы втроем встали на транспортер. Горгона коснулась кнопки на пульте, лента пришла в движение. Мой тезка, чем-то похожий на выросшего и сделавшего пластику носа Буратино, наползал, надвигался…

Горгона посоветовала:

– Глаза непременно закройте, визуальные эффекты при переходе могут повредить зрению.

Барельеф надвинулся почти вплотную, Горгона спрыгнула с ленты, затем остановила транспортер.

– Замечательно, репетиция прошла успешно. А теперь повторим то же самое на камеру, но с пистолетом у моей головы. И с открывающим портал артефактом.