Ухмыляющаяся мумия

– Это вы, де Гранден? – крикнул я, услышав за дверью звук быстрых шагов по полированному паркету гостиной.

– Нет! – раздался сердитый голос, и мой друг, профессор Фрэнк Баттербо, вошел в мой кабинет.

– Прости за то, что вхожу, Троубридж, – сказал он в оправдание, – но я слишком возмущен, чтобы сейчас извиняться за неудобство. Посмотри на это! Посмотри на эту чертову мерзость… – он замолчал, захлебнувшись от гнева, и дал бумаге еще одну враждебную характеристику. – На эту непотребную, законченную…

– Что это? – спросил я, направляясь к оскорбительному документу.

– Что это?! – повторил он. – Это оскорбление, грубое оскорбление, вот что это такое. Послушай это…

Выхватив широкий черный шнурок, висящий на шее, он достал из кармана своего белого жилета золотое-из-панциря-черепахи-пенсне, водрузил на свой огромный нос и, рубя слова, прочел голосом, скрипящим от негодования:

– Ну… – начал было я, но он прервал меня.

– Ну, к черту! – прохрипел он. – Это не «ну». Я получил эту записку с сегодняшней послеобеденной почтой и приехал в город как ошпаренный, чтобы послать сотрудников Элгрейса кипеть в аду за присылку такой белиберды. Обнаружил, что они заперли фирму на весь день. А Джон Элгрейс по телефону у себя дома в ответ на головомойку, что я ему устроил, нагло и желчно заявил, что он действовал по моему распоряжению. По моему распоряжению, представляешь? Заявил, что я дал письменное разрешение на подготовку памятника для моего фамильного участка на кладбище и…

– И он? – недоверчиво сказал я. – Ты имеешь в виду, что это письмо про надгробие – единственное, что у тебя есть?

– Дым и пепел, да! – заорал профессор. – Думаешь, я не помню, заказывал ли я надгробный камень для своей собственной могилы? И приказал ли выбить собственное имя? И выбить трижды чертовскую сегодняшнюю дату? Сегодня восемнадцатое октября, если ты позабыл. И почему, во имя пылающего ада, я должен иметь на моей надгробной плите такую глупость, как Cave Iram Deorum, даже если бы мне ударило в голову, и я приказал бы это сделать?

– Подожди, профессор, – попросил я. – Я немного подзабыл латынь. Cave Iram Deorum… давай посмотрим, что это значит…

– Это означает «Остерегайтесь гнева богов», если тебе угодно, – отвечал он, – но это не имеет значения. А вот что я хотел бы узнать: что за дьявол осмелился заказать надгробие с моим именем…

– Pardonnez-moi, мсье, возможно, кто-то делает la mauvasse plaisanterie – как вы это говорите? – розыгрыш? – Жюль де Гранден, весьма галантный, в безупречной вечерней одежде, с белой гарденией в лацкане и тонкой тростью из эбенового дерева в руке, улыбался нам из дверного проема.

– Троубридж, mon cher, – обратился он ко мне, – я позволил себе войти без стука, чтобы спасти милейшую Нору от неприятности отпирания дверей, и я не мог сбежать, услышав о чрезвычайном положении этого джентльмена. Вы не расскажете мне больше, мсье?

Он посмотрел на профессора своими круглыми, по-детски распахнутыми голубыми глазами.

– Больше, больше? – рявкнул профессор Баттербо. – Это все, что есть, большего нет. Какой-то дурак с извращенным чувством юмора подделал мое имя под заказом на надгробную плиту. Клянусь Сетом и Ариманом, пусть меня повесят, если служащие Элгрейса получат хоть ржавый цент от меня! Пусть они узнают, кто это заказал и поручил ему!

– Простите, сударь, я слышу, что вы говорите о злобных божествах Египта и Персии. Это то, что вы…

– О, извините меня, – вмешался я, опасаясь обвинений в неучтивости. – Профессор Баттербо, это – доктор Жюль де Гранден из Парижского университета. Доктор де Гранден, это – профессор Фрэнк Баттербо, который возглавлял…

– Parbleu, да! – прервал меня де Гранден, поспешно пересек комнату и схватил обеими руками руку Баттербо. – Нет необходимости в дальнейшем представлении, друг мой Троубридж. Кто не слышал об этом несравненном savant, втором археологе после великого Буссара? Это очень большая честь для меня, мсье.

Профессор Баттербо немного смущенно улыбнулся восторженным приветствиям француза, нервно схватил письмо от изготовителей памятников и очки, затем потянулся к шляпе и перчаткам.

– Должен быть мотив! – рявкнул он странно и бессвязно. – Надо вернуться домой, пока Элис не устроила мне разгон. «Придерживайся времени обеда», знаете ли. Рад вас встретить, – он как-то неуверенно протянул руку де Грандену, – очень рад. Надеюсь, Троубридж, вы сможете прийти ко мне завтра. Я получил необычную мумию, которую собираюсь разворачивать сегодня вечером. Хорошо, если будут медики, когда я распакую тело.

– О! – согласился де Гранден, размахивая сигаретой. – Значит, эта мумия особая?

– Готов поспорить, – заговорил Баттербо по-свойски. – Не верьте, что в стране есть другая. Я видел только одну, похожую на Ра-Нефета, в Британском музее, знаете ли. Она не имеет погребальной статуэтки, только лен и битум, сформованный в соответствии с контурами тела. Словно сам дьявол сейчас вышел из Египта. Арабы объявляли забастовку полдюжины раз, пока мы копали, египетское правительство пыталось захватить тело, и, ко всему прочему, банда фанатичных молодых коптов присылала мне черные письма, угрожая всевозможными расправами, если я не верну мумию в ее гробницу. Ха, религия стоит своего веса золота в экипаже, запряженном дьяволом!

– Но, мсье профессор, – воскликнул де Гранден, и его миниатюрные пшеничные усы ощетинились от волнения, – письмо, заявка на надгробие, может иметь к этому какое-то отношение.

– Не может, – усмехнулся Баттербо. – Египет – через полмира отсюда, и шансов встретиться с этими парнями в нашем городе не больше, чем быть укушенным крокодилом. Но, – его губы упрямо сжались, и слабый румянец усилил загорелый оттенок его лица, – даже если бы все египетские тайные общества от Гизе до Бени-Хассана расположились лагерем на моей лужайке, я стал бы разворачивать эту мумию сегодня вечером. Да, шовинисты, надобно закончить работу независимо от вашего улюлюканья!

Он сердито посмотрел на нас, как будто ожидал, что мы будем протестовать, нахлобучил свою позерскую шляпу на уши, жестко ударил по бедру шоферскими перчатками и вышел из кабинета с очень прямой спиной, как будто шомпол был всунут за воротник его норфолкской куртки.

– Случилось страшное!

– Э-э, что такое? – глупо пробормотал я в трубку моего прикроватного телефона, все еще слишком погруженный в сон, чтобы понять, что за послание идет по проводам.

– Это Элис Баттербо, доктор Троубридж, – повторил трепещущий голос. – Элис Баттербо, племянница профессора Баттербо. Случилось ужасное! Дядя Фрэнк мертв!

– Мертв? – повторил я, опуская ноги на пол. – Как же так? Этим вечером он приходил ко мне домой и…

– Да, я знаю, – прервала она. – Он сказал, что приходил показать вам таинственное письмо, которое он получил от компании Элгрейса. Тогда он был достаточно здоров. Доктор, но… но… думаю, он был убит! Не могли бы вы приехать?

– Конечно.

Пообещав это, я повесил трубку и втиснулся в одежду.

– Де Гранден, – позвал я, открывая дверь по дороге в ванную, чтобы смыть тягучий сон с глаз холодной струей, – де Гранден, профессор Баттербо убит, как думает его племянница.

– Mille tonneres! – француз выскочил из своей кровати, как черт из табакерки выщелкивает из-под крышки. – Половинка одной маленькой минуты, друг мой Троубридж!

Шелковая пижама была сорвана с его тонкого белого тела, и он яростно боролся с белым костюмом.

– Подождите, пока я приложу воду к моему лицу, щетку к моим волосам, воск к моим усам, nom d’un cochon! Где этот воск?

Одетый в носки, брюки и сапоги, он, как и сказал, уже стоял перед умывальником с туалетной губкой, сочащейся холодной водой, в одной руке, и с полотенцем – в другой.

– Летите, друг мой, спешите к телефону и поведайте доброму сержанту Костелло, что произошло, – велел он. – Мне бы хотелось, чтобы он встретил нас в доме профессора. Pardieu, если какой-то негодяй забрал жизнь такого великого ученого, я, Жюль де Гранден, выслежу его и предам его правосудию – пусть он укрылся хоть под престолом сатаны!

Десять минут спустя мы яростно мчались к заходящей луне по гладкой щебеночной дороге, которая вела к Бичз.

Ее симпатичные желтые волосы находились в привлекательном беспорядке, светло-лиловое неглиже с орхидеями было накинуто на прозрачную ночную рубашку, сатиновые шлепанцы на французском каблуке того же цвета обрамляли стройные белые ножки. Такой встретила нас Элис Баттербо в большой гостиной Бичз, поддерживаемая под локоть очень напуганным и молчащим дворецким.

– О, доктор Троубридж, – всхлипнула она, схватив мою руку обеими руками. – Я так рада, что вы здесь! Я… – Она быстро запахнула неглиже на прозрачной ночной рубашке, когда узнала о присутствии де Грандена.

– Это доктор Жюль де Гранден, моя дорогая, – сказал я. – Он является членом факультета Парижского университета и некоторое время живет у меня. Он будет очень полезен, если поймет, что ваш дядя встретился с нечестной игрой.

– Здравствуйте, доктор де Гранден, – приветствовала его Элис, протягивая руку. – Я уверена, что вы сможете помочь нам в наших бедах.

– Мадемуазель, – де Гранден склонил свою гладкую светлую голову и прижал губы к ее пальцам, – commandez-moi: j’suis prêt. А теперь, – флер галантности упал с него, как плащ, когда он выпрямил плечи, – будьте так любезны, введите нас на сцену и расскажите обо всем.

– Я собиралась лечь, – начала девушка, направляясь к библиотеке дяди. – Дядя Фрэнк был ужасно возбужден весь день после того, как получил это письмо, и когда вернулся из Харрисонвилля, все еще кипел. Я едва смогла заставить его пообедать. Как только обед закончился, он отправился в библиотеку, где находилось последнее его приобретение в коллекции мумий, и сказал, что собирается ее распаковывать.

Я легла спать около половины одиннадцатого и попрощалась с ним через библиотечную дверь, когда проходила мимо. Я заснула почти сразу, но что-то – я не знаю, что, но уверена, что это был не шум, – разбудило меня вскоре после двух. Я лежала почти до трех, пытаясь заснуть, затем решила пойти в ванную комнату за таблеткой бромида. Когда я проходила по коридору, я заметила свет, бьющий из библиотеки в нижний зал, поэтому я поняла, что дверь открыта.

Дядя никогда не оставлял дверь открытой, когда работал, потому что не терпел, чтобы слуги подсматривали. А они стояли в коридоре и смотрели, думая, что он что-то делает со своими мумиями, – это, казалось, завораживало их. Зная привычки дяди, я подумала, что он лег спать, не погасив свет, и пошла вниз, чтобы выключить его. Когда я пришла сюда, обнаружила…

Она остановилась, опустив глаза, рядом с дверью и призвала жестом следовать за ней.

Профессор Баттербо лежал на спине, глядя незрячими мертвыми глазами на светящиеся шары электрической люстры, его тело было прямым и окоченевшим, ноги вытянуты, руки лежали по бокам, как будто он отступил назад с вертикального положения и остался неподвижным с момента падения. Несмотря на посмертную вялость черт, его лицо сохраняло то выражение, которое должно было носить в последние мгновения жизни. Мне показалось, что он выглядел скорее удивленным, чем испуганным или сердитым.

Нигде не было признаков какой-либо борьбы. Разве что бумаги на большом столе с плоской столешницей находились в некотором беспорядке. Единственным свидетелем, подтверждающим трагедию, были неподвижные останки того, кто был одним из самых выдающихся египтологов в мире около четырех часов назад.

– Прошу пардону, мисс Элис, – бледный слуга в брюках и пальто поверх ночной одежды, подошел к племяннице профессора. – Там жентльмен из полицейского отдела, сержант Костелло.

– Полиция! – белое лицо девушки побледнело. – Ч-что здесь делает полиция? Кто им сказал?

– Я… я не знаю, мисс, – пробормотал слуга.

– Я уведомил доброго сержанта, мадемуазель, – объявил де Гранден, осматривающий тело профессора. – Немедленно направьте его сюда.

Отдав распоряжение дворецкому, он быстро подошел к двери, чтобы поприветствовать большого рыжего ирландца.

– Holà, друг мой, – поздоровался он, когда детектив пересек зал, – у нас здесь плохое дело, которое нужно расследовать. Кто-то из злодеев ударил вашего знаменитого земляка со спины и…

– Хм, из-за спины, да? – ответил Костелло, в раздумье глядя на лежащее тело Баттербо. – И как вы делать такое, дохтур де Гранден? Кажется, у него нет никаких признаков насилия на теле, и порядочный жантльмен умер от естественных причин. Апоплексия была, похоже. Он был старомодным стариком, успокой Господь его душу!

– Да, апоплексия, – согласился де Гранден с безрадостной улыбкой. – Поскольку апоплексия – это общее название для состояния, которое более определенно называется мозговым кровоизлиянием. Вот причина этой апоплексии, друг мой.

Наклонясь, он поднял голову профессора, указывая на затылочную область. Напротив гладко окрашенных светло-серых волос мертвого на турецком ковре обнаружилось очень маленькое пятно крови, едва превышающее двадцатипятицентовик. Сдвинув волосы, де Гранден показал небольшую гладкую рану размером в графитный карандаш, и в ней немного беловатого вещества по краям.

– Пистолет? – Костелло наклонился, чтобы рассмотреть рану.

– Я так не думаю, – ответил француз. – Если бы это был выстрел из пистолета с близкого расстояния или винтовки издалека, пуля, вероятно, вышла бы из головы, но здесь только одна рана. Если бы использовалось огнестрельное оружие малой мощности, неспособное пробить голову, кость бы разбилась в точке входа, но здесь у нас чистая рана. Нет, друг мой, она является результатом воздействия какого-то ручного оружия. Кроме того, в доме находилась мадемуазель Баттербо, а также слуги, – но никто не припоминает, чтобы слышал выстрел.

– Мадемуазель, – промолвил он, изучая тело, – вы упомянули, что ваш дядя сегодня вечером разворачивал определенную мумию. Где эта мумия, скажите?

– Я… я не знаю, – замешкалась девушка. – Я думала, она здесь, но…

– Но это не так, – сухо продолжил де Гранден. – Пойдемте, mes amis, поищем этот пропавший труп. Бывают случаи, когда мертвые могут рассказать больше, чем живые.

Мы пересекли библиотеку, миновали пару тяжелых парчовых занавесей и вошли в маленькую комнату, отделанную гладкой штукатуркой. Единственной мебелью здесь были витрины с небольшими египетскими экспонатами и ряд мумий, стоящих, словно на страже, против дальней стены.

– Свята матэр! – воскликнул Костелло. Его родной язык прорезался через приобретенный американский, когда он указал рукой на одну из мумий со святым крестом.

Центральная фигура в ряду стояла несколько выше, чем ее сотоварищи, и, в отличие от других, не была скрыта от взглядов саркофагом, поскольку крышка упала на пол, раскрыв перед нами мумию. Тело было почти полностью обмотано повязками, лицо, руки и ступни были освобождены, так что, если бы она была бы живым человеком, а не трупом, полотна, лежащие рядом, не препятствовали бы ни ходьбе, ни использованию оружия. Это я увидел с первого взгляда, но причина крика Костелло была непонятной, пока я не посмотрел во второй раз. И я добавил свой изумленный вздох к восклицанию большого ирландца: потому что в правой руке мертвого существа был прочно зажат жезл из полированного дерева, с опрокинутой головой ястреба, выполненный в металле, с птичьим клювом длиной около трех дюймов, изогнутым и острым, как крючковатые иглы, используемые обивщиками для шитья тяжелых тканей. На металлическом наконечнике клюва был едва заметный мазок крови, и капля ужасной жидкости упала на пол, образовав крошечное темно-красное пятно на высушенных ногах мумии.

И на лице мумии, искаженном бальзамирующим процессом в какую-то сардоническую усмешку, было еще одно красноватое пятно – будто мертвая тварь припадала губами к ране, нанесенной инструментом, сжатым в ее мертвой руке.

– Pardieu, друг мой Троубридж, мне кажется, нам не нужно больше искать оружия, которое отняло жизнь у мсье Баттербо, – прокомментировал де Гранден, нервно покручивая кончик уса.

– Разве этот мумий прохфессора может работать? – спросил Костелло, обращаясь к дворецкому, который следовал за нами до двери комнаты с образцами.

– О, мой Гсподь! – со вздохом воскликнул слуга, когда увидел вооруженный и ухмыляющийся труп, со слегка сдвинутой вперед мумифицированной ногой, будто тот собирался войти в комнату в поисках новых жертв.

– Не кричать! – приказал Костелло. – Ответь мне на вопрос. Когда этот мумий был развернут прохфессором Баттербо, что тогда произошло?

– Я не знаю, сор, – дрогнул слуга. – Я никогда не видел его раньше, и не хочу видеть снова. Но я думаю, что это должен быть тот, о котором говорил доктор Баттербо, потому что там есть пять мумий, и сегодня утром, когда я вошел, чтобы открыть жалюзи, у стены стояло только четыре, а один лежал на полу у дверей.

– Гм, предположим, это тот, – ответил Костелло. – Иди на улицу и позови других слуг. Скажи им, что я хочу допросить их, но не говори о том, что видел.

Де Гранден быстро подошел к ухмыляющейся мумии и осмотрел остроконечный инструмент в руке.

– Très bien, – пробормотал он про себя, бросив на реликвию окончательный оценочный взгляд.

– Разве вы не собираетесь осмотреть и другие мумии? – спросил я, когда он повернулся, чтобы уйти.

– Только не я, – сказал он. – Пусть сержант Костелло занимается ими. У меня есть другие вопросы, имеющие большее значение для расследования. Пойдемте, посмотрим на слуг.

Повариха, большая и очень напуганная негритянка, крошечный и тоже очень напуганный цветной мальчик, который ухаживал за садом и работал как шофер, две белые служанки, обе благополучно прошедшие расцвет молодости, и дворецкий составляли домашний персонал Бичз. Костелло построил их в ряд и начал серию вопросов, но де Гранден, взглянув на толпу, подошел к сержанту и извинился, сказав, что мы поговорим об этом деле следующим утром.

– Спасибо, сор, – отвечал Костелло. – Я вам так любезно благодарен за то, что вы дали мне посмотреть на это первым, пока газетные парниши всё не испортили. Завтра я приеду к вам домой, и мы вместе рассмотрим все доказательства, вот так.

– Très excellent, – согласился де Гранден. – Спокойной ночи, сержант. Я не уверен, но думаю, что вскоре мы сможем посадить этих убийц под замок и ключ вашей неприступной тюрьмы.

– Убийц? – повторил Костелло. – Вы думать, их больше чем один, сор?

– Parbleu, да. Я это знаю, – ответил де Гранден. – Спокойной ночи, mon vieux.

– Ну, дохтур де Гранден, – объявил сержант Костелло, когда вошел в мой офис на следующий день, – мы дошли до всего, чо только возможно.

– Ах, – де Гранден приятно улыбнулся и отправил ему коробку сигар через стол, – и что же вы обнаружили, cher сержант?

– Ну, сор, – мрачно усмехнулся ирландец, – я точно не могу сказать, что мы узнали много. Например, мы обнаружили, что кто-то подделал подпись прохфессора Баттербо в письме к памятникам Элгрейса. Сегодня мы поставили его под объектив в штаб-квартире, и вы можете увидеть, что его подпись фальшива, как при дневном свете.

– Хорошо, – поощрил его де Гранден. – И у вас есть какая-то теория про то, кто подделал это письмо или кто убил профессора?

– Нет, у нас нет, – признал детектив. – Между вами и мной, сор, мисс Элис может знать больше о деле, чем она говорит. Я бы не сказал, что она была очень рада видеть меня, когда я пришел вчера ночью, и… ну, она не была слишком полезна. Сегодня утром, когда я собирался допросить слуг снова, чтобы посмотреть, не будет ли расхождений между их рассказами с тем, что они грили прошлой ночью, и что они могли бы сказать на этот раз, она взлетает и грит. Грит она: «Офицер, – она грит, – вы это уже делали раньше, – грит она, – и у меня не будет верных слуг, – грит она, – если вы спросите их каждые несколько часов, что один из них убил моего дядю. Итак, я поднимаюсь и грю: «Хорошо, мисс. Я не думаю, что вы сомневаетесь в том, кто убил его?» А она грит: «Конечно, нет! Просто так. И это было так, сор». Итак, если я не ошибаюсь, дохтур де Гранден и дохтур Троубридж, мисс Баттербо является дамой высшего общества, и я не собираюсь делать мудрые мнения о том, что она виновата, или даже имеет виновные знания, но…

Резкое стаккато телефона прервало его заявление.

– Алло, – осторожно сказал я, подняв трубку.

– Сержант Костелло! Я хочу поговорить с сержантом Костелло, – потребовал возбужденный голос. – Это говорит Шульц.

– Хорошо, – ответил я, передавая трубку сержанту.

– Алло! – прорычал Костелло. – Да, Шульц, это Костелло, что такое? Когда? О, так оно и есть, не так ли? Да, вы ставите свою сладкую жизнь на кон, я скоро буду, и вам лучше всего заняться и приготовить сладкое свежее алиби, когда я буду там, парниша! Жантльмены, – обратился он к нам с потерянным лицом, – это был Шульц, полицейский, которого я оставил на дежурстве в Бичз. Он сказал мне, что мумия с маленькой киркой в руке исчезла из дома прямо перед его глазами.

– Tous les démons! – воскликнул де Гранден, поднимаясь со стула. – Я ожидал этого. Пойдемте, друзья мои! Давайте поспешим, давайте поторопимся, давайте полетим! Parbleu, но тропа, возможно, еще не остыла!

– Я совершал обход, как вы приказали мне, сэр, – объяснял патрульный Шульц сержанту Костелло. – Я прошел по дому и глянул на эту подозрительную мумию в маленькой комнате, увидел, что все в порядке, затем отправился в гараж. Джулиус, шофер, сказал мне, что уйдет с работы, как только будет проведено полицейское расследование, потому что он не сможет жить здесь после того, что случилось. И мне стало интересно, страдает ли он от мук совести, или еще что; поэтому я остановился, чтобы поговорить с ним и посмотреть, что он скажет. Я не мог быть на улице более пятнадцати минут, все подтвердят, и я вернулся обратно в дом. Но эта мумия исчезла, когда я вернулся.

– О, что случилось, случилось что? – саркастически ответил Костелло. – Я не думаю, что ты слышал крики о помощи во время того, как ее похищали или уничтожали, пока говорил с шофером, Шерлок Холмесин, да? Конечно, нет! Ты слишком занят, играя старого Короля Брэди, чтобы обратить внимание на свои прямые обязанности! А теперь, мой юный парниша, я скажу тебе кой-чо. Мы найдем эту мумию, найдем эту сладкую, как сказал бы дохтур де Гранден, – или полицейский номер шестьсот восемьдесят семь будет отдан в штаб-квартиру сегодня вечером, а?

Он повернулся на каблуках и пошел к дому, оставив удрученного молодого патрульного беспомощно глядеть ему вслед.

Мы собирались было последовать за ним, но наше внимание привлекло прибытие грузового «форда» по гравиевой дорожке. Молодой человек в белом фартуке и куртке выпрыгнул из машины и подошел к служебному входу с корзиной продуктов в руке.

– Извините за ожидание заказа, – сказал он кухарке, передавая ей корзину и бумагу для подписи. – Но двадцать минут назад случилось происшествие. Я выезжал с горы без проблем, когда большой туристический автомобиль выехал в переулок и столкнул меня в канаву. Если бы у меня не стояла нога на педали газа, и я не смог бы уклониться от него, я бы, скорее всего, был убит, а может быть, и бездельник с красивой девушкой в другой машине.

– И далеко отсюда это было? – спросил де Гранден, приближаясь к юноше с чарующей улыбкой.

– Ниже по дороге, – ответил тот, и ничто не могло помешать ему рассказать о его приключении. – Знаете, есть переулок, который отходит от края владения профессора Баттербо и выбегает к горе возле Твин Пайнс. На каждой стороне переулка растут высокие горные кустарники, и эти люди, кажется, выбросили сундук или что-то подобное, когда крадучись бежали вниз. А потом они уехали по главной дороге.

– Действительно? – де Гранден поднял сочувственные брови. – И ты заметил людей в этой машине? Их следует арестовать за такие действия.

– Я скажу, что заметил их, – решительно кивнул мальчик-бакалейщик. – Он был один из модников с лакированными черными волосами, а она была маленькой и смуглой, с большими глазами и симпатичная. Она держала на коленях сундук. В котором могла быть голова девушки или что-то вроде. Во всяком случае, он был покрыт тканью. Они даже не извинились, когда столкнули меня в кювет, и стремглав умчались по дороге к Морристауну.

Усики де Грандена подергивались от нетерпения, как усы кота-охотника у крысиной норы, но он спросил как бы невзначай:

– А ты заметил номер машины, которая чуть не убила тебя?

– Что-что? – переспросил тот настороженно.

– Ты заметил их номерной знак?

– Вы правы, – паренек достал записную книжку с коричневой бумагой, явно предназначенную для экстренных заказов от клиентов, и перелистал ее. – Да, вот он: «Y 453-677-5344», Нью-Джерси.

– Ах, моя прекрасная, моя несравненная капусточка! – де Гранден с большим трудом сдержал себя от целования белофартучного юноши. – Мой Наполеон среди épiciers, вот, я сделаю тебе реституцию из-за испуга, который эти злодеи устроили тебе!

Из кармана брюк он достал бумажник и извлек пятидолларовую купюру, которую вложил в руку мальчика.

– Возьми его, мой мудрый, – настоятельно потребовал он (совершенно неоправданно). – Возьми его и купи себе игрушку для кого-нибудь из твоих многочисленных возлюбленных. Pardieu, такая любезная молодежь может играть с дьяволом с помощью сердца, n’est-ce-pas? – Он запустил игривый палец в ребра удивленного мальчика.

– Конечно, – ответил тот, забирая купюру и довольно поспешно отступая. – Конечно, я вел себя как девчонка. Вы думаете, я бездельник?

– Nom d’un coq, совершенно иначе. Ты обладаешь глазом Аргуса и прозорливостью Солона, мужественный храбрец, – сказал ему де Гранден. – Пойдемте, Троубридж, друг мой, полетим на всех парусах в переулок, указанный нам этим очаровательным мальчишкой. Давайте посмотрим, что мы там найдем!

Мы побежали по широкой лужайке к высоким бирючинам, которые отмечали край владений Баттербо, проскользнули через кустарник и медленно пошли по грунтовой дороге.

– Nom de Dieu, есть! – воскликнул француз, резко остановившись и указывая на мягкий песок под ногами. – Вот, друг мой Троубридж, место, куда подкатила машина, как описал юный Соломон, и развернулась. Также посмотрите, как две пары ног, одни, обутые в большие ботинки на плужной основе, другие – в тапочки с французскими каблуками, шли от этого автомобиля к изгороди, и – вот, вы видите это? – снова вернулись более широкими шагами и с более глубокими отпечатками на земле. Parbleu, друг мой, опустим наши носы в землю! Мы все поймем, наблюдая!

Проскользнув через изгородь, он побежал с максимальной скоростью в дом, вошел в одно из открытых французских окон и взволнованно позвал Костелло.

– Быстрее, mon vieux, – убеждал он сержанта, вышедшего навстречу. – Мы должны отложить операцию. Я хотел бы, чтобы вы передали по телефону тревогу во все города и деревни в направлении Морристауна, чтобы любой ценой задержать туристический автомобиль с номером «Y 453-677-5344», Нью-Джерси. Он должен быть остановлен, он должен быть задержан, он должен быть заторможен, пока я не приеду!

Костелло посмотрел на него с величайшим изумлением, но позвонил в штаб-квартиру и продиктовал сведения о требуемой машине.

– А теперь, дохтур де Гранден, сор, – прошептал он, – будьте так любезны, одолжите мне на время ваши руки, расспросите здесь слуг – я думаю, мы могли бы что-то выведать у них. Они начинают сдаваться.

– Ah, bah, – отвечал де Гранден. – Не тратьте дыхание на этих невинных, друг мой. Мы настигнем этих преступников, когда машина будет задержана. По правде говоря, они соответствовали описанию до мелочей.

– Описанию? – повторил сержант. – Какому описанию? Кто-то нагадал вам на бобах, сор?

– Ха, да, кто-то со мной молча поговорил, – отвечал де Гранден. – В библиотеке было по меньшей мере два человека с профессором Баттербо, когда он был убит. И у одного из них, по крайней мере, были прямые волосы, приглаженные каким-то гелем, более того, они были острижены примерно две недели назад. Другой человек, должно быть, был несколько ниже, чем профессор, и, должно быть, стоял перед ним, когда его ударили сзади…

Сержант Костелло мгновение смотрел на него в безмолвном изумлении, затем на его лице появилась широкая ухмылка. Он встал лицом к де Грандену с поднятым указательным пальцем, как взрослый, рассказывающий сказку сомневающемуся мальчику.

– И волк сказал маленькой Красной Шапочке: «Куда ты идешь, милое дитя», – начал он. – Я видел, как вы делали много вещей, которые можно принять за магию, если бы я не наблюдал их собственными глазами, дохтур де Гранден, – признался он. – Но когда вы входите в транс, например, начиная гадать, сколько людей присутствовало, когда профессор был убит, и как долго это было, и что один из них был подстрижен, я должен напомнить вам, что прошло много лет, как я верил в сказки, сор.

– Сказки, вы говорите? – добродушно отозвался де Гранден. – Parbleu, друг мой, разве вы не знаете, что самые невероятные рассказы о феях – самая трезвая логика по сравнению с, казалось бы, невозможными чудесами, которые наука творит каждый день? Nom d’un porc, сто лет назад людей вешали как магов за то, что они знали лишь одну десятую того, что Жюль де Гранден помнит эти двадцать лет! Побалуйте себя, cher сержант. Допросите слуг от всего сердца, но будьте готовы сопровождать меня в тот момент, когда найдется исчезнувшая машина, умоляю вас.

– Это департамент полиции Темплтона, дохтур де Гранден, – объявил Кастелло через три четверти часа, подняв телефонную трубку. – Будете разговаривать с ними? Конечно, у меня нет и призрака идеи, что именно вы хотите делать с молодым парнем и леди, которые ехали в той задержанной машине.

– Алло, алло! – прокричал де Гранден в телефон, выхватив трубку из рук сержанта. – Это говорит Жюль де Гранден, мсье le chef. Пассажиры этого автомобиля задержаны? Bien, вы меня радуете! Основание? Parbleu, я забыл, что требуется конкретное обвинение, чтобы держать людей под стражей в этой стране. Скажите мне, мсье, вы обыскали эту машину, нет?

Наступила пауза, в течение которой он нервно барабанил по телефонному столику кончиками тонких белых пальцев, и затем продолжил:

– Ах так? Très bien, я и сержант Костелло из полиции Харрисонвилля прилетим на крыльях ветра, чтобы освободить вас от ваших узников. Порука? Ну, конечно. Держите их, друг мой. Держите их под двойным замком, с жандармами у дверей и окон, и я, несомненно, разделю всю ответственность. Только, умоляю вас, держите их под стражей, пока мы не прибудем.

Он повернулся к нам, его маленькие голубые глаза сверкнули от волнения.

– Едем, едем, друзья мои! Давайте поспешим к этому командиру полиции Темплтона. У него есть птицы для нашей клетки!

Мы вскочили в машину и развернулись к Темплтону. Костелло сидел на заднем сиденье: черная сигара в угрюмом углу рта, выражение сомнения на лице. Де Гранден – рядом со мной, барабаня по кожаной обивке сиденья и взволнованно напевая.

– В чем дело, де Гранден? – спросил я, и, отвечая на его желание, надавил на газ и повел машину на несколько миль в час выше положенной скорости.

– Хотите поговорить? Поговорить? – отвечал он, поворачивая ко мне подергивающееся лицо. – Имейте терпение, друг мой. Сдержите свое любопытство всего на несколько минут. Сдержите свою любознательность только до тех пор, пока этот отвратительно медленный moteur доставит нас к шефу полиции Темплтона. Тогда – parbleu! – вы все узнаете. Да, par la barbe du prophète, вы и добрый Костелло узнаете все!

Он откинул голову и завел походную песню:

– Мы их заперли, – сказал нам начальник полиции Темплтона, когда я остановил мой тяжело дышащий автомобиль перед зданием муниципалитета небольшого городка. – Долго, как вы знаете, по закону я их задерживать не могу, поэтому в этом деле есть определенные проблемы. Конечно, мы нашли мумию в машине, – ответил он на жадный вопрос де Грандена, – но я не знаю никакого закона, запрещающего транспортировку мумии по улицам. Идите и поговорите с ними, пожалуйста. Но сделайте это быстро и помните: если будет какое-то заявление о незаконном аресте или что-то в этом роде, это ускорит ваши похороны.

– Parbleu, mosieur le Chef, – отвечал де Гранден с улыбкой, – пусть даже двойные похороны, с обрядом штата Нью-Джерси, если Жюль де Гранден ошибется!

Двое – молодой мужчина лет двадцати пяти или двадцати шести и молодая женщина примерно того же возраста, – сидели на полированных дубовых скамьях муниципального совета, который начальник полиции Темплтона превратил в импровизированное подземелье для заключенных. Мужчина был одет с весьма точным вниманием к деталям, что характеризовало его как иностранца. А женский модный костюм для путешествий более напоминал Rue de la Paix, чем искусство американских портних. Оба были темнокожими, с прозрачным оливковым южным цветом лица, черноглазыми, с патрицианскими чертами. И, несмотря на свою надменность, они были совершенно не в себе.

– Это возмутительно! – прорычал мужчина совершенно безупречным тоном, который доказывал более откровенно, чем ошибочная речь, что слова, которые он использовал, были не из его родного языка. – Это возмутительно, сэр. По какому праву вы держите нас здесь против нашей воли?

Де Гранден устремил на него пристальный взгляд, жесткий и бескомпромиссный, как остроконечный штык.

– А убийство уважаемого гражданина этой страны, мсье, – спросил он, – это что, например, не возмутительно?

– Что вы имеете в виду… – начал было мужчина, но француз быстро срезал его.

– Вы и ваша спутница вошли в дом профессора Фрэнсиса Баттербо прошлой ночью, или, что более вероятно, рано утром, – отвечал он. – И один из вас завязал с ним разговор, в то время как другой взял скипетр Исиды у запеленутой мумии и ударил им сзади. Не лгите мне, мой египетский друг. Ваш язык может быть фальшивым, – cordieu, разве вы не народ лжецов? – но волосы на ваших головах говорят правду. Parbleu, вы не думали, что ваша жертва выбросит руку вперед в момент убийства и добудет доказательства, которые затянут веревку правосудия на ваших шеях. Вы не предвидели, что я, Жюль де Гранден, буду под рукой, чтобы доставить вас к публичному палачу, hein?

Заключенные изумленно уставились на него в тишине.

– У вас нет доказательств того, что мы были рядом с домом Баттербо прошлой ночью, – сказал мужчина, придвигаясь к накрытому предмету, лежащему на одном из столов.

Де Гранден неприятно улыбнулся.

– Нет доказательств, вы говорите? – возразил он. – Pardieu, у меня есть все доказательства, необходимые для того, чтобы вы оба приняли позорную смерть. У меня есть… Троубридж, Костелло, остановите его!

Он бросился к заключенному, который обежал конец скамьи, резко потянулся к накрытому предмету, вытащил какую-то крошечную извивающуюся вещь и быстро прижал его к своему запястью.

– Слишком поздно, – заметил мужчина, протягивая руку женщине рядом с ним и опустившись на скамью рядом с накрытым предметом. – Доктор Жюль де Гранден, слишком поздно!

Молодая женщина долю секунды поколебалась, когда ее пальцы встретились с пальцами ее собеседника, а затем, расширив глаза, засунула руку в нагрудный разрез платья, резко выпрямилась, и, когда легкая дрожь пробежала сквозь ее тело, откинулась на скамейку рядом с мужчиной.

– Dieu et le diable! – неистово выругался де Гранден. – Вы провели меня! В сторону, друг мой Троубридж, в сторону, сержант, на полу – смерть!

Он оттолкнул меня, встал на цыпочки между кресел, метался, прыгал, топтался обеими ногами, жестоко давя что-то каблуками на полу. Потом из-под ботинка подобрал остроконечный, потрепанный конец какого-то маленького конического объекта.

– Пять тысяч лет жизни в смерти, и теперь в вечной смерти – под ногами Жюля де Грандена, – объявил он, отступая назад и показывая короткую черную тварь, едва толще, чем рыбацкий червь, и не длиннее, чем человеческая ладонь.

– Что случилось, сор? – спросил Костелло, глядя на все еще извивающуюся тварь.

– Я виню себя за то, что вовремя не распознал ее, cher сержант, – ответил тот. – Добрый святой Патрик прогнал ее и все ее семейство с родины около полутора тысяч лет назад.

Мне он добавил:

– Друг мой Троубридж, не совру, но это то, что осталось от змейки, что убила Клеопатру, не меньше. Чтобы отвадить разбойников от могил своих великих мертвецов, я слышал, египтяне иногда закладывали коматозные тела змей среди оберток их мумий. Я часто слышал такие рассказы, но никогда раньше не видел свидетельств их правды. Как жаба и лягушка, найденные в ископаемых скалах, змея имеет способность жить бесконечно в приостановленной жизни. Когда эти злоумышленники достали эту гадюку на воздух, она возродилась, и я не сомневаюсь, что они позволили ей жить на такой случай, как этот. Вы хотите больше доказательств? Разве их двойное самоубийство не является признанием вины?

Он вопросительно посмотрел на меня и Костелло, затем посмотрел на пленников, содрогающихся на скамейке рядом с накрытым предметом.

– Что это? – спросил Костелло, направляясь к месту, где сидели мужчина и женщина, и отдернул накидку с предмета рядом с ними.

– Пресвятой Иуда, это же мумий, – воскликнул он, обнажив сардонически ухмыляющиеся черты того, что мы видели в экспозиционной комнате профессора Баттербо в ночь его убийства.

– Ну, конечно, – ответил де Гранден, – что же еще! Разве я не догадался, когда молодой человек-бакалейщик рассказал нам о парочке в автомобиле? И разве я не просил вас послать сигнал тревоги для задержания той же машины? И не задавал ли я вопрос начальнику полиции этого города относительно присутствия мумии в машине, когда он сообщил мне, что задержал наших беглецов? Это так, ибо я, Жюль де Гранден, не ошибаюсь.

Он пристально посмотрел на пленников.

– Ваше время истекает, – объявил он. – Признаете ли вы вину сейчас, или я должен уверить вас, что я вырежу ваши сердца из ваших мертвых тел и скормлю их воронам? Помните, я медик, и моя просьба о том, чтобы мне позволили совершить вскрытие ваших тел, несомненно, будет удовлетворена. Вы признаетесь, или… – он красноречиво взмахнул рукой – жест, выражающий неприятные последствия.

Мужчина скривил тонкие губы в безрадостной усмешке.

– Вы всё узнаете, – отвечал он, – но мы должны быть уверены, что наш прах будет доставлен в Египет для захоронения, прежде чем я вам что-нибудь скажу.

Француз поднял руку.

– Вот моя гарантия, если вы все расскажете мне. Но я гарантирую, что вас расчленят в качестве объектов для анатомического исследования, если вы этого не сделаете, – пообещал он. – Давайте, начинайте. Время поджимает, а у вас есть, что рассказать. Поспешите.

– Неважно, кто мы такие, вы можете найти наши имена и местожительство в наших газетах, – начал заключенный. – Что касается нас, вы, возможно, слышали о том, что движение возрождает тайное поклонение старым богам Египта среди тех, кто прослеживает свою родословную от древних правителей земли?

Де Гранден коротко кивнул.

– Мы являемся членами этого движения, – продолжал человек, – мы, копты, обладаем кровью Рамзеса, могущественного правителя мира Тут-анх-амена и Ра-Нефера. Наша раса была старой и славной, когда Вавилон был болотом, а вы, франки, только голыми дикарями. Языческие греки и римляне, христиане-франки и мусульмане-арабы – все навалились на нас, навязывая свои религии, но наши сердца оставались верными богам, которым мы поклонялись во времена нашего величия. В течение долгих веков немногие из немногих почитали Осириса и Изиду, Гора и Ната, Анубиса и могущественного и великого Ра, отца богов и творца людей. Но только в последние годы, с ослаблением ненавистной власти мусульман, мы осмелились расширить нашу организацию. Сегодня у нас существует полная иерархия. Я – верный слуга Осириса, моя сестра – посвященная жрица Исиды.

Когда варвары из Европы и Америки разрыли гробницы наших великих мертвецов и украли их священные реликвии, они стали невыносимы для нас – как для французов и американцев было бы неприемлемо посягательство на гробницы Наполеона или Вашингтона. И в течение многих лет мы были вынуждены терпеть эти оскорбления в тишине. Этому разбойнику Баттербо, осквернившему гробницу Анх-ма-амена, – он указал на неподвижную ухмыляющуюся мумию на скамейке рядом с ним, – наше жречество вынесло смертный приговор, как и всем, кто в будущем ограбит наши захоронения. Англичанин Карнарвон умер по нашему приказу, другие грабители могил встречали смерть просто в пустыне от наших рук. Теперь вы знаете, почему Баттербо был казнен.

Мы дали вору честное предупреждение о наших намерениях, прежде чем он вывез украденное тело из Египта, но английская полиция – пусть Сет сожжет ее! – не допустила, чтобы мы привели наш приговор в исполнение, поэтому мы поехали за ним в Америку. Мы получили образец его подписи в Каире; было легко подделать его подпись для заказа его надгробной плиты.

Вчера вечером мы с сестрой ждали возле его дома, пока слуги не легли спать. Мы смотрели, как вор кощунствует над телом нашего святого мертвеца, видели, как он срывает с него священные пелены, и пока он все еще предавался своей омерзительной работе, мы вошли в открытое окно и прочли ему смертный приговор, вынесенный советом наших жрецов. Грабитель могил велел нам покинуть дом, угрожал арестом и напал было на меня, но моя сестра, которая стояла позади него, ударила его насмерть священным скипетром Исиды, который он достал из савана своими нечестивыми руками.

Мы поставили тело Анх-ма-амена к его саркофагу и собирались отнести его в нашу машину, чтобы вернуть в египетскую гробницу, но тут услышали, как кто-то двигается наверху, и должны были сбежать. Мы вложили скипетр Исиды в руку нашего предка, потому что это было мщение за оскверненную гробницу, разрушенную Баттербо. Капля крови разбойника осталась у моей сестры, и она смазала ею губы Анх-ма-амена. Это была поэтическая справедливость: наш возмущенный соотечественник выпил кровь своего хищника!

Сегодня мы вернулись и увезли нашего мертвеца из грязной атмосферы дома Баттербо, в то время как ваша глупая полиция смотрела и ничего не видела.

Как вы обнаружили нас, мы не знаем, но молния Осириса пусть покарает вас. Пусть Апепи, змей, сокрушит ваши кости, и пусть чума Тифона погубит вашу плоть! Пусть…

Конвульсивная дрожь пробежала по его телу, он приподнялся со скамейки, затем вяло соскользнул вперед. Его руки беспомощно протянулись к усохшим рукам мумии, которая сардонически ухмылялась ему в лицо.

Я поспешно взглянул на девушку, которая молчала во время повествования ее брата. Ее челюсть отпала, голова опустилась на грудь, и глаза смотрели безумным, неподвижным взглядом прямо перед собой на нового мертвеца.

Де Гранден долго изучал три тела перед нами, затем повернулся к Костелло.

– Вы составите необходимый отчет, друг мой? – спросил он.

– Конечно, сор, – согласился детектив. – И я даю руку вам за такое чистое раскрытие тайны. Но, умоляю пардона, как вы намерены выполнить свое доброе обещание отправить эти мертвые тела домой?

Де Гранден быстро улыбнулся.

– Разве вы не слышали, что он потребовал от меня обещания отправить их прах в Египет? – спросил он. – Когда официальные формальности будут закончены, мы кремируем их.

– Простите меня за то, что побеспокоили вас, дохтур Жюль де Гранден, – извинился Костелло, когда мы этим вечером завершили ужин в моем доме. – Но я не догадался, как вы, и дохтур Троубридж тоже, – и есть много вещей, которые просты, как азбука для вас, жантльмены, но ничего не означают для меня. Не могли бы вы рассказать мне, как вы так легко поняли этот случай здесь, – его смуглое лицо сумело покраснеть, – и извините меня за то, что я пытался посмеяться над вами тем днем, когда вы рассказывали о волосах, которые мы должны обнаружить?

– Да, де Гранден, – поддержал его я, – расскажите нам. Я блуждаю в потемках, как и сержант Костелло.

– Слава богу, – с горячностью воскликнул ирландец. – Тогда я не единственный балбес на вечеринке!

Де Гранден послал свою быструю детскую улыбку каждому из нас по очереди, а затем стряхнул пепел с сигары в кофейную чашку.

– У всех людей два глаза, если только они не одноглазые, – начал он, – и все видят одно и то же. Но не все знают, что они видят. Когда мы отправились в дом профессора Баттербо после убийства, я сразу отметил размеры, внешний вид и расположение раны, от которой он умер. Затем я очень внимательно посмотрел, что осталось от автографа его убийц. Поверьте, друзья мои, все преступники оставляют свои визитные карточки – если только полиция сумеет их прочесть. Très bien, я обнаружил, что в правой руке профессора осталось четыре или пять коротких, черных волосинок – прямых, блестящих, со следами помады.

Что ж, на Faculté de Médicine Légal, к которому я имею честь принадлежать, мы потратили много времени на изучение таких вещей. Например, мы знаем, что в случае внезапной смерти, особенно там, где была задета нервная система, тело мгновенно костенеет, заставляя мертвую руку схватить и прочно удерживать любой объект в пределах досягаемости. Такими мы находили солдат, расстрелянных на поле битвы, крепко держащих свои винтовки; самоубийц, сжимающих пистолеты, с помощью которых они закончили свои жизни; и, иногда, утопленников, захватывающих траву, сорняки или гравий. Также мы узнали, что фрагменты ткани, волос или других чужеродных веществ, сжимаемых в руке мертвеца, если только они не из его собственного наряда, указывают на присутствие какого-либо другого человека в момент смерти и, следовательно, указывают скорее на убийство, чем на самоубийство.

Опять же, мы уделили большое внимание доказательствам, связанным с расположением ран. Друг мой Троубридж, – обратился он ко мне, – будьте любезны, возьмите эту ложку, встаньте позади меня и нанесите мне удар, будто вы хотите избавиться от моих мозгов!

Озадаченный, я взял ложку, встал за его спиной и быстро ударил его, хотя и слегка, по голове.

– Bon, très bon! – воскликнул он. – Будьте внимательны, когда наносите удар, друг мой. Теперь, сержант, давайте так же.

Костелло повиновался, и я не мог подавить удивление. Удар, нанесенный Костелло, вступил в контакт с гладкими светлыми волосами француза менее чем в дюйме от того места, где ударила моя ложка.

– Видите? – усмехнулся де Гранден. – И так почти всегда. Головные раны от ломов, молотков и всего такого прочего почти всегда обнаруживаются на левой теменной области – если противник находится впереди. Если он стоит за своей жертвой, травма обычно будет обнаружена на правой стороне затылка, куда вы оба бессознательно ударили меня.

Отлично. Когда я исследовал смертельную рану профессора Баттербо, я знал, что его ударили сзади. Прекрасно, но до этого момента. А если он был убит со спины, откуда эти волосы в его руке? Он не мог развернуться, чтобы схватить убийцу; волосы были бы схвачены не так, если бы убийца сначала столкнулся с ним, а затем набросился сзади, чтобы нанести смертельный удар. А эта рана не могла быть сделана одним из стоящих перед ним. Voilà, значит, когда профессор умер, было, по крайней мере, два человека.

На оружии в руке этой мумии, усмехающейся, словно чеширский кот, и на ее губах мы обнаружили следы крови. Работа профессора в Египте, таинственный надгробный камень, который он не заказывал, с надписью: «Остерегайтесь гнева богов», и тот факт, что никакого ограбления не было – все это убедило меня, что убийство свершалось из мести.

C’est beau! Я исследовал волосы под микроскопом, пока мой добрый Троубридж спал. Их цвет и текстура исключали возможность принадлежности профессору или любому из его слуг, они не могли достаться из головы мумии, поскольку она была выбрита, а состояние их концов – слегка закругленное – показало, что они остригались парикмахером две недели тому назад.

Я сказал себе: «Предположим, некий человек приехал из Египта, чтобы убить профессора Баттербо. Предположим, что он приплыл по морю около трех или четырех недель тому назад. Предположим, опять же, он богатый избалованный человек. Каково будет одно из первых его действий, когда он сойдет на берег? Я ответил себе: «Parbleu, он, несомненно, подстрижет волосы!» Точно! «И мог ли он организовать убийство профессора и заказать надгробную плиту за две недели?» – «Мог», – ответил я.

Очень хорошо. Я до сих пор спорил сам с собою и решил, что мы должны искать двух человек: один из них, по крайней мере, с черными волосами, которые были острижены несколько недель назад. Оба они, возможно, темнокожие, потому что они, вероятно, египтяне, – но не черные, потому что волосы говорят о принадлежности к белой расе.

Где мы найдем этих убийц в нации из ста миллионов людей разных цветов? Я не знаю, но постараюсь, пообещал я себе, cordieu! И затем мы повстречали этого очаровательного парня из бакалейной лавки, который рассказал нам о паре в быстрой машине, о молодой женщине, которая держит какую-то завернутую вещь на коленях. Мумия пропала, эти люди спешат, есть следы колес и следы самого подозрительного вида в переулке от дома профессора – мой друг Троубридж и я видели их. Parbleu, почему бы этим двоим беглецам не оказаться людьми, которых мы ищем?

Мы искали их, друзья, и мы их нашли. И хотя эта древняя змея обманула нашего палача, они поплатились за смерть профессора Баттербо.

Он улыбнулся, довольный, снова занял свое место и налил в бокал со льдом мятного ликера.

– Правосудия, друзья мои, – сказал он, – трудно избежать. Когда ему сопутствует Жюль де Гранден, grand Dieu, оно непобедимо!