Глава седьмая
– Что с тобой приключилось? – спросила Драккон, когда Брюс столкнулся с ней в кафетерии «Аркхэма» на выходных. Ее взгляд привлек фиолетовый синяк, украшавший челюсть юноши.
Брюс не стал отвечать сразу. Он уселся напротив детектива и поставил поднос с едой на стол. По счастью, остаток недели пролетел незаметно. Итоговые экзамены, фотосессии и репетиции выпускного слились воедино и отвлекли юношу от мыслей о его спарринге с Ричардом. Уэйн был даже рад оказаться в субботу в «Аркхэме».
– Синяки всегда выглядят хуже всего, когда уже заживают, – наконец, произнес он, – со мной все будет в порядке.
К облегчению Брюса, Драккон не стала задавать дополнительных вопросов. Вместо этого, она потерла виски и вернулась к еде.
– Надеюсь, ты по-прежнему влачишь здесь жалкое существование, Уэйн, – сообщила она.
– Почти столь же жалкое, как и вы, – ответил Брюс.
– Неужели? – Женщина усмехнулась. – В таком случае, несладко тебе приходится.
Какое-то время Брюс изучал собеседницу. Ее ногти были по-прежнему безупречны и покрыты все тем же коричневым лаком в тон цвету кожи. Брюс заметил, что Драккон старалась есть с такой же аккуратностью, с которой подходила к своему внешнему виду. Это выражалось во всем – в том, как она подцепляла еду вилкой, в том, как она разложила салфетку под тарелкой в виде идеально ровного квадрата, стороны которого были параллельны краям стола. Неудивительно, что она стала детективом, с таким-то вниманием к мельчайшим деталям. Против своей воли, Брюс был рад ее присутствию. По крайней мере, ее не интересовали всякие несущественные мелочи, и у нее не было никакого желания издеваться над ним. На самом деле, у юноши было подозрение, что если бы он сам не подошел к ней, детектив Драккон игнорировала бы его на протяжении всего срока общественных работ.
Мысли Брюса вернулись к загадочной девушке с подвального уровня лечебницы. С момента их первой встречи он несколько раз проходил мимо ее камеры, но всякий раз там было полно народу: полицейские в форме, детективы, сама Драккон, которая во время допросов разочарованно потирала шею – девушка продолжала молчать.
Брюс поражался подобному упорству. Заключенная не удостаивала служителей закона даже взглядом, все так же продолжая смотреть в пустоту. Как будто в камере вообще не было никого кроме нее. Каждый раз у нее в руках была салфетка, сложенная в новую фигуру – лебедь, лодку, звезду. Всякий раз Брюс задерживался у дверей камеры в ожидании того, что девушка вновь изогнет запястье, и фигурка превратится во что-то еще. Во что-то куда более опасное.
Драккон заметила, что он изучающе смотрит на нее.
– Чего ты хочешь, Уэйн? – спросила она. – Ты выглядишь так, словно вопрос вот-вот сорвется с твоих губ.
– За последнюю неделю дважды видел вас и вашу группу на подвальном уровне, – ответил Брюс, – какая история кроется за этой девушкой в дальней камере?
Драккон изогнула идеальную бровь.
– Это место тебе так наскучило, что ты начал совать нос не в свое дело?
– Мне просто любопытно, – пояснил Брюс, перемешивая свое картофельное пюре в попытке сделать его более съедобным. – Трудно пропустить такой спектакль.
Детектив отложила вилку в сторону и снова потерла виски. Эти допросы по какой-то причине были для нее больной темой.
– Эта девушка. Поверь мне, она здесь за дело. Но то, что мы с ней обсуждаем, тебя совершенно не касается.
Брюс уставился в свою тарелку. Следующие слова он подбирал крайне осторожно.
– Ваши визиты не очень-то похожи на дискуссии, – и тут же поспешил добавить, – детектив.
– Прости?
Брюс небрежно отрезал себе кусочек мяса.
– При всем должном уважении, детектив, я видел лишь, как вы и другие полицейские задаете ей вопросы. Я ни разу не заметил, чтобы она вам отвечала.
Едва промелькнувшей на лице Драккон тени было достаточно, чтобы понять – девушка еще ни разу не ответила ни на один вопрос. Скорее всего, каждый раз она только и делала, что смотрела в никуда, сжимая в руке свои поделки из бумаги и делая вид, будто в камере нет никого, кроме нее. Брюс был удивлен, что полицейские от раздражения не уничтожили оригами.
Драккон выругалась.
– Ночные бродяги поставляют нам бесконечное количество дел.
Ночные бродяги. Уэйн подался вперед.
– Чего они хотят?
Детектив пожала плечами.
– Ты же видел их символ, верно? Объятая языками пламени монета, обычно нарисованная на стене спреевой краской. Это обширная сеть воров и убийц. Они охотятся только на самых богатых, речь идет об обладателях состояний в сотни миллионов долларов. И они пускают эти средства на финансирование дальнейших операций.
– Операций.
– Пока что это спланированные покушения, взрывы на фабриках. Они терроризируют весь город. Ночные бродяги мнят себя кем-то вроде Робин Гуда, хотя и в весьма изощренном варианте. Они любят выставлять себя покровителями бедных, будто бы они крадут у богатых и отдают все нищим. Однако пока что единственная вещь, которую они подарили беднякам, – это более опасное место для жизни.
– Отнимать у богачей и отдавать бедным, – Брюс не смог удержаться от усмешки.
Драккон уставилась на него.
– Что?
– Да просто. люди всегда так кстати забывают про вторую часть этого высказывания. Драккон опустила очки на кончик носа и взглянула на собеседника поверх красной оправы.
– А ты философ, – с некоторым удивлением заметила она, затем взмахнула рукой. – Мило, что ты спросил, Уэйн. – Детектив поднялась на ноги и забрала свое пальто песочного цвета со спинки стула. – Но ты здесь отбываешь наказание, а не занимаешься детективной работой. Давай-ка поможем тебе покинуть это место, а не еще глубже увязнуть в этом болоте.
Л Л Л
Когда после обеда Брюс спустился на подвальный уровень, одна из лампочек в коридоре раздражающе тревожно мигала. Когда стены озарялись ее мерцающим сиянием, коридор казался нереальным. Казалось бы, стоит лишь зажмуриться, и он исчезнет навсегда. Пара камер пустовали, обитатели остальных спали. Брюс уже не узнавал некоторых из них – редко кто задерживался в отделении интенсивной терапии надолго. Может, девчонку тоже скоро переведут отсюда, подумал Брюс, хотя сама мысль об этом его неожиданно расстроила.
Он дошел до конца коридора, где мигающая лампочка освещала как раз дверь в камеру пленницы. Брюс замедлил шаги. Она все еще была здесь, на этот раз совершенно одна.
«Она здесь за дело».
Но она была так молода. На несколько десятков лет моложе любого другого обитателя лечебницы. Юноша, нахмурившись, наблюдал за ней, ожидая чего-то, чего угодно – яростной вспышки гнева, оскорбительной угрозы – лишь бы понять, что такого угрожающего нашли в девчонке все остальные, чтобы запереть ее здесь. Взгляд Уэйна метнулся к новой фигурке, которую девушка держала в руках. Оригами напоминало неоконченного льва. Интересно, во что оно сможет превращаться, когда работа будет закончена?
И в этот самый момент заключенная взглянула на дверь. На него.
Ее взгляд снова застал Брюса врасплох, но на этот раз юноша удержался от желания отпрянуть. Уэйн подошел к окну камеры и остановился прямо перед ним.
На протяжении довольно долгого времени узница пристально разглядывала его. Разумеется, молча, напомнил себе Брюс. Она провела здесь несколько недель, может даже, месяцев, и за все это время не произнесла ни единого слова. Сколько еще Драккон будет пытаться вытянуть из девушки хоть что-то? Что вообще они хотят от нее услышать? Если.
– Ты – Брюс Уэйн.
Брюс похолодел.
Она что, только что разговаривала? Более того, она узнала его. Звук голоса заключенной раздался так неожиданно, что на какое-то время Брюс остолбенел. Девушка говорила мягко, но ее голос разносился звонко и четко, как колокольный звон. А у нее приятный голос. Даже успокаивающий.
– Виновен, – в конце концов, выдавил из себя он. Интересно, услышала ли она его вообще?
Повисла новая пауза, но девушка так и не отвела взгляда. Напротив, она продолжала рассматривать гостя в своей тихой, спокойной манере. Заключенная почти не моргала, и ее глаза напоминали темные бассейны, обрамленные белым мрамором. Наконец краешек ее губ едва уловимо изогнулся.
– А ты не похож на местных завсегдатаев.
«Продолжай с ней разговаривать».
– Могу сказать то же самое о тебе, – произнес, наконец, Брюс.
Девушка отложила салфетку в форме льва в сторону.
– У кого хватило выдержки ударить миллиардера?
Брюс моргнул, рука инстинктивно метнулась к челюсти. Она обратила внимание на его синяк.
– Это пустяки, – пробормотал он.
Девушка сжала губы.
– Хмм, это сделал близкий тебе человек. Готова поспорить, кто-то, кто хорошо тебя знает. – Она склонила голову набок, и ее черные волосы роскошной волной рассыпались по плечам. В ее движениях было что-то неуловимое, одновременно изящное и коварное, и Брюс заподозрил в ней танцовщицу. Казалось, будто она знает, что юноша жадно следит за каждым ее движением. – У всех есть враги. Но стоит заглянуть в твои глаза – в них столько напряжения и разочарования. Ты по-прежнему не можешь перестать думать о том, кто это сделал.
Брюс промолчал. Было что-то нервирующее в том, как она изучает его, препарируя на маленькие кусочки.
Она заметила его молчание, и в ее глазах мелькнул огонек.
– Это действует тебе на нервы, верно? Тебе нравится понимать, почему случается то или иное событие. Тебе нравится раскрывать загадки и раскладывать все ответы по маленьким коробочкам. Но в этом случае ты до сих пор не понял, что произошло.
Разум Брюса лихорадочно трудился, пытаясь подобрать подобающую категорию для нее.
Она вздохнула.
– Я поняла, в чем твоя проблема.
– И в чем же? – К нему наконец-то вернулось умение говорить.
– Ты не можешь ничего отпустить. Бедная добрая душа, вечно горишь желанием дать всем второй шанс. – Она изучала его взглядом, способным прожечь насквозь. – Не делай так.
– Не делать как?
– Ни за что не держись. Научись, наконец, отпускать.
Брюс нахмурился, зачарованный этими странными словами. «Ни за что не держись». За тридцать секунд девушка нарисовала его подробный портрет. Откуда она все это знает? Как ей удается озвучивать вещи, бурлящие у него в голове?
– Кто ты такая? – спросил он.
– Меня зовут Мадлен.
Мадлен.
Брюс был уверен, что за последнюю минуту он услышал от заключенной больше слов, чем кто-то в лечебнице за все остальное время. Он остался стоять напротив окна камеры в надежде, что девушка скажет что-то еще. Но девушка лишь заложила руки за голову и, изогнув спину, медленно и изящно начала потягиваться до тех пор, пока Брюс не разглядел под ее робой четкую границу между ребрами и желудком. Затем Мадлен уселась, скрестив ноги.
– Почему ты здесь? – Спросил он в надежде на ответ. Но девушка молчала. Что бы ни заставило ее заговорить с ним, это чувство явно испарилось, так быстро, что, возможно, Брюс сам все это выдумал.
Какое-то время он еще постоял рядом с камерой, просто на всякий случай, но Мадлен и не думала подавать голос, так что Брюс оставил девушку в покое. Но звуки ее голоса продолжали терзать его мысли, принося с собой больше вопросов, чем ответов.
