Глава десятая
В ту ночь Брюс спал плохо. Один кошмар сменялся другим. Он снова оказался на тех ночных улицах возле театра. Он дрожал от холода и сырости, прятал руки в карманах, а мама ласково обнимала его за плечи. Брюс пытался докричаться до отца и предложить ему сменить маршрут, но Томас Уэйн, казалось, не слышал его. Вместо этого они все дальше и дальше уходили от уличных фонарей, пока в итоге не очутились в темном, затянутом туманом и дымкой переулке. Уэйны шли все быстрее и быстрее и в конечном итоге почти побежали. Мальчику казалось, что его ботинки зачерпывают грязь, но он не хотел останавливаться.
А затем переулки превратились в коридоры, в освещенные луной коридоры и залы поместья Уэйнов. Теперь Брюс искал Альфреда, но его опекуна нигде не было. Юноша не помнил, почему он бежал. Знал лишь, что так надо, что он в смертельной опасности. Но каждый раз, когда он добирался до выхода на улицу, стоило ему лишь распахнуть дверь – за ней снова оказывался коридор, ведущий вглубь особняка. «Почему он не может уйти?»
Брюс запнулся обо что-то на полу, но удержал равновесие. Взглянув вниз, юноша увидел перепачканный кровью, истерзанный труп Ричарда. Он смутно помнил, как ударил его, как бил до тех пор, пока чьи-то руки не оттащили его прочь.
– Здравствуй, Брюс.
Юноша повернулся на звук голоса. Он слышал его только однажды, но узнал моментально. Мадлен посмотрела на него из-под опущенных ресниц, губы полные, лицо очаровательное.
– Как легко это тебе далось, – с улыбкой произнесла она, покосившись на тело Ричарда.
А затем занесла руку и воткнула нож Брюсу в живот.
Юноша с испуганным криком подскочил на постели. Снаружи дул сильный ветер, ветки деревьев стучали в окно. Брюса изрядно колотило. Какое-то время он продолжал сидеть, глубоко дыша, пока пульс, наконец, не замедлился. Затем заставил себя собраться с мыслями.
Нельзя было вот так просто идти на встречу с Мадлен, если допрос еще не начался, а она уже смогла залезть к нему в голову. Брюс постарался стереть из памяти показанные Драккон изображения с мест всех трех убийств. Но если он в самом деле хотел помочь расследованию, если он действительно хотел что-то узнать о правосудии, тогда ему нужно было встретиться с тьмой лицом к лицу.
* * *
– Это идет тебе под рубашку. А это тебе в карман.
Брюс сидел на стуле в кабинете Драккон. Наклонившись вперед, он рассмотрел протягиваемую ему крошечную, плоскую пластинку, напоминающую лист алюминия. Женщина передала пластинку Брюсу, и юноша осторожно положил ее в передний квадрат своего комбинезона. Соприкоснувшись с тканью, пластинка мигом прилипла к ней.
Затем Драккон дала ему прямоугольную карточку, которую Брюс засунул в карман штанов.
– Квадрат в кармане рубашки – это беспроводной микрофон, – пояснила она, – он будет четко и ясно передавать все твои разговоры. Второе устройство будет все записывать.
Уэйн кивнул.
– Мне нужно что-то еще знать о Мадлен?
– Даже если она не произнесет ни слова, все равно найдет способ заставить тебя сомневаться в себе. Ей невозможно угрожать, я ни разу не видела, чтобы она вышла из себя. Следи за языком, не болтай лишнего. Разумеется, мы будем постоянно наблюдать за тобой и позаботимся, чтобы ты был в безопасности. И все же. Береги себя.
Странный совет. Его с Мадлен разделяла прочная металлическая дверь. Ей нечего было использовать в качестве оружия.
– Поберегу, – пообещал Брюс, хотя слова детектива запали ему в душу. Как же так получилось, что весь департамент полиции оказался не в состоянии расколоть эту девушку?
– И помни, – предостерегла его Драккон, когда они оба поднялись со стульев, – об этом знаем только мы с тобой да доктор Джеймс. Сообщать или нет твоему опекуну – дело твое, но для всех остальных ты по-прежнему отбываешь свои общественные работы.
– Знаем о чем? – спросил Брюс, и на губах детектива появилось слабое подобие улыбки.
– А ты весельчак, Уэйн, – ответила детектив.
Ветреная ночь сменилась мрачным утром. Над городом повисли низкие черные тучи. К тому моменту, как Драккон и Брюс добрались до лечебницы, к оглушительным раскатам грома уже присоединились редкие крупные дождевые капли.
В его ежедневной рутине ничего не изменилось. Юноша тихо отметился, собрал чистящие принадлежности и отправился прямиком на подвальный уровень, в то время как Драккон улизнула пообщаться с доктором Джеймс. Но Брюс знал, что прямо сейчас они настраивают оборудование в офисе надзирательницы в надежде стать свидетелями беседы.
Сегодня отделение интенсивной терапии выглядело особенно зловещим. Казалось, будто сам воздух давит на Брюса со всех сторон. Приблизившись к камере Мадлен, юноша рискнул заглянуть внутрь. Как и ожидалось, девушка была одна. На этот раз она стояла посреди камеры, изучая на потолке что-то, невидимое Брюсу.
Какое-то время Брюс молча смотрел на нее в надежде, что девушка сама заметит его. Мадлен так и не пошевелилась, и тогда юноша с громким стуком уронил швабру. Наклонился, поднял ее и украдкой глянул в окошко камеры. Девушка никак не отреагировала на шум.
Вообще никак.
Может, первый раз так и останется последним. При этой мысли Брюс почувствовал странное разочарование.
– А ты более неуклюжий, чем я запомнила.
Голос раздался так неожиданно, что под влиянием ночного кошмара Брюс испугался. Когда он развернулся и снова уставился в тюремное окошко, девушка по-прежнему изучала потолок, словно игнорируя его. Но говорить не перестала.
– Ты не должен был убираться на этом уровне сегодня. Зачем ты пришел?
Она следила, по каким дням он убирается? Брюс начал лихорадочно соображать. Конечно, он мог бы сказать, что надзиратели изменили его расписание, но почему-то ему показалось, что Мадлен быстро раскусит этот обман и догадается, что на самом деле он пришел втайне допросить ее. Поэтому юноша избрал другую тактику.
– Меня не должно здесь быть, – шепотом ответил он и придвинулся поближе к окну, – моего надзирателя сегодня нет.
При этих словах Мадлен изогнула шею и наклонила голову назад. Ее глаза были закрыты, ресницы слегка касались щек. Она перекинула копну черных волос через одно плечо и
заплела толстую, блестящую косу, сразу начавшую расплетаться из-за отсутствия резинки. Наконец заключенная взглянула на него.
– И что, ты почувствовал себя бунтарем? Пришел поблагодарить меня за мой совет?
Ее совет? Как будто бы это ее слова вынудили Брюса напасть на Ричарда? Как она вообще поняла, что что-то произошло? Когда юноша снова заглянул в камеру через пуленепробиваемое стекло, Мадлен неотрывно смотрела на него. От ее взгляда у него, как и в первый раз, побежали мурашки по коже.
Ему нужно быть осторожнее с выражением своих эмоций. Она видела в них гораздо больше, чем он вообще представлял возможным.
Брюс огляделся по сторонам, проверяя, что никто не подсматривает за ним, затем придвинулся еще плотнее к камере Мадлен.
– Я пришел сюда потому, что в прошлый раз ты заговорила со мной, – объяснил он, – а ведь почти каждый раз твоя камера битком забита полицейскими, которые пытаются из тебя хоть слово выдавить.
Она вернулась к изучению потолка.
– И тебе стало любопытно?
– Да.
Подчеркнуто медленно Мадлен наклонила голову. От этого зрелища у Брюса зашевелились все волоски на шее.
– И что же тебе так любопытно?
Как может такой жестокий убийца вести тебя так спокойно и продуманно? Она что, никогда не размышляла обо всех этих смертях? Ее не мучали кошмары?
– Я слышал об убийствах, которые ты совершила, – признался он.
– Неужели? – Она моргнула. – И что же ты теперь думаешь обо мне?
– Я не уверен. Я еще ни разу в жизни не разговаривал с убийцей.
– Ах да, мы, жители «Аркхэма», те еще страшилы, – рассеянно пробормотала Мадлен, снова возвращаясь к исследованию потолка, – как много жизней разрушили твои миллиардеры?
Ее саркастические слова затронули какие-то нотки в его душе, но Брюс все равно испытал приступ гнева. «Ложное сравнение». Она пыталась играть с его сознанием.
– Зачем ты убила этих людей?
Девушка пожала плечами и ничего не ответила. Ее равнодушие раздражало еще больше.
– На что это ты смотришь? – спросил Брюс, для пущей ясности указывая на потолок.
Мадлен облизала губы, размышляя.
– Камеры безопасности подключены к потолку, – сказала она вслух, как будто нарочно.
– Зачем ты на них смотришь?
– Чтобы сломать их, разумеется.
Брюс настороженно уставился на потолок. Она явно что-то задумала, но он никак не мог понять, что именно.
– Может, это не самая лучшая идея – говорить о таких вещах вслух?
– А почему нет? Это будет несложно. Это устаревшие технологии, видишь? – Она указала на бегущие по потолку проводки, заключенные в металлическую оболочку и упирающиеся в крошечные круглые камеры, установленные у каждой двери.
– Все, что нужно – это вывести из строя систему с помощью нужного скремблера, настроенного на нужную частоту. Любое устройство в радиусе действия прибора выйдет из строя. – Она разочек постучала изящным пальцем по виску. – Никогда не доверяй технологиям. Все, что создано для твоего блага, может быть использовано против тебя.
Брюс слушал ее слова с замешательством и восхищением. Мадлен говорила это прямым текстом, обращаясь к тому, кто сидел по ту сторону камер безопасности, она словно играла с этим человеком точно так же, как кошка играется с мышкой. Она словно вынуждала их уйти в оборону, возможно даже, отвлекала их внимание от того, что собиралась сделать на самом деле. А может, девушка просто веселилась. Взгляд Брюса метнулся к ее кровати, единственному предмету меблировки, который был в ее распоряжении. Если она подпрыгнет с кровати под нужным углом, то, быть может, даже сможет дотянуться до камеры. Но пока что еще она этого не сделала.
– Ты что же, хочешь, чтобы они забрали у тебя кровать? – недоверчиво спросил он.
Эмоции на ее лице сменяли друг друга так же быстро, как облака перед бурей, но Брюс не мог разгадать их значения.
– Ты действительно пришел сюда, чтобы задавать именно эти вопросы?
Она снова принялась заплетать распустившуюся косу, и взгляд юноши переключился на ее тонкие белые пальцы.
– Почему ты вообще разговариваешь со мной? – спросил он. – Ты за несколько месяцев никому и слова не сказала.
– Ага. – Улыбка Мадлен стала шире. – Так-то лучше.
Она небрежно перебросила косу через плечо, и кончик снова начал расплетаться. Девушка зевнула.
– Сегодня тебя нарядили в новый комбинезон? Предыдущий был слишком великоват для тебя и несколько другого оттенка синего. Что, твои надзиратели внезапно почувствовали угрызения совести? Им потребовалось несколько недель, чтобы, наконец, найти тебе костюмчик по размеру.
Брюс покосился на свою робу. Даже он не заметил этих различий. Как давно она за ним наблюдает?
– А ты наблюдательная, – заметил он, снова глядя ей в глаза.
Она просияла, явно довольная похвалой, а затем произнесла:
– Надеюсь, копы четко расслышали это через тот микрофон, что ты с собой приволок. А то они завели привычку общаться со мной так, будто я последняя дура.
«Она знает о прослушке. Но как?»
Брюс мысленно чертыхнулся. Ему следовало бы догадаться. На самом деле, Драккон следовало догадаться. Пока юноша пытался собраться с мыслями, Мадлен продолжала молча рассматривать его, в ожидании предсказуемой реакции. Не было смысла скрывать очевидное. «А ты более неуклюжий, чем я запомнила», – сказала она ему всего несколько мгновений назад. Тогда он подумал, что девушка имеет в виду упавшую швабру. Но может, она намекала именно на прослушку?
«По крайней мере, теперь у Драккон не будет сомнений, что Мадлен с ним говорила».
– Как ты догадалась? – спросил он.
– Ты пришел сюда не в тот день. Ты говоришь громче, чем в прошлый раз, чтобы удостовериться, что микрофон, который на тебе, запишет твой голос. Ты держишь себя иначе, чем тогда – ты наклоняешься влево и чуточку тянешь шею в сторону микрофона. Ты же левша, не так ли? И микрофон у тебя в левом нагрудном кармане? Я поняла все это по тому, как ты убирался на этаже.
Его голос. Его поза. Правша он или левша. На какой-то краткий миг Брюс Уэйн лишился дара речи. Естественно, Мадлен во всем была права.
При виде выражения его лица девушка разочарованно выгнула бровь.
– Ну что ж, если у меня и были какие-то сомнения, то сейчас я полностью убедилась в своих подозрениях. Твое лицо буквально кричит о том, что я права. Ты словно раскрытая книга.
Брюс покосился на нее.
– А может, ты просто слишком самоуверенна.
Мадлен лениво потянулась, отвела взгляд и отступила к кровати.
– Ты мне надоел, – со вздохом пожаловалась она.
«Береги себя». Брюс снова вспомнил о совете Драккон, и на этот раз слова детектива предстали совсем в ином свете. Интересно, о чем она думает прямо сейчас, прислушиваясь к их беседе. «Нужно быстро что-то предпринять». Если он прямо сейчас ничего не сделает, то полностью потеряет доверие Мадлен, и тогда о допросах можно будет забыть.
Импульсивно Брюс потянулся в карман рубашки и вытащил оттуда квадратный микрофон. Если бы Драккон могла что-то говорить ему на ухо, прямо сейчас она, должно быть, надрывно орала. Юноша помахал устройством перед окошком, чтобы Мадлен смогла его рассмотреть, а затем отшвырнул в сторону. Затем залез в карман штанов, достал второе записывающее устройство и выбросил следом за первым.
– Ну, хорошо, – признался он, подняв обе руки, – ты меня поймала.
Выражение лица девушки почти не изменилось. Почти. Слегка приподнявшаяся бровь подсказала Брюсу, что его собеседница не ожидала, что он настолько легко выдаст себя. Ему удалось ее удивить. «В этом нет никакого смысла, если она не будет мне доверять».
– Думаю, на сегодня мы закончили, – сказала Мадлен, но в уголках ее рта спряталась улыбка. Затем она подошла к кровати и легла, отвернувшись к стене.
– Эй, – Брюс поднял руку. Его раздражение выплескивалось с каждым словом. – Погоди-ка минутку. Это ты первая со мной заговорила, задолго до того, как я привлек внимание полиции. Не я это начал. Ты всегда знала, что если заговоришь со мной, то копы выйдут на меня, начинят микрофонами и отправят снова с тобой поболтать. И теперь ты говоришь мне, что мы закончили. Так какой в этом был смысл?
– Я хотела выяснить, стоишь ли ты того, – ответила Мадлен.
– И как, стою?
Но она ничего не ответила.
Брюс подошел к окну еще ближе, теперь он стоял всего в нескольких десятках сантиметров от двери. Он выдержал внимание нацеленных на него бесчисленных камер папарацци. Он смог уговорить Драккон вовлечь его в настоящее расследование. Но почему-то прямо сейчас Брюс Уэйн не мог придумать, что еще сказать этой девушке. Он не знал, что ей было известно и откуда. Он мог только догадываться, что прямо сейчас, в этот самый момент, она может узнавать о нем что-то еще. Брюс не знал, в какие игры она с ним играла. Может,
Мадлен придумывала, как именно убьет его, если освободится. В голове всплыли фотографии с трех мест преступлений.
К какой категории людей она принадлежала? Брюс даже не знал, с чего начать.
Может, он и правда здесь закончил. Если Мадлен перестанет с ним говорить, Драккон не будет от него никакой пользы. Еще мгновение юноша смотрел на собеседницу, как будто ожидал, что она вот-вот повернется и взглянет на него. Но она не шевелилась, ее глаза были закрыты, словно она заснула, а темные волосы рассыпались по подушке.
Брюс уже собирался уходить, когда Мадлен зашевелилась, положив руки под голову.
– Ты не такой как все, – произнесла она.
Он замер. Повернулся.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Я хочу сказать, – продолжила девушка, – что полицейские допрашивают меня, потому что это их работа. Но зачем это нужно тебе? Ты вряд ли нуждаешься в деньгах.
Брюс подумал о бессонных ночах, проведенных за прослушиванием полицейских разговоров и изучением систем безопасности, которые разрабатывали в «УэйнТех».
– Я не люблю стоять в сторонке, чувствуя себя беспомощным, – ответил он, – я хочу понять, почему.
– Ммм, – пробормотала Мадлен, будто задумавшись. Она повернулась так, чтобы Брюс мог частично видеть ее прислоненное к подушке лицо, но глаза девушки по-прежнему были закрыты.
– Для человека, у которого есть все, у тебя очень неспокойно на сердце.
Брюсу оставалось только стоять и смотреть. Как она догадалась? Расслышала в его тоне, в его словах?
– Что ты имеешь в виду? – спросил он, но девушка уже потеряла к нему всякий интерес. Ее грудь мерно вздымалась и опускалась, словно Мадлен все-таки уснула.
Потребовалось несколько минут, чтобы Брюс, наконец, смог оторвать от нее свой взгляд и направиться обратно. Но перед глазами по-прежнему стоял ее образ – изящная фигурка, свернувшаяся калачиком на кровати. Свои последние слова она сказала без доли насмешки или сарказма. Они были искренни.
Это были слова человека, который каким-то образом понимал его.
