Российская империя — предыстория

Меня всегда поражала полная нестыковка всего со всем в смысле того, как авторы повествовали об истории войны 1812 года и прочей истории России, русского государства и общества, до и после этой войны. Кричащий диссонанс и парадокс: серьезные источники и исследователи описывают дикости крепостного рабства, безнравственные утехи при дворе, повальное казнокрадство, пьянство, общую цивилизационную отсталость России — и так весь XVIII век (до этого — еще страшнее), а затем уже и аракчеевщина, и казнь декабристов, и Николай Палкин! С каждым годом все хуже: арест и каторга Ф.М. Достоевского, террористы от безысходности, годы суровой реакции, Кровавое воскресенье, столыпинские виселицы, дикая физиономия Г. Распутина, кошмарные годы после Октябрьского переворота и братоубийственная гражданская война, расстрел царской семьи, расстрел поэтов, сталинские репрессии (преступление века!), тысячи доносов, союз с А. Гитлером и совместный парад с его армией, повесившаяся Марина Цветаева, коллаборационисты, нищета, унижение А. Вознесенского, пошлость «совка», воровство изобретений Запада, лишение гражданства великих отечественных артистов, бандитские 90-е, наступление реакции и расцвет мракобесия — и как в этот парад ада (украшенный виньетками завезенного из Европы искусства) затесался чистый и светлый 1812 год, где все было чинно, благородно и свято?! Как это возможно физически, теоретически, научно и практически?! Прекрасные и талантливые люди, безусловно, были, но в подобном контексте — тем хуже для них…

Общество интересующей нас эпохи и сразу после нее хорошо и подробно описано А.С. Грибоедовым, Н.В. Гоголем, М.Е. Салтыковым-Щедриным и А.Н. Островским. Еще с детских лет нам известны прекрасные одухотворенные образы Собакевича, Ноздрева, Коробочки, Плюшкина, Манилова, Держиморды, Ляпкина-Тяпкина, Молчалина, Скалозуба, Фамусова, Кабанихи, Мамаева, Турусиной, Крутицкого, Раскольникова с топором, знаем про город Глупов, читали про жизнь крестьян у Н.А. Некрасова, понимаем строки М.Ю. Лермонтова о «немытой России». Но, возможно, все было совсем не так — и просто эти гении чего-то не поняли или работали на какого-то заокеанского заказчика?! Поэтому я предлагаю обратиться к документам, к первоисточникам и последовательно изучить все заново: никаких штампов и эмоций — лишь факты, логика, Наука!

Знаменательную мысль высказал А.И. Герцен (1812–1870): «подлинную историю России открывает собой лишь 1812 год; все, что было до того, — только предисловие».¹

Действительно, эпоха 1812 года раскрыла и вскрыла многие явления и проблемы, которые стали жить новой жизнью. Но нам сейчас важно понять, кто и за что воевал, как, собственно, случилось так, что Россия оказалась в конфликте с далекой Францией? Что скрывается за эффектным фасадом под названием «Российская империя»? С ответа на подобные вопросы, к сожалению, не начинал изучение истории 1812 года ни один мой предшественник.

Российское государство, сама данная историческая структура, была к началу девятнадцатого века совсем недавним, молодым и аморфным образованием. В современном его понимании оно начало оформляться лишь с эпохи правления Петра I. Много говорят о традициях, но главное свойство любой традиции — ее временность и ограниченность по ареалу следования ее недолговечным канонам. Яркая эпоха язычества когда-то сменилась наступлением коленопреклоненного православия (а постепенно рука об руку с ним и крепостного рабства), которое вдалбливали в население огнем и мечом. Долгие века справляли масленицу, а теперь в моде — Хеллоуин. Веками женщины в русских селениях практиковали питье из собственных, простите, менструаций, веря, что это вернет им девственность: об этом свидетельствуют материалы многочисленных этнографических экспедиций князя В.Н. Тенищева (1844–1903) еще XIX века. А затем пришла эра широкого распространения науки и медицины (правда, ненадолго и не для всех…). Еще совсем недавно мы наблюдали попытки строить «коммунизм» и деятельность «институтов атеизма», но потом через СМИ была спущена пропаганда религиозности. Обыватель этого заметить и проанализировать неспособен, но нам необходимо видеть широкую панораму Истории и ее истинные механизмы: иначе мы никогда не сможем понять ни одного конкретного события или явления.

Более того: нет ничего более антинаучного, чем путать, полностью отождествлять одну страну с другой, даже если они в разное время находились примерно на одной территории. Поэтому чрезвычайно нелепым выглядит регулярное в чужом пиру похмелье (особенно в мае, сентябре и ноябре…). Разные эпохи, разные границы, конституции, разное отношение к религии и выбору общественно-политической и экономической модели развития, разные этнические составляющие и т. д. От древних примитивных и малонаселенных «княжеств» — до улуса Орды, от неуклюжих попыток копировать Запад — до ущербной агрессии в отношении самого этого оригинала и цивилизационного благодетеля. Все это — очень противоречивая и сложная драматургия.

Я позволю себе начать исследование не просто издалека, а совсем с ранних шагов человечества: и призываю внимательно прочитать этот краткий, но очень важный экскурс даже тех, кто спешит узнать, какой батальон занимал позицию перед одной из деревень на поле Бородинском — и куда направился затем.

Итак. Следуя последним археологическим сведениям (до которых кругозор моих коллег по теме 1812 года не простирается), древнейшие следы обитания человека на территории нынешней России обнаружены в Прикубанье и на Северном Кавказе — и относятся они к дошелльскому времени (около 2 млн лет назад).² Приблизительно 150 тысяч лет назад ашельские культуры сменились мустьерскими, характерными для неандертальцев (пещеры Мезмайская, Окладникова, Чагырская и др., стоянка Рожок 1). Как вы понимаете, эти данные совершенно не согласуются с количеством лет существования Земли и человека, указанным в Библии (а ведь как-то надо «согласовать»…). Значит, сразу стоит задуматься над сутью и смыслом краеугольного камня российской казенной пропаганды эпохи 1806–1815 гг. — я говорю о синодальных объявлениях православной анафемы католику Наполеону (который, впрочем, был ученым, членом Французского института — и к религии относился уже как к инструменту политики). Также это, возможно, объясняет, почему после проведения молебна перед Бородинским сражением русская армия бой проиграла — и затем оставила Москву?!

Не могу не указать, что весьма обстоятельный и доходчивый ответ на вопрос, почему знания физиков, биологов, геологов, палеоневрологов не сочетаются с сюжетами древней мифологии, нашел и подробно озвучил в своей монографии 2006 года «The God Delusion» («Бог как иллюзия») профессор Оксфордского университета, выдающийся ученый Клинтон Ричард Докинз (1941 г. р.).

Далее. Как известно (впрочем, большинство исследователей войны 1812 года об этом никогда не слышали…), в июле 2006 года Институт эволюционной антропологии имени Макса Планка в Германии объявил о начале работы по секвенированию полного генома неандертальца. В феврале 2009 года группа ученых-генетиков под руководством шведского биолога Сванте Паабо (1955 г. р.) объявила о завершении первого проекта генома неандертальца. Среди прочего, данные первичного прочтения показали, что разница между геномами человека и неандертальца составляет около 12,8 % разницы между геномами человека и шимпанзе, а также, что предки современного человека и неандертальца скрещивались. Геном неандертальца по размеру близок к геному современного человека (подробнее о выводах современных исследований данного сюжета: The phenotypic legacy of admixture between modern humans and Neandertals. // Science, 12 Feb. 2016, vol. 351, issue 6274, p. 737–741, DOI: 10.1126/science.aad2149.). Как мы понимаем, это все не очень согласуется с концепцией теологов относительно «создания по образу и подобию». Кроме того, из приведенной выше информации следует, что гены неандертальцев вполне могут быть в самых разных людях, например: в солдатах армии Кутузова и Наполеона; в попах и в католических священниках; в атеистах (вроде великого писателя и участника похода 1812 года Стендаля: 1783–1842) и в картинно «верующих» (вроде ленивого и бесталанного царя Александра I: 1777–1825); в бездарных сталинских пропагандистах от истории типа кабинетного полковника П.А. Жилина (и его последователях сегодня) и т. д. Про шимпанзе — пока умолчим.

Продолжаем наше движение по Истории. В V веке н. э. с территории современной северной Польши (напомню: польский корпус был одним из крупных и эффективных соединений Великой армии императора Наполеона) через восточную Прибалтику на территорию современной России проникли славянские племена — предки более поздних кривичей.³ Медленно, но с этого времени происходило расселение славян на север — до озера Ильмень, и восточнее — до Волго-Окского междуречья. В результате к VI–VIII векам в целом сложились все основные племена так называемых восточных славян. При этом славянская колонизация Северо-Восточной Руси продолжалась вплоть до XIV века — и состояла из нескольких миграционных волн: от ранней колонизации из земель кривичей и словен — до более поздней (из Южной Руси).

Кто такие, однако, и из каких земель происходили славяне? Где их «родное пепелище»? Где т. н. «исконность»? Данные археологии и лингвистики говорят нам о том, что славяне VI–VII вв. проживали на территории Центральной и Восточной Европы, простиравшейся от рек Эльбы и Одера на западе (то есть это те местности, из которых в 1812 году происходила почти половина солдат армии Наполеона), через бассейн Вислы, до верховьев Днестра. Таким образом, в истории все перемешивается: и понятия «исконность», «земля предков» — это понятия условные, временные и не всегда научные.

Исходя из имеющихся письменных источников, основание Древнерусского государства связано с призванием иностранца, европейца — варяжского князя Рюрика в 886 году на княжение союзом восточно-славянских и финно-угорских племен. Население его тогда составляли славяне, финно-угорские племена (весь, меря, чудь), а аристократию (естественно, в несколько примитивном, варварском виде) представляли иностранцы-варяги.

Несколько слов о термине (это также очень важно). Первое письменное упоминание понятия «Росия» (греч. Ρωσία — и именно с одной «с») датировано серединой X века. Оно встречается в сочинениях византийского императора Константина Багрянородного (905–959) в качестве греческого названия Руси.⁴ В связи с этим я подчеркну, что изначально (и долгие века!) этот термин не имел никакого отношения к еще не существовавшему Московскому княжеству (то есть и к позднейшему образованию — к Российской империи), а потом еще долго не ассоциировался с ним (только много позднее слово было просто присвоено в политических целях).

В кириллической записи слово «Росия» (Рѡсїѧ) было впервые употреблено лишь 24 апреля 1387 года в титуле митрополита Киприана (около 1330–1406), собственноручно подписавшегося как «митрополит Кыевскый и всея Росия».⁵

В XV–XVI веках эллинизированное (красивое античное слово — не правда ли?) название «Росия» закрепилось за древнерусскими областями, часть из которых была страшной кровью объединена в единое государство под пятой Московского княжества. Официальный статус оно приобрело после венчания Ивана IV (1530–1584) на царство в 1547 году (только с этого времени государство стало называться Российским царством — напомню, что к той эпохе, к примеру, Франция и Англия уже давно сложились и имели вполне узнаваемые сегодня названия). Современное написание слова (с двумя буквами «с») появилось только с середины XVII века, а окончательно закрепилось при Петре I.

Далее. Чтобы жениться на дочери византийского императора, киевский князь Владимир (Володимер) I Святославич (ок. 960–1015) принимает православие и крестит дружину и жителей контролируемых им земель. Что мы знаем об этом князе? Незаконный сын великого князя киевского Святослава Игоревича от ключницы Малуши (родом из города Любеч), он убил собственного брата Ярополка и изнасиловал его беременную жену (бывшую греческую монахиню…). Как известно, Владимира называли «великим распутником» (лат. fornicator maximus, по словам немецкого хрониста Титмара Мерзебургского). Помимо распутств он состоял в нескольких официальных языческих браках, в частности, с некой Рогнедой, с «чехиней» и с «болгарыней». До крещения Владимир сжигал православные храмы — а после: приказал привязать языческих идолов к лошадям и волочить их перед толпой.⁶ Вот таков был облик действий «святого».

Свободолюбивое население древнерусских княжеств всячески сопротивлялось насильственному крещению: значительная часть жителей, к примеру, Новгорода была просто вырезана! Более того: в Ростово-Суздальской земле, где местные славянские и финно-угорские племена сохраняли в силу некоторой отдаленности относительную автономию, христиане оставались меньшинством вплоть до XIII века! Только много позднее хитрая политика Орды, которая сделала опорой своего властвования православную церковь (монастыри стали крупнейшими феодалами), окончательно довершила разгром не желающих креститься. Но и это не означало торжества православных догматов: для многих религия оставалась лишь суеверием, перемежалась в быту с языческими культами.

Имея сегодня опыт веков, ученые и аналитики (историки, социологи, экономисты) с сожалением вынуждены отметить, что уровень жизни стран, принявших православие, гораздо ниже их соседей — принявших католичество или впоследствии испытавших влияние протестантизма и Просвещения. Также весьма негативно и то, что на территории русских княжеств (и их исторических наследников), а затем России 800 лет не было ни одного ученого, пока Петр I (1672–1725) просто не завез их с Запада. Вообще же сама по себе спекуляция на религиозной теме (разного толка, различных конфессий) — далеко не всегда была уделом положительных исторических явлений. Стоит вспомнить хотя бы, что лозунг «Gott mit uns» («Бог с нами») был на всех пряжках сухопутных войск Вермахта с 1935 года… Хотя бывали разные исторические коннотации: например, в эпоху 1812 года слоган «С нами Бог!» часто использовался в пропаганде Российской империи. В то же время важнейшие указы Наполеона начинались подобным образом: «Мы, именем Божьим, император…».

Современник войны 1812 года Петр Яковлевич Чаадаев (1794–1856) так оценивал ориентацию на Византию и православие (которое впоследствии отделит Россию от Европы культурно): «По воле роковой судьбы мы обратились за нравственным учением, которое должно было нас воспитать, к растленной Византии, к предмету глубокого презрения этих народов. Только что перед тем эту семью похитил у вселенского братства один честолюбивый ум (Фотий); и мы восприняли идею в столь искаженном людской страстью виде. В Европе все тогда было одушевлено животворным началом единства. Все там из него происходило, все к нему сходилось. Все умственное движение той поры только и стремилось установить единство человеческой мысли, и любое побуждение исходило из властной потребности найти мировую идею, эту вдохновительницу новых времен. Чуждые этому чудотворному началу, мы стали жертвой завоевания. И когда, затем, освободившись от чужеземного ига, мы могли бы воспользоваться идеями, расцветшими за это время среди наших братьев на Западе, мы оказались отторгнутыми от общей семьи, мы подпали рабству, еще более тяжкому, и притом освященному самим фактом нашего освобождения. Сколько ярких лучей тогда уже вспыхнуло среди кажущегося мрака, покрывающего Европу. Большинство знаний, которыми ныне гордится человеческий ум, уже угадывалось в умах; характер нового общества уже определился и, обращаясь назад к языческой древности, мир христианский снова обрел формат прекрасного, которых ему еще недоставало. До нас же, замкнувшихся в нашем расколе, ничего из происходившего в Европе не доходило».⁷

Итак, князь Владимир принял православие из Византии… Формат данного краткого обзора диктует нам лаконичный стиль. Для описания весьма показательной истории — трагедии той страны, которую Владимир и его последователи выбрали в качестве базисной цивилизационной модели для развития своих княжеств, я предлагаю обратиться к яркой статье одного из самых интересных аналитиков нашего времени, чей принципиально научный подход к самым разным областям знаний не может не вызывать уважения: к очерку кандидата филологических наук Ю.Л. Латыниной (1966 г. р.) о Византии. В нем суммируется данные многих академических исследований. Вот некоторые выдержки из него:

«(…) Бесплодность Византии

Что в этом государстве самое поразительное? То, что, имея непрерывную историческую преемственность от греков и римлян, разговаривая на том же языке, на котором писали Платон и Аристотель, пользуясь великолепным наследием римского права, являясь прямым продолжением Римской империи, — оно не создало, по большому счету, ни-че-го.

Европа имела оправдание: в VI–VII веках она погрузилась в самое дикое варварство, но причиной этого были варварские завоевания. Империя ромеев им не подвергалась. Она была преемницей двух самых великих цивилизаций античности, но если Эратосфен знал, что Земля — шар, и знал диаметр этого шара, то на карте Косьмы Индикоплова Земля изображена в качестве прямоугольника с раем вверху.

Мы до сих пор читаем „Речные заводи“, написанные в Китае в XIV веке. Мы до сих пор читаем „Хейке-моногатари“, чье действие происходит в XII веке. Мы читаем „Беовульфа“ и „Песнь о Нибелунгах“, Вольфрама фон Эшенбаха и Григория Турского, мы до сих пор читаем Геродота, Платона и Аристотеля, писавших на том же языке, на котором говорила империя ромеев за тысячу лет до ее оформления.

(…) Вдумайтесь: несколько сот лет просуществовала цивилизация, бывшая преемницей двух самых развитых цивилизаций античности, — и не оставила после себя ни-че-го, кроме архитектуры — книги для неграмотных, да житий святых, да бесплодных религиозных споров.

Это чудовищное падение интеллекта общества, суммы знаний, философии, человеческого достоинства произошло не в результате завоевания, мора или экологической катастрофы. Оно произошло в результате внутренних причин, список которых читается как рецепт для идеальной катастрофы: рецепт того, чего никогда и ни при каких условиях нельзя делать государству.

…Во-первых, империя ромеев так никогда и не выработала механизм легитимной смены власти.

Константин Великий казнил своих племянников — Лициниана и Криспа (уточню: Крисп был сыном Константина — прим. мое, Е.П.); затем он убил жену. Власть над империей он оставил трем своим сыновьям: Константину, Констанцию и Константу. Первым актом новых цезарей было убийство двоих своих сводных дядьев вместе с их тремя сыновьями. Затем убили обоих зятьев Константина. Затем один из братьев, Констант, убил другого, Константина, затем Константа убил узурпатор Магненций…

…Император Юстин, преемник Юстиниана, был сумасшедший. Его жена Софья убедила его назначить своим преемником любовника Софьи Тиберия. Едва став императором, Тиберий упрятал Софью за решетку. Своим преемником Тиберий назначил Маврикия, женив его на своей дочери. Императора Маврикия казнил Фока, казнив перед тем на его глазах его четверых сыновей; заодно казнили всех, кого можно было считать верными императору. Фоку казнил Ираклий; после его смерти вдова Ираклия, его племянница Мартина, первым делом отправила на тот свет старшего сына Ираклия, намереваясь обеспечить престол своему сыну Ираклиону (и это духовность? — прим. мое, Е.П.). Не помогло: Мартине отрезали язык, Ираклиону — нос (вспоминаем постоянные непрерывные кровавые истории периода так называемой „смуты“ и весь восемнадцатый век, а затем убийство Павла I, вероятное отравление Александра I, убийство Александра II, расстрел семьи Николая II — прим. мое, Е.П.).

Нового императора, Константа, угрохали мыльницей в Сиракузах (термин Ю. Латыниной „угрохали“ кому-то может показаться неакадемичным, но главная задача ученых — передать суть явления, как можно более точно: поэтому данный термин еще очень интеллигентный — прим. мое, Е.П.). Его внуку, Юстиниану II, выпало бороться с арабским нашествием. Сделал он это оригинальным образом: после того как около 20 тысяч славянских солдат, раздавленных налогами империи, перешли на сторону арабов, Юстиниан приказал вырезать в Вифинии все остальное славянское население.

(…) Людям, поверхностно знающим историю, может показаться, что подобная кровавая чехарда в Средневековье была свойственна любым странам. Отнюдь. Франки и норманны уже к XI веку быстро выработали на удивление четкие механизмы легитимности власти, приводившие к тому, что смещение, например, с трона английского короля было ЧП, произошедшее вследствие консенсуса знати и крайней неспособности вышеозначенного короля к правлению.

Вот простой пример: сколько английских королей, будучи несовершеннолетними, потеряли престол? Ответ: один (Эдуард V /уточню: он не был коронован, поэтому юридически не мог считаться королем — прим. мое, Е.П./). А сколько византийских несовершеннолетних императоров потеряли престол? Ответ: все. Полуисключениями можно назвать Константина Багрянородного (сохранившего жизнь и пустой титул потому, что узурпатор Роман Лакапин правил от его имени и выдал за него свою дочь) и Иоанна V Палеолога (регент которого, Иоанн Кантакузин, все-таки в конце концов вынужден был поднять мятеж и провозгласить себя соимператором).

(…) Отсутствие работоспособной бюрократии

Хроническое отсутствие легитимности работало в обе стороны. Оно позволяло любому проходимцу (вплоть до неграмотного собутыльника императора вроде Василия I) занять престол.

Такой свод правил существовал в Китае, его можно выразить двумя словами: система экзаменов. Меритократическая система, при которой чиновники знали, в чем состоит их долг.

(…) Англия тоже создала подобную систему, ее можно выразить в двух словах: честь аристократа. Плантагенеты правили Англией в сложном симбиозе с военной аристократией и парламентом, и феодальная Европа подарила современному миру одно из его главных наследий: понятие чести человека, его внутреннего достоинства (честь эта первоначально была честью аристократа), отличное от его должности, состояния и степени милости к нему правителя.

Империя ромеев не выработала никаких правил. Ее аристократия была раболепна, спесива и ограниченна.

(…) Квазисоциализм

Несмотря на отсутствие нормального государственного аппарата, империя страдала от сильнейшей зарегулированности, истоки которой опять-таки восходили к эпохе домината и эдикту Диоклетиана „О справедливых ценах“. Достаточно сказать, что производство шелка в империи было государственной монополией.

(…) Про это-то замечательное государство — со всеми его императорами, режущими друг друга, со Стилианом Заутцей, с евнухами и тиранами, с динатами, отжимающими земли у рядовых крестьян, — нам говорят, что оно было очень „духовно“.

О да. Духовности было хоть ложкой жуй, если под ней подразумевать стремление императоров и черни резать еретиков, вместо того чтобы бороться с врагами, угрожающими самому существованию империи.

Накануне возникновения ислама империя чрезвычайно удачно принялась искоренять монофизитов, в результате чего при появлении арабов те массово переходили на их сторону. В 850-х императрица Феодора развязала преследование павликиан: 100 тысяч человек убили, остальные перешли на сторону халифата.

(…) „Духовность“ была призвана заменить вакуум, возникающий в связи с хронической нелегитимностью власти и хронической недееспосбностью госаппарата.

(…) Духовные византийцы умудрились забыть, что Земля — это шар, зато в 1182 году обезумевшая толпа, в очередном приступе взыскующая духовности, вырезала в Константинополе всех латинян: младенцев, крошечных девочек, дряхлых стариков.

(…) Империя ромеев — исчезла.

(…) Античной Греции нет уже две тысячи лет, но мы до сих пор, изобретая проводную связь на расстоянии, называем ее „теле-фон“, изобретая аппараты тяжелее воздуха, сочиняем „аэро-дром“. Мы помним мифы про Персея и Геракла, мы помним истории Гая Юлия Цезаря и Калигулы, не надо быть англичанином, чтобы помнить о Вильгельме Завоевателе, и американцем, чтобы знать о Джордже Вашингтоне.

(…) Империя ромеев рухнула с концами — и в Лету. Уникальный пример деградации некогда свободной и процветающей цивилизации, не оставившей после себя ничего».⁸

Продолжаем. В Северо-Восточной Руси с середины XII века усиливается Владимиро-Суздальское княжество: его князья вели борьбу за Киев и Новгород, но сами всегда оставались во Владимире (другими значительными княжествами были Черниговское, Галицко-Волынское, Смоленское). Было еще Литовское княжество (которое некоторые исследователи называют «литовско-русским государством» или даже просто «Русским государством» — но это отдельный разговор). В 1237–1240 гг. большинство так называемых «древнерусских» земель подверглись разрушительному нашествию войск Золотой Орды под руководством внука Чингисхана Бату (Бат хана — в русской традиции Батыя).

Как писал в эпоху недалекую от войны 1812 года А. де Кюстин (1790–1857): «После нашествия монголов славяне, до того один из свободнейших народов мира, попали в рабство сначала к завоевателям, а затем к своим собственным князьям. Тогда рабство сделалось не только реальностью, но и основополагающим законом общества» (важный контекст цитаты — см. в главе «Документы»). Не без оснований русский историк Л.Э. Шишко (1852–1910) полагал, что «Царская власть досталась московским князьям по наследству от татарского хана».⁹

Но ордынцы не могли бы долго властвовать, если бы им в этом не помогали некоторые алчные и эгоистичные русские князья, которые были не против жить фактически в улусе Золотой Орды. Один из ярких примеров — Александр Ярославич (1221–1263), прозванный «Невским». В 1247 году он специально ездил на низкий поклон к Батыю и заверил, что он будет ему выгоден. Но согласно завещанию Ярослава владимирским князем должен был стать его брат Андрей (? — 1264). В итоге усилиями главного врага Руси Александр получил Киев и «Всю Русскую землю» (а Андрей бежал к шведам). Этот князь-Иуда стал сборщиком дани и наместником, давящим в крови все попытки освободиться от иноземного господства. Характерно: именно его изображение сегодня украшает вход в государственный музей войны 1812 года в Москве. Это безусловный исторический позор и надругательство над знаниями, которые предоставляет нам наука. Также Александр известен нападениями на шведские торговые транспорты: эти вылазки спустя несколько десятилетий будут раздуты в его церковных «житиях» до героических масштабов. Все подобные негативные действия «Невского» еще больше отдалили Русь от цивилизации Европы.¹⁰

Продолжаем путешествие по годам и векам. С начала четырнадцатого века среди древнерусских княжеств постепенно формируется и усиливается новый центр — Московское княжество. Со временем князья этого образования сумели победить в схватке за владимирское великое княжение, ярлык на которое давали ханы Золотой Орды. Владимирский великий князь выступал сборщиком дани и верховным правителем в пределах Северо-Восточной Руси.

История Московского княжества, затем ставшего называться Русским государством, подменила собой историю целых стран! Показательна агрессия, захват и репрессии Московских князей в отношении, например, Новгородской республики. Я напомню о том, что Господин Великий Новгород (Новгородская республика) — большое по территории и значению средневековое государство, существовавшее в период с 1136 по 1478 год, а отнюдь не мелкое княжество, которое легко стало органичной частью «собирающей русские земли» Москвы. Московские князья были подлинными агрессорами — и их победа означала победу отстающего в развитии образования, унаследовавшего самые негативные черты экспансивного ордынского улуса.

В период наивысшего расцвета кроме самой Новгородской земли республика (только представьте себе: «республика» на территории, которая потом стала частью суровой империи Третьего отделения, каторги и ссылок в Сибирь!) включала также территории от Балтийского моря на западе — до Уральских гор на востоке и от Белого моря на севере — до верховьев Волги и Западной Двины на юге. Существенный момент: основным экономическим фактором была не земля, а капитал. Это в значительной степени обусловило особую социальную структуру общества и необычную для средневековой Руси форму государственного правления. Новгород вел широкую торговлю с Европой — прежде всего, с ганзейскими городами. Развивалась письменность, в которой исследователи отмечают множество светских сюжетов. Новгород был вечевой республикой с выборными властями, посадником и тысяцким. Новгородская правящая верхушка стремилась воспрепятствовать собиранию дани Москвою и искала поддержку у Литвы.

В 1470 году новгородцы запросили епископа у киевского митрополита (Киев в ту эпоху принадлежал Великому княжеству Литовскому — кстати, позднее воссозданному в 1812 году Наполеоном!). Тогда московский князь Иван III (1440–1505) обвинил новгородцев в предательстве (но это был лишь примитивный предлог для агрессии) и в 1471 году объявил поход на Новгород. После продолжительной борьбы в 1478 году Новгород был присоединен к Московскому княжеству. Город сдался Великому князю Московскому, который сурово навязал ему отказ от вечевой формы управления и ликвидацию должности посадника. Начались репрессии: новгородские бояре были частью казнены, частью вывезены в другие области как рядовые «служилые люди»; на новгородских же землях были помещены «служилые люди» из центральных областей Московского княжества. Вечевой колокол вывезли. В 1494 году Иван III положил конец и новгородско-ганзейским отношениям: по его указу немецкая контора в Великом Новгороде была закрыта, а ганзейские купцы и их товары были незаконно арестованы и отосланы в Москву. Можем ли мы подобное назвать «воссоединением»? Хороший ли это базис для будущего «патриотизма» во время «отечественных» войн? Помимо прочего, стоит заметить, что выжившая и окрепшая Новгородская республика вряд ли стала бы основным двигателем коалиций против будущей Французской республики.

Сегодня ученые имеют все основания заявлять, что без агрессии Московского княжества история русских земель могла бы пойти совсем по другому — более позитивному сценарию.¹¹

Я напомню и подчеркну: все эти дикие расправы происходили в отношении русского княжества, где жили мирные русские православные люди — а отнюдь не «басурмане-иноверцы» или выдуманные пропагандой «агрессоры». Повторяю, уважаемый читатель, необходимо физически представить самые жестокие убийства и расправы над единоверцами и соплеменниками (хотя чего далеко ходить — сталинские репрессии были совсем недавно…). Ничего подобного Великая армия Наполеона в 1812 году не учиняла, мирных людей не трогала (даже в ответ на нападения в спину на своих безоружных солдат) — наоборот, спасала из огня, подожженной Ростопчиным Москвы, кормила оставленных детей-сирот (а ведь из местных кто-то бросил…) и т. д.

Начиная с решившего принять царский титул Ивана III, в Московии активно начинают пропагандировать ни на чем реальном не основанную концепцию «Третьего Рима», которая постепенно вырастает в опасную авантюру имперского тона и мессианской демагогии. С каждым десятилетием и веком экспансия Московии, России, Российской империи все нарастает. Бешеное экстенсивное развитие в ущерб интенсивному — главный бич сменяющихся государств. Он диктует авторитарный способ управления, который все равно совершенно не может контролировать такую масштабную территорию: и в итоге происходит то, что называется простым русским словом тюркской этимологии — «бардак».

Процесс вступил в активную фазу при Иване III, продолжился особенно при Иване Грозном, потом в семнадцатом веке (в т. ч. вместе с расширением за счет Украины), затем Петр I самовольно объявляет себя императором, и начинается экспансия и необоснованное вмешательство неразвитого провинциального государства в европейские дела. Масштабные и кровавые авантюры Екатерины II (в том числе, направленные на осуществление ее «Греческого проекта»), постоянные агрессивные захватнические войны ее внука Александра I — а затем кризис и, наконец, крах непомерно раздутой империи. Но после краха происходит попытка воссоздать империю еще более преступными методами (и опять-таки преступными в отношении, прежде всего, собственного народа) при Сталине — и новый крах! Любопытно, что еще в 1796 году французский агент в Петербурге Гюттен полагал, что «деспотическая империя» (Россия) «обрушится под собственной тяжестью».¹²

Таким образом, Русское государство в древности сложилось путем хищнического захвата окружающих территорий: как более прогрессивных, так и (много позже) находящихся фактически на полупервобытной стадии родоплеменного развития (некоторые азиатские и горские регионы). Для кого-то из временно, но надолго покоренных подобное стало благом (но непрошенным и этно-культурно чуждым) — для кого-то ужасом и регрессом (на Западе).

Много позднее, при Екатерине II (урожденная София Августа Фредерика Ангальт-Цербстская, Sophie Auguste Friederike von Anhalt-Zerbst-Dornburg: 1729–1796), ее соплеменники — немецкие придворные историки Герард Фридрих Миллер (1705–1783), Август Людвиг Шлецер (1735–1809) — задним числом выдумали, сочинили, я бы сказал, пьесу «история России» (можно еще вспомнить их предшественника — Готлиба Зигфрида Байера: 1694–1738).¹³ В упомянутой «пьесе» авторы ненаучно объединили совершенно различные и в исторической реальности боровшиеся друг с другом явления, разные государства — и встроили их в концепцию, удобную для имперской пропаганды (при этом подчеркну, что конкретный небольшой эпизод — «норманнская теория» — ими был упомянут оправданно).

Этот процесс заново оформил и дополнительно развил в духе европейского сентиментализма и в стилистике западного же неоклассицизма (и с добавлением многих французских слов в тогда еще очень бедный русский язык) современник Русской кампании Наполеона Н.М. Карамзин (1766–1826), о сочинении которого («История государства Российского») А.С. Пушкин (1799–1837) хлестко и элегантно написал:

В его «Истории» изящность, простота

Доказывают нам, без всякого пристрастья,

Необходимость самовластья

И прелести кнута.

По большому счету вся последующая российская историография существовала в рамках этой пропагандистской «пьесы», наспех слепленной немецкими придворными и писателем-сентименталистом (происходившим из татарского рода Кара-мурзы). Вспоминается свидетельство современника эпохи наполеоновских войн П.Я. Чаадаева (1837 г.): «Пятьдесят лет назад немецкие ученые открыли наших летописцев; потом Карамзин рассказал звучным слогом дела и подвиги наших государей; в наши дни плохие писатели, неумелые антикварии и несколько неудавшихся поэтов, не владея ни ученостью немцев, ни пером знаменитого историка, самоуверенно рисуют и воскрешают времена и нравы, которых уже никто у нас не помнит и не любит: таков итог наших трудов по национальной истории».¹⁴

Да, это был, если можно так выразиться, «немецкий проект»: заказчики и главные первые исполнители были немцами по крови и языку. Но на них история «русской истории» не заканчивается: в девятнадцатом веке появляется новая идеологическая штука — русский национализм. И он тоже был «сшит» по иностранным лекалам пробужденного наполеоновскими походами немецкого национализма. Что касается эстетики, то вначале русский патриотизм и национализм изображался по трафаретам античным — прошедшим через галломанию, через наполеоновский ампир из античности, а уже потом появилась мода на готическую немецкую стилистику и поиски «братских народов». В этом контексте нашли славян с Балканского полуострова, объявили им в русских газетах, что их будут «спасать» — и дальше внешняя политика империи была, в значительной мере, подчинена этой химере. Одним из следствий ее стала отчасти и Первая мировая война, похоронившая сей «немецкий проект» (начатый еще в эпоху Ивана III).

Для перевода на язык необразованного обывателя всей этой заграничной мифологии и для оправдания «кнута» и необходимости ложиться в гроб за «братские народы» приходилось изобретать самые монструозные идеологемы. Самая известная и масштабная из них — это так называемая теория официальной народности, сочиненная современником наполеоновских походов графом Сергеем Семеновичем Уваровым (1786–1855). Эффектную, но для здравого смысла болезненную формулу «Православная Вера. Самодержавие. Народность» изобрел отнюдь не вышедший в лаптях с толстовского сенокоса мифический «Герасим Курин», а бывший секретарь посольства при дворе Наполеона (в 1809 г.), автор работ по древнегреческой литературе, добрый знакомый И.В. фон Гёте (1749–1832) и А. фон Гумбольта (1769–1859), любитель красивых молодых людей и всего европейского.¹⁵ Таким образом, для народа — кнут, а для элиты — Европа и разные древнегреческие наслаждения. Так и жили (и продолжили жить).

Естественно, параллельно с созданием пьесы об имперской истории, необходимо было вмонтировать в нее (проще говоря, своровать) историю присоединенных регионов: прежде всего, Украины и Литвы.

В данном экскурсе, по объективным причинам, мы не можем подробно говорить о каждом из упомянутых сюжетов, но есть один принципиально важный. Новая история России, безусловно, начинается с преобразований Петра I. Однако, вопреки привычной формулировке с критерием «водораздела» по времени, я бы означил эту историю по сословиям: так сказать, с точки зрения развития российского общества как явления. Петр поделил Россию на два общества, которые затем продолжили существовать в двух разных временах: дворянство искусственно было «послано» в «будущее», а крестьянство (и производное…) — осталось в прошлом (во всяком случае, простонародная «машина времени» двигалась с сильно меньшей скоростью). Разделение на хозяев и крепостных рабов началось давно, но теперь оно начало приобретать эстетический, цивилизационный характер! Постепенно они уже по-разному одевались, говорили физически на разных языках, дворяне перенимали мифологию великой европейской античности и идеи Просвещения, учились и жили в Европе, женились и выходили замуж за европейцев (прежде всего, за немцев). Да, еще долго все подобное было неуклюжим (что ярче прочих высмеивал А.С. Грибоедов), но тем не менее разделение стало весьма явственным. И 1812 год — показательнейший пример абсолютного разделения двух частей населения: война особенно остро вскрыла описанную выше разность.

Безусловно, историю войн и вообще исторических явлений необходимо начинать с хотя бы краткого рассказа о тех, кто стал их главным автором, кто создал инфраструктуру — ибо История создается только личностями. И поэтому, по моему убеждению, самая важная дата российской истории — это не октябрь 1917, не август 1991, не какие-то войны, а август 1689 года, когда юному Петру удалось (все держалось на волоске!) укротить заговор царевны Софьи (1657–1704). Если бы у руля власти осталась эта представительница архаики и мракобесия, то для меня совершенно очевидно, что история пошла бы по совершенно иному сценарию. Не было бы России, по крайней мере, в том виде, как мы ее знаем. Возможно, это был бы провинциальный и небольшой регион «третьего мира», без индустрии, но лишь на забаву заезжим туристам — любителям экзотики и экстрима.

Именно Петр первым запретил рабски падать перед царем на колени, запретил зимой на морозе снимать шапку, проходя мимо царева дома — и пояснил. Можно долго разглагольствовать о жестких методах Петра I в деле создания нового государства, но надо осознать одно: если бы не его срочная переделка страны (вначале верхушки элиты и армии), если бы не неотложный переход на нормы жизни Европы, России бы сегодня не существовало. Я имею в виду, что не было бы не только империи (позитивное или негативное от ее появления в мировой Истории — тема отдельного исследования), но и вообще страна вскоре распалась бы на провинциальные и недоразвитые архаичные части.

Стоит также напомнить, что при Петре I впервые появилась русская регулярная армия, но создана она была иностранцами и исключительно по европейским лекалам. Кстати, и сами слова «регулярная» «армия» — снова нерусские (как и: «униформа», «инфантерия», «кавалерия», «артиллерия», «инженер», «генерал», «фельдмаршал», «солдат», «драгун», «улан», «гусар», «кирасир», «гвардия», «дивизия», «батальон», «баталия», «флеши», «марш», «гимн», «флаг», «фронт», «реляция», «дипломатия», «контрибуция», «империя» и т. д.). У ее истоков были полки так называемого иноземного строя и «потешное войско» юного Петра Алексеевича. Во главе первых двух полков — Преображенского и Семеновского — стояли Юрий (Георгий) фон Менгден (Юрий Андреевич Фамендин) (около 1628–1703) и Иван Иванович Чамберс (John Chambers: 1650–1713), а «крестным отцом» российской гвардии стал начальник войск иностранного строя (на службе русского царя) Патрик Леопольд Гордон оф Охлухрис (Patrick Leopold Gordon of Auchleuchries): в России известен как Пётр (или Патрик) Иванович Гордон (1635–1699).

А началось само «потешное войско» с того, что капитан «Федор» Зоммер (огнестрельный мастер) построил в «потешном» селе Воробьево небольшую игрушечную крепость с пушками, стрельбой из которых «потешил» Петра Алексеевича в День его рождения. В 1684 г. в подмосковном селе Преображенское голландцем Францем Тиммерманом (Frans Timmerman: 1644–1702 (по другим данным — 1710)) был возведен «потешный» городок «Пресбург»; он же учил Петра всем необходимым наукам, и еще один голландец Карштен Брандт (Carsten Brandt: около 1630–1693) начал обучать царевича строительству и управлению кораблями.¹⁶

Как писал отечественный исследователь (кстати, происходивший из помещичьей семьи) и кадровый офицер Л.Э. Шишко, рассказывая о влиянии европейской цивилизации и Ф. Лефорта (фр. François Le Fort, нем. Franz Jakob Lefort: 1656–1699) на сознание Петра, царевич «увидел своими глазами, что иностранцы во всяком деле понимали больше русских».¹⁷

Таким образом, разного рода комические россказни об «исконности», о «превосходстве» «чудо-богатырей» (между прочим, именно этим определением в частной переписке А.В. Суворов (1730–1800) именовал генерала Бонапарта!)¹⁸ у ученого могут вызвать лишь саркастическую улыбку. Важнейший элемент цивилизации (регулярная армия) пришлось завозить из «бездуховной» Европы (а как же пресловутое «импортозамещение»?): и это произошло всего за столетие (время жизни одного долгожителя) до войны 1812 года! А почему сами не сумели? Более того: весь восемнадцатый век русская армия реформировалась и все обучение шло по европейским образцам, по немецким и французским учебникам, а непосредственно перед войной 1812 года армейские реформы прошла именно по французскому образцу, причем руководили ей, в большинстве своем, иностранные по происхождению офицеры. Именно по европейским учебникам и мемуарам набирался знаний тот же М.И. Кутузов (кстати, лечился от ран он также в Европе).

Возникает логический (для здорового мозга) вопрос: зачем идти (например, в 1799, 1805–1807, 1812–1815 гг.) воевать с теми, у кого заимствуешь все главные элементы цивилизации (эстетику, ученых, новшества техники и искусства, модель армии, все основные слова — термины науки и культуры)? Ну еще ладно бы воевать: повод для демонстрации известной биологам доминантности всегда найти можно, но вести себя неблагодарно, быть «Иванами, не помнящими родства» (забывшими родительскую европейскую цивилизацию) — это уже совсем постыдно (и, что опаснее, неэффективно). Постепенно и подданные русского императора стали развивать науку и технику, мы помним имена восхитительных по своему таланту людей, но все это произошло только после принятия цивилизационной модели из Европы.

Я нарочито перечислю ряд важных преобразований и установлений Петра I, чтобы читателю было наглядно видно, что базовые явления цивилизации появились в России всего-то за век до войны 1812 года. Итак:

— Учреждена Школа математических и навигационных наук (главные специалисты-учителя — из Европы).

— Открыты артиллерийская, инженерная и медицинская школы, а также морская академия.

— Создан русский флот.

— Созданы горные школы при Олонецких и Уральских заводах, «цифирные школы» и первая в России гимназия.

— Петр приказал устроить новые типографии, в которых за 1700–1725 было напечатано 1 312 наименований книг: подчеркну, что это в два раза больше, чем за всю предыдущую историю русского книгопечатания! В невероятно бедном и архаичном русском языке (на нем невозможно было объяснять явления современной науки и искусства) вскоре появилось несколько тысяч новых слов, заимствованных из европейских языков (к вопросу о «бездуховной» Европе)! Именно с эпохи петровской попытки перерождения России в Европу непригодный к современности русский язык обогатился важнейшими терминами, среди которых, к примеру: алгебра, акт, аренда, тариф, глобус, компас, амуниция, ассамблея, оптика, апоплексия, лак, крейсер, порт, корпус, армия, капитан, генерал, дезертир, кавалерия, контора и т. д. Сегодняшние невежественные казенные «профессиональные» патриоты даже не ведают, что эти уже ставшие привычными слова — голландские: флаг, флот, балласт, буер, ватерпас, верфь, гавань, дрейф, лавировать, лоцман, матрос, рея, руль, штурман и т. д. Вы можете себе такое представь: слова «флот» и «флаг» появились в России всего за век до защиты «исконности» и флага?! А ведь Голландия в 1812 году — это часть империи Наполеона. И за упомянутое столетие сама Франция («басурманская» и «вражеская») одарила нищий на язык «Третий Рим» важнейшими понятиями, как то: режиссер, актер, антрепренер, афиша, балет, жонглер, бюро, будуар, буржуа, деклассированный, деморализация, департамент витраж, кушетка, ботинок, вуаль, гардероб, жилет, пальто, кашне, кастрюля, махорка, бульон, винегрет, желе, мармелад, батальон, гарнизон, пистолет, эскадра и др.¹⁹ Отмечу, что взамен Западной Европе (странам формирования будущей Великой армии Наполеона) России предложить было решительно нечего. Безусловно, много десятилетий спустя очень конкретные граждане России (а не некий аморфный «народ») смогут внести свой весомый вклад в мировую науку и культуру, но это стало возможным исключительно благодаря заимствованию цивилизационной базы с Запада. И данная основанная на первоисточниках и здравом смысле монография, и даже самые преступные и примитивные пропагандистские сочинения эпохи Российской империи и СССР — все эти столь разные по смыслу и значению произведения обязаны своим существованием европейским словам, формулам, идеям и образам.

— Появилась первая (!) русская газета.

— Проведена реформа церковного управления (средневековые порядки постепенно отходили в прошлое).

— Учреждена Академия наук.

— Строительство современного и, что концептуально важно, каменного города по европейскому образцу (Санкт-Петербург).

— Создание принципиально новой общественной среды: появились театры и ассамблеи (где танцевали и светски общались, а не просто напивались, как это происходило долгие века «исконности»).

— Петр I учил население России уважать самих себя. 10 января 1702 года царь приказал подписывать челобитные полными именами, а не уничижительными полуименами или прозвищами. Специальными указами он запретил насильственную выдачу замуж: Петр пытался бороться с положением, при котором к женщине относились как к вещи.²⁰

Все перечисленное было создано знаниями, талантом, энергией и трудом европейских архитекторов, художников, военных, ученых, инженеров, врачей и учителей. Психически адекватно ли и достойно ли после подобного вклада главного в историю страны — цивилизацию — называть Запад «враждебным»?! Можно много раз повторять один и тот же вопрос: а где же «исконные» русские? Где их изначальные изобретения, придание в данном случае военным явлениям конкурентоспособной формы? Теперь, зная вышеизложенные факты, непросто найти основания для черносотенства и пропаганды «величия» на сермяжной националистической почве.

В связи с этим можно вспомнить слова современника событий войны 1812 года — П.Я. Чаадаева: «Есть разные способы любить свое отечество; например, самоед, любящий свои родные снега, которые сделали его близоруким, закоптелую юрту, где он, скорчившись, проводит половину своей жизни, и прогорклый олений жир, заражающий вокруг него воздух зловонием, любит свою страну конечно иначе, нежели английский гражданин, гордый учреждениями и высокой цивилизацией своего славного острова; и без сомнения, было бы прискорбно для нас, если бы нам все еще приходилось любить места, где мы родились, на манер самоедов. Прекрасная вещь — любовь к отечеству, но есть еще нечто более прекрасное — это любовь к истине. Любовь к отечеству рождает героев, любовь к истине создает мудрецов, благодетелей человечества. Любовь к родине разделяет народы, питает национальную ненависть и подчас одевает землю в траур; любовь к истине распространяет свет знания, создает духовные наслаждения…».²¹

И еще одно мнение того же П.Я. Чаадаева (1837 г.): «Мы еще очень далеки от сознательного патриотизма старых наций, созревших в умственном труде, просвещенных научным знанием и мышлением; мы любим наше отечество еще на манер тех юных народов, которых еще не тревожила мысль, которые еще отыскивают принадлежащую им идею, еще отыскивают роль, которую они призваны исполнить на мировой сцене; наши умственные силы еще не упражнялись на серьезных вещах; одним словом, до сего дня у нас почти не существовало умственной работы».²²

Показательно, что позорная буффонада борьбы с «западным влиянием», дурно влияющим на благостную «исконность», уже случалась в российской истории: отчасти она была следствием политики самодержавия, попавшего в кризис и пытавшегося вместо реформ проводить репрессивные действия — отчасти просто по глупости и невежеству отдельных лиц. Для примера процитирую запись из дневника Александра Васильевича Никитенко (1804–1877) — историка литературы и цензора (!) при Николае I (20 декабря 1848 года): «Теперь в моде патриотизм, отвергающий все европейское, не исключая науки и искусства, и уверяющий, что Россия столь благословенна Богом, что проживет одним православием, без науки и искусства. Патриоты этого рода не имеют понятия об истории и полагают, что Франция объявила себя республикой, а Германия бунтует оттого, что есть на свете физика, химия, астрономия, поэзия, живопись и т. д. Они точно не знают, какою вонью пропахла православная Византия, хотя в ней наука и искусства были в страшном упадке.

Видно по всему, что дело Петра Великого имеет и теперь врагов не менее, чем во времена раскольничьих и стрелецких бунтов. Только прежде они не смели выползать из своих темных нор, куда загнало их правительство, поощрявшее просвещение. Теперь же все подпольные, подземные, болотные гады выползли, услышав, что просвещение застывает, цепенеет, разлагается».²³

Несколько лет назад отечественные пропагандисты узнали из западных книжек и СМИ модное слово «геополитика»: и ныне эта коллективная «Эллочка Щукина» (персонаж бессмертного произведения И.А. Ильфа и Е.П. Петрова «Двенадцать стульев») прилаживает его безо всякого смысла ко всему подряд — лишь бы обелить захватнические войны ряда русских царей и советских нерусских вождей. Что же: да, если вы начинаете захватывать все подряд — и вырастаете из небольшого по размерам княжества в «одну шестую часть суши», то у вас совершенно точно появятся «геополитические проблемы и вызовы»! Но кто в этом виноват? Кто это постоянно усугублял? А применительно к теме нашего исследования я должен сразу расставить все точки над «i»: в эпоху Наполеона у России и Франции физически не могло быть геополитических противоречий — ибо они располагались на разных краях континента! Однако невежественные писаки, как я уже говорил, умудряются этим броским иноземным словом оправдать любые маразматические и хищнические действия сменяющих один другой режимов. Если оккупировать половину Польши, то автоматически рождается «геополитика» с Германией, если выдумать монструозную идею «братства славянских народов» — то вскоре вы вполне можете развязать Первую мировую войну (как это сделал фактически поддержавший сторону цареубийцы Николай II: я напомню, что застреленный сербским националистом Гаврилой Франц Фердинанд Карл Людвиг Йозеф фон Габсбург (1863–1914) был наследником престола Австро-Венгрии). Преступная вероломная война и оккупация части Финляндии, которую произвел И. Сталин, вскоре сыграет трагическую роль в период блокады Ленинграда.

Кстати, о Ленинграде — а вернее, о Петербурге: о городе, который мне очень и очень эстетически дорог. Сегодня только историки-специалисты по конкретному месту и времени помнят, что на его месте было не только болото, но еще и шведский город! Город Ниен (швед. Nyen) имел свою крепость — Нюенсканс (швед. Nyenskans — «Невское укрепление»), которую в России называли «Ниеншанц». Сегодня на том месте располагается Красногвардейская площадь. Подчеркну: центральное укрепление крепости в 1812 году еще существовало — и было срыто только во второй половине девятнадцатого века!²⁴ Все сие — к давнему вопросу об «исконности».

Историк — не должен быть ни государственно ангажированным пропагандистом, ни шибко впечатлительным новеллистом, он, скорее, патологоанатом от Прошлого: нам важно узнать факты и оценить причины жизни и смерти явлений. Поэтому у меня нет задачи, так сказать, «заламывать руки» от негодования в смысле войн и завоеваний. Но именно поэтому я должен охладить и психически неадекватные истерики тех, кто громко удивляется: почему же страну, которая так много чего оккупировала, не все те, от кого отторгли территории и кто был поглощен, готовы пламенно любить?! Надо просто уметь хладнокровно-научно констатировать: да, исторически государство прошло именно такой путь (т. к. была выбрана экстенсивная модель развития). Для одних регионов приход Российской империи был явлением положительным, прогрессивным: именно через нее, к примеру, многие среднеазиатские этносы (а также кавказские горцы) получили азы европейской цивилизации и перешли к оседлому образу жизни, появились города, письменность, медицина, наука. В других областях (западных) — подобные присоединения и аннексии часто были несчастьем, потому что они подпали под управление менее культурно развитой системы (именно из-за этого одним из самых преданных Наполеону контингентов Великой армии был польский корпус!). Но в обоих случаях главный груз потерь убитыми в войнах и главные траты на развитие или подавление восстаний лег именно на русский народ — именно от него собственные правители (часто немцы по происхождению) потребовали наибольших жертв и энергии.

Как же оценивали происходившее в ту эпоху современники утверждения имперской идеологии? Если речь не идет об официальных деятелях, то мы находим весьма неожиданные мысли. К примеру, вспоминается сентенция известного русского предпринимателя и мецената, почетного члена Академии художеств Василия Александровича Кокорева (1817–1880): «Умножать войска, усиливать доходы, устрашать другие народы, распространять свои области, иногда не без неправды — таково было наше стремление… О духовном усовершенствовании мы не думали; нравственность народную развращали; на самые науки смотрели мы не как на развитие Богом данного разума, но единственно как на средство к увеличению внешней силы государственной».²⁵

Другой интересный и столь же неожиданный (просто возмутительный!) факт. Еще в конце 1780-х годов русский исследователь истории и философии, публицист, член Российской академии наук Михаил Михайлович Щербатов (1733–1790) написал сочинение «О повреждении нравов в России», где резко критиковал политику правительства Екатерины II и нравы придворной среды. В числе прочего он коснулся и вопроса «похищения» (?!) Россией Крыма: «Приобрели или, лучше сказать, похитили Крым, страну, по разности своего климата служащую гробницею россиянам. Составили учреждении, которые не стыдятся законами называть, и соделанные наместничествы наполня без разбору людьми, с разрушением всего первого ко вреду общества, ко умножению ябеды и разоренья народного, да и за теми надзирания не имеют, исправляют ли точно по данным наставлениям. Испекли законы, правами дворянскими и городовыми названные, которые более лишение, нежели дание прав в себе вмещают и всеобщее делают отягощение народу».²⁶

И далее — он же о российских судьях: «Гражданские узаконении презираемы стали. Судии во всяких делах нетоль стали стараться объясняя дело, учинить свои заключении на основании узаконеней, как о том, чтобы, лихоимственно продавая правосудие, получить себе прибыток или, угождая какому вельможе, стараются проникать, какое есть его хотение; другие же, не зная и не стараяся познавать узаконении, в суждениях своих, как безумные бредят, и ни жизнь, ни честь, ни имения гражданския не суть безопасны от таковых неправосудей».²⁷

В связи с этим о финале Российской империи мне кажется, по крайней мере, примечательной дневниковая запись знаменитого русского историка, археографа, академика АН СССР Степана Борисовича Веселовского (1876–1952). Оговорюсь, что мое мнение может не совпадать с мнением давно ушедших из жизни исторических персонажей — и процитирую (по фрагментарной публикации, осуществленной Российской академией наук в 2000 году): «28.03.1918. Еще в 1904–1906 гг. я удивлялся, как и на чем держится такое историческое недоразумение, как Российская империя. Теперь мои предсказания более, чем оправдались, но мнение о народе не изменилось, т. е. не ухудшилось. Быдло осталось быдлом. Если бы не мировая война, то м(ожет) б(ыть) еще десяток-другой лет недоразумение осталось бы невыясненным, но конец в общем можно было предвидеть. Последние ветви славянской расы оказались столь же неспособными усвоить и развивать дальше европейскую культуру и выработать прочное государство, как и другие ветви, раньше впавшие в рабство. Великоросс построил Российскую империю под командой главн(ым) образом иностранных, особенно немецких, инструкторов и поддерживал ее выносливостью, плодливостью и покорностью, а не способностью прочно усваивать культурные навыки, вырабатывать свое право и строить прочные ячейки государства. Выносливость и покорность ему пригодятся и впредь, а чтобы плодиться, придется, пожалуй, отправляться в Сибирь».²⁸

Также интереснейшим образом звучит и последняя запись, сделанная академиком С.Б. Веселовским 20 января 1944 года: «К чему мы пришли после сумасшествия и мерзостей семнадцатого года? Немецкий коричневый фашизм — против красного».²⁹

Однако вернемся немного назад и поговорим об аналогиях. Важная тема: как мы увидим в основных главах, посвященных событиям 1812 года, тогда параллельно с военными действиями против армии Наполеона в России происходила настоящая гражданская (крестьянская, но не только) война. Симптоматично, что уже не первую масштабную гражданскую войну официальная пропаганда выдает за «отечественную». Так было и с 1612 годом.

Я напомню, что полный разлад и беспорядок в России конца шестнадцатого — начала семнадцатого века подготовили и спровоцировали сумасбродные репрессии Ивана Грозного и проигранные им же экспансионистские войны. Отмена Юрьева дня и почти окончательное закрепление крестьян в крепостном рабстве еще более усилило недовольство основной части населения. Экономические, политические и национальные противоречия обострились. Именно в этой обстановке начался процесс, получивший название «смута». При этом оба «Лжедмитрия» имели большую поддержку среди народных низов, а правительство Семибоярщины отражало надежды значительной части правящего сословия. Именно Семибоярщина считалась легитимным органом управления (если в то время о подобном вообще можно было говорить), причем в него входил и дядя будущего царя Иван Никитич Романов, по прозванию Каша (1560-е — 1640). Это правительство призвало польского королевича Владислава (будущий Владислав IV /Władysław IV Waza/: 1595–1648) и войсковой контингент для защиты (под которой находился и будущий царь Михаил Романов!).

А что мы знаем про этнический состав отряда, предположим, Лжедмитрия II? Обращаемся к «Регистру войска польского, которое есть под Москвой» (находится в библиотеке Ягеллонов /Biblioteka Jagiellońska/ в Кракове: рукопись 102, стр. 316–317). В отряде состояло 10 полков общей численностью 10 500 воинов, но они лишь номинально назывались «поляками»: ведь войско включало 5 000 казаков под командованием Александра Юзефа Лисовского (1580–1616) и 4 000 — казаков под начальством главы Казачьего приказа Ивана Мартыновича Заруцкого (? — 1614).³⁰ Таким образом, поляков могло быть не более 1 500 человек: и то в Речи Посполитой (в Польше) тогда обитали предки современных белорусов, литовцев и украинцев. Причем в подчинении Лисовского было очень много и русских крестьян, участвовавших в восстании И.И. Болотникова (1565–1608)!

В итоге о каком «иноземном нашествии» может идти речь? Это всего лишь бардак и война всех против всех в провинциальной не оформившейся цивилизационно стране (или даже стороне).

Памятуя о деятельности на стороне Лжедмитрия II атамана донских казаков (и одновременно фаворита Марины Мнишек) И.М. Заруцкого, мне невольно вспоминается почти полностью забытое историками, но показательное донесение генерал-губернатора Москвы Ф.В. Ростопчина (1763–1826) императору Александру I уже в 1812 году: «Я старался узнать образ мыслей Платова. Я жил рядом с ним. Он суетен, болтлив и отчасти пьяница. Я заключил, что теперь не следует раздражать этого человека. По неудовольствию Кутузов преследует его, а тот носится с вредными замыслами, говорит, что Бонапарт делал ему и казакам предложения, что при дурном обороте дел он знает, как ему поступить, что казаки за ним пойдут и пр.»³¹ Этот документ почему-то не любят использовать мои коллеги (или не знают о нем —?), но из него явственно следует, что знаменитый атаман донских казаков М.И. Платов (1753–1818) готов был перейти в стан нового «Лжедмитрия», но уже в 1812 году. В следующих главах мы достоверно и документально узнаем, что казаки не столько участвовали в серьезных скоординированных боевых операциях, сколько вполне самостоятельно налетали на транспорты противника, однако грабили не только их, но и русские населенные пункты — и даже монастыри!

Вообще же с национальными окраинами возникала масса проблем. Показательно, что газета «Литовский курьер» (№ 74) 29 августа 1812 так расценила взятие (с точки зрения редакции, освобождение) Смоленска Наполеоном: «Итак, Смоленск — эта знаменитая вотчина наших предков, снова увидел своих прежних соплеменников, вступающих в его стены бок о бок с непобедимыми французскими войсками: тех, кто заслужил на славном поле брани похвалу и внимание величайшего Мирового Героя, сумели привлечь его милостивые взоры на нашу Родину, растерзанную неслыханными в истории злодеяниями (имеются в виду разделы Польши, в которых самым агрессивным образом участвовала Россия — прим. мое, Е.П.)».³²

Продолжая тему «смуты»: всегда комично наблюдать за виражами государственной пропаганды. Например, в период первых двадцати лет после Октябрьского переворота она разворачивалась «на 180 градусов»: в итоге сегодня многие психические жертвы этой пропаганды, приматы с паспортом и когнитивным диссонансом, умудряются восхвалять православного царя (с Кровавым воскресеньем в биографии) и большевика-уголовника Кобу (кстати, учившегося в церковно-приходской школе). В связи с этим любопытно процитировать характерный стих из официозного издания 1930 года. Молодой литератор Джек Алтаузен (Я.М. Алтаузен: 1907–1942) писал:

Я предлагаю Минина расплавить,

Пожарского. Зачем им пьедестал?

Довольно нам двух лавочников славить,

Их за прилавками Октябрь застал,

Случайно им мы не свернули шею

Я знаю, это было бы под стать.

Подумаешь, они спасли Расею!

А может, лучше было не спасать?³³

А знаменитый «народный» писатель и поэт Демьян Бедный (наст. имя — Е.А. Придворов: 1883–1945) на страницах «Правды» 7 сентября 1930 года (стр. 5) бичевал «родимые пятна» еще основательнее:

Сладкий храп и слюнищи возжею с губы,

В нем столько похабства!

Кто сказал, будто мы не рабы?

Да у нас еще столько этого рабства…

Чем не хвастались мы?

Даже грядущей килой,

Ничего, что в истории русской гнилой,

Бесконечные рюхи, сплошные провалы.

А на нас посмотри:

На весь свет самохвалы,

Чудо-богатыри.

Похвальба пустозвонная,

Есть черта наша русская — исконная,

Мы рубили сплеча,

Мы на все называлися.

Мы хватались за все сгоряча,

Сгоряча надрывалися,

И кряхтели потом на печи: нас — «не учи!»,

Мы сами с усами!..

И подобное «безобразие» писалось в стране Советов, которую ныне так защищают «имперцы» и поборники «исконности». Да: «все смешалось» в доме отечественной казенной пропаганды и ее шутов, а также «заболевших» жертв.

Отдельная большая тема истории древней России — крепостное рабство. В данной монографии у нас нет возможности остановиться на этом сюжете подробно, но стоит знать важные нюансы. Изначально крестьянское население Древней Руси было свободным, при этом известна и определенная небольшая часть населения, которая состояла в рабстве классического типа: рабы происходили в основном из числа пленников и их потомства.³⁴ И только постепенно, во многом вследствие залога и долга (а долг происходил от бедности земли и неверных методов ее использования) перед приближенными дружинниками князей, большинство крестьян впадали в зависимость, которая за несколько веков из экономической переросла в личную и полную. И вся эта раболепная «прелесть» идеологически обеспечивалась православной церковью, которая сама (особенно при взаимопомощи Золотой Орды) стала крупнейшим феодалом. Подчеркну: в отличие от древней Европы и США известного периода, в России рабами стали не пленники, чужие этносы или расы — а миллионы соплеменников.

Но мало этого! Если ранее (до создания иностранцами при Петре I русской регулярной армии) стрельцам и прочим платили, то теперь появляется жесточайшая и весьма «тощая» для солдат штука — рекрутский набор! Парней по большей части из крестьянских семей (но вообще из всех податных сословий) забирали на 25 лет, причем значительная их часть не переживала срок службы — и все в итоге отрывались от своего сословия,³⁵ становились, так сказать, деклассированным элементом (это сыграет негативную роль в 1812 г., когда русские солдаты начнут грабить русские же города, села — и саму Москву!). Если забранный в рекруты был уже женат, то судьба его супруги становилось печальной и позорной: «солдатки», как правило, практически автоматически становились наложницами либо старика-отца солдата, либо помещика, либо его приказчиков. Полную ограничений и телесных наказаний голодную солдатскую жизнь без всяких перспектив, кроме смерти (это вам не свободное общество, где, как в наполеоновской Франции, «каждый французский солдат носит в своем ранце жезл маршала Франции»), власти самым наглым образом стали именовать «священным долгом». И такой «долг» русские солдаты отдавали, погибая за все подряд авантюры Гольштейн-Готторпских правителей (т. н. «Романовы» после Карла Петера Ульриха — Петра III), за маниакальную зависть Александра I к блистательному Бонапарту, за интересы английской торговли, за восстановление на французском троне престарелого подагрика графа Прованского (Людовик XVIII: 1755–1824). В двадцатом веке эту линию поведения немецких по крови монархов унаследовали и использовали советские, вышедшие из незнатных социальных слоев и разных этносов вожди. И именно «долгом» (и, что характерно, «священным») лицемерные «повара» от имперской идеологии приправляли жирные призывы, например, к кровавому подавлению восстаний поляков за независимость и тому подобное.

Итак, российское государство отныне требовало от подданных не только платить налоги и строить на болотах Европу, но и за просто так отдавать своих сыновей. Население это восприняло весьма нервозно — отсюда череда крестьянских волнений и подспудно тлеющая гражданская война, которая, как мы скоро узнаем, в 1812 году разгорелась не на шутку. Конечно, петербургские чиновники прилагали все усилия, чтобы скормить русскому простонародью иностранные термины (вроде «патриотизма»…), даже нагло пытались заставить продаваемых отдельно от семьи рабов испытывать невозможные эмоции при слове «родина», но это часто не срабатывало. Именно поэтому рекруты и ополченцы эпохи 1812 года нередко бежали из деревень до набора, занимались членовредительством, чтобы стать непригодными, дезертировали из русской армии тысячами (!) уже в ходе войны 1812 года (многочисленные документы, исходящие лично от М.И. Кутузова и его подчиненных, мы процитируем в соответствующих главах). Из-за этого монструозная машина императорской жандармерии, сыска и пропаганды ставила все новые рекорды своей деятельности. И все перечисленное, естественно, скреплялось церковной пропагандой: я напомню, что в ту эпоху (1721–1917) действовал так называемый Святейший правительствующий синод (дореф. рус. — Святѣйшій Правительствующій Сѵнодъ) — фактически министерство от православия (императора в нем представлял обер-прокурор Синода), которое послушно служило обеспечению покорности рабов живущим на европейский манер хозяевам.

Все это продолжалось очень долго: крепостная зависимость сменилась колхозной (даже паспорта крестьянам разрешили выдавать лишь в 1974 году, а начали это осуществлять с 1976 г.!), императорско-православную идеологию заменили пропагандой вождизма и коммунизма (а затем все вышеназванное смешали в абсолютно трагикомичный и очень опасный «винегрет»). В итоге Россия не поспела сначала в XIX, затем в XX, а потом — в XXI век. От всего этого стал развиваться психологический комплекс ущербности, часто выплескивающийся в агрессию в отношении тех, кто шел более свободным путем и имел больше успехов в прогрессе. Замечу, что сегодня мы наблюдаем особо острый случай действия подобного комплекса еще на одном примере: я говорю о массовых проявлениях терроризма среди оставшихся в средневековье или даже в первобытности исламских экстремистах (простое нажатие кнопок на подаренных западным обществом телефонах и прочих устройствах не помогают пройти непройденную часть эволюции). Однако — снова о России. Давнее чванство «особым путем» передвигалось рука об руку с регулярными плаксивыми криками о «вставании с колен» (зачем же вставать из подобной позы, если вы уже на вершине «духовности» и потрясающего воображение «особого» развития?). И далее, очевидно, следует движение по кольцевой… дороге пройденного.

¹ Герцен А.И. О развитии революционных идей в России. Собрание сочинений: в 30 томах. М.: Академия наук СССР, 1956, т. 7, с. 153. Отмечу: здесь и далее по тексту я постараюсь всегда приводить годы жизни упоминаемого лица (а иногда и его национальность, принадлежность к той или иной конфессии и место службы) — т. к. это очень помогает более объемному пониманию цитаты, биографии и явления.

² Любин В.П. Новый этап в изучении ранней преистории Кавказа. // Труды II (XVIII) Всероссийского археологического съезда в Суздале в 2008 году. В 3 Т. М.: ИА РАН, т. I, с. 141–143.

³ Седов В.В. Этногенез ранних славян. // Вестник Российской Академии Наук, 2003, т. 73, № 7, с. 594–605.

⁴ Соловьев А.В. Византийское имя России. // Византийский временник, 1957, № 12, с. 134–155.

⁵ Клосс Б.М. О происхождении названия «Россия». М., 2012, с. 26.

⁶ Об этом периоде и о князе Владимире — см.: Древняя Русь в свете зарубежных источников. М., 1999; Пчелов Е.В. Рюриковичи: История династии. М., 2003.

⁷ Петр Яковлевич Чаадаев: сборник. М., 2008, с. 84.

⁸ Латынина Ю. Византия: идеальная катастрофа. // Новая газета, № 14 от 11 февраля 2015 г. В связи с темой Византии мне вспоминается одно из моих выступлений — в эфире телеканала с броским названием «Царьград» (22 апреля 2016 года): многое становится понятным для самой широкой аудитории (ролик доступен на Канале здравого смысла в YouTube).

⁹ Шишко Л. Рассказы из русской истории. Петроград, 1917, ч. 2, с. 3.

¹⁰ Об этом подробнее — см.: Нестеренко А.Н. Александр Невский. Кто победил в Ледовом побоище. М., 2006.

¹¹ См., например: Карацуба И.В., Курукин И.В., Соколов Н.П. Выбирая свою историю. М., 2005 (глава о Новгородской республике).

¹² Тарле Е.В. Жерминаль и Прериаль. М., 1951, с. 56, 261.

¹³ Об этих немецких историках — см.: Black J.L. G.F. Müller and the Imperial Russian Academy of Sciences, 1725–1783: First Steps in the Development of the Historical Sciences in Russia. McGill-Queen’s University Press, Kingston-Montréal, 1986.

¹⁴ Чаадаев П.Я. Философические письма. М., 2006, с. 247.

¹⁵ Современная биография С.С. Уварова: Пайпс Р. Сергей Семенович Уваров: жизнеописание. М., 2013.

¹⁶ Обо всем этом детальнее — см.: Глинский Б.Б. Царские дети и их наставники. М., 1899; «Петровская бригада». // Русская старина, 1883, т. XXXVIII, майская книжка, с. 239–272; Hughes L. Russia in the Age of Peter the Great. New Haven: Yale University Press, 1998.

¹⁷ Шишко Л. Указ. соч., с. 21.

¹⁸ Наполеон Бонапарт: pro et contra, антология. СПб., 2012, с. 19 (письмо А.В. Суворова — А.И. Горчакову, октябрь 1796 года).

¹⁹ О процессе заимствования иностранных слов: Лотте Д.С. Вопросы заимствования и упорядочения иноязычных терминов и терминоэлементов. М., 1982; Соболевский А.И. История русского литературного языка. Л., 1980.

²⁰ Обо всем этом детальнее: Анисимов Е.В. Время петровских реформ. Л., 1989; Павленко Н.И. Петр Первый. М., 1975; Ерошкин Н.П. История государственных учреждений дореволюционной России. М., 1968; Бранденбург Н.Е. Материалы для истории Артиллерийского управления в России, Приказ артиллерии (1700–1720). СПб., 1876, с. 241–242; Рохленко Д.Б. Первая русская печатная газета. // Наука и жизнь, 2007, № 3.

²¹ Чаадаев П.Я. Указ. соч., с. 236–237.

²² Там же, с. 253.

²³ Никитенко А.В. Записки и дневник (1826–1877). СПб., 1893, т. 1, с. 500.

²⁴ История Ниена, его крепости и археологических раскопок: Сорокин П.Е. Археологические памятники Охтинского мыса. // Наукав России, 2011, № 3, с. 19–25; Kepsu S. Pietari ennen Pietaria: Nevansuun vaiheita ennen Pietarin kaupungin perustamista. Helsinki: Suomalaisen Kirjallisuuden Seura, 1995.

²⁵ Хомяков А.С. Собрание сочинений. М.: Университетская типография, 1900, т. 1, с. 381–382.

²⁶ Щербатов М.М. О повреждении нравов в России. // Русская старина, 1871, т. 3, с. 685. Мы, конечно, не можем не осуждать подобные сентенции!

²⁷ Щербатов М.М. О повреждении нравов в России. // Русская старина, 1870, т. 2, с. 15–16.

²⁸ Вопросы истории, 2000, № 6, с. 95.

²⁹ Интеллектуальный форум. // Русский институт, 2001, вып. 7, с. 112. Замечу, что полный текст записок историка так до сих пор никто и не отважился опубликовать!

³⁰ Об И.М. Заруцком подробнее: Вернадский В.Н. Конец Заруцкого. // Ученые записки Ленинградского государственного педагогического института, 1939, № 19.

³¹ Ростопчин Ф.В. Письма к императору Александру Павловичу в 1812 году. // Русский архив, 1892, № 8, с. 546.

³² Акты, документы и материалы для политической и бытовой истории 1812 года. Под ред. К. Военского. Т. 1. СПб., 1909, с. 318.

³³ 30 дней. Иллюстрированный ежемесячник, 1930, № 8, с. 68.

³⁴ О рабстве в Древней Руси — см.: Фроянов И.Я. Древняя Русь. Опыт исследования истории социальной и политической борьбы. СПб., 1995; Его же. Рабство и данничество у восточных славян. СПб., 1996.

³⁵ О рекрутских наборах и социальном статусе солдат рекомендую обратиться к этим классическим публикациям: Щепетильников В.В. Комплектование войск в царствование императора Александра I. // Столетие военного министерства. СПб., 1904, т. 4, ч. 1, отд. 2, с. 18–40, 69–72; Андроников А.Н., Федоров В.П. Прохождение службы. // Столетие военного министерства. СПб., 1909, т. 4, ч. 3, кн. 1, отд. 3, с. 1–59.