Глава 9

Как я ни билась, ни шерстила Интернет, придя наконец-то домой в тот вечер, ничего полезного о случившемся в Нижнекамске узнать не удалось. Газеты и телепередачи повторяли друг за другом одно и то же. Имена участников трагедии были изменены.

Выход, конечно, существовал. Плох тот журналист, который за годы работы не обрастает связями и знакомыми в самых неожиданных сферах. Работая в многотиражке, я тесно общалась с руководителем пресс-службы МВД. Позже он с этой должности ушел, получил очередную звездочку на погоны (возможно, и не одну) и забрался еще выше. С той высоты, на которой теперь пребывает, Рустам запросто может рассмотреть все детали таинственного происшествия, которое меня так интересовало.

Проблема в том, что Рустам Галеев был еще и моим бывшим. Расстались мы по моей инициативе и не сказать, чтобы сохранили дружеские отношения. Сейчас Рустам вроде бы счастлив в законном браке. Звонить ему не хотелось, но другого способа разузнать о происшествии я не видела.

– Слушаю, Галеев, – рыкнул он свое обычное. Давняя привычка: так Рустам отвечает на все звонки – и служебные, и личные.

Я как можно суше и официальнее поздоровалась и назвалась, хотя нужды в этом не было. Номер моего телефона остался прежним.

– Чему обязан? – спросил он.

Голос деревянный, напряженный. Жена рядом или до сих пор обижается, что я при расставании назвала его солдафоном?

– Прости, что побеспокоила. У меня есть один вопрос, и я подумала, ты сможешь помочь.

– Неужели чурбан бесчувственный, который только и умеет, что брать под козырек, вдруг понадобился?

Значит, все-таки обижается. Похоже, придется поискать другие пути.

– Рустам, я бы ни за что не стала звонить, если бы могла сама решить проблему. – Дальше я скороговоркой проговорила о том, что ни к чему вспоминать прошлое, мы взрослые люди и у каждого давно своя жизнь.

– Некоторые вещи так просто не забудешь, – напыщенно проговорил Рустам.

Все же не зря я его тогда бросила. Разве он не чувствует, что так серьезно относиться к себе – просто смешно? Есть забавный тест: какая ты геометрическая фигура. Выбираешь, а дальше говорится, какие у тебя слабые и сильные стороны. Не знаю, проходил ли этот тест Рустам, но он точно квадрат. Все углы – прямые. И все равны.

– Ладно, – вздохнула я. – Еще раз извини за беспокойство.

– Погоди, погоди! – закричал он. – Не подумай, пожалуйста, что я… затаил.

«Нет, конечно же, не подумаю!»

– Чего ты хотела? Случилось что-то?

– Да. Кое-что плохое.

Говорить об этом оказалось труднее, чем я думала. Но сказать было нужно, а иначе как я объясню свой интерес к погибшим в Нижнекамске?

– Летом, три года назад, моя сестра с мужем и дочкой ездили на юг. – Я старалась говорить коротко и сдержанно. – Во время одной экскурсии Жанна и Даша упали со скалы и разбились. Отец в декабре того же года умер – сердце. Мама попала в психиатрическую клинику. Она и сейчас там и скорее всего, пробудет в больнице до конца жизни.

– Боже мой! – выдохнул Рустам. Он прекрасно знал моих родных, и такие новости не могли оставить его равнодушным. – Соболезную… Если я могу что-то…

– Спасибо, – остановила его я. – Поэтому и звоню. Дело в том, что Жанна не просто упала, она сама спрыгнула. Взяла Дашу на руки и спрыгнула.

Я впервые проговорила это вслух. Во рту стало сухо и горько, как будто страшные слова имели вкус.

– Не может быть! – Рустам оказался потрясен не меньше, чем я, когда услышала такое от Ильи. Зная Жанну, никто бы в такое не поверил.

– Еще как может, – отрезала я. Понимала, что, если мы начнем проговаривать это, обсуждать, не выдержу и расплачусь. – Только об этом никто не знает, кроме Ильи. Он не сказал, чтобы… Вот чтобы никто так не реагировал, как ты. Пусть хоть память будет светлой, если уж все остальное – сплошной мрак. Прошу тебя, никогда не поднимай этот вопрос.

– А ты не думала, что Илья?.. – Галеев недоговорил, но все и так понятно.

– Не думала. У него никаких мотивов, он души не чаял в Жанне, Дашу и вовсе боготворил. Обвинений ему не предъявляли. Я звоню потому, что…

Я собиралась с мыслями, а Рустам ждал, не задавая лишних вопросов, и за эту понятливость, деликатность я была ему благодарна.

– Вчера кое-что похожее произошло в Нижнекамске. Ты, может, слышал. Женщина утопила новорожденного ребенка в ванне и покончила с собой.

Рустам помолчал, обдумывая мои слова. Я знала, он скажет: эти случаи никак не могут быть связанными между собой.

– Люди часто решаются на суицид, – осторожно начал он. – И бывает, что дети оказываются жертвами. Понимаю твое состояние, но…

– Ничего ты не понимаешь! – воскликнула я. – Знаю прекрасно и про послеродовую депрессию, и про всю эту фигню, про которую ты мне собираешься сказать! Я тебе не для того позвонила!

– Для чего же тогда? – Рустам умел быть хладнокровным, как питон, и его уверенный голос подействовал отрезвляюще.

– Извини. – Не многовато ли я извинялась в последнее время? – Пожалуйста, узнай что сможешь об этой женщине. Кто она, откуда родом… Все, что сможешь. Может, они знакомы с Жанной, как-то связаны. Ты же знаешь, какая сейчас жизнь. Вдруг их заманили в секту, группу в соцсетях или еще что-то…

Я почти видела, как Рустам хмурится, сводит брови к переносице и покусывает нижнюю губу: он всегда так делал, когда задумывался над какой-нибудь проблемой. А то, что я заставила его задуматься, было ясно.

– Вообще-то… – Он откашлялся. – Марьяна, я ушел со службы.

– О, вот как? – Я вовремя удержалась, чтобы не присвистнуть. Вроде рановато ему на пенсию. На взятке, что ли, попался?

– Да, так, – коротко сказал он, не желая вдаваться в подробности. А я и не собиралась выспрашивать. Захочет, сам скажет. Только Рустам не захотел.

– Но связи остались, – добавил он. – Попробую разузнать. Может, ты и права. Хотя я лично думаю…

– Спасибо тебе! – с чувством ответила я. – Всегда знала, что могу на тебя положиться. С меня коньяк.

– Смотрите, как запела! – усмехнулся он.

Весь следующий день я вздрагивала от каждого звонка и неслась к телефону, как девчонка, которая впервые в жизни дала свой номер парню и теперь надеется, что он пригласит ее на свидание.

Ася и Саша подозрительно поглядывали на меня, но ничего не говорили. В целом обстановка в редакции была как никогда спокойной. Люция только что с ложечки меня не кормила. Разумеется, всем уже успела разболтать, что я доверила ей новую рубрику. Понятия не имею, что думали остальные, но Ася и Саша одобряли это решение.

– Правильно, – выпуская дым, проговорила Ася, когда мы вышли в коридор. – И безмозглые овцы целы, и злые серые волки сыты.

– Может, еще и толк из Люции выйдет, – оптимистично заметил Саша.

– Толк выйдет – дурь останется, – припечатала Ася. – А ты сегодня прямо цветешь.

Саша открыл рот, чтобы ответить, но я не услышала, что он скажет, поскольку бросилась обратно в кабинет: зазвонил мой телефон.

Но и это оказалась ложная тревога. Рустам позвонил только через день, ближе к вечеру.

– Погибшие граждане – Рогова Светлана Алексеевна, Рогов Максим Михайлович. Супруг погибшей – Михаил Михайлович Рогов, – принялся зачитывать Рустам.

Ох уж этот дивно-лаконичный язык полицейского протокола, способный превратить любого живого человека в безликого «гражданина». Далее последовали годы рождения обоих супругов и ребенка. Как выяснилось, мужчина старше меня на год. Жена была моложе мужа на пять лет.

– Рогов работает торговым представителем – соки по магазинам развозит, – говорил Рустам. – Погибшая до выхода в декрет работала продавщицей в магазине сети «Магнит». Обычная пара, прежде ни в чем противозаконном замешаны не были. На учете в наркологическом и психоневрологическом диспансерах ни он, ни она не состояли. Послеродовых осложнений, включая депрессивное состояние, у погибшей не диагностировано – в деле имеется медицинское заключение. У несовершеннолетнего Максима Рогова никаких отклонений в развитии не отмечалось, ребенок родился здоровым. Однокомнатная квартира, в которой произошло преступление, – последовал адрес, – находится в собственности Михаила Рогова. Была приобретена по программе ипотечного кредитования. К настоящему моменту кредит полностью выплачен. Роговы находились в официальном браке, поженились в прошлом году. Материальное состояние – стабильное. Конфликтов и скандалов, по свидетельству соседей и родственников, не было.

– Получается, никаких видимых причин для самоубийства. Ребенок здоровый, брак официальный, проблем с жильем и деньгами нет. Живи да радуйся.

Все как у Жанны. Прекрасная семья и бессмысленное самоубийство.

– Похоже на то. По свидетельству мужа, никаких изменений в поведении и настроении жены утром он, уходя на работу, не заметил. Хотя произошло все почти сразу после его ухода. Он вернулся меньше чем через четыре часа, и к тому моменту вода в ванне уже успела остыть.

– То есть она поцеловала мужа на прощание, закрыла за ним дверь, набрала тепленькой водички в ванну и…

– Примерно так. Вероятно, это было спонтанное решение, спровоцированное чем-то, о чем следствию пока неизвестно.

– Может, она узнала, что муж ей изменяет? – спросила я, хотя сама ни капли в это не верила.

– Все возможно. Хотя опрошенные утверждают, что Рогов – примерный семьянин, любил жену и сына. Крайне тяжело переживает трагедию, родственники по очереди остаются с ним – боятся, как бы не последовал примеру жены.

– Но почему тогда?! Рустам, не понимаю, что могло случиться с этой Роговой, чтобы она… как Жанна…

Я задохнулась, не находя слов и силясь понять, зачем эти женщины обрекли себя и собственных детей на смерть, а своих родных – на бесконечные страдания. Что настолько ужасное должна была им сделать эта жизнь, чтобы они отринули ее от себя и не дали вырасти собственным детям?!

Пока мы говорили, я сидела на угловом кухонном диванчике, забравшись на него с ногами. Передо мной стояла чашка чаю, который давно остыл, и вазочка с клубничным вареньем, сваренным в год смерти Жанны и Даши. Варили его, как обычно, мама с сестрой. Мама знала кучу рецептов, и Жанне нравилось вместе с ней закрывать на зиму компоты, мариновать огурцы с помидорами, делать борщи и лечо, варить варенье и желе на всю нашу семью.

…Вот мама перебирает ягоды или яблоки в большом тазу, отмеряет нужное количество сахарного песку. На ней любимый фартук в желтую клетку, волосы убраны под косынку. Рядом Жанна – тоже в переднике и косынке – тщательно помешивает густое ароматное варево, которое томится на плите, ложкой с длинной ручкой. На столе – книга рецептов, открытая на нужной странице, но туда никто не заглядывает. Мама всегда предпочитала готовить «на глазок».

Все готовилось в стратегических количествах, закатывалось в банки и хранилось в подвале родительского дома. Илья шутил, что в случае зомби-апокалипсиса или другого катаклизма голодная смерть нам точно не грозит.

Эти домашние заготовки и сейчас там, в подвале дома. Целые полки, уставленные рядами банок. Есть их некому. Пополнять запасы – тоже.

Мама вечно пыталась отправить мне в Казань всего-всего, но я не хотела возиться с борщами, да и соленья-маринады не слишком люблю. Поэтому брала только варенье. Никто не умел варить его так, как мама с Жанной.

Все это мгновенно вспыхнуло в моей памяти. Боль потери никогда не пройдет, нечего и надеяться. Временами она может затаиться внутри, отодвинуться немного дальше, чтобы дать возможность дышать и жить. Но покинуть навсегда – нет. Такого не будет.

Ты шагаешь дальше и думаешь, что преодолела порог – и вдруг тебя резко отбрасывает назад. Чей-то голос или смех, варенье в вазе, знакомый аромат духов, какая-то фраза или строчка из книги – и вот уже память снова возвращает их, живых, необходимых и недосягаемо далеких…

Я увидела, что руки у меня дрожат. Наверное, я надолго замолчала, потому что Рустам спросил, мягко и тихо, совсем по-человечески, не как чужой, не на протокольном языке:

– Марьяна, с тобой все нормально? Ты меня слышишь?

– Извини, задумалась, – сдавленно проговорила я, сдерживая слезы.

– Ничего, я понимаю. – Галеев помолчал, а потом неуверенно произнес: – Не знаю, стоит ли тебе говорить… Сам я не думаю, что есть какая-то связь, но все-таки… – Он снова замялся.

– В чем дело, Рустам?

– Пообещай не воображать невесть что! Это вилами на воде писано. Возможно – я подчеркиваю, возможно! – твоя сестра и эта Рогова были не единственными.

– Что? – Я так и подскочила на месте, ударилась коленкой о столешницу и едва не взвывала от боли.

– Я пообщался с судмедэкспертом, и тот обмолвился, что это второй похожий случай в его практике. Прежде он работал в Йошкар-Оле, так вот там произошло нечто подобное. Шесть лет назад. Смерть матери и дочери.

– Их, то есть эти случаи, будут как-то… объединять?

– Разумеется нет! – фыркнул Галеев. – Про Жанну никто не знает, ты сама говорила. Йошкар-олинское дело давно закрыто. Да и вообще, насколько я понял, было установлено, что мать убила ребенка случайно. Официальных запросов, как ты понимаешь, я делать не могу.

Итак, три происшествия: в Краснодарском крае, в Татарстане и в Марий Эл. Голова моя кружилась, я не могла сообразить, что мне делать с этими новыми сведениями. Кстати, о сведениях.

– Рустам, ты знаешь, как они погибли? Женщина и девочка из Йошкар-Олы? Можешь рассказать?

– Женщину нашли повешенной, – после секундной паузы ответил он. – Муж обнаружил. Повесилась в бане…