Синеватые вспышки на воде то исчезали, то снова появлялись.

— Что там? Что происходит, мистер Норрелл? — воскликнул Стрендж.

Норрелл ударил по поверхности воды, стирая огненные линии, но теперь вода в блюде осталась темной и неподвижной.

— Он ушел, — произнес мистер Норрелл.

Стрендж закрыл глаза.

— Как странно, — удивленно заметил хозяин. — Что ему делать в Йоркшире?

— Он точно решил свести меня с ума! — воскликнул Стрендж. В голосе волшебника слышались гнев и обида. — Почему он не захотел просто поговорить со мной? После всего, что я сделал, разве ему не интересно хотя бы взглянуть на меня?

— Он — старый чародей и старый Король, — ответил мистер Норрелл. — Вряд ли его так легко чем-нибудь поразить.

— Среди чародеев принято уважать наставников. Я всегда восхищался вами. Я так хотел выразить свое восхищение ему!

— Однако вы затеяли все это для того, чтобы освободить миссис Стрендж, — напомнил Норрелл.

— Да-да, разумеется, вы правы, — раздраженно согласился Стрендж. — Разумеется, и все же… — Он не закончил фразу.

Наступило молчание. Затем Норрелл задумчиво промолвил:

— Вы сказали, что волшебникам свойственно желание произвести впечатление на своих учителей. Ваше замечание напомнило мне одну историю, которая произошла в тысяча сто пятьдесят шестом году…

Стрендж вздохнул.

— …В тот год Джон Аскгласс страдал от некой странной хвори, что случалась с ним время от времени. Когда Король поправился, в своем доме в Ньюкасле он решил отпраздновать выздоровление. Короли и королевы преподносили ему великолепные и роскошные дары — золото, рубины, слоновую кость и редкие пряности. Чародеи дарили Королю волшебные подарки — невидимые покровы, поющие деревья, ключи от тайных комнат, и каждый стремился превзойти остальных. Король величаво благодарил всех. Последним к Королю подошел волшебник, которого звали Томас Годблесс. Руки волшебника были пусты. Он сказал: — «Государь, я принес тебе деревья и холмы. Я принес тебе ветер и дождь». — Короли и королевы, благородные леди и лорды и прочие волшебники онемели от подобной наглости. Однако в первый раз после болезни на лице Короля заиграла улыбка.

Стрендж задумался.

— Похоже, что я оказался среди этих королей и королев. У меня не оказалось достойных даров. Где вы прочли эту историю?

— В «Наставлениях» Белазиса. В юности я страстно увлекался книгой Белазиса, а этот эпизод всегда казался мне загадочным. Я пришел к заключению, что Томас Годблесс заставил деревья и холмы приветствовать Короля каким-то мистическим образом, например, кланяться при его появлении. Тогда меня обрадовало, что я смог отгадать загадку, которая оказалась не по плечу Белазису. Долгое время я не вспоминал об этом, потому что не видел в подобной магии никакого смысла. Много лет спустя я обнаружил похожее заклинание в «Языке Птиц» Ланчестера, который взял его из какой-то древней книги, ныне утерянной. Ланчестер признавался, что не понимает смысла заклинания, а я уверен, что Томас Годблесс использовал именно его или похожее. Если вы так хотите поговорить с Джоном Аскглассом, мы могли бы попробовать. Мы попросим Англию поприветствовать Короля!

— И что это нам даст? — спросил Стрендж.

— Да ничего! На первый взгляд в этом нет никакого практического смысла. Однако мы напомним Джону Аскглассу, как тесно он связан с Англией, а также окажем Королю должное уважение, которого он вправе ожидать от своих подданных.

Стрендж пожал плечами.

— Хорошо. Все равно ничего лучше мы не придумаем. Где у вас «Язык птиц»?

Волшебник оглядел комнату. Книги, совсем недавно бившие черными крыльями, в беспорядке валялись по всей комнате.

— Сколько здесь книг? — спросил Стрендж.

— Четыре или пять тысяч, — ответил Норрелл.

Волшебники взяли по свече и отправились на поиски.

Джентльмен с волосами, словно пух от чертополоха, энергично шагал по обнесенной стеной дороге к деревне Старкросс. Стивен тащился за ним — от одной смерти к другой.

Теперь Англия наполнилась для него ужасом и горем. Ветки и сучья казались застывшими всхлипами, а сухие листья, трепетавшие на ветру, напоминали о повешенном Винкулюсе. Вот разорванный лисой кролик в кустах — скоро джентльмен с волосами, словно пух от чертополоха, так же безжалостно уничтожит леди Поул.

Только смерть и ужас, ужас и смерть окружали его, и Стивен ничего не мог с этим поделать.

В гостиной Старкросс-Холла леди Поул яростно водила пером по бумаге. Стол уже был завален исписанными листками. Раздался стук, и вошел мистер Сегундус.

— Простите, могу я поинтересоваться, кому вы пишете? Сэру Уолтеру?

Она покачала головой.

— Лорду Ливерпулю и редактору «Тайме»!

— Неужели? — удивился мистер Сегундус. — Я только что закончил письмо к сэру Уолтеру, но ничто не обрадует его больше, чем пара строк, написанных рукой вашей светлости — всего несколько слов о том, что вы здоровы и освободились от чар.

— Надеюсь, в своем письме вы упомянули об этом. Простите, мистер Сегундус, пока моя дорогая миссис Стрендж и бедный Стивен находятся во власти злобного духа, я не могу думать ни о чем другом. Немедленно отошлите эти письма! А я займусь посланиями архиепископу Кентерберийскому и принцу-регенту!

— Возможно, сэру Уолтеру более удобно обратиться к таким высоким особам?

— С какой стати? — возмущенно воскликнула леди Поул. — Я не собираюсь никого просить о том, с чем прекрасно справлюсь сама! Довольно беспомощности! Я и так провела много времени в бездействии! К тому же сэру Уолтеру не удастся объяснить всю чудовищность преступления мистера Норрелла!

Вошел слуга мистера Сегундуса и доложил, что в деревне происходит нечто необычное. Высокий чернокожий мужчина, тот самый, что привез ее светлость в Старкросс-Холл, разгуливает по деревне с серебряной короной на голове в сопровождении господина с всклокоченными волосами и в зеленом сюртуке.

— Стивен! Стивен и тот, кто заколдовал нас! — воскликнула леди Поул. — Соберитесь, мистер Сегундус! Вам пригодятся все ваши магические способности! Вы должны уничтожить его! Освободите Стивена, как освободили меня!

— Уничтожить духа? — ужаснулся мистер Сегундус. — Нет, нет, я не могу! Здесь нужен более сильный волшебник…

— Ерунда! — вскричала ее светлость, сверкая глазами. — Вспомните, что сказал Чилдермас! Вы годами изучали магию! Просто попытайтесь!

— Не знаю… — беспомощно пролепетал мистер Сегундус.

Однако леди Поул не дослушала. Она выбежала из комнаты, и так как мистер Сегундус почитал своим долгом защищать ее светлость, ему ничего не оставалось, как последовать за ней.

Наконец волшебники в аббатстве Хартфью обнаружили книгу — на столе, открытой на странице с нужным заклинанием. Однако они не могли решить, как обратиться к Джону Аскглассу. Норрелл ссутулился над блюдом и без конца повторял заклинание, пытаясь определить, где находится Король. Он уже произнес все имена и титулы Джона Аскгласса, которые знал, но все без толку. Вода в блюде оставалась неподвижной и темной.

— А как насчет его имени в Стране фей? — спросил Стрендж.

— Оно утеряно, — ответил Норрелл.

— Мы уже пробовали Короля Севера?

— Пробовали.

Стрендж задумался на мгновение, а затем снова спросил.

— А то странное имя, о котором вы упоминали ранее? Имя, которым Король называл себя сам? Что-то безымянное…

— Безымянный раб?

— Точно. Попробуйте еще раз.

Норрелл явно не поверил в успех затеи, однако произнес заклинание еще раз. Внезапно в воде появилось пятнышко синеватого цвета. Безымянный раб находился в Йоркшире — там же, где недавно был Джон Аскгласс.

— Вот видите! — вскричал Стрендж победно. — Мы зря тревожились. Он все еще здесь!

— Я не думаю, что это один и тот же человек, — перебил его Норрелл. — Здесь что-то не так.

— Мистер Норрелл, вы меня удивляете! Кто еще это может быть? Сколько в Йоркшире безымянных рабов?

Мистер Норрелл не нашелся с ответом на столь разумный вопрос.

— А теперь приступим к магии. — Стрендж поднял книгу и начал читать заклинание. Волшебник обращался к английским деревьям, английским холмам, к солнечному свету, воде, птицам, земле и камням. Он призывал их покориться воле безымянного раба.

Стивен и джентльмен вошли в деревню Старкросс.

В деревне стояла тишина, и никто не заметил их появления. Девушка в ситцевом платье и шерстяной шали переливала молоко из деревянного ведра в кадку для сыра. Мужчина в гетрах и широкополой квакерской шляпе шел по улице, рядом с ним плелся пес. Когда мужчина завернул за угол дома, девушка улыбнулась ему, а пес радостно залаял. Эта простая домашняя сценка в другое время порадовала бы Стивена, но сейчас он ощутил дрожь — что, если джентльмен с волосами, словно пух от чертополоха, сейчас ударит или попросту задушит девушку, а он снова ничем не сможет помочь?

Джентльмен уже ступил на мост. Стивен последовал за ним и тогда…

…все изменилось. Солнце вышло из-за тучи и засверкало в просветах деревьев — сотни крошечных солнечных зайчиков заплясали между ветвями. Мир стал похож на загадочный лабиринт. Все словно напоминало о старом суеверии — шагая по мостовой, нельзя наступать на края каменных плит. Неожиданно мир вокруг обрел новый смысл. Стивен не решался сделать ни шага. Ему казалось, что если он наступит на эту тень или то солнечное пятно, мир уже никогда не станет прежним.

— Нет, подождите' — закричал он. — Я не готов! Я не собирался! Я не знаю, что мне делать!

Поздно. Стивен посмотрел наверх.

— Да, — отвечал он деревьям.

— Да, — отвечал он горам.

Теперь их сила и достоинство принадлежали ему.

Темные воды ручья, протекавшего под мостом, пропели ему свой вопрос.

— Да, — отвечал он ручью.

И земля спросила его…

— Да, — ответил Стивен.

— Да, — отвечал им он.

— Да, — ответил Стивен. — Да, да, да.

Отныне Англия лежала в его черных ладонях. Теперь он волен казнить или миловать ее жителей. Ни одно преступление не останется безнаказанным. Каждая рана, нанесенная его бедной матери, будет отмщена стократно. Одно мгновение — и Англия превратится в пустыню. Крыши домов обрушатся на головы обитателей. Он мог приказать холмам пасть, а долинам провалиться сквозь землю. Сейчас он призовет кентавров, сорвет с неба звезды и луну. Сейчас, сейчас, сейчас!

В бледных солнечных лучах Стивен видел бегущих леди Поул и мистера Сегундуса. При виде джентльмена в зеленом сюртуке в глазах ее светлости зажглась ненависть. Бедный мистер Сегундус казался смущенным и потерянным.

Джентльмен повернулся к Стивену и что-то произнес. Стивен не расслышал — голоса холмов и деревьев гремели в ушах. Однако он снова промолвил:

— Да.

Джентльмен радостно рассмеялся и поднял руку, собираясь прочесть заклинание против леди Поул.

Стивен закрыл глаза. Он обратился к камням моста.

— Да, — ответили камни.

Мост взвился вверх, словно взбесившийся конь, и джентльмен упал в воду.

Стивен обратился к ручью.

Он сжал джентльмена в железных объятиях и потащил за собой.

Стивен слышал, что леди Поул говорит с ним, чувствовал прикосновение ее рук, побледневший мистер Сегундус что-то потрясенно бормотал, но Стивен не мог отвечать им. Кто знает, сколько еще мир будет послушен его воле? Он спрыгнул с моста и пошел по берегу ручья.

Деревья приветствовали его, клялись в вечной дружбе и напоминали о давно прошедших временах. Солнечные лучи называли его Королем и радовались его возвращению. У Стивена не было времени сказать им, что они принимают его за другого.

Стивен подошел к месту, где берега ручья круто взмывали вверх, образуя глубокую долину. Здесь были установлены каменные жернова. Долину усеивали огромные обтесанные валуны, каждый в половину человеческого роста.

В том месте, где ручей удерживал своего пленника, вода бурлила и кипела. Стивен опустился на колени и склонился над водой.

— Простите, — произнес он. — Вы хотели мне только добра.

Волосы джентльмена плыли по воде, словно серебряные змеи. Лицо его пугающе менялось. Злоба и ненависть почти лишили его человеческих черт. Глаза вылезли из орбит, на лице появилась шерсть, зубы обнажились в жутком реве.

Где-то внутри Стивена раздался голос: «Если ты убьешь меня, то никогда не узнаешь своего имени!»

— Я — безымянный раб, — сказал Стивен. — Я всегда был им и теперь не хочу быть никем иным.

Стивен обратился к жерновам. Они взмыли в воздух и опустились на голову джентльмена. Стивен обратился к камням и булыжникам — и они обрушились на его врага. Джентльмен был несказанно стар и очень силен. Уже после того, как кости и плоть раздавило и разорвало на части, Стивен все еще чувствовал, что разум врага с помощью магии пытается соединить их вновь. Тогда Стивен обратился к каменной гряде, опоясывающей долину. Земля и скалы обрушились на жернова, и вскоре на их месте вырос высокий холм.

Долгие годы между Стивеном и окружающим миром висело пыльное серое стекло. В тот миг, когда дыхание джентльмена прервалось, стекло вдребезги разлетелось. Стивен беспомощно ловил воздух ртом.

Однако его союзники и слуги наконец-то поняли свою ошибку. Деревья и холмы засомневались. Они начали сознавать, что Стивен — не тот, за которого они его приняли.

Один за другим союзники покидали Стивена. Когда ушел последний, Стивен упал на землю опустошенный и бесчувственный.

В Падуе Грейстилы позавтракали и собрались в маленькой гостиной на первом этаже. В семействе царил разлад. Доктор Грейстил хотел выкурить трубку в гостиной, а тетушка Грейстил и Флора решительно отказывались вдыхать табачный дым. Тетушка Грейстил пыталась спорить, но доктор оставался непреклонен. Курение трубки — единственное удовольствие, доступное ему в последнее время, так как они давно уже никуда не выходят, посему он не намерен от него отказываться. Сестра возразила, что он мог бы выкурить трубку на свежем воздухе, на что доктор ответил, что под дождем курить непросто, потому что намокает табак.

Теперь он курил в гостиной, тетушка Грейстил беспрестанно кашляла, а Флора, которая упрекала во всем себя, взирала на них с несчастным выражением на лице! Так прошел час. Неожиданно доктор поднял глаза и изумленно воскликнул:

— Моя голова почернела! Совсем черная!

— Что ж тут удивительного? Со временем так происходит со всеми курильщиками! — заметила его сестра.

— Папа, — встревожено воскликнула Флора. — О чем ты?

Доктор Грейстил уставился в зеркало — то самое зеркало, что появилось в доме таким мистическим образом, когда день обратился в ночь, а Стрендж посетил Падую. Флора подошла и встала за спиной отца. Ее взволнованный возглас заставил и тетушку подняться с кресла.

На месте, где должна была отражаться голова доктора Грейстила, на зеркальной поверхности возникло темное пятно. Оно двигалось и меняло форму. Пятно росло в размерах и постепенно обратилось в человеческую фигуру, бегущую по бесконечному коридору. Вскоре стало понятно, что бежит женщина. Несколько раз она в страхе оглядывалась, словно опасаясь преследователей.

— Что так испугало ее? — удивилась тетушка. — Ланселот, ты что-нибудь видишь? Кто-то преследует ее? Ах, бедняжка! Ланселот, сделай же что-нибудь!

Доктор Грейстил подошел к зеркалу, положил руки на гладкую поверхность и надавил. Зеркало не поддавалось. Он помедлил, словно сомневаясь, стоит ли надавить сильнее.

— Осторожнее, папа, — забеспокоилась Флора. — Не разбей его!

Женщина в зеркале приближалась. Грейстилы уже могли различить изысканную отделку ее платья. И вот она приготовилась перепрыгнуть сквозь раму, как через ступеньку. Флора быстро подвинула кресло к стене. Три пары рук протянулись, чтобы подхватить женщину, вытащить ее из того страшного места, которое так пугало несчастную.

На вид женщине было около тридцати — тридцати двух лет. От бега дыхание ее сбилось, платье цвета осенних листьев смялось. Безумным взглядом женщина обвела незнакомую комнату, чужие лица.

— Это Страна фей? — спросила она.

— Нет, мадам, — ответила Флора.

— Англия?

— Нет, мадам. — По лицу Флоры потекли слезы. Чтобы умерить волнение, она прижала руку к груди. — Это Падуя. Меня зовут Флора Грейстил. Вы меня не знаете, но я жду вас по просьбе вашего мужа. Я обещала ему, что встречу вас здесь.

— Джонатан здесь?

— Нет, мадам.

— Вы — Арабелла Стрендж, — изумленно промолвил доктор Грейстил.

— Да, — ответила женщина.

— Ах, моя дорогая! — воскликнула тетушка, прижав одну руку ко рту, а другую — к сердцу. — Ах, моя дорогая! — Затем обе руки запорхали вокруг Арабеллы. — Ах, моя дорогая! — в третий раз воскликнула тетушка и, залившись слезами, прижала несчастную женщину к груди.

Стивен проснулся. Он лежал на мерзлой земле. Солнце ушло, стало мрачно и холодно. Долину окружала стена, словно жуткие стены склепа. Валуны перегородили реку, но сквозь запруду пробивался ручеек. Корона, скипетр и держава валялись неподалеку в луже грязной воды. Стивен с трудом поднялся на ноги.

Он услышал чей-то голос: «Стивен! Стивен!» Леди Поул?..

— Ради свободы я отрекся от своего имени, — промолвил Стивен. — Теперь оно утрачено навсегда. — Он поднял корону, скипетр и державу и побрел вперед.

Стивен не знал, куда идет. Он убил джентльмена и позволил тому убить Винкулюса. Теперь он никогда не вернется домой. Что скажут английские судьи и присяжные чернокожему, виновному в смерти двоих? Он медленно брел вперед.

Спустя некоторое время Стивену показалось, что местность вокруг уже не похожа на обычный английский пейзаж. Стволы деревьев напоминали массивные древние колонны, их ветви были толще человеческого туловища и загибались под странными углами. Хотя стояла зима, на ветках шиповника пламенели кроваво-красные розы.

Перед ним лежала Англия. Стивен ни о чем не сожалел. Он не оглядывался, а просто шел вперед.

Неподалеку раскинулся широкий низкий курган. Посередине холма ширился проход. Он более походил на открытую пасть, чем на дверь, но совсем не казался зловещим. Рядом с входом, явно ожидая Стивена, маячила какая-то фигура. «Я знаю это место, — подумал Стивен. — Это залы „Утраченной надежды!“ Как такое возможно?»

Однако не только дворец обратился в холм, все вокруг стало неузнаваемым. Внезапно лес показался Стивену свежим и невинным. Деревья больше не подавляли путешественника своей мощью. Между ветками проглядывало холодное голубое небо. Здесь и там вспыхивали чистым светом одинокие звезды, хотя Стивен уже не помнил, утренние или вечерние. Он поискал глазами древние кости и ржавые доспехи — отвратительные эмблемы кровожадной натуры джентльмена с волосами, как пух на отцветшем чертополохе. Стивен обнаружил их прямо под ногами — зажатые между корнями деревьев, запутавшиеся в зарослях ежевики и боярышника. Он помнил их иными, теперь же кости и доспехи лежали, покрытые мхом, изъеденные ржавчиной. Вскоре от них и вовсе ничего не останется.

Фигура у входа показалась Стивену знакомой, он не раз встречал это существо на балах в залах «Утраченной надежды». Теперь изменился и он: чертами лица старый знакомец теперь все больше напоминал эльфа, глаза его блестели, брови кустились. Волосы вились и курчавились, как руно молодого барашка или папоротник ранней весной, а на лице проступал легкий подшерсток. Он выглядел старше, хотя и наивнее одновременно.

— Добро пожаловать! — вскричал он.

— Неужели это дворец «Утраченной надежды»? — спросил тот, кто раньше был Стивеном Блеком.

— Да, дедушка.

— Не понимаю. Я думал, что «Утраченная надежда» — огромное здание. А это… — Тот, кто раньше был Стивеном Блеком, помедлил. — Я не могу подобрать слова.

— Это бруг, дедушка. Мир под холмом. Дворец «Утраченной надежды» отныне изменится! Старый Король умер. Новый Король грядет! С его приходом наш мир забудет старые печали. Грехи старого Короля рассеются, как утренний туман. Мир станет таким, каким сделает его новый Король. Его добродетели украсят лес!

— Новый Король? — Тот, кто раньше был Стивеном Блеком, опустил глаза. В одной руке он держал скипетр, в другой — державу.

Дух забавлялся его изумлением.

— То, что вы сделаете для Страны фей, далеко превзойдет ваши земные дела.

Они прошли сквозь огромный холл. Новый Король уселся на древний трон. Толпа подданных приветствовала его. Некоторых он знал, некоторые лица казались незнакомыми — скорее всего, он просто никогда не видел их в истинном обличье. Долгое время царило молчание.

— Этот дом, — промолвил он наконец, — грязен и не прибран. Его обитатели проводили время в праздности и бесконечных удовольствиях. Вы радовались злодеяниям, которые ныне надлежит забыть. Я часто наблюдал за вами, и сердце мое наполнялось печалью. Отныне здесь все изменится.

В миг, когда заклинание было произнесено, над аббатством Хартфью поднялся сильный ветер. Двери хлопали во тьме, черные занавеси вздымались на окнах, а бумаги взлетали к потолку и пускались в дикую пляску. Колокол, перенесенный из древнего аббатства и давно забытый в башенке над конюшней, неистово зазвонил.

В зеркалах и циферблатах часов замелькали видения. Ветер поднял штору, и странные образы возникли в окне. Они изменились так часто, что порой Стрендж и Норрелл не успевали их разглядеть. Что-то казалось мистеру Норреллу знакомым: разбившаяся ветка падуба в библиотеке на Ганновер-сквер, ворон, летящий на фоне собора Святого Павла и напоминающий Ворона-в-полете, огромная темная кровать в придорожной гостинице. Прочие видения выглядели странно: боярышник, человек, распятый на ветках, грубая стена из валунов в узкой долине, бутылочка без крышки, плывущая по волнам.

Наконец все видения исчезли, осталось только одно. Оно целиком заполнило высокие окна библиотеки. Огромный, круглый, неправдоподобно блестящий камень был помещен внутри кольца из грубых валунов и обращен к темной стороне холма. Холм напоминал мистеру Норреллу пустошь с выгоревшим и обуглившимся вереском, только чернота его казалась гладкой, как шелк или хорошо выделанная кожа. Внезапно камень дернулся и исчез. Волшебнику в голову пришла нелепая мысль, что камень моргнул.

Ветер стих. Колокол перестал звонить.

Мистер Норрелл облегченно вздохнул. Стрендж, скрестив руки на груди и глядя в пол, глубоко ушел в свои думы.

— Как вы это сделали? — спросил мистер Норрелл. — Последнее видение показалось мне самым ужасным. Я на миг решил, что это — глаз.

— А это и был глаз, — промолвил Стрендж.

— Но кому же принадлежит такой глаз? Вероятно, чудовищу! Как жутко!

— Действительно, чудовищу, — согласился Стрендж. — Хотя не совсем чудовищу — это был глаз ворона.

— Ворона? Но он занимал целое окно!

— Вероятно, ворон этот так огромен или…

— Или? — дрожащим голосом переспросил Норрелл.

Стрендж неприятно усмехнулся.

— Или мы с вами слишком малы! Я хотел, чтобы Джон Аскгласс увидел меня. Думаю, теперь мое желание исполнилось, пусть всего лишь на миг. Для него мы с вами меньше птичьего глаза и, вероятно, столь же мало значим. Кстати, о Джоне Аскглассе, как вы полагаете, где он сейчас?

Мистер Норрелл снова уселся перед блюдом с водой. После пятиминутных трудов он воскликнул.

— Мистер Стрендж! Нигде нет и следа Джона Аскгласса! Однако я видел миссис Стрендж и леди Поул. Последняя — в Йоркшире, а ваша жена — в Италии. В Стране фей не осталось и следов их пребывания. Обе совершенно свободны от колдовских чар!

Наступило молчание. Стрендж резко отвернулся.

— Странно, — продолжил мистер Норрелл. — Мы с вами проделали все это, но как именно, я до сих пор не пойму. Мне думается, Джон Аскгласс просто увидел, что творится зло, протянул руку и тут же поставил все на свои места! К несчастью, он не счел необходимым освободить нас из этой тюрьмы. Смотрите, тьма не рассеялась.

Мистер Норрелл замолчал. Что ж, такова теперь его судьба, наполненная ужасом и одиночеством. К своему удивлению, мистер Норрелл не чувствовал страха. Напротив, вспоминая о годах, проведенных в Лондоне на службе у министров и адмиралов, вдали от любимой библиотеки, волшебник удивлялся, как он смог их вынести.

— Хорошо, я сразу не сообразил, что глаз принадлежал ворону! — добродушно заметил он. — Иначе не на шутку испугался бы!

— Да уж, сэр, — хрипло промолвил Стрендж. — Вам повезло! А я, похоже, излечился от желания предстать перед ним. Отныне меня не волнует, что Джону Аскглассу нет до меня никакого дела!

— И правда, сэр, — согласился мистер Норрелл. — Знаете, мистер Стрендж, вам следует избавиться от несбыточных желаний! Для волшебника это вещь весьма опасная. — И мистер Норрелл пустился в подробный пересказ не слишком занимательной истории о чародее, жившем в четырнадцатом веке в Ланкастере. Своими праздными желаниями волшебник этот причинял множество неудобств жителям родной деревушки, то обращая коров в облака, то кастрюли — в корабли, или творя прочие магические безобразия.

Поначалу Стрендж почти не слушал Норрелла, а замечания его казались бессвязными и нелогичными. Затем он стал прислушиваться все с большим вниманием и вскоре вновь заговорил в своей обычной манере.

Среди множества талантов мистера Норрелла способность читать в сердцах своих ближних явно не значилась. Стрендж ни разу не упомянул об освобождении жены, посему мистер Норрелл решил, что это событие не слишком тронуло ученика.