Бонапарта отправили в изгнание на остров Эльба. Однако император сомневался, что ему подойдет уединенная жизнь на тихом острове — как-никак, он привык править большой частью известного мира. Перед тем как покинуть Францию, он пообещал кое-кому, что вернется по весне, когда вновь зацветут фиалки. Слово свое Бонапарт сдержал.

Едва ступив на землю Франции, он собрал армию и двинулся на север, в Париж, навстречу своей судьбе, то есть войне против всего мира. Естественно, он хотел вернуть себе титул императора, только еще не решил, императора чего. Он всю жизнь стремился превзойти Александра Македонского, поэтому мог бы направиться на восток. Когда-то он совершил экспедицию в Египет и добился там определенных успехов. Он мог пойти на запад — говорили, что в Шербуре стоит флот, готовый доставить императора и его армию в Америку для завоевания новых неведомых земель.

Однако какие бы планы ни вынашивал Наполеон, все его противники сходились во мнении, что первым делом он нападет на Бельгию. Поэтому герцог Веллингтон отправился в Брюссель и принялся ждать злейшего врага Европы.

Английские газеты полнились слухами: Бонапарт собрал войска, он поразительно быстро идет на Бельгию, он уже там, он побеждает! На следующий день выяснялось, что он еще не выступил из Парижа.

В конце мая Джонатан Стрендж последовал за герцогом Веллингтоном и его армией в Брюссель. Последние три месяца он тихо жил в Шропшире, размышлял о магии, и нам легко понять его растерянность. Однако, погуляв по городу часа два, он понял, что дело не в нем, а в самом Брюсселе. Стрендж знал, как должны выглядеть города во время войны, но столица Бельгии так не выглядела. Здесь не маршировали солдаты, не проезжали повозки с провиантом, не видно было озабоченных лиц. Вместо них он видел модные лавки и дам в роскошных экипажах. Конечно, повсюду можно было встретить офицеров, но выглядели те отнюдь не воинственно. (Один сосредоточенно чинил маленькой девочке игрушечную парасольку.) В городе много смеялись и шутили, словно сюда не движется с войсками Наполеон Бонапарт.

Кто-то окликнул Стренджа. Обернувшись, он увидел своего приятеля, полковника Маннингема, который немедленно предложил вместе ехать к леди Шарлотте Гревилл (английской даме, проживавшей в Брюсселе). Стрендж отказался, заметив, что его не приглашали, к тому же он должен найти герцога. Маннингем заявил, что приглашения не требуется, а герцога с тем же успехом можно искать в гостиной леди Шарлотты.

Через десять минут Стрендж уже входил в роскошные апартаменты, где было полно гостей, в том числе немало старых знакомых. Здесь были офицеры, красавицы, щеголи, британские политики и пэры Англии от баронетов до герцогов. Все громко шутили на тему предстоящей войны. Для Стренджа это было ново — война как модная забава. В Испании и Португалии солдаты считали себя несчастными и заброшенными. Британские газеты писали о боевых действиях в самых мрачных тонах. А здесь, в Брюсселе, каждый хотел быть офицером его светлости герцога Веллингтона. Почти такой же почетной считалась должность волшебника его светлости.

— Зачем Веллингтону все эти люди? — шепотом спросил Стрендж у Маннингема. — Что будет, когда нападут французы? Напрасно я сюда пришел. Сейчас начнут расспрашивать о размолвке с Норреллом, а я не хотел бы об этом говорить.

— Ерунда! — ответил полковник тоже шепотом. — Здесь до этого никому нет дела! К тому же герцог здесь!

По залу прошло волнение — появился герцог.

— А, Мерлин! — воскликнул он, заметив Стренджа. — Рад вас видеть! Вашу руку! Вы, конечно, знакомы с герцогом Ричмондским? Нет? Тогда позвольте мне вас представить!

Собрание и раньше было довольно шумным, но с приходом герцога оживилось еще сильнее. Все взгляды устремились на него — с кем он беседует, с кем флиртует? Вел он себя так, словно приехал в Брюссель с одной целью — развлечься. Впрочем, всякий раз, как Стрендж пытался отойти от герцога, тот останавливал его взглядом, словно говоря: «Нет, останьтесь. Вы мне нужны!» Наконец он придвинулся к Стренджу и, улыбаясь, прошептал ему на ухо:

— Ну вот, полагаю, довольно. Идемте! Рядом есть оранжерея, мы поговорим там.

Они вышли из зала и удалились под сень пальм и прочих экзотических растений.

— Хочу предупредить, — обратился к Стренджу герцог, — здесь вам не Испания. Там для каждого ребенка, женщины и мужчины французы — смертельные враги. Здесь все по-другому. В Брюсселе у Бонапарта на каждой улице есть друзья, их немало и в наших войсках. В городе полно шпионов. Поэтому наша задача — ваша и моя — делать вид, будто Наполеон обречен на поражение. Смейтесь, Мерлин! Выпейте чаю. Это укрепит ваши нервы.

Стрендж попытался изобразить беззаботную улыбку, но тут же нахмурился и, чтобы герцог этого не заметил, спросил, что его светлость думает об армии.

— О! В лучшем случае ее можно назвать просто плохой. Это самая разношерстная армия, которой я когда-либо командовал. Британцы, бельгийцы, голландцы, немцы. Представьте себе, что вам предстоит построить стену из дюжины различных материалов. Каждый сам по себе неплох, но будет ли такая стена прочной? Не рассыплется ли она? Пруссаки обещают сражаться на нашей стороне. Блюхер — замечательный старик. Славный вояка. — (Он говорил о прусском генерале.) — К сожалению, он не в своем уме. Уверен, что забеременел.

— Вот как?

— И родит слоненка.

— Понятно.

— Однако вы должны немедленно приступить к работе! Книги у вас с собой? Серебряная чаша? Место для работы выбрали? У меня сильное предчувствие, что Бонапарт подойдет с запада, со стороны Лилля. Я пошел бы оттуда. Наши друзья из Лилля пишут, что он войдет в город с часу на час. Вот вам задание: следить за западной границей. Как только заметите признаки неприятеля, немедленно известите меня.

В следующие две недели Стрендж вызывал видения тех районов где, по мнению герцога, должны были появиться французы. Веллингтон дал ему в помощь большую карту и молодого офицера, которого звали Уильям Хедли-Брайт.

Хедли-Брайт был одним из тех счастливчиков, к которым всегда благоволит Фортуна. Все ему давалось легко. Он был единственным обожаемым ребенком богатой вдовы. Он хотел сделать карьеру военного, и друзья устроили его на службу в элитный полк. Он хотел приключений и острых ощущений, и герцог Веллингтон сделал его своим адъютантом. Потом, когда он решил, что кроме карьеры офицера его чрезвычайно интересует магия, герцог назначил его помощником великого и загадочного Джонатана Стренджа. Впрочем, позавидовать Хедли-Брайту мог только очень злой человек — он обезоруживал своей веселостью и мягким нравом.

День за днем Стрендж и его помощник осматривали старинные укрепленные города на западе Бельгии, вглядывались в улицы и площади, озирали равнины под бескрайним небом. Однако французы не появлялись.

Жарким душным днем в середине июня они сидели за этим занятием. Было около трех часов дня. Денщик не позаботился убрать грязные кофейные чашки, и над ними жужжала муха. В открытое окно сочились запахи лошадиного пота, гнилых персиков и скисшего молока. Хедли-Брайт, сидя на стуле, демонстрировал один из талантов, которым обладают только солдаты, — засыпать где угодно и когда угодно.

Стрендж посмотрел на карту и ткнул в нее пальцем наобум. В воде, налитой в серебряное блюдо, появился пустынный перекресток дорог, рядом с которым стояла ферма и несколько домов Стрендж наблюдал за видением. Ничего не происходило. Глаза у волшебника начали слипаться, он чуть не задремал, когда увидел что на картинке появилась группа солдат. Они притащили пушку и теперь устанавливали ее, маскируясь в рощице из нескольких вязов. Действовали они очень поспешно. Стрендж толкнул Хедли-Брайта.

— Это что за ребята? — спросил он.

Хедли-Брайт, протирая глаза, посмотрел на воду. Солдаты у перекрестка были в зеленых мундирах с красными обшлагами. Их становилось все больше.

— Нассаусцы, — ответил Хедли-Брайт. — Солдаты принца Оранского. Все в порядке. Это где?

— Перекресток в двадцати милях от города. Место называется Катр-Бра.

— А! Можно не тратить время! — заявил Хедли-Брайт, зевая. — Это по дороге на Шарлеруа. Там недалеко прусская армия — мне так говорили. Интересно, а эти ребята из Нассау именно там должны находиться? Вроде бы нет… — Он принялся листать бумаги, в которых была указана дислокация войск союзников. — Действительно, не там…

— А это кто? — перебил его Стрендж, указывая на солдата с ружьем, появившегося на гребне холма. На нем был синий мундир.

— Француз, — после секундной паузы ответил Хедли-Брайт.

— А он должен там находиться? — спросил Стрендж.

Однако француз был уже не один. Пятьдесят… Двести… Триста… Тысяча! Склон кишел солдатами противника, как протухшее мясо червями. Через мгновение они открыли огонь по нассаусцам, засевшим у перекрестка. Перестрелка длилась недолго. Нассаусцы дали залп из орудий. У французов пушек не было, и они быстро отступили за холм.

— Ага! — закричал Стрендж. — Получили! Бегут!

— Да, но откуда они там взялись? — спросил Хедли-Брайт. — Вы можете взглянуть за холм?

Стрендж взболтал воду в блюде и сделал над ней пасс рукой, Перекресток исчез, вместо него появилось изображение французской армии — если не всей, то весьма значительной ее части. Хедли-Брайт рухнул на стул, как марионетка, у которой переререзали ниточки. Стрендж выругался по-испански (война ассоциировалась у него с этим языком). Союзные армии находились далеко от Катр-Бра. Дивизии Веллингтона — на западе, готовые защищать те подступы, на которых Бонапарт и не думал появляться. Генерал Блюхер с прусскими войсками стоял гораздо восточнее. А французы внезапно появились на юге. Таким образом, войска принца Оранского (от трех до четырех тысяч солдат) были единственным заслоном, преграждавшим неприятелю путь в Брюссель.

— Мистер Стрендж! Сделайте что-нибудь, умоляю! — вскричал Хедли-Брайт.

Стрендж глубоко вздохнул и раскинул руки, словно собирая все магические силы, которые ему подчинялись.

— Скорее, мистер Стрендж, скорее!

— Я могу передвинуть город, — сказал Стрендж. — Могу сдвинуть с места Брюссель! Могу перенести туда, где французы его не найдут.

— Куда передвинуть? — закричал Хедли-Брайт, хватая Стрен-джа за руки. — Вокруг города наши войска. Если вы начнете двигать город, то передавите наши полки, их раздавит зданиями и завалит камнями. Герцогу это не понравится. Ему дорог каждый солдат.

Стрендж мгновение размышлял.

— Нашел! — вскричал он.

В комнату ворвался свежий ветер. Он не был пугающим или неприятным, скорее походил на прохладный океанский бриз. Хедли-Брайт выглянул в окно. За домами, холмами, дворцами и парками высились пики каких-то высоких гор, которых секунду назад здесь не было. Горы были черными, местами их склоны покрывали сосновые леса. Воздух был очень свежим, будто им никто никогда не дышал.

— Где мы? — спросил Хедли-Брайт.

— В Америке, — ответил Стрендж. Затем, словно объясняясь, он добавил: — На картах это место пока обозначено белым пятном.

— О боже! Это еще хуже! Вы забыли — мы только что подписали с американцами мирный договор! Американцы придут в ярость когда узнают, что на их земле появился европейский город!

— Возможно. Однако, уверяю вас, для беспокойства нет причин. Мы очень далеко от Вашингтона, Нового Орлеана или другого крупного центра. Думаю, до них сотни и сотни миль. По меньшей мере. Честно сказать, я не знаю, где мы очутились. Это имеет какое-то значение?

Хедли-Брайт выскочил из дома, чтобы найти герцога и уведомить, что французы уже в Бельгии, а его, герцога, там нет.

Его светлость в это время пил чай с английскими дипломатами и бельгийскими графинями и выслушал новость, не теряя спокойствия. Однако через полчаса он уже был в гостинице у Стренджа с главным квартирмейстером полковником де Ланей. Его светлость мрачно оглядел изображение в серебряном блюде.

— Бог мой, Наполеон провел меня! — воскликнул он. — Де Ланей, немедленно составьте приказы. Мы должны собрать войска у Катр-Бра.

Несчастный полковник смотрел на герцога в полном смятении.

— Как мы передадим распоряжения, если между нами — Атлантика? — спросил он.

— Ну, об этом позаботится мистер Стрендж, — ответил Веллингтон.

В это время он посмотрел в окно и увидел нечто интересное. По улице проезжали четверо всадников. Держались они по-королевски. Кожа у них была красноватая, волосы — длинные и черные, как вороново крыло. Одеты они были в шкуры, расшитые иглами дикобраза, у седел в кожаных чехлах висели ружья, колчаны со стрелами, за спинами — луки. В руках всадники держали копья, головы их украшали перья.

— Послушайте, де Ланей! Пошлите спросить у этих ребят, не хотят ли они завтра сразиться. Сдается, из них выйдет толк.

Примерно через час в городке Ат, в двадцати милях от Брюсселя (точнее, оттого места, где обычно находится Брюссель), кондитер достал из печи противень с пирожными. Когда пирожные остыли, он написал на каждом из них сахарной глазурью по одной букве, чего раньше он никогда не делал. Его жена, ни слова не понимавшая по-английски, уложила пирожные на деревянный поднос и вручила разносчику. Тот отнес их в штаб-квартиру союзных армий, расположенную в этом городке, где сэр Генри Клинтон отдавал приказы офицерам. Сэр Генри взял одно пирожное и уже намеревался отправить его в рот, когда майор Норкотт из 95-го стрелкового полка издал изумленный возглас. Перед ними на подносе лежало написанное розовой глазурью распоряжение Веллингтона: не теряя ни минуты, двинуть Вторую пехотную дивизию на Катр-Бра. Изумленный сэр Генри поднял взгляд на разносчика. Тот расплылся в улыбке.

Приблизительно в это же время командир Третьей дивизии, ганноверский джентльмен сэр Чарльз Олтен писал что-то, сидя за столом в небольшом особняке в двадцати пяти милях юго-западнее Брюсселя. Случайно посмотрев в окно, он увидел дождевую тучку, которая висела посреди двора и вела себя очень странно. Сэр Чарльз был человек любопытный, он вышел во двор. На пыльной земле каплями дождя было выведено:

Тем временем голландский генерал Ребек и бельгийский генерал Перпоншэ сами узнали о появлении французов у Катр-Бра и повели в этом направлении Вторую нидерландскую дивизию. По пути следования их колонны деревья вдоль дороги были усеяны множеством птиц, распевающих на все лады:

— Да, да! Мы уже знаем! — закричал генерал Перпоншэ, размахивая руками, чтобы отпугнуть птиц. — Убирайтесь вон!

Однако птицы подлетали еще ближе, а некоторые обнаглели настолько, что уселись ему на плечи и на голову лошади. Они продолжали щебетать в самой что ни есть официальной манере:

Птицы сопровождали дивизию весь остаток дня, не замолкая ни на секунду и повторяя одни и те же куплеты. Генерал Ребек прекрасно владел английским, он поймал одну пичугу и попытался научить ее новой песенке, рассчитывая, что та вернется к Джонатану Стренджу и споет ему:

В шесть часов вечера Стрендж вернул Брюссель на землю Европы. Стоявшие в городе войска сразу же выступили через Намюрские ворота на Катр-Бра. Стрендж стал готовиться к боевым действиям. Он собрал свои вещи: серебряное блюдо, полдюжины книг по магии, пару пистолетов, легкий летний плащ со множеством неимоверно глубоких карманов, дюжину крутых яиц, три фляжки бренди, несколько пирогов со свининой, завернутых в бумагу, и огромный шелковый зонт.

На следующее утро, разместив поклажу частично по карманам, частично — в седельные сумки, он выехал с герцогом и его штабом к перекрестку у Катр-Бра. Там закрепились несколько тысяч солдат союзников, но французы пока не нападали. Иногда слышались выстрелы — не чаще, чем на охоте в лесах Англии.

Стрендж осматривал местность, сидя верхом на лошади. Вдруг на плечо ему опустился дрозд и принялся петь:

— Что? — воскликнул Стрендж. — Ты что здесь делаешь? Вы должны были исчезнуть несколько часов назад!

Он сделал пасс рукой, произнес заклинание Ормскирка, рассеивающее чары, и дрозд улетел. Одновременно из разных мест взлетели расколдованные птицы, чего он никак не ожидал. Стрендж с тревогой осмотрелся — не видел ли кто-нибудь, как он напортачил с колдовством. Однако солдаты были заняты приготовлениями к бою, и он успокоился.

Стрендж выбрал себе позицию — в канаве прямо напротив фермы, расположенной у перекрестка. Пересечение дорог находилось справа от Стренджа, слева размещался 92-й полк шотландских стрелков под командованием Гордона. Стрендж угостил горцев вареными яйцами. (В мирное время для знакомства обычно требуется, чтобы кто-то вас представил, в военное — достаточно предложить что-нибудь съедобное). Горцы в ответ предложили Стренджу сладкого чаю с молоком и через несколько минут уже болтали с ним, как со старым знакомым.

День стоял очень жаркий. Дорога шла по ржаному полю, и на ярком солнце колосья отливали золотистым блеском. В трех милях от перекрестка пруссаки уже схватились с французами — оттуда доносились слабая канонада и крики людей. К полудню звуки разрывов и вопли стали слышнее. Земля задрожала от топота тысяч ног, и по ржи на них пошла плотная темная колонна французской пехоты.

Герцог не дал Стренджу какого-то специального задания, поэтому, когда начался бой, тот занялся магическими трюками, которые обычно использовал в испанской кампании. Он послал на французов образы грозных ангелов и драконов, пышущих огнем. Иллюзии получились очень большими и правдоподобными — таких он еще не создавал. Несколько раз он выбирался из канавы, чтобы восхититься плодами своих трудов, хотя шотландцы кричали ему, что он рискует получить пулю.

Три или четыре часа он усердно творил заклинания, а потом кое-что произошло. Французская пехота начала обходить с фланга герцога и его штаб. Офицеры вынуждены были развернуться и в беспорядке скакать назад. Ближе всего к ним стоял 92-й полк шотландских стрелков.

— Девяносто второй! — закричал герцог. — Ложись!

Шотландцы залегли. Стрендж выглянул из канавы и увидел, как герцог на Копенгагене перелетел через их головы. Его светлость был совершенно невредим и скорее рассержен, чем напуган происшествием. Он посмотрел вокруг и увидел Стренджа.

— Мистер Стрендж! Чем вы заняты? Когда мне понадобится представление в духе Воксхолл-Гарденс, я вам скажу! Французы насмотрелись такого в Испании — им хоть бы что. А вот для бель-гийцев, голландцев и немцев все это ново! Я видел, как один из ваших драконов перепугал отряд брауншвейгцев в лесу! Четверо свалились с коней. Не дело, мистер Стрендж, совсем не дело! — И герцог ускакал прочь.

Стрендж посмотрел ему вслед. Он хотел сказать что-нибудь по поводу неблагодарности герцога своим друзьям-шотландцам, однако те были несколько заняты: их обстреливали из пушек и рубили саблями. Поэтому Стрендж взял карту, выбрался из канавы и добрался до перекрестка, где и нашел военного секретаря герцога, лорда Фитцроя Сомерсета, озабоченно осматривающего поле боя.

— Милорд, — обратился к нему Стрендж, — мне надо задать вам вопрос. Как развивается сражение?

Сомерсет вздохнул.

— Все кончится хорошо. Сомнений быть не может. Однако половина армии еще не подошла. У нас почти нет кавалерии. Знаю, что приказы дивизиям вы доставили очень быстро, но многие из них были слишком далеко. Все зависит от того, кто быстрей подтянет резервы. Если французы получат подкрепление раньше нас, то… — Он пожал плечами.

— Если к французам подойдут свежие силы, то откуда? Полагаю, с юга?

— С юга и юго-запада.

Стрендж не стал возвращаться к шотландцам. Вместо этого он направился на ферму в Катр-Бра, находившуюся за порядками британцев. Ферма была брошена хозяевами — двери открыты, стекла в окнах выбиты, по двору разбросаны оставленные в спешке косы и мотыги. В пропахшей кислым молоком маслодельне Стрендж обнаружил кошку с новорожденными котятами. При каждом взрыве (а они звучали часто) бедное животное вздрагивало. Стрендж принес кошке воды и успокоил ее ласковыми словами. Потом уселся на каменный пол и расстелил перед собой карту.

Он принялся перемещать дороги, тропинки и деревни к югу и востоку от места сражения. Сначала изменил положение двух деревень. Потом все дороги, ведущие с востока на запад, развернул на юг. Затем выждал десять минут и вернул все в прежнее положение. Все леса в округе он заставил повернуться на сто восемьдесят градусов. Потом изменил направление течения всех водных потоков. Несколько часов подряд он непрерывно менял ландшафт. То была кропотливая нудная работа — обычная рутина, которой они часто занимались с Норреллом. В полседьмого вечера он услышал, что трубы союзников протрубили наступление. В восемь часов Стрендж поднялся и расправил затекшие ноги.

— Даже не знаю, помогло это хоть немного или нет, — сообщил он кошке.

Над полем боя висел черный дым. В небе кружили сотни ворон и воронов — непременные свидетели всякого сражения. Своих друзей-шотландцев Стрендж нашел в самом плачевном положении. Они захватили большой дом у дороги, но в ходе боя потеряли половину личного состава и двадцать пять офицеров из тридцати шести в том числе полковника, которого многие солдаты любили, как отца. Даже поседевшие ветераны плакали, не скрывая слез.

Похоже, неприятель отошел к Фрасне — городку, от которого начал атаку. Стрендж спросил у нескольких офицеров, означает ли это победу, но никто не мог ответить вразумительно.

Ночевал он в Генаппе, деревушке в трех милях от Катр-Бра по брюссельской дороге. Во время завтрака появился капитан Хедли-Брайт и принес известие: союзников герцога, пруссаков, сильно потрепали минувшим днем.

— Они разбиты? — спросил Стрендж.

— Нет, но отступили, и герцог решил, что мы должны сделать то же самое. Его светлость выбрал место для битвы, там мы встретимся с прусской армией. Местечко называется Ватерлоо.

— Ватерлоо? Какое странное название, — заметил Стрендж.

— Необычное, правда? На карте его нет.

— А! — воскликнул Стрендж. — Такое часто встречалось в Испании! Несомненно, название переврали. Поверьте, никакого Ватерлоо не существует!

Вскоре после полудня они сели на лошадей и хотели выехать из деревни к войскам, но от Веллингтона пришел приказ: приближается эскадрон французских улан, мистер Стрендж должен его задержать. Стрендж, не желая, чтобы герцог еще раз попрекнул его фокусами в духе Воксхолл-Гарденс, спросил Хедли-Брайта:

— Чего больше всего боится кавалерия?

Капитан мгновение думал.

— Грязи, — ответил он.

— Грязи? Вот как? Слушайте, вы правы. В магии нет ничего проще, чем управление погодой!

Небо потемнело. В нем появилась иссиня-черная туча размером с Бельгию, тяжелая и косматая. Она шла очень низко, почти задевая макушки деревьев. Ослепительно сверкнула молния, залив округу нестерпимым ярким светом. Раздался оглушительный гром, и туча извергла потоки воды. Земля моментально раскисла, под копытами лошадей захлюпала грязь.

Через несколько минут дороги и поля превратились в непроходимую трясину. Уланы не смогли настигнуть британцев, арьергард Веллингтона был спасен.

Через час Стрендж и Хедли-Брайт с удивлением обнаружили, что место, называемое Ватерлоо, все же существует, и въехали в него. Герцог сидел на лошади под струями дождя и с удовольствием смотрел на промокших людей, грязных лошадей и перепачканные повозки.

— Замечательная грязь, Мерлин! — весело крикнул он. — Очень липкая и скользкая. Французам это не понравится. Будьте добры, сделайте дождь посильнее! Слушайте, видите вы этот вяз — вон там, где дорога идет вниз?

— Вон тот, ваша светлость?

— Тот самый. Вы меня очень обяжете, если завтра на время боя устроитесь в его ветвях. Я время от времени буду подъезжать — наверное, не очень часто. Мои ребята станут доставлять вам указания.

В тот вечер различные подразделения союзных войск заняли позиции на гряде невысоких холмов южнее Ватерлоо. На них низвергались потоки ливня, в небе непрерывно грохотал гром, и время от времени к вязу, под которым обосновался Стрендж, приближались депутации солдат, просивших прекратить это бедствие. Стрендж только мотал головой и отвечал:

— Прекращу, когда герцог прикажет.

Ветераны испанской кампании одобряли действия волшебника и говорили, что на войне дождь всегда был союзником англичан. Они объясняли товарищам: «Для нас нет ничего привычнее дождя, когда как для других народов он — докука. Перед сражениями у Фуентеса, Саламанки й Витории ночью всегда шли дожди». (В этих битвах в Испании Веллингтон одержал убедительные победы.)

Укрывшись под зонтом, Стрендж размышлял о предстоящем сражении. Со времен войны в Испании он изучал военную магию ауреатов. О ней почти ничего не было известно, ходили только слухи о заклинании, которое Джон Аскгласс использовал перед собственными битвами. С его помощью он предвидел результат еще не свершившегося события. В начале ночи на Стренджа вдруг снизошло вдохновение. «Невозможно узнать, что именно делал Джон Аскгласс, но существует заклинание Пейла относительно предполагаемого исхода грядущих событий. Вероятно, это что-то близкое волшебству Аскгласса. Можно испробовать его».

За несколько секунд до того, как заклинание начало действовать он услышал все вокруг: удары капель дождя по металлу и коже, шум стекающих струй, фырканье лошадей, пение англичан и игру шотландской волынки, услышал, как два солдата-валлийца учат индейцев пить чай (очевидно, они считали, что умение пить чай неизбежно делает человека британцем — все остальное приложится).

Затем наступила тишина. Люди и кони начали исчезать — один за другим, а потом — целыми группами: сотни, тысячи их растворились в ночи, уходя в никуда. В массе сгрудившихся солдат появились бреши. На восточном участке позиции исчез целый полк, оставив в рядах провал размером с Ганновер-сквер. Там, где мгновение назад кипела жизнь, где шутили и пели, не осталось ничего, кроме колосьев ржи, мокнущих под дождем. Стрендж закрыл рот ладонью — его замутило. «Так, — подумал он, — это мне урок — поосторожнее с магией, предназначенной для королей. Норрелл прав. Есть волшебство, которое не по зубам простым магам. Очевидно, Джон Аскгласс знал, что делать с этим ужасающим знанием. Я этого не знаю. Рассказать кому-нибудь? Кому? Герцогу? Он мне спасибо не скажет».

Кто-то подошел, заговорил с ним. Это был капитан из конной артиллерии. Стрендж видел, как шевелятся его губы, но ничего не слышал. Щелкнув пальцами, он развеял чары. Капитан приглашал выпить бренди и выкурить сигару. Стрендж поблагодарил, но отказался. Его трясло.

Остаток ночи он провел в одиночестве под вязом. До этого дня он не чувствовал, что магия отдаляет его от остальных людей. Теперь все стало иначе. Он пережил жуткое ощущение — мир словно стал старше, и все лучшее, что в нем было — смех, любовь и наивное неведение — безвозвратно канули в прошлое.

На следующий день примерно в половине двенадцатого французы пошли в атаку. Союзники встретили неприятеля орудийным огнем. Чистый летний воздух между враждебными армиями заполнился клубами горького черного дыма.

Главный удар французы направили на поместье Угумон — форпост коалиции, расположенный на равнине. Поместье защищали шотландские гвардейцы, нассаусцы, ганноверцы и другие части. В своем серебряном блюде Стрендж видел все подробности ожесточенной схватки. Он хотел переместить деревья, чтобы обеспечить защитникам поместья лучшее прикрытие, но не был уверен, что это будет им на руку. Вмешиваться с магическими трюками в рукопашный бой — дело опасное. Стрендж помнил, что на войне солдат может добиться большего, если не станет спешить, а иногда даже останется в бездействии. Он решил ждать.

Грохот орудий усилился. Британские ветераны говорили друг другу, что не припомнят такой жестокой канонады. Осколки разрезали людей на части, ядра рвали тела в клочки. Воздух вибрировал от пролетающих снарядов. «Дело становится жарким», — спокойно заметил герцог офицерам и приказал передовым частям отойти за склоны холмов. Когда обстрел закончился, полки союзников вернулись на возвышенности и увидели, что по равнине, покрытой волнами дыма, на них движется французская пехота — шестнадцать тысяч человек плотными колоннами шли в ногу, неумолимо надвигаясь на холмы.

Многие подумали, что у французов, верно, тоже появился волшебник — солдаты неприятеля казались выше обычных людей, а глаза их горели какой-то сверхъестественной яростью. Однако это была всего лишь магия Наполеона Бонапарта, который знал, как привести солдат в такое состояние, что противник содрогнется.

Теперь Стрендж точно знал, что должен делать. Глубокая вязкая грязь значительно затрудняла продвижение пехоты. Вдобавок он обратил заклинание на стебли ржи. Он заставил их обвиваться вокруг ног французов. Те спотыкались, падали, увязали в грязи, но колонны не останавливались, и французы шли по телам своих товарищей. Тех несчастных, которые еще были живы, затоптала французская кавалерия, следовавшая за пехотой. Стрендж усердно колдовал, но не был уверен, что его усилия дали очень уж большой результат. Похоже, британские стрелки действовали куда эффективнее.

К вязу подскакал адъютант, передал Стренджу пакет, крикнул: — Послание от его светлости! — и немедленно умчался прочь.

Веллингтон.

Стрендж вызвал видение Угумона. Находившиеся там люди оказались в отчаянном положении. В каждой комнате лежали раненые — и союзники, и французы. Все горело — стога сена, хозяйственные постройки, главное здание. Повсюду плавал едкий черный дым. Визжали лошади, раненые пытались ползти, но спасения не было. Вокруг поместья кипел бой. В часовне Стрендж заметил с полдюжины фресок, на которых были изображены святые — семи-восьми футов ростом, аскетичного вида. Изобразил их, очевидно, какой-то не очень искусный любитель живописец. У святых были длинные седые бороды и большие грустные глаза.

— Подойдут! — пробормотал Стрендж. По его команде святые сошли со стен, и, двигаясь как марионетки, пробрались меж рядов раненых к колодцу, расположенному во дворе. Здесь они принялись черпать ведрами воду и таскать ее в комнаты, где лежали раненые. Все шло хорошо, пока двое (кажется, святой Петр и святой Иероним) не загорелись. Они состояли только из красок и волшебства, потому сгорели очень быстро. Стрендж лихорадочно соображал, как выйти из этого затруднительного положения, когда осколок французской гранаты ударил по серебряному блюду и отбросил его в сторону ярдов на пятьдесят. Пока волшебник сбегал за блюдом, пока выравнивал вмятину, оставленную осколком, сгорели все святые. Раненые и лошади в стойлах погибали от огня и дыма. Других изображений на стенах в поместье не было. Чуть не плача от отчаяния, Стрендж проклинал ленивого художника.

Что же делать? В голове Стренджа промелькнула мысль: давным-давно Джон Аскгласс создавал из воронов великана — птицы сбивались в плотную стаю, образуя фигуру черного исполина, который мог выполнить любое повеление волшебника. Известны случаи, когда он создавал себе помощников из земли.

Стрендж вызвал видение колодца в Угумоне. Он поднял воду из колодца, и она встала фонтаном; потом, до того, как вода обрушилась на землю, он придал ей форму, отдаленно напоминающую очертания человеческого тела. Стрендж приказал водяному исполину броситься в пламя и пролиться на раненых. Он сумел потушить пожар в конюшне и спасти трех человек. Стрендж старался действовать быстро, но вода — субстанция, которая с трудом сохраняет форму. После часа упорного труда у мага голова шла кругом и руки дрожали от напряжения.

Между четырьмя и пятью часами дня на поле главного сражения что-то случилось. Стрендж поднял голову и увидел, что пехота неприятеля вышла из боя, и в атаку двинулась кавалерия французов. Она надвигалась сплошной сверкающей массой. Двенадцать шеренг по пятьсот конников в каждой скакали, сотрясая землю, под рев артиллерии союзников. «Неужели они не понимают, что сломить пехоту Веллингтона конной атакой невозможно? — думал Стрендж. — Все они погибнут». Британские пехотные полки уже строились в каре, кто-то кричал Стренджу, предлагая укрыться внутри построения. Совет был хорош, Стрендж так и сделал.

Из-за спин пехотинцев Стрендж следил за приближением конницы врага. Сверкали кирасы и каски, на пиках реяли красно-белые флажки. Казалось, кирасиры не принадлежат прозаическому XIX веку. От них веяло древней славой, которой Стрендж решил противопоставить древнее знание. Перед его глазами опять встали слуги Джона Аскгласса — великаны из воронов, гиганты из земли. Грязь под копытами лошадей начала вспучиваться и лопаться, из нее поднимались огромные руки, хватавшие коней за ноги, стаскивающие всадников. Упавших затаптывали свои же товарищи. Тут каре союзников грянули ружейными залпами. Конница смешалась, остановилась и начала откатываться назад.

Когда первый натиск кавалерии был отбит, Стрендж вновь обратился к своему серебряному блюду.

— Это вы волшебник? — спросил кто-то.

Стрендж обернулся и с удивлением увидел невысокого, круглого добряка в гражданском платье.

— О боже, вы кто такой? — спросил он.

— Меня зовут Пинк, — ответил тот. — Я коммивояжер фирмы «Уэлбек», производящей замечательные пуговицы в Бирмингеме. У меня для вас послание от герцога.

Стренджу, покрытому грязью и неимоверно уставшему, потребовалось время, чтобы понять собеседника.

— А где адъютанты герцога?

— Он сказал, что все убиты.

— Что? Хедли-Брайт убит? А полковник Каннинг?

— Боюсь, что не смогу сказать наверняка, — виновато улыбнулся мистер Пинк. — Я приехал из Антверпена вчера, чтобы увидеть сражение, а когда повстречал герцога, представился ему и не преминул рассказать о замечательных пуговицах Уэлбека. Он попросил разыскать вас и сообщить, что сюда спешит прусская армия, она уже добралась до Парижского леса, но дьявольски… — Мистер Пинк сделал паузу, смакуя солдатское выражение, — …дьявольски запаздывает из-за распутицы. Герцог просит вас создать для них дорогу от леса до места сражения. Вы сможете это сделать?

— Само собой, — ответил Стрендж, стирая грязь с лица.

— Я передам его светлости. — Коммивояжер помолчал, а потом доверительно спросил: — Как вы думаете, герцог закажет у нас пуговицы?

— Почему бы и нет? Ему, как и всякому человеку, они просто необходимы.

— Вы знаете, в этом случае мы сможем рекламировать себя как поставщиков его светлости герцога Веллингтона. — Он радостно улыбнулся. — Ну, что ж. Я удаляюсь.

— Да-да, удаляйтесь.

Стрендж создал дорогу для пруссаков, но впоследствии склонен был думать, что мистер Пинк, представлявший прекрасные пуговицы от фирмы «Уэлбек», ему просто привиделся.

Казалось, события повторяются снова и снова. Опять налетела французская кавалерия, и Стрендж укрывался внутри каре. Вражеская конница волнами билась о стены пехоты. Снова из грязи вставали чудовищные руки, хватавшие неприятельских солдат. Когда конница отступала, возобновлялся артобстрел, и Стрендж брался за серебряное блюдо, создавал водяных людей и тушил пожары в разрушенном Угумоне. Потом все происходило заново и ему начало казаться, что битва не завершится никогда, что она не начиналась, а длилась всегда.

«Пули и ядра должны когда-нибудь закончиться, — думал Стрендж, — и что же мы будем делать тогда? Рубить друг друга саблями и колоть штыками? Если все погибнут, кто будет считаться победителем?»

Все поле боя покрывал плотный полог дыма. Временами в нем появлялись разрывы, в которые можно было увидеть отдельные сцены жуткого спектакля: возле стен усадьбы Ля-Э-Сент французы наваливают тела павших товарищей, чтобы по ним добраться до засевших на крыше немцев…

Один раз атака французской конницы застала Стренджа вне каре. Внезапно прямо перед ним появился огромный кирасир на такой же огромной лошади. Первым делом Стрендж подумал: знает ли этот человек, кто перед ним? (Ему говорили, что вся французская армия ненавидит английского колдуна с лютой яростью истинных католиков.) Вторая мысль была о том, что пистолеты остались внутри каре.

Кирасир взмахнул саблей. Стрендж машинально произнес заклинание Стокси «Об исторжении души». Из груди кирасира вылетело нечто, похожее на пчелу, и опустилось на левую ладонь Стренджа. Однако это была не пчела, а крошечная горошинка, лучившаяся радужным сиянием. Вторая светящаяся горошинка легла на ладонь рядом с первой, покинув тело лошади. Животное взвизгнуло и встало на дыбы. Кирасир замер.

Стрендж поднял правую ладонь, чтобы прихлопнуть и кирасира, и его скакуна. И тоже замер.

Откуда-то выскочил британский офицер на коне — из шотландских драгун — и одним ударом сабли раскроил кирасиру голову, так что клинок рассек череп, челюсти, подбородок и увяз в груди. Француз рухнул с лошади. Британец ускакал.

Что было потом, Стрендж помнил плохо. Кажется, он бродил пополю боя, словно во сне. Он не знал, сколько это продолжалось.

Стрендж пришел в себя, когда услышал победные крики. Он огляделся и увидел Веллингтона верхом на Копенгагене. Герцог размахивал шляпой — значит, союзники одолели французов. Однако дым вокруг герцога висел такой плотный, что лишь немногие самые близкие к нему солдаты и офицеры, могли разделить с полководцем радость победы.

Поэтому Стрендж прошептал слово, и в дымном пологе появилась дыра. На Веллингтона упал луч вечернего солнца. Все лица на холмах и равнине обернулись к герцогу, и в воздухе раздалось победное «ура!»

«Вот радостное применение английской магии», — подумал Стрендж.

Вместе с солдатами он шел по полю битвы. Среди мертвых и умирающих то тут, то там встречались созданные его волшебством огромные земляные руки. Казалось, они замерли в жестах ярости и ужаса, словно сама земля пережила потрясение. Когда Стрендж дошел до французских пушек, нанесших такой урон союзникам, то еще раз сотворил волшебство. Из земли снова поднялись руки, обхватили орудия и вместе с ними ушли вниз, скрывшись с глаз. В гостинице «Белль Альянс» недалеко от Ватерлоо он нашел герцога и прусского полководца, генерала Блюхера. Герцог кивнул Стренджу и сказал:

— Сядьте, пообедайте со мной.

Блюхер с чувством пожал волшебнику руку и что-то долго говорил по-немецки (Стрендж так ничего и не понял). Потом старик вздохнул и пальцем показал на свой живот, где, как он полагал, размещается слоненок, словно говоря: «Ну что ты будешь делать?»

На выходе из гостиницы Стрендж столкнулся с капитаном Хедли-Брайтом.

— Мне сказали, что вы убиты! — воскликнул он.

— А я был уверен, что вас нет в живых, — ответил Хедли-Брайт.

Последовала пауза. Оба были немного смущены. Повсюду, сколько хватал глаз, рядами лежали убитые и раненые. Как-то неудобно было сознавать, что ты остался в живых.

— Кто еще уцелел? Не знаете? — спросил Хедли-Брайт. Стрендж покачал головой.

— Нет, не знаю.

Они разошлись в разные стороны.

В тот вечер в штаб-квартире Веллингтона в Ватерлоо был накрыт стол на сорок или пятьдесят персон, однако когда наступил назначенный час, за столом сидели всего трое: герцог, генерал Алава (испанский атташе) и Стрендж. Всякий раз, когда хлопала дверь, герцог поворачивал голову, чтобы посмотреть, не пришел ли кто-нибудь из старых друзей. Никто так и не явился.

Большая часть мест за столом предназначалась людям, которые либо погибли, либо умирали от ран — полковнику Каннингу, полковнику Гордону, генералу Пиктону, полковнику де Ланей. С течением ночи списку этому предстояло пополниться новыми именами.

Герцог, генерал Алава и мистер Стрендж молча сидели за столом.