Книга: Джонатан Стрендж и мистер Норрелл
Назад: 29 В доме Жозе Эшторила Январь — февраль 1811
Дальше: 31 Семнадцать мертвых неаполитанцев Апрель 1812 — июнь 1813

30
Книга Роберта Финдхелма
Январь — февраль 1812 г.

От дома, в котором живет волшебник, ждут странностей, но необычнее всего в обители мистера Норрелла был, вне всякого сомнения, Чилдермас. Ни один слуга в Лондоне не позволял себе такого поведения. Вчера он мог убирать грязную посуду и стирать со стола крошки, как простой лакей, назавтра — войти в заполненную адмиралами, генералами и пэрами залу и объяснить в чем, по его мнению, они заблуждаются. Как-то мистер Норрелл прилюдно выговорил герцогу Девонширскому за то, что тот перебил Чилдермаса.
Однажды туманным январским днем 1812 года Чилдермас вошел в библиотеку дома на Ганновер-сквер и коротко уведомил мистер Норрелла, что убывает по делам на неопределенный срок. Затем, раздав многочисленной прислуге указания на время своего отсутствия, он вскочил в седло и ускакал.
В следующие три недели мистер Норрелл получил от него четыре письма: одно из Ньюарка в Ноттингемшире, другое — из Йорка в восточном округе Йоркшира, третье — из Ричмонда в северном округе и четвертое — из Шеффилда в западном, Однако письма сообщали об обычных делах и не проливали свет на цель таинственного путешествия.
Он вернулся однажды вечером во второй половине февраля. Приглашенные к обеду Ласселлз и Дролайт сидели в гостиной вместе с мистером Норреллом, когда дверь отворилась и в комнату вошел Чилдермас. Явился он, судя по забрызганным грязью сапо-гам и мокрому от дождя сюртуку, прямиком из конюшни.
— Где вы пропадали? — требовательным тоном вопросил мистер Норрелл.
— В Йоркшире, — ответил Чилдермас. — Наводил справки о Винкулюсе.
— Видели его? — живо поинтересовался Дролайт.
— Нет.
— Вам известно, где он? — спросил мистер Норрелл.
— Нет.
— Может быть, вы отыскали его книгу? — осведомился Ласселлз.
— Нет.
— Вот как. — Ласселлз смерил Чилдермаса неодобрительным взглядом. — Примите совет, мистер Норрелл. Не позволяйте мистеру Чилдермасу тратить время на бесплодные поиски Винкулюса. О нем вот уже несколько лет нет никаких известий. Наверняка он давно умер.
Чилдермас преспокойно, как человек имеющий на то полное право, опустился на диван.
— Карты говорят, что он не умер. Карты говорят, что Винкулюс жив и книга у него.
— Карты! Карты! — вскричал мистер Норрелл. — Тысячу раз я говорил вам, что не желаю даже слышать о них! И вы сделаете мне одолжение, если уберете их из моего дома и никогда более не станете упоминать!
Чилдермас холодно посмотрел на своего господина.
— Так вы хотите услышать, что мне удалось узнать, или нет?
Мистер Норрелл угрюмо кивнул.
— Хорошо, — сказал Чилдермас. — Исходя из ваших интересов, мистер Норрелл, я постарался свести знакомство со всеми женами Винкулюса. Мне всегда представлялось маловероятным, что никто из них не знает ничего для нас полезного. Я решил, что нужно лишь сводить каждую в трактир, щедро угостить джином и разговорить — рано или поздно не одна, так другая сообщит что— нибудь ценное. Так и вышло. Три недели назад Нэн Первис поведала историю, которая навела меня на след книги.
— Нэн Первис? — спросил Ласселлз. — Это которая?
— Первая. Она рассказала об одном случае, произошедшем то ли двадцать, то ли тридцать лет назад, когда они только поженились. Супруги засиделись в трактире, спустили все деньги, а в долг им больше не отпускали. Пришло время возвращаться домой. Они брели по улице, когда увидели в канаве еще более горького пропойцу. Это был мертвецки пьяный старик. Зловонный поток перекатывался через его лицо, и если несчастный не захлебнулся, то лишь чудом. Что-то в бедолаге привлекло внимание Винкулюса. Он как будто узнал старика, по крайней мере наклонился и пригляделся. Потом расхохотался и пнул пьянчужку в бок. Нэн спросила мужа, кто этот старик, и Винкулюс ответил, что того зовут Клегг. Она спросила, откуда он его знает. Винкулюс сердито ответил, что и не знает вовсе. И никогда не знал! Более того — и не хочет знать! Короче, в мире нет человека, которого Винкулюс презирал бы больше, чем Клегга! Когда же Нэн не удовлетворилась таким объяснением, Винкулюс нехотя признал, что пьяница в канаве — его отец. Больше на данную тему он разговаривать не пожелал.
— Да, но какое отношение все это имеет к нашему делу? — прервал рассказ мистер Норрелл. — Почему вы не расспросили жен Винкулюса о КНИГЕ!
На лице Чилдермаса мелькнуло раздражение.
— Именно этим я и занимался, сэр. Четыре года назад. Вспомните, я вам рассказывал. Никто из них ничего не знает.
С трудом сдерживая досаду, мистер Норрелл лишь махнул рукой. Чилдермас продолжил:
— Несколько месяцев спустя Нэн услышала в таверне рассказ о том, как в Йорке повесили некоего преступника. Такого рода истории всегда были ей по вкусу, а тут ее особенно поразило, что повешенного звали Клегг. В тот же вечер она рассказала об этом мужу. Оказалось, что Винкулюс уже знает о случившемся. Более того, он подтвердил, что казненный действительно его отец, и не скрывал своей радости. Клегг якобы ничего другого и не заслужил. Винкулюс обвинил его в ужасном преступлении, самом страшном из всех, совершенных в Англии за последние столетия.
— Что же это за преступление? — спросил Ласселлз.
— Поначалу Нэн никак не могла вспомнить, — сказал Чилдермас, — но потом обещание угостить джином благотворно сказалось на ее памяти. Оказывается, Клегг украл книгу.
— Книгу! — воскликнул мистер Норрелл.
— О, мистер Норрелл! — возопил Дролайт. — Это должно быть та самая книга. Книга Винкулюса!
— Она? — спросил мистер Норрелл.
— Полагаю, что да, — ответил Чилдермас.
— Знает ли женщина, где книга? — Мистер Норрелл даже подался вперед.
— Нет. Никакими другими сведениями Нэн не располагает. Поэтому я отправился на север, в Йорк, где осудили и повесили Клегга. Я просмотрел все отчеты квартальных сессий и обнаружил, что Клегг родом из йоркширского Ричмонда. О, да! — Тут Чилдермас многозначительно посмотрел на своего господина. — Винкулюс, как известно, тоже происходит из Йоркшира. Вначале Клегг был канатоходцем и выступал на ярмарках, но такого рода занятие плохо сочетается с пьянством — а Клегг был знатным пьянчугой — и ему пришлось искать иную работу. Вернувшись в Ричмонд, он нанялся работником в одно преуспевающее хозяйство. Хозяин был вполне доволен его сообразительностью и расторопностью и со временем начал доверять ему кое-какие дела. Время от времени Клегг, однако, связывался с плохой компанией и уходил в запой, так как никогда не находил в себе сил ограничиться одной-двумя бутылками. Пил он до беспамятства, пока было что пить. Загул растягивался на несколько дней, и в таком состоянии бедняга пускался во все тяжкие — воровал, играл на деньги, дрался, — но, надо отдать ему должное, вольности позволял себе только вдали от фермы, а по возвращении всегда приводил убедительную причину отсутствия, так что хозяин ни о чем не догадывался, хотя другие слуги, конечно, были в курсе его похождений.
Звали хозяина Роберт Финдхелм. Тихий, спокойный, добрый и уважаемый человек, как раз из разряда тех, кто легко попадается на удочку мошенникам, вроде Клегга. Хозяйством его семья владела уже несколько поколений, хотя когда-то, очень давно, оно принадлежало аббатству Изби…
Мистер Норрелл тяжело вздохнул и заерзал в кресле.
Ласселлз обратил к нему вопрошающий взгляд.
— Аббатство Изби, — объяснил мистер Норрелл, — основано Королем-вороном.
— Как и Хартфью, — добавил Чилдермас.
— Вот как! — удивился Ласселлз. — Получается, что вы жили в доме, имеющем с ним весьма прочные связи. Признаюсь, после всего сказанного вами в его адрес это выглядит несколько странно.
— Вы не понимаете, — раздраженно сказал мистер Норрелл. — Речь о Йоркшире, королевстве Джона Аскгласса в Северной Англии, которым он правил на протяжении трех сотен лет. Вряд ли вы найдете в тех краях деревушку или даже поле, так или иначе не связанные с его памятью.
— Семья Финдхелмов владела и еще одним достоянием аббатства. Сокровище это отдал им на сохранение последний аббат, и оно переходило от отца к сыну вместе с землей.
— Книга по магии? — не удержался Норрелл.
— Если то, что рассказали мне в Йоркшире, правда, то это нечто большее, чем просто книга по магии. Это Книга Магии. Книга, написанная собственноручно Королем-вороном.
Все замолчали.
— Возможно ли такое? — обратился к мистеру Норреллу Ласселлз.
Хозяин дома не ответил. Новость глубоко и, видимо, неприятно его поразила.
Наконец мистер Норрелл заговорил. Казалось, он не столько отвечает на вопрос, сколько размышляет вслух.
— Книга, принадлежащая Королю-ворону либо написанная им самим, — один из величайших обманов в истории английской магии. Некоторые уверяли, будто видели ее или знают, где она прятана. Среди поддавшихся обману были умные люди, способные написать что-то достойное внимания, вместо этого они растратили отведенные им годы на поиски книги, которая, вероятно, никогда и не существовала…
— А если она все же существует, если ее нашли, что тогда? — Ласселлз все еще не мог успокоиться.
Мистер Норрелл лишь покачал головой. За него ответил Чилдермас.
— Тогда всю английскую магию следовало бы пересмотреть в свете обнаруженных знаний.
Ласселлз вскинул брови.
— Это так?
Мистер Норрелл нахмурился. Судя по всему, ему очень хотелось ответить «нет».
Ласселлз повернулся к Чилдермасу.
— Вы верите, что то была Книга Короля? Чилдермас пожал плечами.
— Финдхелм определенно так думал. В Ричмонде мне удалось разыскать двух стариков, служивших в пору юности у Финдхелмов. Оба утверждали, что хозяин гордился ею и считал ее смыслом своей жизни. Он был прежде всего Хранителем Книги и лишь потом — мужем, отцом, фермером. — Чилдермас помолчал. — «Величайшая честь и величайшее бремя, какие могут быть возложены на человека в наш век», — задумчиво повторил он. — Финдхелм, как мне представляется, и сам был в некоторой степени магом-теоретиком. Покупал книги по магии и даже брал платные уроки у некоего волшебника в Норталлертоне. Меня же заинтересовало другое: оба старика утверждали, будто хозяин никогда не читал Книгу Короля и очень смутно представлял, что в ней написано.
— А! — негромко воскликнул мистер Норрелл. Ласселлз и Чилдермас посмотрели на него.
— То есть он не мог ее прочесть, — сказал мистер Норрелл. — Что ж, это очень… — Он снова замолчал и начал грызть ногти.
— Возможно, она была на латыни, — предположил Ласселлз.
— Почему вы думаете, что Финдхелм не знал латыни? — с некоторым раздражением возразил Чилдермас. — Если человек работает на земле, это еще не значит…
— О, нет! Нет! Я с уважением отношусь к таким людям, уверяю вас, — рассмеялся Ласселлз. — Земледелие — полезное занятие. Однако мало кто из фермеров может похвастаться классическим образованием. Сумел бы такой человек узнать латынь, если б ее увидел?
Чилдермас возразил, что Финдхелм, конечно, узнал бы латынь. Он был не дурак.
На это Ласселлз резко ответил, что ничего подобного и не утверждал.
Перепалка грозила перерасти в ссору, однако пыл спорщиков охладил мистер Норрелл. Он медленно и задумчиво сказал:
— Когда Король-ворон впервые появился в Англии, он не умел ни читать, ни писать. В те дни грамоту знали очень немногие. И далеко не все короли. А Король-ворон рос среди эльфов, которые не пользовались письменностью. До прихода в Англию он вообще не видел письменных знаков. Бывшие у него в услужении люди показали ему буквы и объяснили их назначение. Однако он был тогда слишком молод, ему едва ли исполнилось пятнадцать. Он успел покорить королевства двух миров и имел в своем распоряжении всю магию, какую только мог пожелать. Самонадеянность и гордость переполняли его. Зачем ему знать мысли других? Что такое чьи-то мысли в сравнении с его собственными! Так что он отказался учиться латыни, как хотели его слуги, и вместо этого изобрел собственное письмо, дабы сохранить свои мысли для грядущих времен — якобы оно лучше латыни отражало работу его ума. Так было в начале правления Короля-ворона. Однако чем дольше оставался он в Англии, тем сильнее менялся, становясь менее молчаливым и более общительным, то есть делаясь менее похожим на эльфа и более — на человека. В конце концов он согласился обучиться грамоте, но при этом не забыл и свой алфавит — так называемые «королевские письмена». Он даже обучил им нескольких доверенных магов, чтобы те лучше понимали его волшебство. О «королевских письменах» упоминают в своих трудах Мартин Пейл и Белазис, но ни тому, ни другому не довелось увидеть их даже мельком. Если сохранился хотя бы малейший отрывок, написанный рукой самого Короля-ворона, то, несомненно… — Тут мистер Норрелл снова погрузился в молчание.
— Ну и ну, — подал голос Ласселлз. — Сегодня вы не перестаете нас удивлять! Какое восхищение тем, кого вы, по вашему собственному утверждению, всегда ненавидели и презирали!
— Мое восхищение ни в коей мере не уменьшает моей ненависти! — резко возразил мистер Норрелл. — Да, я сказал, что он — великий волшебник. Но я не говорил, что он приличный человек, и я по-прежнему убежден в том, что его влияние не принесло английской магии ничего хорошего. К тому же я выражал сейчас мое частное мнение, не предназначенное для публичного распространения. Чилдермас знает. Чилдермас понимает.
Мистер Норрелл с некоторой тревогой взглянул на Дролайта, но тот уже давно утратил интерес к истории Чилдермаса, поняв, что речь не о великосветских особах, а о йоркширских фермерах да пьяницах-слугах. Сейчас он полировал табакерку носовым платком и ничего не слышал.
— Итак, Клегг украл книгу? — обращаясь к Чилдермасу, спросил Ласселлз. — Вы же это собираетесь нам сообщить?
— Можно и так сказать, хотя выглядело это несколько иначе. Осенью 1754 года Финдхелм поручил Клеггу отвезти книгу одному человеку в деревню Бреттон в Дербишире. Зачем — не знаю. Клегг отправился в путь и на второй или третий день достиг Шеффилда, где и остановился на ночь в таверне. Там он познакомился с неким кузнецом, тоже отъявленным пьяницей. Они поспорили, кто кого перепьет. Состязание длилось два дня и две ночи. Сперва они просто пили, потом принялись заключать самые безумные пари. В углу таверны стояла бочка с соленой селедкой. Клегг заявил, что кузнец не пройдет от стены до стены по усыпанному рыбой полу. Поглазеть на необычное соревнование собралась изрядная толпа бездельников. Зрители тут же перевернули бочку и разбросали селедку. Кузнец добрался-таки до противоположной стены, правда, перепачкавшись с ног до головы в давленой рыбе — столько он падал. Теперь он бросил вызов: предложил Клеггу прогуляться по коньку крыши. Тот согласился, хотя пил уже второй день и едва держался на ногах. Не раз и не два зрителям казалось, что он сорвется и сломает свою никчемную шею, но ничего подобного не случилось. Следом Клегг объявил, что кузнец ни за что не сумеет поджарить и съесть собственные сапоги. Кузнец поджарил и съел, а в ответ предложил Клеггу съесть книгу Роберта Финдхелма. И тогда Клегг разорвал ее на полосы и съел по кусочкам.
Мистер Норрелл вскрикнул от ужаса. Даже Ласселлз удивленно заморгал.
— Через несколько дней, — продолжал Чилдермас, — Клегг протрезвел и понял, что натворил. Он отправился в Лондон, а спустя четыре года сошелся в Уоппинге с одной служанкой, которая и родила Винкулюса.
— Все ясно! — вскричал мистер Норрелл. — Вот вам и объяснение. Книга вовсе не была утеряна! Историю о состязании в таверне придумал сам Клегг для того, чтобы обмануть Финдхелма. На самом деле он присвоил книгу, а впоследствии передал ее сыну! Если бы только удалось узнать…
— Но почему? — сказал Чилдермас. — Зачем идти на такие ухищрения? Чтобы передать книгу сыну, которого он ни разу не видел и до которого, похоже, ему не было никакого дела? К тому же ко времени путешествия Клегга в Дербишир этот самый сын еще не родился.
— Э… мистер Норрелл… — Ласселлз смущенно кашлянул. — Признаюсь, здесь я на стороне мистера Чилдермаса. Если бы Клегг имел книгу при себе или хотя бы знал, где она находится, он несомненно предъявил бы ее в суде и попытался обменять на свою жизнь.
— И если Винкулюс получил от отца такое сокровище, то почему всю жизнь его ненавидел? — добавил Чилдермас. — Почему так обрадовался, когда Клегга повесили? Роберт Финдхелм был совершенно уверен, что книга уничтожена, — тут сомнений нет. Нэн упомянула, что Клегга повесили за кражу книги, но Роберт Финдхелм обвинил его не в краже, а в книгоубийстве. Известно, что Клегг стал последним повешенным в Англии за такого рода преступление.
— Тогда почему Винкулюс утверждает, будто владеет книгой, если его отец ее съел? — ни к кому в отдельности не обращаясь, произнес Ласселлз. — Чушь какая-то!
— Так или иначе, сокровище Роберта Финдхелма перешло к Винкулюсу, вот только не понимаю как, — сказал Чилдермас.
— А тот человек в Дербишире? — спросил вдруг мистер Норрелл — Вы говорили, что Финдхелм отсылал книгу какому-то человеку в Дербишире.
Чилдермас вздохнул.
— Возвращаясь в Лондон, я побывал в Дербишире и даже посетил деревню Бреттон. Три домишки да постоялый двор. Тот, кому Финдхелм отправлял книгу, несомненно давным-давно умер. Выяснить что-либо я, к сожалению, не сумел.

 

Стивен Блек и джентльмен с волосами, как пух на отцветшем чертополохе, сидели в верхней комнате кофейни мистера Уортона на Оксфорд-стрит. Джентльмен, по обыкновению, выражал Стивену свои самые теплые чувства.
— Кстати, — сказал он, — я уже давно хотел извиниться перед тобой и предложить тебе мое объяснение.
— Извиниться передо мной, сэр?
— Да, Стивен. Более всего на свете мы с тобой хотим обеспечить счастье леди Поул, однако же, связанный условиями недостойного соглашения с магом, я обязан каждое утро возвращать ее в дом супруга и оставлять там до вечера. Но ты, конечно, уже заметил, что эти обязательства ни в коей мере не касаются тебя, и, очевидно, задаешься вопросом, почему я не увожу тебя в «Утраченную Надежду», где бы ты предавался вечному счастью.
— Да, сэр, я задавал себе такой вопрос, — признался Стивен и, зная, что от ответа на следующий вопрос зависит все его будущее, немного помедлил. — Существует ли какое-то препятствие?
— Да, Стивен, существует.
— Понятно. Что ж, очень жаль.
— А разве ты не хочешь узнать, в чем оно заключается? — поинтересовался джентльмен.
— О, да, сэр! Конечно, сэр!
— Так знай же, — провозгласил джентльмен с необычной для себя важностью, — что мы, духи-эльфы, кое-что знаем о будущем. Судьба часто выбирает нас на роль предсказателей. В прошлом мы не раз оказывали помощь христианам в достижении великих и благородных целей — Юлию Цезарю, Александру Македонскому, Карлу Великому, Вильяму Шекспиру, Джону Уэсли и так далее. И все же порой наше видение грядущего туманно и… — Тут джентльмен решительно махнул рукой, как будто сметал повисшую перед лицом паутину, — …несовершенно. Желая раскрыть твое будущее и движимый любовью к тебе, Стивен, я изучал клубы дыма, поднимающиеся от горящих городов и полей сражений, рассматривал сочащиеся кровью тела умирающих. И вот что я скажу — тебе воистину суждено быть королем! Должен сказать, меня это нисколько не удивляет! С самого начала я почувствовал, что ты должен быть королем. Ошибки быть не может. Более того, полагаю, что я даже знаю, какое королевство станет твоим. Дым, внутренности и все прочие знаки вполне ясно указывают страну, властителем которой ты уже должен был стать! Королевство, с которым ты уже связан тесными узами.
Стивен ждал.
— Неужто не понимаешь? — в нетерпении воскликнул джентльмен. — Это же Англия! Не могу передать, как я обрадовался, узнав столь важную новость!
— Англия! — изумленно повторил Стивен.
— Да, именно так! Лучшего короля этой стране нечего и желать. Твое правление принесет ей огромную пользу. Нынешний король стар и слеп, а его сыновья — жирные пьяницы! Теперь ты понимаешь, почему я не могу увезти тебя отсюда в «Утраченную Надежду». Я просто не имею права оставлять королевство без законного короля!
Некоторое время Стивен молчал, силясь переварить услышанное.
— А нельзя ли подыскать королевство где-нибудь в Африке? — спросил он наконец. — Может быть, мне суждено вернуться туда, и, может быть, тамошний народ согласится признать меня потомком одного из своих правителей?
— Я не исключал бы такой возможности, — с сомнением заметил джентльмен. — Но… Нет! Я не мог ошибиться. Видишь ли, все указывает на то, что ты УЖЕ БЫВАЛ В ЭТОМ КОРОЛЕВСТВЕ. А в Африке ты не был. О, Стивен! Как я хочу, чтобы это чудесное предсказание осуществилось. В тот день мои королевства объединятся с Великобританией в могущественном союзе и все мы заживем в дружбе и братстве. Подумай, как смущены будут наши враги! Подумай, в какую бессильную ярость впадут волшебники! Как станут они корить себя за то, что не отнеслись к нам с большим почтением!
— Но мне кажется, сэр… Мне кажется, что вы ошибаетесь. Я не могу править Англией. Ведь у меня же… — Он вытянул перед собой руки… «У меня же черная кожа», — подумал Стивен, а вслух добавил: — Только вы, сэр, вы, в своей доброте, могли подумать, что такое возможно. Рабы королями не становятся, сэр.
— Рабы? Что ты хочешь этим сказать, Стивен?
— Я родился рабом, сэр. Как и многие мои соплеменники. Моя мать была рабыней в одном поместье на Ямайке, которым владел дед сэра Уолтера. Обремененный долгами, сэр Уолтер сам приехал на Ямайку, чтобы продать поместье, а с собой увез немногое, в том числе и мою мать. Точнее, он намеревался привезти ее в — Англию, чтобы сделать прислугой в своем доме, но в пути она родила меня и умерла.
— Ха! — триумфально воскликнул джентльмен. — Все именно так, как я и сказал! Злодеи-англичане поработили и обездолили тебя и твою мать.
— Ну да, сэр. В некотором смысле так оно и было. Однако сейчас я уже не раб. Воздух Англии — воздух свободы. Это величайшее завоевание и гордость англичан. — «И при том, — подумал он, — они владеют рабами в других странах». — С того момента, как слуга сэра Уильяма снес меня с корабля на берег, я стал свободным.
— И тем не менее их должно наказать! — воскликнул джентльмен. — Мы можем легко убить мужа леди Поул, а потом я спущусь в ад, найду ее деда и тогда…
— Но они не виноваты! Ни сэр Уильям, ни сэр Уолтер! Не они сделали меня рабом, — запротестовал Стивен. — Сэр Уолтер всегда осуждал работорговлю. И сэр Уильям был добр ко мне. Он крестил меня и дал мне образование.
— Крестил? Что? Так, значит, ты носишь имя, данное врагами? Печать рабства? В таком случае настоятельно советую при восшествии на английский престол отбросить его и выбрать другое! Каким именем называла тебя мать?
— Не знаю, сэр. Я даже не уверен, что она вообще как-то меня называла.
Джентльмен прищурился, как делал каждый раз, когда напряженно размышлял.
— Не может быть, чтобы мать никак не называла сына. Имя должно быть. И оно будет. Истинное твое имя. То самое, которым она называла тебя в лучшие мгновения жизни, когда держала на руках. Разве тебе не любопытно его узнать?
— Конечно, сэр, хотелось бы. Однако моя мать давно умерла. И, может быть, она не назвала его никому на свете. Даже ее собственное уже утрачено. Однажды, когда я был еще маленьким, я спросил об этом сэра Уильяма, но он не смог вспомнить.
— Уж он-то наверняка знал, но утаил по злобе. И чтобы восстановить твое имя, нужен некто очень необычный, некто, обладающий редкой проницательностью, необычайными талантами и несравненным душевным благородством. Короче, я. Да, именно это я и сделаю. В знак приязни я возвращу тебе истинное имя.
Назад: 29 В доме Жозе Эшторила Январь — февраль 1811
Дальше: 31 Семнадцать мертвых неаполитанцев Апрель 1812 — июнь 1813