Слуги с Харли-стрит продолжали считать, что их преследуют зловещие призраки и скорбные звуки. Повара Джона Лонгриджа и судомоек беспокоил бой колокола. От этого звука, объяснял повар Стивену Блеку, на ум приходили все некогда умершие близкие, все лучшие, но, увы, прошедшие минуты и все печальные события жизни. Слуги затосковали, в голову им приходили странные мысли — а стоит ли вообще жить на этом печальном свете?

Джеффри и Альфреда, самых молодых, мучили звуки флейт и скрипок, которые Джеффри впервые услыхал в вечер памятного обеда, причем им казалось, что музыка всегда играет в соседней комнате. Стивен водил слуг по дому, чтобы показать, что нигде нет музыкантов, играющих на флейтах и скрипках, но безуспешно — они становились все печальнее и боязливее.

Однако больше всего Стивена изумляло поведение Роберта, самого старшего из слуг. Стивен всегда считал Роберта разумным, добросовестным и заслуживающим доверие человеком и меньше всего ожидал, что именно Роберт станет жертвой вымышленных страхов. Тем не менее, Роберт продолжал настаивать, что слышит, как вокруг дома разрастается невидимый лес. Роберт чувствовал, как призрачные ветки царапают стены и стучат в окно, а корни украдкой пробираются под фундамент и выталкивают кирпичи.

Этот лес стар, говорил Роберт, и исполнен злобы. Путешественнику следует бояться деревьев не меньше, чем хищных лесных тварей.

Ближайший лес, возражал Стивен Блек, находится в четырех милях у Хэмпстедской пустоши, и даже там деревья выглядят довольно ухоженными. Они не собираются окружать и разрушать дома. Впрочем, слова дворецкого не действовали на Роберта — тот лишь качал головой и трясся от страха.

Дворецкого утешало одно: странная мания стерла различия между слугами. Лондонцам больше не было дела до медлительности провинциалов. Провинциалы перестали жаловаться, что столичные слуги в насмешку посылают их выполнять несуществующие поручения. Всех объединил страх, что дом захвачен призраками. После окончания дневных трудов слуги собирались на кухне и рассказывали страшные истории о домах с привидениями и об ужасных судьбах их обитателей.

Две недели спустя после обеда, который давала леди Поул, слуги сидели на кухне, предаваясь любимому занятию. Стивен устал слушать одно и то же и поднялся в свою комнатку почитать газеты. Он не пробыл там и нескольких минут, как услыхал колокольчик. Стивен отложил газету, накинул черный сюртук и отправился узнать, что случилось.

В коридорчике, что связывал кухню с комнатой дворецкого, на стене висели колокольчики, под которыми значились названия комнат, аккуратно выведенные коричневой краской: венецианская гостиная, желтая гостиная, столовая, гостиная леди Поул, спальня леди Поул, гардеробная леди Поул, кабинет сэра Уолтера, спальня сэра Уолтера, гардеробная сэра Уолтера, Утраченные надежды.

— Утраченные надежды? — удивился про себя Стивен. — Что за чертовщина?

Сегодня утром он собственноручно заплатил за работу плотнику и внес сумму в учетную книгу: «Амосу Джаду, за установку девяти колокольчиков и надписи под ними — четыре шиллинга». Однако перед глазами дворецкого висели десять колокольчиков. И десятый дергался изо всех сил.

— Наверное, — подумал Стивен, — Джад вздумал надо мной подшутить. Что ж, придется ему завтра утром все переделать.

Не зная, что предпринять, Стивен спустился на первый этаж и глянул в комнаты — все были пусты. Затем снова поднялся наверх.

Перед ним была совершенно незнакомая дверь.

— Кто там? — прошептал голос, которого Стивен не узнал. Казалось удивительным, что шепот может быть столь проникновенным. Кроме того, Стивен удивился, что голос проникал в голову не через уши, а каким-то другим, неведомым образом.

— Кто-то стоит на лестнице! — настаивал шепот. — Слуга? Заходите, вы мне нужны!

Стивен постучался и вошел.

Внутри комната оказалась не менее таинственной, чем непонятно откуда взявшаяся дверь. Если бы Стивена попросили ее описать, он сказал бы, что удивительное убранство навевает ему мысли о готическом стиле. Однако здесь не было ни одного из обычных готических украшений, приведенных, к примеру, на страницах «Хранилища искусств» мистера Акерманна. Ни средневековых стрельчатых арок, ни изысканной деревянной резьбы, ни религиозных мотивов. Стены и пол из простого серого камня, весьма потертого и местами неровного, потолок сводчатый. В единственное оконце проглядывало усыпанное звездами небо. В оконце торчали осколки стекла, и по комнате гулял зимний ветер.

Бледный джентльмен с удивительной копной серебристых волос, словно пух на отцветшем чертополохе, с глубоким неодобрением изучал свое отражение в старом треснувшем зеркале.

— А, наконец-то! — сказал он Стивену с кислым видом. — В этом доме вечно никого не дозовешься!

— Простите, сэр, — ответил Стивен, — никто не сказал мне о вашем приезде.

Он решил, что бледный джентльмен — гость сэра Уолтера или леди Поул; это, впрочем, объясняло только присутствие джентльмена, но не таинственной комнаты. Джентльменам свойственно иногда останавливаться в чужих домах, чего о комнатах сказать нельзя.

— Чем могу вам помочь, сэр? — спросил Стивен.

— До чего же ты глуп! — воскликнул джентльмен с волосами, как пух, — разве тебе не известно, что сегодня ко мне на бал приглашена леди Поул? Мой слуга куда-то запропастился. Как же я предстану перед прекрасной леди Поул в таком виде?

Бесспорно, у джентльмена был повод для жалоб: небритое лицо, удивительные серебристые волосы спутаны, а из одежды — всего лишь старомодная зеленоватая сорочка.

— Я к вашим услугам, сэр, — сказал Стивен. — Только мне понадобится бритва. Полагаю, вам неизвестно, где ваш слуга хранит бритву?

Джентльмен пожал плечами.

В комнате не оказалось туалетного столика. В ней вообще почти не было мебели. На стене висело зеркало, на полу стояли трехногий табурет для дойки коров и удивительное костяное кресло. Стивен не стал бы утверждать, что кресло изготовлено из человеческих костей, хотя выглядело оно именно так.

На табурете, рядом с прелестной маленькой коробочкой, Стивен обнаружил острую серебряную бритву. Видавшая виды оловянная миска с водой стояла на полу.

Удивительно, но в комнате вместо камина была лишь ржавая железная жаровня, наполненная горячими углями, из которой на пол сыпался пепел. Стивен подогрел миску с водой и побрил джентльмена с волосами, как пух от чертополоха. Когда Стивен закончил, джентльмен провел рукой по лицу и заметил, что очень доволен бритьем. Затем он спокойно снял сорочку и остался в нижнем белье, пока Стивен массировал его тело щеткой. Стивену бросилось в глаза, что, в отличие от прочих джентльменов, которые после подобной процедуры становились красными, словно вареные раки, этот оставался таким же бледным, только кожа слегка светилась, точно луна или перламутр.

Одежда джентльмена оказалась превосходного качества — Стивен никогда такой не видел. Панталоны были тщательно наглажены, туфли сияли, словно черные зеркала. Однако лучше всего оказались шейные платки из белого муслина — тонкие, словно паутинки, и тугие, как нотная бумага, числом не менее дюжины.

Чтобы привести джентльмена в порядок, Стивену понадобилось добрых два часа. Джентльмен отличался немалым тщеславием. С каждой минутой он все больше восхищался умелыми манипуляциями Стивена.

— Скажу тебе по секрету, в искусстве укладывания волос ни один из моих слуг тебе и в подметки не годится, а что уж говорить о том, как ловко ты завязываешь шейный платок! По сравнению с тобой они просто ничего не смыслят!

— Просто мне очень нравится эта работа, — сказал Стивен, — мне всегда хотелось убедить сэра Уолтера уделять своей одежде больше внимания. Увы, у политиков вечно не хватает времени, чтобы думать о подобных вещах.

Стивен помог джентльмену облачиться в лиственно-зеленый сюртук (отменного сукна и модно скроенный), затем джентльмен подошел к табурету и поднял коробочку. Изготовленная из фарфора и серебра, коробочка по размеру была не больше табакерки, только вытянутой формы. Стивен вслух восхитился цветом коробочки — не бледно-синим, не серым, а скорее сиренево-лавандовым, хотя и это определение было не совсем точным.

— Да, разумеется, цвет прекрасен, — согласился джентльмен с волосами, как пух от чертополоха. — И его не так-то просто получить. Пигмент выделяется из слез старых благородных дев, которые прожили долгую безгрешную жизнь и поэтому не знали ни одного счастливого дня!

— Бедные дамы! — промолвил Стивен. — Хорошо, что эта краска так редка.

— Ах, нет, редкой эту краску делают не слезы — у меня их целые бутыли! Главное — правильно смешать цвета.

Джентльмен был так любезен, так разговорчив, что Стивен набрался смелости и прямо спросил:

— А что же вы держите в этой симпатичной коробочке? Нюхательный табак?

— Нет-нет! Это мое величайшее сокровище, которое леди Поул наденет сегодня на бал! — Он открыл коробочку и показал Стивену белый мизинец.

Сначала Стивен слегка удивился, но удивление тут же улетучилось, и если бы кто-нибудь спросил его об этом происшествии прямо сейчас, Стивен наверняка ответил бы, что многие джентльмены носят с собой коробочки с мизинцами внутри.

— Давно он у вас? — вежливо поинтересовался Стивен.

— Не слишком.

Джентльмен захлопнул коробочку и опустил в карман.

Они оба смотрели в зеркало на свои отражения. Невольно Стивен отметил, как они дополняют друг друга: сияющая черная кожа и прозрачно-белая. Каждый из них представлял собой определенный тип мужской красоты. Очевидно, та же мысль пришла и джентльмену с волосами, словно пух от чертополоха.

— Как же мы оба прекрасны! — изумился он. — Теперь я понимаю, что допустил досаднейший промах! Я принял вас за слугу! Невероятно! Ваше достоинство и благородный вид свидетельствуют о знатном, возможно, королевском происхождении! Полагаю, что вы гость здесь, так же, как и я. Прошу простить мою навязчивость и благодарю за то, что помогли мне подготовиться к встрече с прекрасной леди Поул!

Стивен улыбнулся.

— Нет, сэр. Я — слуга. Слуга сэра Уолтера.

Джентльмен с волосами, как пух от чертополоха, удивленно поднял брови.

— При такой красоте и талантах ты просто не можешь быть слугой! — потрясенно молвил он. — Ты должен управлять громадным владением! Ибо что есть красота, хотелось бы мне знать, как не признак превосходства? Теперь я понял, в чем дело! Враги отняли все твои владения и бросили тебя среди невежественных простолюдинов!

— Нет, сэр, вы ошибаетесь. Я всегда был слугой.

— Ничего не понимаю, — повторил джентльмен, забавно тряся головой. — Здесь какая-то тайна, и как только найдется время, я займусь ею. А сейчас в благодарность за то, что ты так красиво уложил мои волосы и прочее, я приглашаю тебя на сегодняшний бал.

Предложение прозвучало так неожиданно, что несколько мгновений Стивен не мог прийти в себя. «Он или безумен, — подумал дворецкий, — или один из тех политиков-радикалов, которые спят и видят, как бы стереть все сословные различия».

Вслух он произнес:

— Весьма тронут честью, которую вы мне оказали, но только вообразите, сэр! Ваши гости придут в дом, ожидая встретить дам и джентльменов своего круга. Когда же они поймут, что вынуждены находиться в одной компании со слугой, их возмущению не будет предела! Благодарю вас за доброту, но меньше всего на свете мне хотелось бы смутить или оскорбить ваших гостей.

Речь Стивена, казалось, поразила джентльмена еще сильнее.

— Какое благородство чувств! — воскликнул он. — Жертвовать собственным удовольствием ради того, чтобы не нарушать покой других! Хотя, по правде сказать, этот довод не приходил мне в голову. Подобная несговорчивость только усиливает мое желание видеть тебя среди своих друзей, и я сделаю все, чтобы тебе помочь. Однако ты не понял. Гости, о которых ты так печешься, вовсе не так щепетильны. Все они — мои вассалы и подданные, и никто не посмеет порицать меня или того, кого я считаю своим другом. А если и посмеют… что ж, всегда можно их убить! Впрочем, — добавил джентльмен, внезапно устав от разговора, — какой смысл спорить, если мы уже на месте!

С этими словами джентльмен ушел прочь, а Стивен обнаружил, что стоит в огромном зале, а вокруг под печальную музыку танцуют пары.

Как и раньше, он слегка удивился, но снова с поразительной быстротой освоился и принялся разглядывать толпу. Несмотря на уверения джентльмена с волосами, словно пух от чертополоха, Стивен с опаской искал знакомые лица. Обнаружив, что в зале нет друзей сэра Уолтера, Стивен решил, что среди этих незнакомцев в своем черном сюртуке и белой сорочке вполне может сойти за джентльмена. Какая удача, что сэр Уолтер не заставлял его носить ливрею и пудреный парик, по которым любой безошибочно угадал бы в нем слугу.

Танцующие были одеты по последней моде. Платья дам поражали изысканными расцветками (сказать по правде, таких цветов Стивену видеть еще не доводилось). Джентльмены носили панталоны до колен, светлые чулки, коричневые, зеленые, синие и черные сюртуки и сияющие белизной сорочки, а также лайковые перчатки без единого пятнышка.

Однако, несмотря на веселых гостей и их прекрасные одежды, чувствовалось, что дом не столь роскошен, как казалось на первый взгляд. Из-за малого количества свечей в зале царил полумрак, а аккомпанировали танцующим только скрипка и дудочка.

«Наверное, это та самая музыка, о которой говорили Альфред и Джеффри, — подумал Стивен. — Странно, почему я не слышал ее раньше? А ведь Альфред и Джеффри были правы — музыка и впрямь очень печальная».

Стивен подошел к окну и посмотрел на темный глухой лес под сияющими звездами.

«Вот и лес, о котором рассказывал Роберт. Как зловеще он выглядит! А это, вероятно, колокольный звон?»

— Да, вы правы, это именно он, — сказала дама, стоявшая рядом со Стивеном. На ней было платье цвета грозы, полумрака и ливня, а ожерелье было сделано из сожалений и разбитых надежд. Стивен удивился ответу дамы — он был уверен, что вслух своего вопроса не задавал.

— Это и впрямь колокол, — продолжила дама. — Колокол бьет на высокой башне.

Дама улыбнулась и посмотрела на Стивена с таким открытым восхищением, что он счел необходимым сказать несколько вежливых слов.

— Какое изящное собрание, мадам. Не припомню, когда мне в последний раз доводилось видеть в одном месте столько красивых лиц и благородных фигур. И каждый из гостей пребывает в самом расцвете юности! Должен признаться, я удивлен, что в зале совсем нет людей пожилых. Где отцы и матери, дяди и тети этих прекрасных дам и господ?

— Странное замечание! — рассмеялась дама. — Зачем хозяину «Утраченной надежды» приглашать на бал старых и уродливых? Кому интересно на них смотреть? Впрочем, мы не столь юны, как кажемся. На месте Англии были непроходимые леса и голые пустоши, когда мы в последний раз видели наших матерей и отцов. Ах, постойте! Смотрите! Вот и леди Поул!

Между танцорами Стивен заметил леди Поул. На ней было голубое бархатное платье, а вел ее джентльмен с волосами, словно пух на отцветшем чертополохе.

И тут дама в платье цвета грозы, полумрака и ливня пригласила Стивена на танец.

— С радостью, — ответил он.

Когда прочие дамы увидели, как хорошо Стивен танцует, каждая захотела составить ему пару. После дамы в платье цвета грозы, полумрака и ливня Стивен танцевал с юной лысой особой, на голове у которой шевелился парик из сияющих жуков. Третья партнерша обиженно вскрикнула, когда рука Стивена коснулась ее платья, заявив, что он мешает платью петь. Стивен опустил глаза и обнаружил, что платье ее и впрямь состоит из крошечных ртов — рты раскрывались, и оттуда доносился пронзительно-жуткий напев.

Хотя партнеры менялись, как правило, после двух танцев, Стивен заметил, что джентльмен с волосами, словно пух от чертополоха, весь вечер протанцевал с леди Поул и разговаривал только с ней. Однако джентльмен не забывал и о Стивене. Когда бы дворецкому ни доводилось поймать его взгляд, джентльмен улыбался, кланялся и всячески давал понять, что среди прочих удовольствий этого вечера больше всего его радует именно присутствие Стивена Блека.