Книга: Думай как шпион: Как принимать решения в критических ситуациях
Назад: Часть II Стратегия
Дальше: Глава 2 Игры
Глава 1
Стратегия
Он сказал мне неправду. А потом соврал вновь. Вывалил на меня целую кучу лжи.
Но проблема не в этом. Ложь — привычное явление в работе шпиона. То, что он лгал именно мне, — плохо, конечно. Ему не следовало этого делать, но сам факт лжи неожиданностью не стал. Именно поэтому у меня есть осведомители, проверяющие то, что говорят другие осведомители. Так я узнаю, когда вторые лгут. И будь эта ложь несерьезной, я бы просто не обратил внимания. В мире шпионажа глупо ожидать, что все услышанное заслуживает доверия.
Проблема в том, что это была неправильная ложь.
Обычно шпионы лгут, чтобы:
1) скрыть что-то;2) защитить себя.
Иногда — и то и другое сразу. Но только не его ложь.
Его ложь не делала ничего из этого. Она говорила об обратном.
Эта ложь ничего не скрывала, она разоблачала. И не защищала его, а делала ситуацию еще более опасной. Не только для него, но и для меня.
Это заставило меня задуматься о том, была ли его ложь случайной.
Возможно, он соврал сгоряча, поддавшись эмоциям. Возможно, он соврал от смущения. Или от стыда и неуверенности.
Солгав единожды, он был вынужден вновь и вновь обращаться к вранью. Во второй, третий и четвертый раз он солгал по адекватным причинам: чтобы скрыть первую ложь. Чтобы защитить себя. Возможно, произошло именно это.
Какой бы ни была причина, мне нужно что-нибудь с этим сделать. Он солгал. Теперь моя очередь действовать.
Но сначала я хотел понять почему. Я хотел узнать причину, которая заставила его лгать.
Вы видите действие — ложь — и делаете шаг назад по цепочке «Данные-Анализ-Решение-Действие». Вы смотрите, как появилось решение солгать.
Затем вы отступаете еще на шаг назад. Из каких вариантов он выбирал?
Затем еще на шаг. Какие аналитические операции привели его к этому решению?
И еще один шаг. Какие данные он анализировал, чтобы принять решение, приводящее его к этому действию?
Затем вы снова возвращаетесь к действию и делаете шаг вперед. На какой результат он рассчитывал? Вы смотрите на его намерения — так же, как это делают в суде. Они выносят различные приговоры, исходя из причины произошедшего.
Если кого-то убили, в суде захотят знать почему. Им нужно понять намерение. Убийство произошло по случайности или халатности? Значит, это убийство третьей степени; есть смягчающие обстоятельства. Убийца был в состоянии аффекта? Если так, это убийство второй степени, а возможно, и третьей. Убийство было обдумано заранее и совершено по злому умыслу? Без смягчающих обстоятельств, первая категория. Самая тяжелая.
Не важно, что первое преступление попало в третью категорию, если за ним последовали другие, более серьезные. Вас осудят за наихудшее. Если преступление первой степени было совершено, чтобы скрыть следы преступления третьей степени, вас осудят за первое из них.
В его случае все точно так же. Как бы все это ни началось, его ложь превратилась в ложь первой степени. Она была умышленной. Он хотел солгать, и это намерение имеет значение по вполне практическим причинам. Намерение — ключ к тому, что он будет делать дальше.
Я хотел бы узнать, какой подход он выберет на нашей следующей встрече. Придет ли он как друг или как враг? Явится один или с кучкой друзей — кучкой врагов для меня?
Что он будет делать дальше? Это стратегический вопрос. Стратегический, потому что от ответа на него зависит то, что буду делать я сам.
Стратегические вопросы превращают все происходящее в некую игру. Ты предсказываешь, как поступит противник, если ты сделаешь X. Ты представляешь, как он ответит, если ты сделаешь Y. Ты сводишь все это воедино и выбираешь наилучший вариант. Ты строишь свою стратегию. Это несложно сделать, если противник предсказуем.
Но в данном случае это не так. В случае с осведомителем, который лжет, есть одна загвоздка. Загвоздка, лишающая его поведение предсказуемости. И превращающая разработку стратегии в сложный процесс.
Загвоздка заключается в том, что осведомитель знает, что я знаю, что он лжет. Он знает, что его поймали. Он знает, что я знаю. А это означает, что он думает о том, как я поступлю дальше. Прикидывает, буду ли я совершать неугодные для него поступки. Прокручивает в голове худшие сценарии.
Он тоже думает стратегически. А значит, может сойти с предсказуемой траектории. И, скорее всего, так и сделает. А это опасно. Потому что худшие сценарии попадут в его голову из шпионских фильмов. По ним он будет судить о том, что делают шпионы.
Джеймс Бонд, Джейсон Борн, Джек Бауэр. Он видел их всех. И часто при мне их цитировал. Ему нравилось сравнивать то, что делают они, с тем, что делаем мы.
Это проблема. Потому что в фильмах шпионы причиняют людям вред. Иногда они убивают людей. Иногда они взрывают целые деревни. За меньшее, чем сделал он. И теперь он пытается вычислить, что буду делать я.
Причиню ли я ему вред? Или хуже: убью ли я его? Или еще хуже: наврежу ли его семье? Ничего из перечисленного я не сделаю. Но он об этом не знает. Поэтому я столкнулся с проблемой — стратегической проблемой.
В конце концов, парень не был чиновником или бизнесменом. Он не был обычным парнем. Он был крутым парнем, профессионалом. Он прошел через многие стычки. В некоторых он победил, в некоторых проиграл. Он знает то, о чем знают все бойцы: побеждает обычно тот, кто ударит первым.
Если он думает, что надвигается битва, он первым сделает ход. Нанесет первый удар. Это означает, что у меня есть два варианта действий.
1. Ждать, пока он ударит.2. Ударить самому.
Он об этом знает. Если он думает, что я выберу второй вариант, он будет действовать быстрее. Нанесет удар, прежде чем я смогу это сделать. И я об этом знаю. Такова логика первых ударов: если мы оба думаем, что приближается бой, то бой неизбежен.
Один из нас ударит, как только представится шанс. Опасная ситуация. Я об этом знаю. И он об этом знает. А значит, мне необходима хорошая стратегия. Чтобы ее разработать, нужно понять стратегию противника.
Потому что сначала я ее упустил. Полностью потерял из вида.
Бо́льшую часть XX столетия жить в Соединенных Штатах было хорошо. Определенно лучше, чем в Африке. Или в Азии. Лучше, чем родиться в Южной Америке. Намного лучше, чем жить в Европе.
В начале двухтысячных иметь американское гражданство стало еще приятнее. Холодная война закончилась, Берлинская стена пала. Не было больше риска ядерных ударов, не было опасений о вторжении. Не было смертельной угрозы.
Кроме того, американское влияние усиливалось. Для технологий, торговли и других возможностей открылись новые горизонты. Это означало, что быть американцем прекрасно.
Конфликты исчезали. Ваше богатство быстро увеличивалось, если вы были американцем. Алчность, амбиции, обвалы рынка и государства-изгои все еще существовали, но тенденции вели к лучшему.
До тех пор, пока не наступило 11 сентября. Башни-близнецы обрушились. По Пентагону был нанесен удар. Пассажиры самолета, рухнувшего в поле в штате Пенсильвания, погибли геройской смертью. Впервые за долгое время американцев убивали на их же земле.
Каждый знал кого-то из погибших. В моем случае это был парень, который жил напротив меня в колледже. Его девушка рассталась с ним около башен-близнецов за 20 минут до того, как в них врезался первый самолет. После удара она попыталась с ним связаться. У нее ничего не вышло. Она осталась в Мидтауне, надеясь на ответный звонок.
Они видела, как рушатся здания, и надеялась, что он отлучился, чтобы взять себе кофе. Она смотрела, как вздымается пыль, и молилась, что он задержался в холле и смог спастись. Она надеялась, что он сделал что угодно, только не поехал на скоростном лифте до 101-го этажа.
Но он сел в тот лифт. Мы знаем, что он добрался до своего стола. Мы знаем, что он был на 101-м этаже, когда в здание врезался самолет. Что случилось после этого, мы не знаем. Возможно, он умер от удушья. Или был раздавлен на лестничном пролете. Может быть, он спрыгнул. Никто не знает, что случилось, кроме того, что его больше нет. Как и многих других людей.
У горя есть несколько этапов. Отрицание, гнев, торг, депрессия, принятие. Но не каждому удается пройти через все из них. Некоторые застревают на гневе. Нет торга, нет депрессии, нет принятия. Только гнев.
Гнев стал топливом для войны, которая последовала за этими событиями. Не обычной войны. Она получила название «войны с терроризмом». Но терроризм — это не враг. Это даже не стратегия. Терроризм — это тактика. Инструмент войны. Лишь малая часть более крупной игры.
Многие американцы были озадачены. Они не знали, что мы участвуем в войне. Большинство американцев не знали, почему 11 сентября произошли атаки. Они не знали, почему у нас появился враг, использующий против нас террор.
Но сначала это было неважно. Важно лишь то, что враг существует. Что он напал на нас. И убил наших людей. Настало время дать ему отпор.
ЦРУ было готово к этому. Готово потому, что уже сражалось с этим врагом ранее — на Ближнем Востоке и в Африке. Мы прошли свое крещение взрывами.
Но 11 сентября все было иначе. Это произошло на родной американской земле; погибли невинные люди. Тысячи невинных. Пришло время нанести ответный удар.
У нас уже был готовый план действий. Кофер Блэк, Гари Шрен и Гари Бернтсен из ЦРУ вооружились этим планом и мешками с наличными. Они добрались до всех источников информации, до каких только смогли. Наладили сотрудничество с афганскими силами. Работали со спецназом, чтобы отследить врагов.
С ними отправился парень, который учился за год до меня в тренировочном классе. Бывший морпех, он служил в Отделе специальных операций. Он сделал все необходимое и уже был готов к отправлению. Он полетел в Афганистан. Он собирал разведывательные данные в одной из тюрем. В это время там начался бунт. Заключенные напали на него. Он погиб, когда у него закончились патроны. Его звали Майк Спанн.
Тысячи погибли в Нью-Йорке, Вашингтоне и Пенсильвании. И еще один из нас — в Афганистане.
Тяжелая работа продолжалась. Был найден вражеский лидер — бен Ладен. Его окружили в пещерах Тора-Бора. Затем он сбежал в Зону племён. Тамошние пустынные ландшафты с высоты выглядят как поверхность другой планеты.
После побега бен Ладена война приняла другой оборот. Вступила в новую фазу. Фазу, в которой враг все еще представлял опасность, но контакты с ним были ограничены. Это напоминало бокс в темноте.
Мы пытались подобраться поближе. Враг отступал. Мы посылали удары, но лишь некоторые из них достигали своей цели. Он перемещался, держась вне досягаемости. А значит, нашу стратегию стоило переосмыслить. И для этого необходимо было понять стратегию противника.
В первое время мало кто ее понимал. Мало кто понимал, почему бен Ладен напал на нас 11 сентября. Мало кто понимал, почему он вступил в войну с Соединенными Штатами. Почему он послал 19 человек в США на самоубийственную миссию. Мало кто понимал, зачем бен Ладен убил так много людей. Мало кто мог понять, что у него в голове.
А это значит, что мало кто мог предугадать, каким будет его следующий шаг. Немногие понимали его стратегию. Но понять ее было очень важно. Потому что бен Ладен был выдающимся стратегом.
Когда 11 сентября он напал на Соединенные Штаты, он не только убил столько американцев, сколько за долгие-долгие годы на нашей земле не убивал никто. Атаки 11 сентября были важны со стратегической точки зрения. После них стратегия бен Ладена усилилась в восьми значимых отношениях.
Если вы шпион, вы видите множество различных стратегий. Вы видите стратегии мирового масштаба. Стратегии транснациональных движений и сетей глобального влияния, протяженных в пространстве и времени.
Затем вы наводите фокус, увеличивая масштаб. Один континент, одно время. Там, где сталкиваются государства. Там имеют значение ресурсы и исторические условия, а стратегиями движет жажда мести, славы или возмещения убытков.
Еще одно увеличение масштаба. Теперь вы видите то, что происходит внутри государства. Фракции, политические партии, этнические группы, семьи. Вы видите политику. Группы, которые объединяются с другими группами, чтобы совершить революцию, получить вознаграждение или независимость.
Затем вы наводите фокус на отдельного человека, одну личность. У него есть мечты и страхи, он гневается и любит. Он строит свою стратегию, чтобы удовлетворить эти чувства.
Если вы шпион, вы видите вокруг множество стратегий, потому что это ваша работа. Ваша работа — следить за стратегиями мирового и национального масштабов. И особенно — за стратегиями отдельных людей. Ваша работа — видеть и понимать их, потому что именно так можно узнать о существовании угрозы.
Чтобы распознавать угрозы, вы проникаете во вражеские организации. Выясняете, кто принимает решения, а кто нет. Вы узнаете, какие данные есть у противника. Выясняете его планы. Собирается ли он причинить вам вред? Представляет ли он угрозу? Будет ли он нападать? Если повезет, вы узнаете об этом до того, как что-то случится.
Вы раскрываете вражескую стратегию — в этом заключается работа шпиона. Но вы видите не только стратегию противника. Вы обращаетесь и к своим союзникам. У них тоже есть свои стратегии. Вы понимаете, чего они хотят, а чего нет. Если повезет, они расскажут вам, какова их стратегия. Но иногда они этого не делают.
Теперь — стратегия той стороны, на которой находитесь вы. Эта стратегия объясняет, почему вы работаете шпионом. Она объясняет, почему вас посылают в другие страны, в темные переулки и на дипломатические приемы. Вы здесь, чтобы служить этой стратегии.
Работа шпиона дает вам место в первом ряду, с которого вы можете наблюдать за развитием множества стратегий. Стратегия врагов, союзников и вашей собственной страны. Мировые, национальные и индивидуальные стратегии. Вы видите, что некоторые стратегии приводят к успеху, а многие другие — к поражению.
Иногда это происходит из-за ошибок логистики. Иногда — потому, что противник наносит удар первым. Или потому, что события идут впереди стратегии. Или потому, что бездействие делает ее устаревшей.
Но бо́льшая часть стратегий проваливается раньше — еще до начала конфликта. До того, как сформировались альянсы, до того, как была объявлена война. Бо́льшая часть стратегий проваливается, потому что ведет не в ту сторону.
Эти стратегии проваливаются, потому что не соответствуют правилу, которое специалисты по теории игр Авинаш Диксит и Барри Нейлбафф называют Первым правилом стратегии. Это простое правило: смотрите вперед и думайте в обратную сторону.
Правило простое, но ему сложно следовать. Если, конечно, вы не знаете короткий путь.
11 сентября, в 9 часов 25 минут, американские власти закрыли воздушное пространство над Америкой. 13 сентября, когда аэропорты снова открылись, было принято еще одно решение: усилить меры безопасности.
Больше сканеров багажа в аэропортах, больше рентгеновских аппаратов и детекторов взрывчатки. Больше времени на осмотр пассажиров.
А затем все улеглось. Мы оплакали погибших. Мы пытались вернуться к жизни.
Месяц спустя после 11 сентября к жизни вернулся и я. Мы с женой отправились в путешествие на Средний Запад. Мы увиделись с семьей и друзьями. Мы вспомнили о том, что по-настоящему важно. Вспомнили о том, почему важно то, чем мы занимаемся.
Затем настало время вернуться в округ Колумбия. По дороге в аэропорт мы попали в пробку. Пробка была достаточно серьезной, чтобы мы могли опоздать на самолет. В аэропорте была длинная очередь на проверку, поэтому жена оставила свои сумки со мной, а сама встала в короткую очередь, пронеслась через охрану и поспешила к самолету, чтобы задержать вылет.
Я подтолкнул сумки вперед. Посмотрел на часы. Медленно двигался по направлению к багажной ленте. Наконец, загрузив багаж, дождался указания и прошел через металлодетектор.
Сотрудник службы безопасности поднял руку. Попросил меня остановиться и снять обувь. Ему было не больше 20. Вероятно, его первые недели на этой работе. «Без проблем», — ответил я и отдал ему свои туфли. Он указал на стул и попросил сесть.
В зоне безопасности все было новым. Новые люди, новые процедуры, новая техника. До архитектурных изменений и огражденных дорожек дело еще не дошло, поэтому люди и машины располагались на одном пространстве. Новым вещам становилось в нем тесно.
Стул, на который я сел, втиснулся между новыми аппаратами для поиска взрывчатых веществ. Вероятно, сотрудники сидели на нем во время перерывов. Сюда его поставили потом и, скорее всего, по ошибке. С этого места мне был хорошо виден экран тестовой машины.
Круглые образцы, которыми проводят по ткани, загружаются в приемник. На экране — таблицы с буквами и цифрами. C4. TNT. PETN. И так далее. Около 12 типов взрывчатых веществ. Я скучал в ожидании.
Сотрудник службы безопасности встал рядом с машиной и провел образцом ткани по моим ботинкам.
В этот момент меня осенило. В последний раз я надевал эти ботинки четыре месяца назад, на тренинге по обращению со взрывчатыми веществами. Еще до 11 сентября. До того, как в аэропортах стали проверять обувь на наличие взрывчатки.
Сердце стало биться чаще, зрение сузилось. Всплеск адреналина замедлил течение времени.
Думай! Но это было непросто.
Потому что я не хотел думать. Я хотел двигаться. Адреналин подстегивал мой сердечный ритм. Участилось дыхание, мускулы напряглись.
Телу хотелось двигаться. А это не сулило бы ничего хорошего: двинься я сейчас, и это приведет всю охрану аэропорта прямиком ко мне.
Поэтому я остался сидеть. Сделал глубокий вдох и попытался думать.
Вниз по краю ботинка, через резиновую подошву, снова наверх. Словно в замедленной съемке. Круглый образец ткани собрал множество микроскопических частиц. Собрал остатки взрывчатых веществ с моего ботинка.
Назревал конфликт. Конфликт, у которого может быть целая цепь последствий.
Быть пойманным на Среднем Западе с остатками взрывчатки у сканера в аэропорту — в этом не было ничего хорошего. Это плохо для моего желания быстро вернуться в Вашингтон. Плохо для моей жены, которая пытается задержать самолет. Плохо для моей карьеры в ЦРУ.
Мне нужна была стратегия.
Я посмотрел в будущее — на конфликт со службой безопасности, который вот-вот последует. И на то, что случится позднее. На последствия ошибки, которой я надеялся избежать.
Я смотрел на то, что случится после конфликта, — на результат, которого я хотел. А затем стал думать в обратную сторону. От желаемого результата к настоящему моменту.
Через несколько секунд зона безопасности будет закрыта. Все внимание будет обращено на меня.
Десять секунд. Молодой сотрудник досмотра поместил круглый образец ткани в тестовую машину.
Я снова обратился к результату, которого хотел.
Пять секунд. Я стал думать в обратную сторону — от желаемого результата к настоящему моменту.
Одна секунда.
Я разработал стратегию.
В этот момент аппарат по выявлению взрывчатых веществ засветился.
Информатор, который врал, пошел на контакт добровольно. Обычно я это ценю. Добровольцы помогают сэкономить время. С их помощью ты получаешь информацию быстрее и быстрее переходишь к ее исследованию. Ты двигаешься вперед быстрее.
Только не нужно делать это слишком быстро. Добровольцы — самый легкий способ разоблачить тебя. С их помощью разведывательная служба противника может раскрыть твою личность. Или, хуже того, подсунуть тебе двойного агента.
Когда я проверил его биографию, ничто не вызвало у меня подозрений. Но это еще не значит, что он не двойной агент. Возможно, он просто делает свою работу хорошо.
В первый раз я сделал все как полагалось. Назначил встречу в общественном месте. Потом перенес ее в другое место.
Я уже был внутри ресторана, когда он вошел. Он сел за стол, как мы и договаривались. Я заставил его ждать некоторое время, взяв паузу, чтобы проанализировать информацию, полученную после его прихода.
Он был одет в дешевую, но хорошую одежду. Или он не пытается никого впечатлить, или не может себе этого позволить. Поношенные ботинки, слегка грязные от ходьбы. Он сидел на стуле так, будто предпочел бы стоять. Словно ему хотелось двигаться.
Он быстро смотрел по сторонам, но не был напуган. Бдительность, но не паранойя. Ожидает и немного нервничает. Но не слишком. Не потеет, поэтому не похоже, что у него вся грудная клетка обмотана взрывчаткой. Это хорошо.
Он был одет в свободную рубашку. Пока он сидел, я рассмотрел его позу и не заметил никакого стеснения от твердых предметов, которые он мог бы спрятать под мышкой, на животе или на лодыжке.
У него нет оружия, нет взрывчатки. Это хорошо.
За это время около дюжины людей вышло и вошло. Я заставил его сидеть достаточно долго, чтобы проверить его терпение. Достаточно, чтобы он начал смотреть на часы. Достаточно, чтобы что-то случилось — если что-то должно было случиться.
Но ничего не произошло.
Я подошел к нему сбоку, посматривая на его руки. К счастью, он держал их на столе.
Я произнес его имя, после чего он сосредоточил внимание на мне. Это хорошо. Он не смотрел вокруг, не высматривал других. Только на меня.
Я сел. Посмотрел ему в глаза и улыбнулся. Затем я перевел взгляд в сторону. Мне хотелось узнать, как на мои действия отреагировали другие.
Некоторые смотрели на меня, но быстро отводили взгляд. Это нормально. Не совсем обычно — переместиться из-за одного столика за другой. Они просто задавались вопросом, почему я это сделал. Но никто не интересовался слишком долго. Никто не пришел сюда из-за меня или из-за него.
Но это была всего лишь гипотеза. Я решил ее проверить. Выбрал парня, который смотрел на меня дольше других. Он вошел уже после добровольца. Ему было отлично видно наш стол. И если кто-то здесь из-за нас, то это именно он.
Я уставился на него. Буравил его взглядом достаточно долго, так, чтобы ему стало неловко. Он посмотрел на меня в ответ. Он не пытался меня игнорировать.
Я практически видел, как крутятся шестеренки в его мозгу. Он пытался понять, что к чему — зачем я пялюсь на него? А затем он сдался и отвел взгляд.
Все чисто. Можно вернуться к добровольцу.
Первую встречу с потенциальным осведомителем лучше сделать настолько расслабленной, насколько возможно. Словно это знакомство по бизнесу или собеседование. Вам нужно узнать друг друга получше.
Мы поговорили о том, кто он такой. О том, где он родился, о его семье, о том, чем он зарабатывает на жизнь. Затем перешли к делу.
«Почему ты связался с нами?» — спросил я. «Я хочу помочь. Я видел, как падали башни-близнецы. Это было ужасно. Смерть, разрушение… Ужасный день. Я хочу помочь. Чтобы убедиться, что этого больше не произойдет».
Неплохо, но не слишком хорошо. «Почему вы ждали? Почему сейчас?» — спросил я. «Раньше я не мог ничем помочь. Я хотел, но были другие дела… Я не мог ничего сделать. Но теперь могу. Если, конечно, вы тоже так считаете».
Я спросил о его работе.
Он пустился рассказывать истории. Это хорошо.
Истории содержат в себе данные. Данные, которые выбрал рассказчик. По этому выбору можно узнать, что он ценит, что он думает о других. И — самое важное — что он думает о себе самом. Считает ли он себя героем? Сторонним наблюдателем? Может быть, жертвой?
«Я работал в службе безопасности. Охранял важного человека. На одной встрече дела пошли плохо. Все достали оружие. Я уложил нашего человека на заднее сиденье и закрыл своим телом. Водитель нажал на газ, и мы смылись».
«Ты стрелял?» — спросил я.
«Нет», — ответил он немного расстроенно.
«Кто-то пострадал?»
«Нет, — улыбнулся он. — Когда через несколько миль мы остановились, я заметил, что задний габарит разбили пулей, но это все».
Он все еще улыбался. Как будто снова чувствовал тот адреналин и то облегчение. Ему нравилось вспоминать эти ощущения.
Назревала проблема. Я уже занес его в определенную категорию. Категорию, которая может быть связана с проблемами. Не в категорию героев, сторонних наблюдателей или жертв. В категорию крутых парней.
Крутые парни оставляют после себя много следов. Разбитые габаритные фонари, стреляные гильзы и мертвые тела. Все знают, что они тут были.
Работая шпионом, ты стараешься избегать подобного. И из-за всех сил стремишься к тому, чтобы никто не догадывался, что ты здесь был. Ты избегаешь перестрелок. Держишься в стороне от кровопролития. Ты действуешь так, чтобы никто ничего не заметил.
Но это всего лишь гипотеза. Может быть, он не крутой парень. Может, он только хочет им стать. Или, что еще хуже, он хочет, чтобы я считал его таким.
В любом случае это не слишком многообещающе. Если он солгал, чтобы я счел его крутым парнем, мы столкнулись с проблемой. А если он сказал правду? Эта проблема не меньше.
Того, что я услышал, было достаточно, чтобы я ответил: «Большое спасибо, всего доброго». Этого могло хватить, чтобы я ушел.
Но я так не поступил. Всего лишь первая встреча. У меня появились гипотезы, но они еще не прошли проверку.
Я перешел к вопросам конфиденциальности.
«Кому вы сказали, что свяжетесь с нами?»
«Никому», — ответил он.
«Никому?» — переспросил я.
На его лице появилось беспокойство, но не слишком сильное. «Никому», — сказал он. «Хорошо», — ответил я.
Я задал еще больше вопросов, он рассказал еще больше историй. Это дало мне еще больше предположений, которые я мог бы проверить.
Гипотеза №1: Он нормальный доброволец. Он не двойной агент.
Гипотеза №2: У него есть достаточный доступ к информации, чтобы принести пользу.
Сначала я проверил первую гипотезу.
Стратегия начинается в тот момент, когда вы заглядываете в будущее. Для этого необходимо воображение. Схематично можно изобразить эту связь следующим образом:
У большинства людей использование воображения не вызывает трудностей. Это не сложно — представить себе будущее. Легко вообразить какое-то определенное место, мысленно наполнить его людьми и вещами.
С первым элементом стратегии мы имеем дело постоянно.
Следующая часть — сложнее. Это рассуждение в обратном порядке: от будущего к настоящему моменту.
Ее можно изобразить так.
Рассуждать в обратную сторону сложно, обычно мы думаем о том, что впереди. Наше воображение, наши действия и наши жизни направлены вперед, к будущему. Мы рассуждаем от «здесь» к «там»; от настоящего к тому, что только предстоит. И это вполне понятно.
Большинству людей не придет в голову сделать что-либо в обратном порядке. Но рассуждать от будущего к настоящему — это важно. Это ключ к построению хорошей стратегии. Именно так ты строишь планы, являясь шпионом.
Для шпиона встречи с осведомителями значат все. На этих встречах вербуются новые люди, здесь ты получаешь новое задание, находишься в зоне риска и выстраиваешь контакт с осведомителем.
Самое важное в такой встрече — это сам факт того, что она происходит. Если встреча срывается, ты не вербуешь новых людей и не получаешь новые данные.
Чтобы убедиться, что встреча состоится, ты тратишь много времени на планирование. Ты продумываешь все так, чтобы у тебя было время на обнаружение слежки. И дополнительное время на случай непредвиденных обстоятельств. Время, чтобы добраться на встречу в срок, не подвергая себя опасности.
Строя эти планы, ты начинаешь не с того места, где находишься сейчас. Ты думаешь в обратную сторону.
Ты начинаешь с того времени и места, в котором должна состояться встреча. Это твоя точка отсчета, ее нужно принять как что-то неизменное. Словно она — все, что у тебя есть.
Ты начинаешь с будущего и думаешь в обратную сторону.
Если встреча состоится в июне, в среду, в одном из кафе Сан-Паулу, ты начинаешь думать из этой точки.
Ты выясняешь, какие отели находятся на нужной дистанции от кафе, чтобы можно было вовремя обнаружить слежку. Выбираешь один из них.
И снова движешься в обратную сторону. Ты узнаешь, из какого аэропорта лучше всего добираться до отеля. Выбираешь нужный.
И делаешь еще один шаг назад. Ты выбираешь авиарейс, который доставит тебя в аэропорт. Назад, через все остановки и транспортные пути, которые встретятся тебе по дороге, — прямиком в то время и место, где ты находишься сейчас. За недели или месяцы перед встречей.
Ты обдумал свой путь в обратном порядке. Ты разработал стратегию. Затем ты воплощаешь ее в деле.
Если соединить вместе воображение, рассуждение и действие, это будет выглядеть так.
Ты вообразил будущее. Ты построил рассуждение в обратном порядке. Ты выполнил нужные действия.
Из этих трех стадий воображение и действие — самые легкие. Большинство людей занимаются этим каждый день. Воображение и действие направлены вперед — в ту сторону, куда мы привыкли двигаться.
Но рассуждение направлено назад. Поэтому большинство людей не рассуждают.
Кроме того, рассуждать непросто. Это громоздкий процесс, который требует много времени и усилий. Чтобы справиться с ним, нужна практика.
Но правильное рассуждение имеет решающее значение.
Рассуждение связывает вместе воображение и действие. Действовать без рассуждения — все равно что искать черную кошку в темной комнате. Без рассуждения действие и воображение теряют смысл. И ты подвергаешь себя опасности, разрабатывая плохую стратегию.
Для шпиона плохая стратегия опасна — она означает, что ты идешь на риск понапрасну. Плохая стратегия может привести к аресту. Или к чему-то похуже.
Если ты шпион, ты находишь время на то, чтобы думать в обратную сторону. Ты прикладываешь все возможные усилия и практикуешься в этом умении, стараясь пользоваться им быстро и эффективно.
Даже когда на это у тебя всего несколько секунд.
Летом 2001 года я наблюдал за взрывами. Разрывались на части машины и старые танки, в воздухе проносились куски металла.
Во время взрывов мы были укрыты за толстым стеклом, в наполовину засыпанном землей бетонном бункере. На тот случай, если обломки металла полетят в нашу сторону.
После взрыва мы ждали. Кто-то из нас уже сделал вычисления и знал, сколько времени пройдет, прежде чем разорвавшийся металл приземлится. На таймере шел обратный отсчет. Когда он добирался до нуля, мы выходили посмотреть, что произошло.
В воздухе носились клубы пыли. Крохотные частицы взрывчатых веществ. Они легли на мои волосы и одежду. Они покрыли мою кожу.
И пристали к моим ботинкам.
Если вы находитесь недалеко от взрыва, частицы взрывчатого вещества покроют вашу обувь целиком. Не только через воздух, но и через грязь. Пока ходите рядом с местом взрыва, ваши ботинки впитывают микроскопические остатки взрывчатки.
Именно это произошло с ботинками, которые я надел перед поездкой в аэропорт спустя несколько недель после 11 сентября. Они были покрыты остатками взрывчатки. Те самые ботинки, которые теперь проверяет служба безопасности.
Через пару недель после 11 сентября мое рабочее назначение изменилось. Раньше мои задания были рассчитаны на долгосрочную перспективу, а теперь у них появилась непосредственная цель — борьба с терроризмом. Это серьезное изменение. Другой тип подготовки, другой тип работы.
Но я еще не полностью приспособился к изменениям. Не продумал все новые риски. Я не подумал о ботинках, которые ношу.
Глупая ошибка. Ошибка новичка.
И теперь сотрудник службы безопасности аэропорта проверяет мои ботинки. Ботинки, покрытые остатками взрывчатки.
Это проблема. Не вопрос жизни и смерти — никто не умрет от того, что на моих ботинках обнаружат микроскопические следы взрывчатки. Но и хорошего в этом ничего нет.
Если я быстро не решу возникшую проблему, о ней непременно узнает мое начальство. И такое им точно понравится. Руководители любят, когда шпионы подвергают себя непредвиденным испытаниям. Это позволяет им увидеть, как ты реагируешь под давлением.
Если меня с этими ботинками и взрывчаткой поймает служба безопасности, это будет прекрасное испытание. Испытание, сложившееся само собой. Провалив его, я неизбежно столкнусь с последствиями, которых предпочел бы избежать.
Это означает, что мне нужно разработать стратегию.
Не масштабную стратегию, которая охватила бы весь мир. Небольшую стратегию для одного человека. Микростратегию, позволяющую мне пройти через эту ситуацию без недоразумений.
Я начал с конца. В конце я вместе со своей женой попаду в самолет и отправлюсь домой, в округ Колумбия. Мое руководство никогда не узнает, что меня поймали с остатками взрывчатки на ботинках.
Это то, что я вообразил. То, чего я хотел.
Теперь — рассуждение в обратную сторону. Я подумал о том, что произойдет непосредственно перед тем, как я направлюсь к самолету. Кто-то из службы безопасности, обладающий авторитетом, должен будет меня отпустить. Кто-то, кто по положению выше охранника, который сейчас проверяет мои ботинки.
У этого человека должна быть причина меня отпустить. Я стал рассуждать назад от этой точки. Еще несколько шагов.
Назад, к настоящему, к моменту, где я нахожусь теперь. Я сижу позади тестовой машины и наблюдаю, как сотрудник службы безопасности помещает в нее образец ткани. Я жду, когда сработает сигнал тревоги.
Я разработал стратегию.
Мое действие будет таким: я расскажу историю. Историю, предоставляющую мне хороший шанс уйти отсюда свободным. Она не разочарует охрану аэропорта, если я упомяну в ней свое начальство. Она даже может произвести на них впечатление.
История получилась правдоподобной. Она была близкой к правде, но правдой не являлась. Но и ложью ее не назовешь. Самое важное, нет необходимости упоминать ЦРУ.
Я обдумал историю еще раз, попробовал обнаружить в ней дыры. И не нашел ни одной. Я был готов.
В этот момент экран аппарата по выявлению взрывчатых веществ засветился. Каждая панель была подсвечена. Абсолютно каждый тип взрывчатки. TNT. C4. PETN. И множество других. Как выяснилось, на моих ботинках есть такая взрывчатка, о существовании которой я не знал. И даже не слышал об этом во время обучения.
«Черт возьми», — прошипел охранник.
Он бросился к своему начальнику и указал ему на меня. Начальник подал сигнал, включилась сирена. Спустя две секунды зона безопасности была перекрыта.
Начальник службы безопасности собрал своих людей в кучку, словно футбольную команду перед игрой. Время от времени из нее поднималась голова и смотрела в мою сторону.
Я старался выглядеть робким и невинным, словно голубь.
Тем временем я снова обдумал свою историю. Представил возможные вопросы, поискал дыры.
Пришел к выводу, что история получилась довольно крепкой. Я работал в Вашингтоне. Проводил публичную экскурсию по объектам ФБР на базе Куантико. Часть экскурсии проходила там, где ФБР устраивает занятия по обращению со взрывчатыми веществами. Я был там в этих самых ботинках.
Для начальника службы безопасности такая история будет выглядеть вполне осмысленно. И даже завоюет уважение. Потому что каждому хочется занять более высокое положение. Для человека, который руководит службой безопасности аэропорта, ФБР определенно является более высоким местом в иерархии. Я был в Куантико? Значит, по умолчанию заслуживаю уважение. И нет необходимости упоминать ЦРУ.
Кроме того, частично она являлась правдой. Я действительно посещал Куантико. Но посещение не было публичным. И тогда я носил другие ботинки. Но это не имеет значения.
Кучка охранников распалась. Начальник направился в мою сторону, позади него держалась фаланга сотрудников. Словно команда игроков в американский футбол, приближающаяся к линии схватки. Походка у него немного поспешная. Остальные веером шли за ним.
Он старше других, на кончиках волос виднеется седина. Он выглядит как парень, который серьезно относится к своей работе и своему сообществу. Как будто он тренирует какую-то команду из младшей бейсбольной лиги на добровольных началах. Такой парень не будет кричать на своих игроков. Вместо этого он с ними общается.
Именно так я почувствовал себя, когда он заговорил со мной. Словно это была неформальная беседа во время перерыва.
«Прости, сынок, — сказал он, — но нам придется еще раз пропустить твои ботинки через рентген».
Может быть, я ошибся. Может быть, это умный парень. Может быть, он отставной детектив. А тренерскую манеру поведения использует потому, что она подталкивает людей к признаниям. И сейчас он, возможно, собирается оставить меня немного повариться в собственном соку. И посмотреть, буду ли я нервничать.
Я сказал: «Конечно, сэр. Никаких проблем».
Моя жена будет ждать меня у выхода на посадку, думая, что я иду прямо за ней. Будет убеждать кого-то задержать вылет. И, если повезет, ей это удастся.
Начальник охраны пропустил мои ботинки через рентген. Как и следовало ожидать, в них ничего не нашлось. Впрочем, результат мог быть тем же даже, если бы в них действительно была спрятана взрывчатка. Некоторые взрывчатые вещества легко замаскировать так, чтобы на рентгене они выглядели как обычная резиновая подошва.
Начальник попросил меня встать. Подозвал меня к рентгеновскому аппарату. Даже если он отставной детектив, я готов к допросу. У меня есть хорошая история и ответы на целых два уровня вопросов.
Что я делал в Куантико? С кем я связывался? Кто организовал посещение? Почему я был приглашен? Кем я работаю?
Я надеялся, что дело не дойдет до третьего уровня вопросов.
Но вместо всего этого начальник охраны протянул мне папку.
«Сынок, мне нужно, чтобы ты записал здесь номер своего рейса». Я уставился на него. Это уловка? Ни одного вопроса о том, кто я такой? Ничего об остатках взрывчатки?
Я вытащил свой билет. Отыскал номер рейса и записал его. Вернул папку начальнику охраны. Подождал.
Он посмотрел на папку. Посмотрел на меня.
«Теперь можешь забрать свои ботинки. Приятного полета».
Возможно, начальник охраны не был тренером или отставным детективом. Может, он просто хотел пропустить как можно больше людей через зону безопасности настолько быстро, насколько это возможно. И, несмотря на правоту аппарата по выявлению взрывчатки, он не думал, что я представляю какую-то угрозу.
О чем бы он ни подумал, теперь я был свободен. Моей жене удалось убедить служащего задержать полет. Я сел в самолет, дверь за мной закрылась.
Я добрался до своего места и сменил обувь. Когда мы прибыли в Вашингтон, ботинки со следами взрывчатки отправились в первую же урну, которую я встретил по дороге.
И это все. Никто не связался со мной после этого происшествия. Никто не спросил, почему на моих ботинках были остатки взрывчатых веществ. Конец истории.
Если парня в ботинках, покрытых остатками взрывчатых веществ, пропустили через зону безопасности аэропорта спустя пару недель после 11 сентября, с американской тактикой борьбы с терроризмом что-то определенно было не так. А это значит, что проблемы имелись и у стратегии по борьбе с терроризмом.
Тактика — это действия. Тактика — это то, что ты делаешь для воплощения стратегии. Без тактики стратегия не имеет смысла.
После 11 сентября в США усилилась охрана аэропортов. На это были выделены большие ресурсы. Иногда это эффективно. А иногда не очень, как выяснилось в результате моего инцидента.
Но в защите нуждались не только аэропорты. Соединенные Штаты — крупная страна, в которой есть множество легких мишеней. В ней много торговых центров, много стадионов и парков. Много уязвимых мест.
После 11 сентября это стало проблемой. Стратегической проблемой. С таким числом легких мишеней не уследить за каждой. Нельзя защитить их все.
И даже спустя месяцы после трагедии многие американцы старались держаться подальше от торговых центров, от стадионов и от любых других крупных общественных центров. Они думали, что бен Ладен ударит снова. Они ждали новых атак.
Но этого не произошло. Почему?
Атаки происходят, когда у противника есть две вещи.
1. Способность напасть.2. Стремление напасть.
После 11 сентября стратегической целью США было снизить способности бен Ладена к нападению.
Миллиарды долларов, миллионы часов и сотни жизней были положены ради единственной цели — убедиться, что бен Ладен больше никогда не сможет напасть на Соединенные Штаты.
Но было и кое-что еще — стремление к нападению. Было ли у бен Ладена стремление напасть на США снова?
Нелепый вопрос — скажут некоторые. Возможно, даже оскорбительный вопрос.
Конечно, бен Ладен хочет напасть на нас снова. В конце концов, однажды он нас уже атаковал. Очевидно, что у него есть стремление на нас напасть.
Но, разрабатывая стратегию, ты не приписываешь противнику действия на основании того, что он совершал ранее. Ты не думаешь, что если он сделал что-то единожды, то непременно поступит так снова. Ты не ждешь от противника очевидных действий.
Ты предполагаешь, что противник сделает то, что вписывается в его стратегию.
Ты предполагаешь, что противник сделает то, что он может и хочет сделать именно сейчас.
Ты предполагаешь, что противник смотрит вперед. И думает в обратную сторону.
Ты предполагаешь, что у противника есть стратегия.
Ты предполагаешь, что он будет действовать в соответствии со своей стратегией.
Он нападет, когда у него будет возможность и стремление напасть. В том случае, если это соответствует его стратегии.
Чтобы предсказать и предотвратить нападение, нужно понимать стратегию противника.
Только в этом случае ты окажешься готовым к действиям противника. Ты будешь знать, что нужно делать. Когда противник перейдет к действиям, ты уже разработаешь собственную стратегию.
Назад: Часть II Стратегия
Дальше: Глава 2 Игры
