Глава 9
«Вилла Бавиера», или К черту на рога
Виктор и Анабель припарковались и вышли из «фольксвагена», потирая поясницу и выгибаясь на кошачий манер после долгой дороги. На крыльце виллы тут же появилась златовласая «Гретхен» – полноватая немка с морщинистым лицом и в расшитом передничке. О таких говорят: стальные глаза со стальным характером.
– Попрошу покинуть территорию. Немедленно! Это частные владения, – громко и четко сказала «Гретхен».
– Добрый день, фрау! – воскликнул Виктор по-немецки с прекрасным берлинским произношением. – Мы совсем не хотели нарушить ваш покой. Неужели вы не примите гостей, которые любят Германию?
– …И гостей, которые прожили рядом с немцами с самого рождения? – добавила Анабель на немецком, который используют латиноамериканские немцы.
Фрау Марта Кордес, как она представилась, сразу растаяла от такого приветствия, и на ее лице появилось подобие улыбки. Посмотрев документы непрошеных гостей, она пригласила Виктора и Анабель на виллу – при условии ничего там не фотографировать.
«Германия, ну просто Германия! Надо же», – думал пораженный Виктор, на ходу разглядывая альпийский пейзаж, в который был вписан колоритный дом в баварском готическом стиле. Виктор остановился и по старой привычке разведчика осмотрелся вокруг.
«Окна закрыты наглухо. Это понятно. Если что – добираться до чердака и прыгать с крыши. Второй этаж… Не очень высоко… Но Анабель не сможет. Провода рядом… Хорошо… Что-нибудь придумаем, если что…» – прикидывал Виктор.
– Ну, что же вы? – спросила фрау Марта, увидев, что Виктор задержался у самого порога.
– Любуюсь окрестностями, – улыбнулся Виктор и тут же процитировал на немецком Шиллера:
Ей из отческого лона,
Ей от Фридрихова трона
Не курился фимиам.
Может сердце гордо биться,
Может немец возгордиться:
Он искусство создал сам.
– О-у! Вы действительно любите Германию, – засмеялась Марта. – Вы заслуживаете прекрасного обеда. Не угодно ли отведать моего айнтопфа, сеньор… или мистер… Лавров?
– О-о-о, с удовольствием, фрау Кордес, – улыбнулся в ответ Виктор. – Филен данк.
Наваристый густой айнтопф, разливаемый по деревянным мискам, пробудил бы аппетит и у неголодного, а тут после пяти часов переезда Виктору и Анабель казалось, что у них кружится голова от запаха чудесной похлебки со специями.
– Изумительно вкусно, – нахваливал Виктор. – Последний раз я пробовал нечто подобное во Франции.
– Вы угадали, мистер Лавров, я готовлю его по французскому рецепту, с белой репой. Репа способна абсорбировать бараний жир.
Марта, далеко не глупая женщина с цепким взглядом, наблюдала за Виктором и вдруг перевела разговор совсем в другое русло:
– Мистер Лавров, а что такое Юкрейн? Где это?
Внутренне Виктор насторожился: «Надо же, тетка, углядела. Показал паспорт, на свою голову. Сейчас начнется…».
– Киев. Слыхали? – коротко спросил Виктор, продолжая уплетать айнтопф и закусывая его душистым пшеничным хлебом с корочкой.
– Это Россия? Мой дед воевал там.
– Нет. Тогда это была Украинская республика в составе Советского Союза. Теперь – отдельная страна Украина.
– А-а-а, я поняла, – по-своему догадалась немка. – Украина – бывшая колония России.
Виктора стала раздражать эта женщина. Он не стал разъяснять дальше, что да как, а, отодвинув тарелку, уверенно посмотрел на фрау Кордес.
– Фрау Кордес, извините, я не спросил сразу. А кем вы тут… работаете?
– Я? – засмеялась «златовласка». – Я здесь служу. Начальником охраны.
От этих слов Анабель, не проронившая ни слова с момента приветствия, поперхнулась и Виктору пришлось постучать ладонью по ее спине.
– В таком случае… – замялся Виктор. – Я впервые вижу такого очаровательного начальника охраны. И вообще, мне у вас нравится.
Этой фразой Виктор обескуражил Марту, и она не успела ответить, как он продолжил:
– Скажите, фрау Кордес, много у вас тут народу живет?
– Примерно триста человек. Это неправда, что мы заставляем индейских детей работать на наших полях. Мы, немцы, сами обрабатываем свою землю, а наша «Dignidad company» перерабатывает сельхозпродукцию. Вы, наверное, заметили, что границы «Виллы Бавиера» охраняются очень тщательно. Мы окружили себя колючей проволокой, а воздушное пространство контролируется радаром. Мои охранники ездят на джипах, мотоциклах и на лошадях. Нас замучили коммунисты… и журналисты.
Фрау Кордес специально сказала последнюю фразу через паузу, сверля глазами то Виктора, то Анабель. На слове «журналисты» Виктор даже бровью не повел, а вот Анабель от неожиданности вздрогнула.
– Вы ведь журналисты? Правда? – продолжала докапываться Марта.
– С чего вы взяли, фрау Кордес? – примирительно спросил Виктор, сжав под столом руку Анабель, чтобы та не сболтнула лишнего. – Мы путешественники.
– Путешественники? – передразнила немка, явно не поверив Лаврову.
– Да. Моя невеста – сеньорита Феррер и я, – Виктор снова сжал руку Анабель и обратился к ней: – Правда, милая?
– Правда, – тихо сказала аргентинка, опустив глаза. Она совсем не умела врать.
– Молодая… Стесняется еще, – засмеялся Виктор.
Марта, хмыкнув, еще раз посмотрела в глаза Виктору, словно хотела пробуравить его насквозь. Но Виктор продолжал корчить из себя простака-обывателя из Европы. Эти серые глаза просто «не могли врать» – взгляд невинного агнца перед закланием.
Виктор с самого начала решил не рассказывать немке, откуда и зачем они приехали. Слово «журналист» действует на этих сектантов, как красная тряпка на быка. К тому же Лавров прекрасно помнил судьбу несчастного Артема Боровина и его слова о том, что за материалами о колонии Дигнидад стоят десятки человеческих жизней. Виктор не хотел, чтобы Анабель, ее дядя Абель Касти да и сам он пополнили списки безвременно почивших на ниве борьбы с нацистами.
– Ну, хорошо. Вы, кушайте, кушайте, – обыденно предложила Марта тоном суетливой хозяйки, извиняющейся за то, что отвлекла гостей от обеда.
– А что вам понадобилось у нас в колонии, дорогие путешественники? – опять спросила Марта спустя некоторое время.
Виктор, который уже доел свой суп, вытер губы салфеткой и еще раз посмотрел в глаза немке.
– Фрау Марта. Я не буду от вас ничего скрывать. Это не просто путешествие. Мы ищем одного человека, он европеец, украинец, мой земляк. Должен был быть свидетелем на нашей будущей свадьбе, но… пропал.
Марта продолжала смотреть на Виктора, будто хотела вывернуть его наизнанку. Но вывернуть, увы, не получалось. Она еще ни разу не сталкивалась с такой неординарной личностью. Виктор, стараясь не дать немке времени на размышление, продолжал гнуть свою линию:
– Виктор Кремень. Может быть, вы слышали что-нибудь о нем? Триста человек это немного, никто не пройдет мимо вас незамеченным. Помогите нам, пожалуйста! А иначе наша свадьба срывается. Я ему обещал, что без него праздновать не буду!
– У нас в больнице был один русский. Мы держали его взаперти, потому что он сумасшедший, – растерянно сказала фрау.
Виктор лихорадочно думал: «Серега? Кремень? Сумасшедший? Не может быть… Или это не он?» А вслух сказал:
– Ну, все мы немного сумасшедшие. Я, например, в сорок семь лет женюсь. Друзья говорят, что я сошел с ума…
– …Сеньор Лавров, – перебила Марта, – этот человек действительно не в себе. Его привели индейцы. Он какое-то время жил у них, а потом они привели его к нам, в нашу больницу. У нас нет психиатрической лечебницы, но мы его взяли. Выделили ему отдельный домик и содержали его там.
– А как его зовут? – поинтересовалась Анабель.
– Флинт. Так его называли индейцы, – ответила Кордес.
– Флинт. Это точно Кремень, – удрученно произнес Лавров по-русски.
– Почему вы так уверены? – удивилась Анабель. – В Южной Америке издавна много русских и украинцев.
– Потому что flint – это «кремень» по-английски. Или pedernal по-испански, или feuerstein по-немецки… Ешкин кот, Серега двинулся! Как же так!..
Виктор был вне себя от злости. Сергей Кремень, в прошлом кадровый офицер, боевой пловец, герой… Да, болезнь не щадит никого. Хоть бы вырвать его отсюда. Дома хоть на ноги поставят. А тут что? Уколы на нем будут испытывать?
– Говорите, пожалуйста, по-немецки или по-испански, – вежливо, но настойчиво попросила Марта Кордес.
– Скажите, фрау Марта, – обратился Виктор к немке на ее родном языке. – А сейчас здесь нет Флинта?
– Нет-нет, начальство велело передать его каким-то неведомым людям, мы и передали. Скажу честно, с радостью это сделали. Он совершенно безумный был этот русский. Все что-то чертил, писал, потом все бумаги рвал и требовал огня, чтобы сжечь.
– А на каком языке вы общались с этим, как вы говорите, русским, фрау Кордес? – поинтересовался Лавров.
– Когда он находился в помутненном сознании, то кричал что-то как будто по-русски. Ужасный язык. Когда его слышишь, то кажется, что тебя проклинают. А когда этот Флинт приходил в себя, то говорил по-немецки. Не как немец, конечно, но понять было можно.
– Вы покажете нам его домик, уважаемая фрау Кордес? – нетерпеливо спросил Виктор.
– А зачем вам это? – спросила подозрительная немка, опять уставившись на Лаврова.
– Я знаю его привычки и сразу пойму, тот ли этот Флинт, которого мы ищем, или это просто совпадение.
– Хорошо, пойдемте, я вас провожу, тут недалеко. После него там и не жил никто.
Они спустились с крылечка и прошли по тропе. Марта Кордес шла впереди, попутно показывая рукой на различные «достопримечательности», явно вынесенные в «передний угол» для любопытствующих журналистов и общественников: детская площадка с белыми кроликами, приемная фельдшера, левада с двумя пони, голубятня. По деревянным ступеням они поднялись на террасу импровизированной психиатрической лечебницы. Марта отперла дверь. В лицо Лаврову пахнуло застоявшимся воздухом, сквозь жалюзи падали на пол полоски света. Гостиная была большой и нарядной, с индейскими циновками на простом деревянном полу, крестьянской мебелью в виде круглых табуреток. Комната была чисто прибрана. Она не производила впечатления помещения, которое в спешке покинул жилец.
– Мне надо отлучиться, – сообщила фрау Кордес. – Вы пока осмотрите, что хотели, а я за вами приду.
Как только немка отошла на безопасное расстояние, Анабель сразу же накинулась на Виктора.
– Какого черта ты назвал меня своей невестой?
Анабель была настолько рассержена, что не заметила, как обратилась к Лаврову на «ты». И с этой минуты на «вы» они друг к другу уже не обращались.
– А что? Нужно было назвать женой? – вопросом на вопрос ответил украинец.
– Еще чего не хватало! – фыркнула аргентинка. – Жених нашелся!
– Еще какой! – воскликнул Виктор. – Знаешь, что мы сейчас с тобой будем делать?
Он откинул одеяло одинарной деревянной кровати и иезуитски улыбнулся.
– Что? – испуганно спросила Анабель и отошла на шаг назад.
– Не обольщайся… Будем искать, что в этой комнате оставил Кремень. Если это действительно был он.
Феррер отворила дверцу шкафа и заглянула внутрь. Шкаф был битком набит исписанными по-русски бумагами, акварелями и рисунками гуашью. Виктор, уже полгода ощущавший возрастные изменения зрения, прищурился и быстро осмотрел все бумаги.
– Бред какой-то, – сокрушенно пробормотал он. – Неужели и правда у Сереги крышу свернуло?
– А вдруг это произведения искусства? – спросила Анабель.
– Какого еще искусства? – сердито спросил Виктор. Он действительно было очень расстроен.
– Как, например, живопись безумного Ван Гога, который рисовал фекалиями, когда у него отнимали краски, – блеснула эрудицией аргентинка.
Виктору было не до дискуссий об искусстве. Он в измождении сел на стул.
– Я хорошо знаю Сергея Кремня. Какой из него творец? Вот руку кому-нибудь сломать в трех местах или ударить так, чтобы глаза закатились и не выкатились обратно – это да…
Анабель с ужасом посмотрела на Виктора, и тот решил, что не стоит пугать девушку.
– Я имел в виду точные науки – военная топография, теория электро– и радиоцепей, основы радиолокации и так далее.
– А-а-а, – Анабель сделала вид, что поняла, хотя ясно было, что ничего не поняла совершенно.
Путешественники снова принялись перебирать бумаги и рисунки.
– Вот, на каждом листочке «Гитлер жив» написано, – воскликнула Анабель.
– Ничего особенного. У нас «Ленин жив» одно время почти на каждом доме писали, но, тем не менее, он от этого не ожил.
Лавров осмотрел ящик для обуви. Он был пуст, если не брать во внимание кусок прозрачного пластика, который постелили, чтобы не пачкать деревянное дно. Виктор достал пластик и выпрямился, посмотрев через него на свет.
– Анабель, такие слова как Чайтен… Пуйюуапи… Милимойю тебе что-то говорят?
– Это названия вулканов у нас в Патагонии. Чайтен – еще поселок есть такой.
– Знаю, детка, знаю. Это топонимы. А сама местность, без их указания, на электронной почте у твоего дяди. Вот еще одно подтверждение, что я был прав и что тут действительно жил Сергей Кремень. Он и отправил карту твоему дяде…Так, секунду. Посмотри в окно. Никто не идет?
Анабель стала у окна, а Лавров еще раз откинул одеяло, положил пластик с буквами, крестиками и стрелками на белую простынь и сфотографировал на свой смартфон.
– Мы, конечно, пообещали фрау Кордес не фотографировать «Виллу Бавиера», но это и не вилла вовсе, а кусок пластика из-под обуви.
Не дождавшись Марты Кордес, Виктор и Анабель вернулись в аккуратную столовую, где недавно угощались айнтопфом. Это была комната с большим количеством окон и дорогим фаянсовым сервизом на столе. Стены были украшены полками с разнообразными цветными горшками, пивными кружками с гербами немецких городов и германскими цинковыми тарелками. Здесь уже все было убрано: ни грязной миски, ни пустой чашки.
Фрау Марта где-то запропастилась. Лавров связался с Абелем Касти по мессенджеру и передал фотографии пластика из «домика Флинта». Топонимы Чайтен, Пуйюуапи, Милимойю идеально легли на карту местности, которую Касти получил от Кремня по электронной почте. Сомневаться не приходилось: это Патагония. Ребус был практически разгадан. Вот только самого кладоискателя не нашли, но это временно, след-то есть. Ниточка ухвачена.
– Странно только одно, – размышляя, сказал Виктор аргентинке. – При всей немецкой педантичности и пристрастию к идеальному порядку, почему они не убрали в домике Флинта?
– …А это для того, чтобы поймать того, кто за ним придет, – неожиданно послышался за спиной мужской голос.
Виктор и Анабель резко развернулись к говорящему. Перед ними стоял невысокий мужчина средних лет с узким и уставшим лицом. Острый нос был свернут немного набок, что говорило об опыте в кулачных поединках. Ковбойская шляпа сидела на голове очень прямо, из-под нее виднелись белоснежные волосы. На мужчине был темно-коричневый индейский костюм с замшевой бахромой по швам. Левая рука «ковбоя» была засунута в боковой карман куртки, только большой палец торчал наружу. В правой был на изготовке испанский пистолет Llama Especial.
– Кого я вижу! – иронично воскликнул Виктор. – Сам Дядя Сэм к нам пожаловал! Селфи сделаем?
– Сидеть! – рявкнул «ковбой» на ломаном русском с немецким акцентом Лаврову, попытавшемуся было встать из-за стола.
Анабель вскрикнула от испуга.
В комнату вошла фрау Кордес.
– Всем оставаться на местах. Айнтопф закончился, переходим к десерту! – воскликнула немка.
«Ковбой» и Лавров некоторое время внимательно рассматривали друг друга. На лице журналиста не было и тени испуга.
– Это что же, настоящий пистолет? – наигранно спросил Виктор по-немецки.
– Да. И если что, я не промахнусь, – отозвался немец в одежде из вестерна.
– А я могу застрелить вас из кружки, – сказал Виктор, глядя на чайный сервиз на столе.
– Закрой рот! – опять рявкнул немец.
– Не паясничайте. Это не в ваших интересах, – Марта Кордес властным движением взяла Анабель под локоть и повела ее на кухню. Девушка что-то пролепетала по-испански, но слов было не разобрать.
Охранник Марты – кем, видимо, и был странный немец, – не опуская пистолета, вдруг резко успокоился.
– Интересуетесь чокнутым русским?
– Да, он мой соотечественник. И вообще-то украинец, – ответил Лавров.
Охранник засмеялся.
– Да какая там хрен и редька! Или как там у вас говорят? Здорово его обработали, – сказал он. – Крыша у него совсем набекрень съехала, шарики за ролики закатились. Кукушка кукукнулась!
«Ковбой» говорил то на русском, то на немецком. Где он нахватался русских идиоматических оборотов, было неизвестно. Может быть, из плохого американского кино?
– Хрен редьки не слаще! – поправил Лавров. – Хотелось бы только знать, почему мой земляк «кукукнулся»?
Охранник мрачно посмотрел на украинца.
– Были на то причины. Вы хорошо знали этого Флинта?
– Отлично! Он мне обещал быть свидетелем на свадьбе, – грустно сказал Виктор, продолжая играть глупого европейца-путешественника.
– Перестаньте, мистер Лавров, – в дверях стояла Марта. – Мы прекрасно знаем, что вы – журналист. Слава Всевышнему, есть интернет и вы у себя в стране достаточно известный человек.
– Так что, разве известный человек и журналист не может быть путешественником?
– Вопросы здесь задаю я! – закричал «ковбой» и стукнул по столу кулаком так, что немецкий сервиз зазвенел, играя всеми нотами, какие только мог произвести.
Охранник потряс пистолетом перед носом у Виктора.
– Вы приезжаете из Европы и думаете, что вы очень ловки, воображаете себя большими умниками. Не беспокойтесь! Мы с вами справимся. Не веришь?
– Верю, – испуганно сказал Лавров. – Но я ничего такого не сделал. Я лишь пытаюсь вполне легальным способом отыскать своего сбрендившего соотечественника.
– Меня не интересует, кого ты здесь ищешь! Я хочу знать, что ты здесь делаешь!
– Хорошенькое дело, – крякнув, улыбнулся Виктор. – У меня в армии был начальник, который говорил примерно так же: меня не интересует причина вашего отсутствия, я спрашиваю, почему вас не было.
«Ковбой» вскочил и замахнулся, готовый ударить Виктора пистолетом по голове.
– Шульц! – вовремя крикнула Марта. – Без рук! Им будет кому заняться.
Шульц сел напротив Виктора и перевел дыхание, посмотрев на Марту.
– Уже едут?
– Да. Скоро должны быть.
Немец вдруг резко развернулся к Виктору.
– Говори, что ты здесь вынюхивал, русская свинья!
– Мы с вами уже на «ты»? – удивился Виктор, смотря на пистолет охранника.
– Не заговаривай мне зубы. У тебя есть тридцать секунд, чтобы рассказать всю правду. Время пошло…
Виктор молчал, иронично улыбаясь.
– Прекрати улыбаться! Говори! – заорал Шульц.
– Я ищу своего друга… – опять начал Виктор.
– …Я уже это слышал! Я вижу, ты не понимаешь? – Шульц подошел к Лаврову вплотную и приставил пистолет к виску украинца. – Считаю до трех. Раз… два…
Виктор закрыл глаза.
– …Три!
«Ковбой» спустил курок, и послышался холостой щелчок ударно-спускового механизма. Патрона в патроннике не оказалось. Нацист брал Лаврова на испуг.
Виктор тяжело выдохнул, а Шульц захохотал в голос.
– Страшно?… Страшно, скажи мне? Вижу, что страшно, – фанатик смотрел Виктор в глаза, но украинец разглядывал красивую коллекцию пивных бутылок на полке.
– В глаза мне смотреть! – снова заорал Шульц и схватил Виктора за ворот куртки.
Надо сказать, что выглядело это довольно забавно. Ковбойские сапоги на каблуках тридцать восьмого размера, и дорожные ботинки журналиста сорок шестого. Тщедушная шея из воротника, перевязанная платком, – и широченный «загривок» бывшего спецназовца ГРУ. Такой себе недомерок пытается издеваться над мужчиной, с которым справится не каждый подготовленный спортсмен-единоборец.
Виктор наконец посмотрел Шульцу в глаза.
– Послушай, геноссе, я пришел с миром. Не буди лихо, пока оно тихо. Лучше ответь, куда вы девали Сергея?
У Шульца заходили желваки и затряслись руки от неконтролируемой злобы. К нему подошла Марта.
– Успокойся, Шульц. Сядь, отдохни.
Психопат «ковбой» сел с другой стороны стола, лягая Виктора ногами. Но Виктор делал вид, что не обращает внимания.
– Мистер Лавров, – немка подошла к Виктору вплотную. – Я знаю, что вы – коммунист.
– Я не коммунист… Коммунистическая партия в Украине запрещена.
– Ваш дед коммунист. Потому, что воевал против Германии – этого достаточно, – сухо отрезала Марта. – Так вот, вы – хозяин своего слова. Давайте честно: мы вам скажем, куда отправили вашего Флинта, а вы нам – что вы поняли из того, что увидели в его доме.
– Договорились, – улыбнулся Виктор. – Хотя бы ради ваших синих глаз, фрау Кордес.
– Ваш друг, – спокойно сказала Марта, – у наших друзей арабов. Кстати, сейчас они приедут и за вами.
Виктор был крайне удивлен. Он был готов услышать все, что угодно, но только не это. Журналист отчетливо вспомнил слава из последней статьи Артема Боровина: «Если где-нибудь в любой стране мира произойдет всплеск национализма, можно не сомневаться: наследники Гитлера будут тут как тут и помогут основать новый, Четвертый рейх, еще более опасный, чем третий…»
Так и есть. Эта нечисть связалась с современными террористами.
– Вы работаете на… «Аль-Каиду?! – спросил украинец, глядя прямо в глаза Марты.
Немка пропустила мимо ушей вопрос Виктора, что означало только одно: он попал в цель.
– А теперь вы, мистер Лавров, – сказала Марта. – Как у вас говорят? Уговор дороже денег.
– Хорошо, фрау Кордес, – просто сказал Виктор. – В шкафу много картин, нарисованных акварелью и гуашью. Их объединяет одна надпись по-русски: «Гитлер жив». Правда, писал это человек с поврежденным рассудком.
– Дальше, сеньор Лавров, – властно сказала фрау Кордес.
– А дальше все просто. Ваша организация, которая носит название «ODESSA» – организация ветеранов СС – тесно и неразрывно связана с террористической организацией «Аль-Каида» или другой исламистской организацией в этом роде.
– Я позабочусь о том, чтобы вы никогда больше отсюда не уехали. Проклятые русские свиньи! – злобно прошипела фрау Кордес.
– Значит, мой вывод не ошибочен?
– Какой вывод?
– Что Адольф Гитлер жив и Кремень открыл его местонахождение, а вы его не выпускаете, чтобы эта информация не всплыла?
Фрау Кордес поднялась, подошла к Лаврову и медленно наклонилась.
– А ну-ка, повторите, – сказала она тихо.
– Гитлер жив.
Хлесткая пощечина от внучки нациста обожгла щеку украинского журналиста.
– Скажите еще раз, – повторила Марта.
– Гитлер жив и прячется где-то в Патагонии.
Вторая оплеуха прошлась по уху Виктора и отдалась искрами в глазах и болью барабанной перепонки.
– Повтори еще! – процедила Кордес сквозь зубы.
– Вы думаете, вам это поможет уйти от ответственности? – спросил Виктор, сохраняя выдержку, хотя ему очень хотелось свернуть шею этой зарвавшейся леди одним движением своей «железной» руки.
– Ты мне еще будешь грозить? – прошипела Марта, кусая губы.
Виктор смотрел на немку и получал удовольствие от ее бессильного гнева. Он поднял руку, чтобы растереть болящее ухо, чем привел Шульца в замешательство, и тот в очередной раз наставил на украинца пистолет.
– Шульц! – выкрикнула начальница охраны, грозно сверкнув глазами. – К финишу его. Он слишком много знает. А я к девке. Ее отдадим арабам. Пусть потешатся.
«Понятно. Неадекваты, – подумал Виктор. – Кина не будет. Нужно выбираться из этой богодельни…»
Марта уже вышла из помещения, а «ковбой», предвкушая расправу, сладко облизнулся и направился к Виктору.
– Я приберу тебя прямо здесь, чтобы слышала твоя шлюха. Слышала и плакала, кричала и сошла с ума. Ха-ха…
Шульц подошел к Виктору вплотную.
– Знаешь, что будет сильно мешать тебе по жизни? – спокойно спросил Виктор туповатого немца. – Любовь к дешевым эффектам. Стреляй, а не трынди…
Немец оттянул затворную раму своего пистолета назад и, дослав патрон в патронник, приставил ствол Llama Especial к виску Виктора.
– На этот раз он действительно заряжен, свинья.
Щелчок. Но выстрела не последовало.
– Шайзе! – удивленно воскликнул Шульц.
– Что, юнге, кукукнулся? – улыбнулся Виктор и поднял руку с полной обоймой патронов от пистолета «ковбоя».
Да, Виктор обладал удивительным талантом. Ни Шульц, ни Марта не заметили, когда украинец успел разрядить пистолет охранника, который тот не выпускал из рук.
Шульц отскочил от Виктора на шаг и вынул из-за спины большую наваху. Лавров поднялся со своего места, а Шульц начал яростно размахивать своим оружием перед носом украинца.
– Знаешь, в чем твоя беда? – опять спросил Виктор напуганного немца. – В том, что у тебя руки короче, чем у меня ноги.
С этими словами Виктор молниеносно нанес удар носком под коленную чашечку оппонента. Шульц ахнул и выронил наваху. Она с шумом брякнулась на пол. Хруст лучевой кости возвестил о том, что агрессивный немец ближайшие три месяца скорее всего проведет в гипсе. Второй удар последовал сразу за первым. Это был шлепок той же правой ногой в голову падающего оппонента. Шульц рухнул на пол уже без сознания.
Виктор, понимая, что за использование огнестрельного оружия ему может влететь от властей, решил на этот раз обойтись без трофейного пистолета. Он постоял секунд десять, собираясь с силами, затем разогнался и ногами вперед вломился в дверь, куда увели Анабель. Он не ошибся. Тяжелая деревянная дверь под мощью стокилограммового гиганта из Киева слетела с петель, зацепив стоящую неподалеку фрау Кордес. Женщина упала и раскинула руки в стороны. Здесь же, в сторонке, сжавшись в комок, сидела заплаканная Анабель.
– Ты цела? – посмотрел в глаза девушке Виктор. Она только молча утвердительно кивнула головой.
– Не хнычь, некогда. Пойдем! – скомандовал Виктор и взял девушку за руку.
Он еще раз посмотрел на фрау Марту, которая без чувств лежала на полу. Из ее виска сочилась кровь, видимо, при падении она ударилась головой об угол стола, стоящего рядом.
«Господи, только бы не убил, а то проблем не оберешься», – подумал Виктор и вышел из комнаты, крепко держа за руку аргентинку.
Не успели Лавров и Анабель выйти в холл, как на улице послышались сирена и топот ног, а за ними – крик фрау Кордес из окна: «Быстрее, быстрее. Они здесь!»
«А-а. Не убил… Хорошо», – мысленно продолжал Виктор.
– Что делать? – вскрикнула испуганная Анабель.
– Не кричи, – почти шепотом сказал журналист. – Побежали наверх.
Виктор шел по заранее продуманному маршруту, который прикинул незаметно для других еще в самом начале визита на виллу: навык отступления с целью сохранить жизнь, которому его научили в школе разведки. Журналист и его спутница быстро поднялись по широкой лестнице виллы на второй этаж. Тут было несколько комнат-спален и выход на крышу. Навесной замок на двери не был для Лаврова проблемой. Когда-то в молодости, закручивая струбцину ручной мясорубки, Виктор отломал ей ножку. Пришлось вспомнить старые навыки. Виктор оборвал замок двумя руками, как четырехлетка обрывает пряник с новогодней елки. Глядя на это, Анабель открыла рот от удивления. Через несколько секунд беглецы были уже на крыше. Отсюда открывалась прекрасная панорама на альпийские луга колонии и педантично ухоженные немецкие сады. Где-то внизу, в доме, были слышны крики Марты и топот ног.
– Прыгать умеешь? – спросил девушку Виктор.
– Куда?
– Ни куда, а откуда! С крыши…
Внизу послышался лай собак.
– О! А вот и собачки! – раззадорился журналист-разведчик.
Он поднял указательный палец вверх и посмотрел на солнце.
– Ветер южный. Прыгаем с подветренной стороны, чтобы нас не учуяли псы, и сразу бежим к стоянке с машиной.
Прыжок с крыши двухэтажного дома, да еще удачно – в клумбу – оказался не таким уж и страшным даже для Анабель. Через минуту Лавров и аргентинка уже были у «фольксвагена». Виктор открыл дверь, готовясь сесть за руль… И тут получил удар чем-то тяжелым по затылку. Перед глазами поплыли красные круги, все смешалось и, под гул в ушах, каруселью укатилось из сознания…
Виктор очнулся на той же кухне, где полтора часа назад добрая фрау Марта Кордес угощала гостей горячим айнтопфом. Журналист лежал ничком с руками, заломленными назад. На запястьях он почувствовал наручники. Открыв глаза, украинец увидел чьи-то ноги в новых офицерских «берцах».
– Он очнулся, я сеид!
Стокилограммового Виктора, словно ребенка, подняли с пола и поставили на ноги чьи-то сильные руки. В сторонке сидела Марта Кордес с большой шишкой на лбу и перебинтованной рукой и злобно смотрела на Лаврова.
– Теперь ты будешь лежать в кювете, и твои кости будут глодать собаки! – выпалила она.
– А можно кошки? – спросил украинец.
– Узнаю могучий русский дух! Браво, мистер Лавров! – послышалось на хорошем русском, но с восточным акцентом.
Виктор обернулся и увидел тощего араба в аккуратной вязаной феске, а рядом с ним амбала в «арафатке», который был, как минимум, на полторы головы выше самого Лаврова.
Журналист сразу понял, кто так легко поднял его с пола.
– Я гражданин Украины – Виктор Лавров. С кем имею честь…?
– …Меня зовут Али Фазрат, – в тон Виктору спокойно ответил араб. – Может быть, слышали?
– Не слышал. Я в этих краях недавно, – угрюмо ответил Лавров.
Виктор сказал неправду. Незадолго до всех этих событий еще в Киеве он изучал информацию о командирах «Аль-Каиды», и ему попадалось на глаза имя Али Фазрата – сирийца, окончившего Одесскую военную академию, дезертировавшего из армии Асада и переметнувшегося в ИГИЛ. Фотографическая память сделала свое дело: Виктор сразу вспомнил досье на этого хитрого араба, который был неуловим на Аравийском полуострове и вот уже несколько лет являлся гражданином Германии, что не мешало ему творить бесчинства по всему миру.
– Его надо уничтожить, герр Фазрат! – выкрикнула Марта. – Он чуть не убил одного из моих охранников!
– Ну, не убил же, – ответил Марте Фазрат и тут же сказал Виктору по-русски: – Одной неверной собакой было бы меньше.
Виктор сделал вид, что не слушает араба. Он отвлеченно смотрел куда-то в сторону, отлично понимая, что с кем с кем, а с «Аль-Каидой» шутки плохи. Эти отрежут голову и даже не почешутся. Да еще и выставят эту казнь на всеобщее обозрение в Интернете, на весь мир распевая свои чудовищные мантры и дразня все страны одновременно.
Араб тем временем оказался неплохим психологом, отрабатывая роль «доброго следователя».
– Фрау Марта Кордес, будьте любезны, после того, как мы уедем, отведите сеньориту Анабель Феррер в женское общежитие и обеспечьте ей безопасность и уединение. Повторите.
– Отвести Анабель Феррер и обеспечить безопасность, уединение, герр Али Фазрат! – покорно ответила немка.
– А где она? – взволнованно спросил Лавров. – Анабель!
– Не волнуйтесь. Ей сделан успокоительный укол, и с ней ничего не случится, – по-свойски, почти по-домашнему сказал араб и тут же добавил: – Если только я этого не захочу…
– Гут, – кивнул головой Виктор.
– А вы нам тоже понадобитесь, мистер Лавров, – опять перешел на русский Али Фазрат.
– Надеюсь, не для опытов? – пошутил Виктор.
– Это как пойдет, дорогой мистер Лавров. Как пойдет, – ответил араб, и лицо его искривилось в страшной улыбке. – Ну что ж, поехали?
Али Фазрат поднялся со своего места, посмотрел на амбала и сказал по-арабски:
– Сними с него наручники. Он теперь никуда от нас не сбежит.
– Слушаюсь, я сеид! – ответил громила и тут же исполнил волю хозяина.
– Марта, приступайте к сеньорите Феррер, – еще раз напомнил араб.
– Яволь! – ответил немка в поклоне.
Виктор, потирая руки, которые еще не отошли от наручников, направился к выходу под пристальным наблюдением громадного араба.
– Айнтопф, фрау, был все-таки очень вкусный, – бросил он напоследок внучке нациста, скрипящей от злости зубами…
