Шеф лишь покосился на Алексея – но с такой яростью, что почти испепелил его взглядом. К счастью, только почти – случаи, когда уборщицам приходилось потом с помощью пылесоса убирать с ковра пепел, то есть то, что оставалось от нерадивых сотрудников, не были такой уж редкостью. По пиджаку Алексея побежали легкие электрические искры, рукав вспыхнул крохотным огоньком. Люди, рассевшиеся вокруг длинного стола черного дерева, сочувствовали ему, но не смели поднять глаз в присутствии начальства.

– Садись, – произнес Шеф, казалось, почти не разжимая рта. – Не забудь закрыть за собой дверь. Итак, на чем я остановился? Повторю специально для тех, кто постоянно опаздывает на работу и при этом имеет наглость не включать мобильный телефон…

Рука Калашникова лихорадочно дернулась к нагрудному карману. Еще повезло, что он не забыл мобильник дома, как это часто бывало. Так, какой у него PIN? Ну конечно, «666». Телефон довольно хрюкнул, дисплей окрасился мертвенно-бледным светом.

– …У нас ЧП, которого еще никогда не случалось в городе, – отчетливо произнося каждое слово, медленно и мрачно продолжил Шеф, сверля Алексея злобным взглядом. Обведя глазами присутствующих, добавил: – Этой ночью произошло УБИЙСТВО.

Брови Алексея резко поползли вверх. Коллеги из Учреждения не смогли сдержать улыбок, хотя получасом раньше сами чуть не попадали со стульев. Мысли Калашникова горячечно заметались в голове, словно канарейки в клетке, наскакивая одна на другую. Самое что ни на есть настоящее УБИЙСТВО?! В нашем городе? Но каким же способом можно убить городского гражданина – человека, который и без того уже мертв?

…Ад с самого начала был задуман таким. Изначально требовалось, чтобы прибывшие туда человеческие души раздражало все вокруг, дабы они мучились каждую секунду своего существования в городе, – иначе для чего вообще нужен Ад? Деяния каждого человека на Земле скрупулезно отслеживал специальный клерк в Преисподней, нудно вбивая в компьютер информацию о чревоугодии, сладострастии, зависти и прочих смертных грехах. Зачастую досье грешника распухало до целого несгораемого шкафа, забитого бумагами, дискетами, фотографиями и свидетельскими показаниями. Число подобных однотипных шкафов с особой нумерацией, длинными рядами заполнявших гигантский Отдел архивов, никто даже не пытался считать – по самой скромной оценке их были миллиарды, а то и больше.

Железное нутро содержало не только описание грехов, но также и детальную информацию о том, что именно грешник любил и что он ненавидел в своей жизни. Когда его душа, растерянная и мятущаяся, появлялась у Адских Врат, служители Шефа уже прекрасно знали, что делать с новичком. На руку каленым железом ставили номер, и дальше все шло по накатанной. Никто и ни за что не мог избежать наказания – этим и занималось тысячеэтажное, с сотней лифтов и миллионом кабинетов Учреждение на Черной улице. Именно оно считалось важнейшей структурой, определявшей смысл существования всего Ада, – работать туда посылали только лучших, выбирая одного человека из миллиона. Все, что обитатели города ежедневно видели вокруг себя, являлось произведением творческой мысли сотрудников Учреждения. Лучшие мозги мира придумывали самые изощренные наказания, и ни в одном из тысяч городских районов никто не мог скрыться от них.

Пусть Калашников и не был с этим согласен, но мысль Учреждения работала на редкость виртуозно. Насильников превращали в привлекательных женщин и отсылали в мужскую тюрьму, где содержались самцы, осатаневшие от векового воздержания. Лишь отбыв там пятьсот лет, вконец измочаленные, они имели право подать прошение на перевод в студию, где снимались бюджетные немецкие порнофильмы. Взяточникам не заливали в горло раскаленное олово, как на средневековых европейских гравюрах, изображающих Ад: сотрудников московского ГАИ, например, отправляли служить в район, населенный жителями Исландии, которые попросту не понимали, за ЧТО им нужно давать взятки – эта страна являлась последней по уровню коррупции во всем мире. Нервные срывы и страшные запои среди несчастных гаишников, вынужденных жить исключительно на скромную зарплату, были в городе совершенно обыденным делом. Алкоголиков посылали проходить практику в общину исламских фундаменталистов, где водки было днем с огнем не найти, гордецов устраивали уборщицами в общественные туалеты, карманникам ежедневно делали парализующие уколы и сажали в трамваи, где ехали шикарно одетые миллионеры с туго набитыми кошельками и распахнутыми сумками.

Из всего богатого земного опыта город заимствовал лишь те вещи, которые существенно усложняли существование его гражданам. Именно поэтому рекламу развешивали даже в туалетах, ибо рейтинги говорили: ничто так не раздражает людей, как по восемьсот раз в день предлагать им купить «активно впитывающие» прокладки. У борцов с аморальным поведением домашнее телевидение круглосуточно транслировало хардкор-порно, в общежитиях сексуальных маньяков непрерывно шли документальные фильмы о выращивании клубники. Город задыхался в небывалых автомобильных пробках, даже ночью по выходным (за образец взяли, естественно, Москву и Нью-Йорк), щедро разбавленное пиво в ресторанах подавалось только теплым, жены в постели ссылались на головную боль столетиями. Погода была ужасная: либо стояла неописуемая, плавящая асфальт духота (единственный кондиционер находился лишь в офисе у Шефа), либо беспрестанно шел дождь (просачивались подземные воды) и имела место осенняя депрессия. Зарплату (опыт лет десять назад Шеф оперативно позаимствовал у правительства Ельцина) выплачивали крайне нерегулярно.

В общем, что и говорить – это был настоящий Ад. Конечно, с целью поддержки легендарного имиджа существовал и старинный квартал с котлами, в которых показательно кипятили специально нанятых грешников. Туда лицензированные экскурсоводы водили туристов из Рая.

…К счастью для Калашникова (да и для многих других), последнее столетие в Аду официальным языком внутреннего общения был признан русский – как наиболее сложный для изучения иностранцами. Алексею по работе приходилось видеть людей, которые учили русский пятьдесят лет, но разговаривали на нем через пень-колоду. Языки в Аду меняли примерно раз в тысячу лет – в прошлый раз был принят кантонский диалект китайского языка. Способный Наполеон хвастался Калашникову, что выучил его нахрапом, а вот более медлительному Ивану Грозному, дабы научиться рисовать иероглифы, потребовалось несколько веков.

С китайцами в Аду было больше всего проблем. По традиции во всех городских местах общественного питания подавали самую плохую еду мира – английскую. Даже весьма неприхотливые в еде приходили в бешенство от того, что год за годом им приходилось поглощать жареные на прогорклом масле fish and chips. Хитроумные косоглазые тысячами открывали крохотные подпольные закусочные на пять-шесть столиков, куда пускали только по паролю. Учреждение уже прикрыло с полмиллиона забегаловок, где в полукриминальной атмосфере можно было насладиться кисло-острым супом и уткой по-пекински, но они продолжали расти, словно грибы, параллельно количеству жителей Китая в Аду – сотрудники сбивались с ног. Самое главное – оставалось непонятным, где и как китайцам удается доставать необходимые продукты. Подозревали коррупцию в самом Учреждении – возможно, кто-то из отдела наказания исламских экстремистов тайно перепродавал китайцам излишки свинины. Но подтвердить эту версию пока не удавалось.

– И кто же убит? – решился наконец открыть рот Алексей, глядя в немигающие по-кошачьи желтые глаза Шефа. Его рот искривился, приоткрыв заточенные клыки.

– Я назначил тебя руководителем бригады расследования. Все узнаешь на месте.

Комната наполнилась грохотом отодвигаемых дубовых стульев – не пожелав пускаться в дальнейшие объяснения, Шеф плавно выскользнул через смежную дверь, оставив после себя хрестоматийный запах серы. Калашников открыл зажатый в потной руке телефон-раскладушку и принялся лихорадочно разыскивать в записной книжке букву «М».