Книга: Проклятие Клеопатры
Назад: 22
Дальше: 24

23

Марк Убейконь отключил телефон. Его просто колотило от злости. Да, он очень любил Петра и считал его самым близким человеком, но отчего, когда он хоть в чем-то приподнимался выше его, в нем закипало это некрасивое и стыдное чувство зависти. Нет, он не стал бы завидовать, скажем, его богатству или положению, не в этом дело. Ему было больно тогда, когда ему давали понять, что он недостаточно умен, недостаточно хорош в каких-то смыслах, что он где-то что-то недотягивает до Петра, что плетется в хвосте, что у Петра есть то, чего нет у Марка, и это почему-то раззадоривало его, вызывало в нем чувство неполноценности, и тогда ему хотелось добраться до уровня Петра и обойти его.
Постепенно, конечно, это чувство притуплялось и даже как будто бы забывалось, и каждый жил своей жизнью, находя удовольствие в со-вместных развлечениях, ужинах, бывая на одних и тех же тусовках. У них в девяноста процентах случаев сложилось как бы даже одно мнение на двоих в том, что касалось их общих друзей или каких-то событий, фактов. Они отлично понимали и ладили друг с другом. И были уверены друг в друге. Убейконь давно уже развелся со своей женой Розой и отправил ее в Крым, купив ей дом, где она могла спокойно жить в окружении своих многочисленных татарских родственников, к которым Марк относился с чувством, которое можно назвать одним словом — «терпение». Да, он почти шестнадцать лет терпел рядом с собой всех ее братьев и сестер, которые, приезжая в Москву по своим делам, оккупировали их особняк на Рублевке и даже заняли две комнаты в городской квартире. Марк кормил и поил их, давал деньги на шопинг, старался улыбаться им, на самом же деле испытывая к ним чувство глубочайшей неприязни — он очень ценил свой покой, с трудом терпел не в меру общительную и громкую жену, а всех ее родственников считал людьми чужими, нахальными и алчными. И вот когда точка кипения зашкалила и когда он был уже на грани, боясь, что скоро сорвется и, возможно, отправит всю ее родню на Северный полюс (он даже связался с начальником полярной авиации, планируя жестокий розыгрыш), ему в голову пришла тихая и ласковая мысль о разводе. Один штамп в паспорте, и весь этот табор, это многочисленное семейство с их галдежом, громкими разговорами, смехом, запахами баранины и дешевых духов, с оголтелым обжорством на кухне, мокрыми полотенцами, забытыми тампонами и черными волосками на обмылках в ванной комнате и многое другое, что так раздражало его и от чего ему было некуда спрятаться, все это сразу исчезнет. И в доме будет чисто и тихо. И в холодильнике будут лежать только те продукты, которые он любит и к которым никто, кроме него, не прикоснется, не откусит, не отломит… Брезгливость его в отношении родственников, а в последнее время и к собственной жене, просто зашкаливала.
Он предложил Розе развод и деньги. Она, недолго думая, согласилась. И в жизни Марка наступил покой. Он был счастлив. Первое время ему было даже лень думать о другой постоянной женщине. Он проводил время со старыми проверенными знакомыми женщинами, преимущественно замужними, с которыми Марка связывала теплая любовная дружба и отношения, которые никого ни к чему не обязывали. Встречи происходили у него дома, поскольку в ресторанах и других общественных местах типа театров или кино он появляться со своей спутницей не мог. Но Марка это вполне устраивало, ему было важно, чтобы женщина была чистая, домашняя, и связь с ней была безопасной с гигиенической точки зрения. Никто из его любовниц не мог остаться у него на ночь — это было условие, которое принималось женской стороной беспрекословно. Он выпроваживал даму тогда, когда хотел, вызвав ей такси, и провожал обычно с подарками. Это могли быть деньги или что-то ценное, приятное. Он любил этот тихий и приятный час послевкусия, когда в квартире он оставался один и мог спокойно принять душ, выпить еще одну порцию виски и лечь в чистую постель. Он не хотел думать о том, что такое вот поведение вызвано страхом привязаться к женщине, как это случилось у него с Розой.
Однако счастье одиночества и покоя, в котором он пребывал несколько месяцев и которое совпало по времени с параллельным послеразводным и не менее счастливым одиночеством Петра Захарова, закончилось в тот момент, когда в жизни его друга вдруг появилась чудесная девушка по имени Зоя. Если бы Марка попросили высказать о ней свое мнение, он, не задумываясь, сказал бы примерно так: сногсшибательная красотка. На другие эпитеты у него фантазии бы не хватило. Но эта «красотка», да еще и чужая (потому как у этой вещи был конкретный хозяин!), на самом деле «сшибала его с ног». Когда он видел ее, у него сердце начинало биться сильнее, да и давление поднималось. Он не понимал, как вообще природа могла сотворить такую красоту. Но и еще кое-что не мог понять: как могла такая красивая девушка поселиться у не очень-то красивого и не очень-то богатого Захарова. Нет, конечно, Петр не был беден, но все же богат не настолько, чтобы купить такую дорогую девушку. А то, что он ее купил, в этом не было сомнения. Ну не влюбилась же она в него! Ей что, делать больше нечего, как спать с этим стариком? Ну, хорошо, не стариком, но все равно…
— Что ты, Петя, можешь ей дать? — часто подтрунивал Марк над своим другом, когда они были одни, когда много пили и искали, чем бы поддеть друг друга.
— Я люблю ее, Марк, — вполне серьезно отвечал Петр.
— Отдай ее мне, я тебе заплачу.
— Ты — дурак, Марк. Она — моя, — конечно, он не принимал всерьез слова Марка. Цинизм стал одной из составляющих их шуток, и никто уже давно не обижался. Более того, время от времени, в моменты куража каждый стремился побольнее задеть другого, и все как бы в шутку. Они знали, были уверены, что их многолетняя дружба, помноженная на сходство характеров, не допустит серьезного разлада, ссоры.
— Сегодня твоя, завтра — моя, — улыбался пьяненький Убейконь, зная, что дразнит друга и злит.
— Ты не лезь, Марк, так лучше будет…
— Как скажешь.
Бизнес, большая занятость не давали возможности Захарову часто появляться где-то вместе с Зоей. Он часто бывал в разъездах, а если никуда не уезжал, то все равно возвращался домой поздно, зачастую, когда Зоя уже спала. Марку это было хорошо известно, поэтому он, испорченный сам и зараженный недоверием к окружающим, легко предположил, что красивая девушка Зоя вряд ли станет скучать в отсутствие своего благодетеля, и даже приставил к ней частного детектива. (Подобный опыт в отношении своей жены ни к чему хорошему не привел — Роза все свободное время проводила в торговых центрах и салонах красоты. Дура.) Зоя же ездила на занятия в училище Фаберже, помогала одному мастеру-ювелиру, рисовала для него эскизы, навещала подружку Катю, мать-одиночку с двумя маленькими детьми, выхаживала друга-гея Юру, которого подрезал его любовник. И, главное, она была верна Захарову. Картинка складывалась прелестная.
Безусловно, она тратила его деньги, пользовалась его благосклонностью, но не так, как это делали зажравшиеся бездельницы-содержанки, которых Убейконь повидал на своем веку немало — многие его друзья вели двойную жизнь и имели любовниц, которыми время от времени хвастались в тесном мужском кругу.
И вот в какой-то момент Марк понял, что больше не может тянуть, что надо что-то делать, предпринимать, чтобы заполучить Зою. И не только потому, что она была красива и умна и обладала многими хорошими человеческими качествами, — надо было уже поставить на место Захарова.
Однажды, проснувшись ночью, Марк, ходя из комнаты в комнату в домашнем халате и размышляя о своей жизни, вдруг понял, что ненавидит своего друга Петра. Что все добрые чувства к нему на самом деле являются фальшивыми, что он никогда не испытывал к нему настоящих дружеских чувств и что единственное, что их сближало, — это долгие годы знакомства. Именно знакомства, а не дружбы. Да и Петр тоже в душе, по мнению прозревшего Марка, никогда не испытывал к нему ничего, кроме зависти или ненависти. Что они оба, не сговариваясь, уже давно вступили в опасную игру, демонстрируя друг перед другом свои успехи, соревнуясь во всем, что имело отношение к бизнесу, образу жизни и вот теперь — к женщинам. У Марка не было детей, у Захарова — по иронии судьбы — тоже. И вот теперь, когда Зоя прочно поселилась в квартире и жизни Захарова, она может в любой день забеременеть и родить ему ребенка. Помнится, однажды он уже предлагал ей это, да она отказалась. Но сейчас-то они вместе! Возможно, та доля свободы, которую Петр ей предоставил и которую Зоя использовала в своих целях, занимаясь тем, что ей нравится, и является его платой за то, что она ни в чем не нуждается, и одновременно считается авансом для будущих, более серьезных отношений — они поженятся, и Зоя родит ему наследника. А с чем останется Убейконь?
— Ты проверь ее, и тебе сразу станет все ясно, — сказал он Петру на следующий день при встрече. Они обедали в ресторане, настроение у Марка было отвратительное, он хотел скандала, хотел причинить Петру боль. Тем более что Захаров, в отличие от него, выглядел довольным и счастливым. Марк, наделенный хорошим воображением, представил себе приятеля, спящего в обнимку с самой прекрасной девушкой Москвы, и с каким-то звериным чувством принялся разрезать отбивную. Он даже увидел ее длинные волосы на подушке рядом с головой Захарова. И всю ее, такую тоненькую, нежную, слегка прикрытую простыней, остывающую после объятий ненавистного ей Петра Аркадьевича. Марк был просто уверен, что Зоя с ним несчастна и радуется всякий раз, когда ей удается избежать близости.
— Ты о чем, Марк? — Петр с аппетитом хрустел салатом из свежей капусты. Витамины ест, сволочь!
— Я говорю, что все женщины — продажные. Быть может, ты возомнил, что твоя Зоя тебя любит, на самом деле она просто удобно устроилась. Живет за твой счет, учится, помогает подруге…
Он не знал, что еще сказать.
— Да, я знаю, и что? В чем дело? Это мои дела, Марк, не суйся. Я знаю, тебе нравится Зоя, но она — моя, понимаешь?
— Говорю же, давай ее проверим. Я пообещаю ей деньги, много денег, и она тотчас бросит тебя и будет со мной.
— Интересно, и сколько же ты ей предложишь? Миллион зеленых?
— Нет. Кое-что получше, посущественнее. Дом на Рублевке. Куплю и подарю ей. И она будет моя. Переселится туда и будет счастлива со мной. А еще — родит мне детей.
— Ты спятил, Марк, — Захаров, откинувшись на спинку кресла, сделал несколько глотков минеральной воды, запивая обед. — Зоя привязалась ко мне. И это мне она родит детей.
— Говорю же — давай поспорим. И если она согласится, то я выиграю спор и ты отдашь мне ее тихо и спокойно. Если же она откажется, то в выигрыше останешься ты и я переведу на твой счет миллион рублей.
— Считай, что ты уже распрощался со своим миллионом, — широко улыбнулся Петр, глядя холодным и злым взглядом на своего недавнего друга. Он, так же как и Убейконь, в какой-то момент понял, что ненавидит его. Но и расставаться с ним пока что не собирался — ему нужен был зритель, свидетель его счастья и успехов. Вот поэтому он тогда, в ресторане не допустил открытого скандала и, больше того, чтобы доказать Марку, что уверен в том, что Зоя останется с ним, принял пари.
Тот день, когда все это произошло, ни Петр, ни Марк вспоминать не любили. Предложение, с которым вышел Марк, прозвучало в квартире Захарова. Зоя накрыла стол, пригласила Марка, который как бы заглянул к другу «на огонек», на ужин, и во время этого самого ужина Марк и произнес то, с чем пришел. Он сначала предложил это как бы в шутку, а потом, призывая Петра в свидетели, сказал, что давно влюблен в Зою и что хотел бы, чтобы она вышла за него замуж. Вот это было ударом для Петра. Любовь, замужество, дом на Рублевке, оформленный на ее имя, дети. Об этом мечтает каждая женщина. И почему он сам не догадался предложить ей все это раньше, Петр и сам не знал. Быть может, он подсознательно хотел этого и просто отложил на потом, зная, что Зоя и так никуда от него не денется, она же должна ему деньги!
— Зоя, ты спишь с ним за деньги, я знаю, что ты задолжала ему. Так вот, я готов расплатиться с ним вместо тебя.
Вот это было уже настоящим предательством, ударом в спину. Откуда Марк знает об этих деньгах? Неужели он сам по пьяни рассказал об этом? Идиот! Нашел с кем откровенничать, с самим Марком Убейконем!
— Петя? — Зоя отодвинула от себя бокал с вином и посмотрела на Захарова. — Что все это значит? Ты рассказал ему о деньгах? Это правда?
— Конечно, правда! — воскликнул Марк, отшвыривая от себя салфетку. — А иначе как бы я об этом узнал? Об этом вся Москва знает!
Он знал, что причиняет боль им обоим, но надеялся, что Зоя, узнав о предательстве Захарова, который разболтал другу истинную причину, заставившую Зою переехать к нему, найдет в лице самого Убейконя защитника, мужчину, с которым ее не связывают никакие денежные долговые обязательства, и поверит в то, что он-то любит ее искренне и готов сделать ее реально счастливой. Что же касается Захарова, то так ему и надо, нечего было обманывать всех, будто бы Зоя живет с ним по любви. Пусть ему будет хоть раз по-настоящему стыдно за свой поступок.
Но того, что последовало затем, не мог предположить ни Марк, ни даже Петр. Зоя мгновенно из ангела преобразилась в настоящую дьяволицу! Она опрокинула стол и принялась оскорблять обоих мужчин. Словно все накопившееся за годы, что она была женщиной, презрение и ненависть к мужчинам, выплеснулось серной кислотой, прожигая все вокруг.
Она вспомнила свои приват-танцы в «Золотой нимфе», непреодолимую тошноту при виде мужчин, затем уже перешла на личности, уничтожила парой-тройкой убийственных словечек своего сожителя, назвав его идиотом и импотентом, которого ей всегда хотелось удушить подушкой, потом досталось и Марку, которого она назвала «придурком-завистником», коротышкой с лысым черепом, внутри которого находятся свернутые рулонами банкноты. Она много чего говорила и сказала бы еще больше, если бы они, моментально вспомнив, что когда-то были друзьями, не стали защищаться, не объединились, чтобы дать отпор ей, потерявшей контроль женщине.
Обозвали ее тупой блондинкой, содержанкой, неспособной прокормить себя, ну а потом (и откуда только взялись такие мерзкие слова!) вообще попытались смешать ее с грязью, назвав самыми ужасными словами.
— И не забывай, ты мне должна еще двести тысяч баксов! — Захаров и сам не понял, как выплюнул эти слова.
Марк вдогонку обозвал ее.
Они пришли в себя, когда поняли, что она ушла. Они даже не услышали, как хлопнула дверь.
— Марк, ты что сделал? Зачем ты так? Что это вообще было? Ты хоть понимаешь, что она теперь не вернется!
— Она сказала, что у меня в носу растут волосы и грибы, — Марк уже и сам не знал, злиться ему или смеяться. Уж слишком комично прозвучала эта фраза. — Ее надо наказать. Кажется, она сказала, что ты импотент и что у тебя ноги воняют.
— Ты все испортил… — Петр чуть не плакал.
— У тебя какая-то очень уж странная реакция на эту особу… Ты ослеп, что ли? Ну да, признаюсь, сказал глупость, вывел ее из себя. Но зато теперь ты знаешь, что она о тебе думает. Мало того что ты дал ей кучу бабла в долг, кормишь и поишь ее, так теперь ты же еще жалкий импотент… Заметь, она сказала это при мне! Она хотела тебя унизить!
Потом они пили. Много. А утром, когда воспоминания о событиях вчерашнего дня нахлынули тяжелой волной, да еще и в искаженном виде, когда они оба почувствовали себя униженными, обоим синхронно и пришла мысль наказать Зою.
У каждого имелась собственная служба безопасности, однако сразу решено было не привлекать к этой «акции» ни одного человека из их числа.
— Дело, можно сказать, семейное. Да и план — простой. Вон, мой Сева, да твой паренек, Егор, справятся. У меня есть один человечек в полиции, он устроит звонок куда надо. Попугаем ее и вернем. Делов-то!
— Ты действительно хочешь ее вернуть? — спросил Убейконь, которому после вчерашнего меньше всего хотелось когда-нибудь вообще встречаться с Зоей. После того как она оскорбила его, и это в тот момент, когда он ей практически сделал предложение, он не мог допустить, чтобы она вернулась к Захарову. Она должна вообще исчезнуть! Не умереть, конечно, но все равно — исчезнуть.
— Не знаю… Ну, поссорились…
— Да она дура отмороженная!
— Марк, мы оба ее оскорбили. Повели себя как настоящие кретины. Ты зачем рассказал ей о деньгах? Я же тебе, как близкому человеку, доверился…
Планировали и готовились три дня. Зоя все это время жила у Кати. Ее белый автомобиль стоял возле подъезда. Перед тем как отправиться утром по своим делам, Зоя имела привычку прямо в машине выпивать кофе. Появившаяся не так давно у Зои собака, английский кокер-спаниель, мерз-кая непослушная собачка Лора, облюбовала заднее сиденье машины и сопровождала ее повсюду. Утром, в день похищения, Сева с Егором разыграли сцену, показав успевшей устроиться в машине Лоре кошку, с тем чтобы отвлечь Зою от кофе. И когда Зоя, оставив стаканчик с напитком в машине, бросилась за своей ненаглядной любимицей, подсыпали ей туда препарат, которым их хозяева пользовались уже не раз во время своих розыгрышей и после которого «жертва» должна была проспать несколько часов. Зоя вернулась с Лорой и усадила ее на сиденье.
Дальше было самое трудное — проследить за Зоей. За рулем был Егор — Севу Зоя могла узнать, поэтому он ехал на заднем сиденье.
«Самое главное, чтобы вы были рядом, когда она уснет», — повторял Захаров, который уже давно готов был отказаться от этого опасного плана, но боялся предстать перед Убейконем слабаком, «терпилой». Подумаешь, обиделся он за свой нос, в котором действительно растут волосы! А что, если она уснет в такой момент, когда на дороге возникнет аварийная ситуация, и она погибнет?!
Но другой возможности подсыпать ей снотворное у них не было. Только утром и только в кофе.
Петр Аркадьевич представлял перевернутую дымящуюся машину и мертвую Зою, и от этой картинки его бросало в дрожь. Но и отказаться от разработанного плана уже не мог — тогда Марк всю оставшуюся жизнь будет упрекать его в слабоволии и трусости.
К счастью, сон сморил Зою, когда ее машина попала в пробку. Уложив ее на заднее сиденье, рядом со скулящей Лорой, Сева занял место за рулем и, дождавшись, когда восстановится движение, отогнал машину за город, где они с Егором переложили девушку в свою машину и поехали в сторону Владимира. Лора бесследно исчезла, в суматохе о ней никто и не вспомнил.
И кто мог подумать, что они потеряют Зою практически в первые минуты после того, как оставили ее, спящую, на обочине проселочной дороги? Потеряли, упустили из виду… Что Сева, что Егор — два урода. И где теперь Зоя? Где?
Убейконь, который за все эти дни, что прошли с момента исчезновения Зои, не находил себе места и клял себя за свою эмоциональность и обидчивость, все чаще и чаще приходил к Захарову, чувствуя свою вину за то, что произошло. Иногда они вступали в спор, кто из них виноват больше в сложившейся ситуации. Получилось, что оба.
— Нас с тобой посадят, — говорил Марк, укладывая толстыми пальцами куски льда в бокал с виски. — Жаль, что не в одну камеру. А так бы, глядишь, в шахматишки сыграли. Или в картишки скинулись бы.
— Дурак! Не понимаю, как можно вот так легко говорить о тюрьме? К тому же никто ничего не знает. Сева будет молчать, он меньше всего заинтересован в том, чтобы все открылось. Ведь он — исполнитель.
— Егор тоже будет молчать, — успокаивал себя Марк. — Но, черт возьми, кто бы мог подумать, что такое вот безобидное наказание может обернуться настоящей трагедией?! Ты же сам мне говорил, что если бы Зоя была жива, то непременно проявилась бы. И уж если бы не заявилась к тебе, то к Кате — как пить дать. Значит, или мертва, или больна. Ужас…
Однако жизнь продолжалась. Марк подолгу сидел в своем офисе и работал с документами. Телефонные звонки стали для него настоящей напастью — он очень боялся звонка Петра, того самого, когда он сообщит ему о смерти Зои.
Когда же ему доложили о визите писателя Шорохоффа, он не сразу понял, о ком идет речь. Подумал, что это очередной русский писатель пришел к нему с просьбой о спонсорстве. Марк не разбирался в литературе, поэтов считал небожителями (потому как не понимал, как это можно вообще складывать слова в рифму) и охотно давал деньги на издание сборников. Ему было приятно, когда авторы дарили ему свои книги, в которых на титульном листе сообщалось, что книгу проспонсировал бизнесмен Марк Убейконь.
За те несколько минут, что Шорохофф шел по приемной до его кабинета, Марк успел набрать в поисковике его имя, и когда увидел его портрет и бегло прочел небольшую справку о нем, то смог по достоинству оценить величину этой личности, его значимость. Вот только зачем он пришел, что ему нужно — это являлось пока что для него загадкой.
Назад: 22
Дальше: 24