Заметив очевидный прогресс Пырёва в овладении мечом и луком, Михайлик с Кузьмой усложнили его тренировки. Сначала при помощи чар стали отклонять стрелы, которые он пускал. Тем же способом пытались отводить его клинки во время удара или постановки блока. Благодаря этому, Стас научился прикрывать летящую стрелу своей антимагией. Так что меткость у него ничуть не страдала. Попытки же учителей как-то воздействовать на мечи вовсе не имели успеха. Во-первых, Стас постоянно держал оружие в руках и уже мог распространять Силу на довольно большое расстояние от тела. А во-вторых, сами мечи были обычными тренировочными болванками, выкованными из железа, мало восприимчивого к магии. Непрофессиональные, так сказать. Ими не пользуются настоящие воины, тем более ведуны. Истинным оружием считались «живые» клинки, изготовленные из особого сплава. Если в их состав и входит железо, то в мизерных количествах. Чаще там его и вовсе нет. А прочность такому оружию придаёт волшебная сила кузнецов.

Как-то Михайлик предложил Стасу сходить в кузницу к одному знатному мастеру. Выбрать настоящий, как он сказал, меч. Из любопытства Пырёв согласился в надежде увидеть нечто похожее на волшебный клинок Ставра, который называл Варягом. Всё из-за песни, которой этот чудо-меч растеребил душу… Но лишь разочаровался.

Стоя в центре просторной кузницы, рядом с наковальней, Стас разглядывал выстроенные вдоль стены новенькие клинки. Все красавцы, как на подбор. Блестят свежей отделкой. На рукоятях замысловатые растительные узоры. Видна рука искусного мастера. Несомненно, у каждого меча своя индивидуальность, частичка вложенной в металл души создателя. Шедевры. Однако… Боялись они Пырёва, и он это чувствовал! Ему казалось, что клинки жмутся друг к дружке от страха. Трясутся, надеясь, что этот ужасный пришелец их не тронет. Ведь попасть к нему в руки значит расстаться с жизнью. Стать пустыми болванками, наподобие железных собратьев. Не дай, Мастер, этому случиться!

Старый кузнец, кажется, ощущал нечто подобное, потому что беспокойно переминался за спиной Стаса и с напряжением пыхтел. Не было среди собранного здесь оружия истинных бойцов, равных Варягу.

Ничего не сказав, Стас поспешил покинуть кузницу, чтобы больше не смущать мастера и его детищ. Выходя, услышал облегчённый вздох кузнеца и, на уровне особых чувств, радостное позвякивание клинков.

– Не глянулись? – нагнал его Михайлик.

– Они меня пугаются. Не насиловать же их. Я лучше с бездушными побуду, привык уже к ним.

Пырёв похлопал по рукоятям двух тренировочных мечей, висевших по бокам. Последнее время с ними практически не расставался. Портупея, крепившая мечи на поясе, позволяла носить их и за спиной, что и делал, когда ездил верхом.

Всё же к этому кузнецу сходили не зря. Он изготовил Стасу чешуйчатый панцирь и сферический шлем. Соблюдая полученные от заказчика инструкции, делал это всё из обычного железа, потому и управился быстро, обрадованный возможностью поскорее избавиться от странного клиента.

Доспехи были последней деталью смены одежд. Непогода и наступавшие холода не оставили землянам выбора. Импортный костюм Аркаши и брюки Стаса давно превратились в обноски. Куртка и плащ уже не могли достаточно хорошо согревать, а демисезонная обувь пропускала влагу и не сохраняла тепло. У ведунов они приоделись. Каждый обзавёлся портами, двумя рубахами с вышивкой по воротнику и штанами, которые здесь называли ноговицами. Да, ещё сапоги. Обычные, похожие на кирзовые, только на плоской подошве, как у кроссовок. Зато удобные, мягкие и тёплые.

Пришлось, правда, учить Аркашу мотать портянки. В армии же не служил. Сначала тот норовил оставлять носки под портянками, пока они совсем не разлезлись. Зато потом прекрасно обходился без носок. Тогда и мозоли окончательно сошли.

В последнюю очередь земляне купили себе по меховой шапке, короткой двубортной дублёнке и тёплому плащу с капюшоном, называемому вотолой. Теперь они внешне ничем не отличались от местного населения. Особенно Башка, переставший бриться из-за отсутствия привычной электробритвы. Отрастил усы и бороду. Менее привередливый Стас приноровился пользоваться трофейным ножом, оказавшимся неплохим заменителем бритвенного станка. Предложил свои услуги цирюльника и Аркаше, но тот замахал руками:

– Не хватало ещё, чтобы ты, душегуб, держал нож у моего горла!

Ножницы и гребни в этом мире имелись в изобилии, что позволяло периодически друг друга стричь. Выходило не столь профессионально, как в парикмахерской, однако их прически здесь никого не интересовали.

На смену сумеркам незаметно пришла ночь. Городские улицы освещались круглыми фонарями, закреплёнными под крышей каждого дома. Их никто никогда не зажигал. Сами разгорались по мере наступления темноты. Похоже, днём они накапливали солнечную энергию, а во мраке начинали её излучать, словно гигантские светляки. Местные называли эти шары хоршнями. То ли растения, то ли окаменелости, то ли нечто рукотворное. Стас пытался разузнать, но всегда получал одинаково непонятные ответы: «Это Хорс лучи зажигает», – или: «Хорс оставил нам частичку света». Плюнув, остался при мнении, что хоршни состоят из какого-то фосфоресцирующего материала. Правда, существовало и другое объяснение – магия. Но тут Пырёв был полным профаном.

Мороз крепчал, а снега всё не было. Жители стали беспокоиться, что полягут озимые, молясь всем богам, чтобы ниспослали свою благодать. Видимо, те услышали. Снег вскоре пошёл. Да такой, что падал, не переставая, на протяжении трёх суток. Он то валил большими густыми хлопьями, то затихал ненадолго, лениво кружа мелкими, похожими на мошек снежинками. Затем снова принимался неистово бомбардировать землю крупным калибром. Толщина снежного покрова росла день ото дня. Горожане усердно работали лопатами, разгребая проходы в сугробах. Детишки весело кувыркались в них, играли в снежки, лепили человечков и строили горки. На улице посветлело. Даже фонари на домах, казалось, горят ярче. После снегопада облачность пропала, отдав первенство ясной погоде. Небо засверкало звёздами, создающими рисунок абсолютно незнакомых созвездий. А на их фоне величаво скользила тусклая Луна, оказавшаяся раза в два меньше той, что вращается вокруг Земли. По ней и отмеряли сутки или, говоря местным языком, сполохи. Её свет не был ярким, но белое покрывало снега многократно отражало его всей своей поверхностью, что делало тьму неким подобием густых сумерек.

Огромный дом Кузьмы опустел. Прибывавшие сюда и некоторое время гостившие ведуны тут же разъезжались по селениям, где их на зимовку с нетерпением ждали крестьяне. Иногда с ними отправлялся Кузя или Михайлик. Возвращались дня через два уже одни. Пырёв догадывался, что эти двое не рядовые солдаты армии ведунов и не просто друзья. Они оба распоряжались этой организацией, играли роль начальников магической стражи. По крайней мере, здесь, в Трепутивле и его окрестностях.

Последние ведуны покинули дом ещё до снегопада. Сейчас кроме Михайлика, Аркаши, Стаса и Кузьмы ни одной живой души в усадьбе не было. Ну, не считая лошадей.

– На дальние кордоны пришлось по два человека снаряжать, а то и по три, – жаловался Михайлик. – В ближайших сёлах по одному ведуну. В городе только мы и остались, да Кардаш со своей стражей. Молодняка у него много. Неопытные совсем ещё, могут не сдюжить, ежели серьёзная свара начнётся.

– Все старики ушли с князем на скитов, сам знаешь, – прогудел в ответ Кузьма. – Что до Кардаша, так он молодым спуску не даст. Научит службу справно нести. Он стреляный воробей. Да и мы с тобой на что.

Беседовали они в центральном зале, похожем на тот, где Петрик принимал Юноса и землян в Суматошье. Здесь ведуны и совещались, и трапезничали. Сейчас все четверо как раз покончили с едой, устроив небольшой совет.

Из сеней донёсся стук подошв. Твёрдая, уверенная походка. Перед входом человек остановился, потопал, стряхивая с обуви снег, после чего распахнул дверь.

– Здорово, братцы! – командирским голосом проорал с порога прибывший.

– Помяни Кардаша к ночи… – улыбнулся вместо приветствия Михайлик.

Начальник городской стражи протиснулся к столу и грузно сел на лавку.

– И тебе здравствовать, – Кузьма слегка кивнул. – Угощайся. Только жевать придётся в одиночку, мы уж поснедали.

– Не откажусь. Почитай цельный сполох крошки во рту не держал.

Ответственный за припасы Башка незаметно от гостя тяжело вздохнул, но навалил полную миску каши. Воткнув туда ложку, подвинул Кардашу. Непредвиденные траты отзывались болью в его бережливой душе. Особенно после ревизии, проведённой вместе со здешним Клетником. Подсчёт припасов показал, что расходовать их придётся очень экономно. Кладовку заполняли по прошлогодним стандартам. Кто же знал, что в этом году в доме перебывает столько народу. А князь уехал из города на всю зиму. Распорядиться о дополнительном финансировании некому. Того и гляди, скоро по миру пойдут с протянутой рукой.

Гость усердно заработал деревянной ложкой, сытно причмокивая. Только после того, как уплёл больше половины порции, снова заговорил:

– Гонец от князя прискакал. Он уже третий. Первые двое не добрались, сгинули. А я-то думку гадаю, чего Светлый долго вести не шлёт.

– А что с двумя первыми сталось? – Михайлик заинтересованно подался вперед.

– Кто его знает. Дело гонца до места с известием дойти, а не следы пропавших предшественников искать.

– И какие он вести принёс? – с напускным безразличием поинтересовался Кузьма.

Неторопливо облизав ложку, Кардаш положил её в пустую миску, которую отодвинул в сторону. Затем вытер бороду широкой ладонью. Пальцы слегка подрагивали. Подняв на ведунов грустные глаза, тихо сказал:

– Потому и пришёл, что вести дурные. Нечисть обложила Суматошье со всех сторон и лютует повсюду. Ни одного нетронутого села в округе. Все люди, кто цел остался, сбежались в город. Гонец говорит, чудом сюда пробился. У нас тоже неладное творится. Мои ребята частенько замечают нежить всякую, что мимо города так и шастает. Уже и в Трепутивель наведываются. Одного зазевавшегося стражника в клочья порвали. Ворота я приказал держать зачиненными, а ребятам своим броню на постах не сымать. Вот и скажите мне, чего дальше-то будет? То же самое, что и в Суматошье?

Задумчивое молчание было красноречивее любого ответа.

– Молчите, – прокомментировал Кардаш. – Вы хоть что-нибудь делаете, чтобы нас не постигла та же участь?

– Успокойся, воевода, – заговорил Кузя. – В каждом селении есть ведуны. В дальних даже по нескольку человек. Селян в обиду не дадим.

– Уже отдали! Со сполохом в город пришли трое путников. Измождённые все. От самой Гремячихи бежали. Нечистая сила уже и туда проникла. Эти трое последние, кто жив остался. Там всё население порезали…

– Как? – Михайлик вскочил с места. – Я же туда сам ведуна проводил ещё до снега.

– Всего два десятка вёрст отсюда, – ошеломлённо пробормотал Кузя.

Его пустой, невидящий взгляд застыл на сжатых кулаках, грозивших продавить столешницу. Через минуту он совладал с чувствами, расслабился, вытер влажные ладони о рубаху и снова водрузил их на стол. Глянув на вытянувшегося в недоумении Михайлика, твёрдо сказал ошеломленно пробормотал Кузя. :

– Тебе надобно ехать в Гремячиху, посмотреть, чего там. На месте определись, стоит ли следовать дале. Коли будет в том нужда, то поезжай. Ищи живых.

Он оценивающе осмотрел Пырёва, спокойно сидевшего за столом на протяжении всей беседы. Недолго поразмышлял и, не сводя с него внимательных глаз, продолжил давать наставления другу:

– Один ты не управишься. Возьми с собой Упыря, пущай подсобит.

Стас поморщился. Кузя так и не перестал называть его по кличке, упрямо игнорируя нормальное человеческое имя. Но сейчас это было неважно. Наконец появилось хоть какое-то дело, а то уже тоска одолевала. Без лишних слов Михайлик направился к двери. Поднялся и Пырёв. Надел дублёнку, взял мечи, повесил портупею на спину. Оставалось захватить плащ, припасы в дорогу, оседлать коней, после чего можно и отправляться.

– Давайте и я с ними прогуляюсь, что ли? – нерешительно спросил Аркаша.

– А я здесь, по-твоему, один остаться должен? – ответил Кузьма категоричным вопросом, совершенно не требующим ответа.

Зимняя дорога не была так хорошо утоптана, как летом. В это время года по ней мало кто ездил. Удивляло, что она вообще проложена среди наметённых сугробов, учитывая отсутствие грейдеров и прочей специальной техники.

Свежие кони шли бойко, покрыв расстояние до села примерно за полчаса. В тусклом свете Луны впереди показались тёмные брёвна внешней стены Гремячихи. Дорога тянулась вдоль края леса, в глубине которого постоянно мелькали светлячки глаз не то зверей, не то нежити, сопровождавшие всадников от самого Трепутивля. С каждой новой сотней метров этих огоньков становилось всё больше. Лес подступал к деревне почти вплотную, обрываясь перед небольшим пустым пространством у стены. Выйти на этот пустырь преследователи не решились и наблюдали за людьми, оставаясь в чаще.

Кое-где на снегу Стас разглядел кровь и следы волочения. Много звериных и человеческих следов, обрывки одежд и разбросанная домашняя утварь. Чем ближе к селу, тем отчётливее свидетельства разыгравшейся здесь трагедии.

Почему-то нигде не видно трупов. Нет даже останков. Из Гремячихи не доносится ни единого звука, словно вымерла вся деревня. Въездные ворота попросту сорваны. Заляпанные кровью створки валяются на снегу среди прочего мусора. Вместо них в боковые стойки арки справа и слева кто-то воткнул два топора. Своеобразный оберег от нечисти, который, как видно, жителям не помог.

Прогремев копытами по лежащим воротам, кони въехали в село. Здесь царил настоящий хаос. Перевёрнутые телеги и сани, выбитые окна и двери, раскуроченные скотники, разбросанные вещи – всё с кровавыми отметинами. И снова ни одного трупа. Ни людей, ни животных, ни нелюдей.

Объезжая дома, Стас заметил в одном из окон тусклый свет и показал Михайлику. Спешились, ступили во двор. Крови хватало и здесь, но тянулась она от хозяйственных построек, а не из дома. Входная дверь, хоть и распахнута настежь, казалась целой, как и все окна в доме. Проходя сени, Пырёв услышал едва уловимый звук, похожий на тихий стон. Доносился он из слабо освещенной горницы. Там на небрежно сдвинутом в угол столе горела свеча. На едва тёплой, остывающей печи сидел небольшой сгорбленный мужичок и тихонько поскуливал, точно плачущее дитя. Лицо закрыто шершавыми ладонями. Видна только всклокоченная шевелюра, подрагивающая при каждом всхлипывании. Ну, хоть Домовой…

– Здорово, Домовой, – поприветствовал духа Стас.

Тот испуганно вздрогнул и уставился на людей, продолжая шмыгать носом и часто моргая мокрыми от слёз ресницами.

– Чего уставился, милой? – без тени насмешки спросил Михайлик. – Сказывай, что тут было?

Дух тыльной стороной маленькой ладошки утёр один глаз, потом другой. Опять всхлипнул и плаксиво заголосил:

– А чего тут сказывать-то. Набежало нечистой силы тьма тьмуща, упыри да волколаки всячные. Как почали плоть живую рвать да питаться ею, так и пировали пока ни людей, ни зверья домашнего не осталось вовсе. Теперича вона, пусто как.

Глаза Домового стали наполняться влагой, готовые выплеснуть её обильными водопадами. Гримаса плача скривила губы. Пока он снова не разревелся, Стас поспешил продолжить допрос:

– И где сейчас эта нежить?

– А где ж ей быть-то, – дух вынужденно отложил стенания. – Пожрали, как говорится, и дальше пошли. Их эвон сколь много. Небось, не нажралися все-то. В другом селе дожрут.

– «Много» это сколько?

– Да тьма, она тьма и есть. Сколь тьмы видишь, всё нечисть. Говорю же, много. Так много, что не хватило им села-то нашенского со всеми людьми, лошадями и прочими животинами!

– Куда пошли? В какую сторону?

– Да кто их разберёт. У них промеж собой сладу-то никакого нет. Одни хотели в Трепутивель топать, другие до Блошиного Брода идтить. Туды, кажись, и подались, до Брода то есть. Дожирать, как говорится.

– Живых людей совсем не осталось?

– Кто не убёг вовремя, тех и не осталось. Совсем, как говорится…

Стас повернулся к Михайлику:

– Где Блошиный Брод знаешь?

Тот кивнул и вышел на улицу. Пырёв тоже направился к выходу, но Домовой разразился воплями:

– Эй, а я как же? Сюда ж теперь никто не вселится. Мне тут помирать, что ль?

Жаль было духа, но здесь уже ничем не поможешь. Разве только обнадёжить добрым словом. Он задержался в дверях, обернулся к плачущему Домовому и сказал:

– Главное, перезимуй. Весной люди опять сюда вернутся, если не раньше. За домом следи, чтобы не случилось чего. У тебя это хорошо получается.

На физиономии духа нарисовалась робкая улыбка. Ну, хоть не рыдает и то ладно. Стас вышел.

Объехав деревню ещё раз, но так никого больше и не обнаружив, они направились к воротам. Нужно было скорее попасть в Блошиный Брод. Как сказал Михайлик, это ещё семь вёрст отсюда. И там, кстати, тоже был ведун. Если он, конечно, не погиб, как в Гремячихе. Каким-то образом Михайлик чувствовал смерть собрата. Даже точно указал место, где тот её принял – въездная арка. Топоры тоже воткнул он, что ненадолго, но всё-таки задержало нежить. Однако в одиночку справиться не смог.

Смутное предчувствие холодком пробежало по спине. Стас взялся было сканировать пустырь за деревней, но кони уже выскочили за ворота. Вдруг они резко встали и, дико заржав, прянули назад. На пустыре, перекрыв дорогу, расхаживала стая косматых чудовищ, алчно поблёскивая глазами в сторону людей. Волколаки!

– Бесово племя! И как я их не учуял! – в сердцах выругался Михайлик.

Вот, значит, кто преследовал их от самого города.

Быстро спрыгнув с коня, Михайлик схватился за лук. Сгибая тугие плечи, стал натягивать тетиву. Оборотни медленно приближались. Наполовину звериные, наполовину человеческие тела выглядели гротескно. При самой первой скоротечной встрече Стас не обратил на это внимания. Сейчас в темноте тоже не мог рассмотреть, как следует. Но и того, что увидел, хватило. Более плоские, чем у настоящих волков, и более широкие морды. Вывернутые вперёд колени на задних лапах. Длинные, приспособленные для захвата пальцы с острыми когтями. Странно, что не напали сразу. Чуют ведуна?

– Зачем вы пришли? Здесь уже нет для вас пищи! – прокричал Пырёв без какой-либо надежды на ответ. Просто тянул время, чтобы дать Михайлику изготовиться к стрельбе.

Но те услышали. И, кажется, поняли. Звери остановились. Их глаза не просто блестели, а светились разумом. Из середины стаи раздалось рычание, странным образом перешедшее в различимую речь. Чья-то волчья глотка исторгала вполне понятные слова:

– Мы пришли к тебе, Хозяин!

От такого ответа опешил не только Пырёв, но и Михайлик. Даже лошади застыли, боясь шелохнуться. Кажется, сам воздух вокруг замер, стал гуще и холоднее, заставляя пар изо рта валить густыми клубами, а не редкой, быстро рассеивающейся дымкой.

– С каких это пор я стал вашим хозяином? – прохрипел удивлённый Стас.

– Когда пришёл в наш мир, – ответил всё тот же голос.

Замерший с луком в руке Михайлик недоумённо переводил взгляд со стаи на Пырёва и обратно, медленно вытягивая стрелу из тула. Не хватало ещё, чтобы решил целить в Стаса вместо того, чтоб отстреливать оборотней. Пора бы расставить все точки над «и».

– Когда я пришёл, то убил двоих ваших.

– Мы знаем. Они ошиблись. Не поняли, что ты Хозяин. Извини.

Вот заладили. Что им сказать? Так, если его считают хозяином, то должны слушаться. Может, просто послать их куда подальше? Уйдут, и дело с концом. Стас покосился на Михайлика. У того стрела уже на луке. Что сделает ведун, если оборотни послушаются?.. Ладно, хватит загадок!

– Мне всё равно, что вы там себе вообразили. Но знайте, что я ваш враг и буду с вами сражаться.

– Как скажешь, Хозяин.

Волколаки ринулись вперёд. Стас выхватил оба меча, пытаясь ногами заставить коня двигаться навстречу монстрам, но тот упирался, никак не желая сходить с места. Ладно, хоть не убегал. Мимо просвистела стрела. Потом ещё одна и ещё. Михайлик стрелял бегло, почти не целясь, но большинство пущенных стрел попадали в цель, оставляя на снегу неподвижные косматые тела. Стас вдруг понял, почему его конь стоит на месте. Волколаки тоже владеют магией, умением превращаться в зверей или людей. А ещё насылают жуткий страх, парализуюя жертву, чтобы та не сопротивлялась и не убегала.

Он засмеялся, сообразив, что может легко с этим бороться. Расширив Силу, мысленно накрыл себя вместе с конём воображаемой сферой и послал животное вперёд. Конь двинулся навстречу оборотням, приближавшимся в низком присяде. Те замешкались, потеряв контроль над животным. Но стрелы Михайлика, бившие по малоподвижным целям куда точнее, заставили волколаков поторопиться и продолжить бег. Первые оборотни набросились на коня, смело встретившего их грудью. Тут бы ему и конец, но волколаки попали под покров Силы. Что здесь началось!

Теряя своё волшебство, оборотни претерпевали обратную метаморфозу, снова превращаясь людей. Вернее, в их подобие, одетое в старое тряпьё и обросшее волосами. А что невооруженный человек, похожий на бомжа, может сделать коню? Да ничего. Скорее наоборот, конь легко покалечит или убьёт человека, что тот с успехом и проделывал. Стас непрерывно махал мечами, разя беззащитных людей-оборотней. Не встречая никаких препятствий кроме поднятых рук, железо беспощадно кромсало плечи, шеи и черепа. Рядом с изрубленными телами падали конечности, которые только что составляли с ними единое целое. Убивая последнего из стаи, Стас вдруг увидел в устремлённых на него глазах восхищение и преданность, помноженную на готовность умереть по первому слову. Фанатик, блин.

Развернув коня, окинул взглядом поле боя. Вокруг валялось десятка два искалеченных трупов «бомжей». В небольшом отдалении ещё с десяток зверей, нашпигованных стрелами. До Михайлика никто из нападавших не добрался. Ведун стоял на том же месте, держа лук на изготовку. Хмуро глядел на Стаса. Словно решал, стоит ли оставлять в живых этого непонятного чужеземца из никому не известных краёв или всадить в него пяток-другой стрел для верности. Эти сомнения отчётливо читались на его лице.

Пырёв усмехнулся. Оставаясь там, где зарубил последнего оборотня, спокойно вложил мечи в ножны. Михайлик насупился ещё сильнее. Дёрнув головой, быстро подошёл к своему коню. Вставив лук в налучье, вынул из седельной сумки два мешка. Один кинул Стасу под ноги. Развязав свой, стал доставать из него короткие деревянные колья.

– Чего стоишь, как истукан? – зло прикрикнул на Пырёва. – Повертай мертвяков навзничь, бери колья и вгоняй промеж плеч. Не то в землю уйдут, а оттуда опосля упырями явятся.

Он подбежал к ближайшему трупу, перевернул в снег лицом и с размаху вонзил кол между лопаток. Уже давно, казалось бы, мёртвый, истёкший кровью человек дёрнулся, зашипел, затрясся в конвульсиях. Но почти сразу затих, снова став обычным покойником. Спешившись, Пырёв последовал примеру наставника. Теперь и под его руками задёргались быстро стынущие на холоде тела. Такую процедуру провели со всеми зарубленными волколаками, принявшими человеческий вид. Оборотней в зверином обличье Михайлик велел не трогать, сказав, что с тех достаточно и его стрел. Действительно, они оказались гораздо холоднее, не смотря на густую волчью шерсть. Это Пырёв понял, когда помогал стаскивать трупы в костёр, собранный на скорую руку из воротных створок и прочего подобранного хлама. Михайлик настоял на том, что тела необходимо сжечь.

Надо, так надо. Подождали, пока огонь разгорится, чтобы уж точно сам не погас, и быстро поскакали к Блошиному Броду, навёрстывая упущенное время.

Первые пару вёрст Михайлик хранил молчание. В конце концов не выдержал и задал мучивший его вопрос:

– И скажи на милость, почему это волколаки тебя Хозяином называли?

– Сам не знаю. Моё отношение к ним ты видел.

– Да уж, не похож ты на рачительного хозяина, лелеющего своё стадо. А что это за сказ о твоём приходе в наш мир и убийстве двух оборотней?

Меньше всего хотелось откровенничать на эту тему. Легенда о Детях Велеса легко могла сделать землян козлами отпущения, виновниками всех бед. Но ложь, пусть даже вынужденная, грозили куда более плохими последствиями. К тому же ведуны стали практически побратимами по оружию. Было бы жаль потерять доверие этих замечательных людей. Из двух зол выбирают меньшее. Как ни крути, надо говорить правду. Ох, и наслушается же от Башки, когда тот узнает, что Пырёв «раскололся». Выложил всю подноготную аборигену.

Ну и что? О ней знают уже минимум трое, не говоря о нежити, которая, кажется, поголовно информирована. Шило в мешке не утаишь. Тем более от ведуна.

Подуставшие кони пошли медленнее. Для Пырёва это стало поводом начать рассказ. А начал он с описания Вселенной теми образами, какими рисовал её волхв Всегляд. Особенностями строения Мирового Древа Михайлик не впечатлился. Для него в этом нет ничего экстраординарного. А вот по поводу всего прочего…

– Велесовы Дети?! Да ты… Да какого рожна ты раньше-то… О, боги! – Ведун импульсивно размахивал руками, из-за чего сильно раскачивался, рискуя вывалиться из седла. От его негодующего крика с веток ближайших деревьев осыпались шапки снега, а нежить, наверняка, разбежалась в страхе, попрятавшись по норам и берлогам. – Вся эта кутерьма с нечистой силой вокруг, может статься, только из-за вас!

– Подожди. Вы с Кузьмой говорили, что такое происходит каждую зиму. С наступлением ночи всегда пробуждается и бродит войско тьмы.

– Но не столь великое, как теперь. Волколаки, берендеи и упыри – все они воинство Велеса. Чуют вас, его посланников, и рыскают вокруг, ища встречи. Да ежели вы их объедините и возглавите, представляешь, что начнётся? Жизнь будет кончена! Мы ломаем головы, не понимаем, почему… А ответ вот он, спокойнёхонько едет рядом со мной. И всегда под боком был. Тьфу! Черняк вас забери.

– Ну, знаешь, я к вам не напрашивался. Моим мнением как-то забыли поинтересоваться. И единственное желание у меня – это быстрее вернуться в свой мир.

– Ага, делать Велесу неча, соплю всяку спрашивать, хочет ли она исполнить волю бога.

– Лучше бы не ёрничал, а помог. Языками болтать все мастаки.

Пропыхтев нечто нечленораздельное, ведун с возмущённым видом замолк. Часть пути проехали в тишине, нарушаемой только хрустом снега под копытами лошадей.

– Кощей, он, конечно, чародей знатный, – наконец успокоившись, задумчиво протянул Михайлик. – Частенько шалил раньше, никакого сладу с ним не было. Сейчас потише стал. Давненько не слыхивал о нём. Лучше Кощея, пожалуй, никто и не ведает о путях Велеса. Ежели кто и подсобит вам вернуться, так только он.

Ведун в упор уставился на ехавшего рядом Стаса. Его взгляд выражал одновременно и большую тревогу, и надежду, и даже некую мольбу. Упавшим голосом продолжил:

– Убираться вам надобно отсюда куда подальше, вот что. Скорее Кощея отыщите, не то нежить всех в округе порешит.

– Я бы и рад, – Стас грустно улыбнулся. – Только дорогу к нему знает один Юнос. А поведёт он нас, когда справится с кочевниками. Через них-то и пролегает путь к Кощею.

Тяжко вздохнув, Михайлик сокрушённо покачал головой:

– Как бы поздно не оказалось. Да уберегут нас боги от такой напасти.

Дорога вильнула в обход небольшого пригорка, поросшего жидким леском. За ним неожиданно открылся вид на обнесённое частоколом село. Там ещё теплилась жизнь. По всей стене через равные промежутки горели факелы. Ворота, как и полагается, заперты.

Слабые надежды на то, что нечисть сюда не добралась, развеялись, когда за всадниками отовсюду из лесных зарослей стали выбегать косматые волколаки. Толпа преследователей непрерывно росла и накатывала сзади, превращаясь в набиравшую мощь серую волну. Кони, чуя опасность, несли во весь опор. Дистанция пока не сокращалась. Нечисть то ли не желала нападать на Стаса, то ли хотела с ходу ворваться в село на плечах людей, когда перед теми откроют ворота.

Впереди появилась ещё одна довольно крупная стая, отрезав путь к деревне. Пырёв поспешно раздвинул границы Силы, успокаивая запаниковавших было коней. Не сбавляя скорости, они продолжали мчаться к спасительным воротам прямо на скаливших зубы волколаков. «Может, и пробьёмся с налету», – подумал Стас в надежде, что лошади сами легко раскидают оборотней, теряющих звериное обличье.

– Убавь Силу! – послышался крик ведуна. – Мешаешь мне. Я не могу ворожить!

Сжав поле вокруг себя, Стас всё же оставил небольшой отросток. Зацепил им голову коня Михайлика, как бы ведя за собой, чтобы на животное не действовали вредные чары.

В руке ведуна появился меч. Клинок засиял так ярко, словно отполированными до зеркального блеска гранями отражал непонятно где взявшиеся солнечные лучи. Светящийся меч разогнал царившую вокруг тьму, четко очертив фигуру своего носителя. Вот оно, волшебное оружие ведуна в действии. Самый настоящий воин-джедай из «Звёздных войн».

Стая, преградившая путь, приближалась. Впечатлённый грозным видом Михайлика, Стас выхватил один из своих мечей, воздел его к небу и заорал, что есть мочи:

– А ну, прочь с дороги, псы!

Удивительно, но «псы» послушались. Перестав скалиться, вдруг поджали хвосты и бросились врассыпную. Убежать успели не все. Кто-то, задетый Силой Пырёва, превратился в человека и угодил под копыта. Ещё двоих лихо срезал Михайлик, оставив лишь горстку пепла. Да и тот мгновенно развеялся воздушным вихрем, который создали нёсшиеся со скоростью локомотива кони. «Правда, что ли, джедай?» – успел подумать Стас, проскакивая в распахнутые ворота. Едва миновали арку, створки с грохотом сошлись за спинами.

Несколько человек, подгоняя друг друга нетерпеливыми выкриками, торопливо вдели массивный брус в торчавшие с внутренней стороны скобы. Как только справились и отошли, ворота вдруг сильно качнуло. Снаружи донеслись многочисленные гулкие удары. Похоже, волна лохматых тел с небольшим запозданием достигла ворот. Их напор был чудовищным. Створки жалобно скрипели, шатались, но пока выдерживали.

Стрельцы на стене без устали пускали вниз стрелы. У всех скупые, уверенные движения. Дело, видать, вполне привычное. Каждый выстрел – в цель. Иначе бы из-за стены не раздавались такие вопли. Между стрельцами копейщики. Колют чересчур прыткую нежить, не давая забираться наверх. На площадке перед воротами кучка мужиков, вооружённых чем попало, начиная с топоров и вил, заканчивая ножами да косами. Этих собрали, как видно, на случай прорыва. Довольно грамотно. Чувствуется, что здесь поработал умелый командир. Особенно учитывая, как ловко проведён манёвр по отсечению преследователей.

А вот, судя по всему, и сам командующий. Дородный дядька, одетый в поблёскивающую из-под тёплого плаща кольчугу. Его сопровождают ещё двое таких же закованных в металл бойцов. Троица широким шагом приблизилась к прибывшим.

– Михай! – радостно воскликнул командир и, не сбавляя ход, врезался грудью в Михайлика, схватив его огромными ручищами. – И Упырь с тобой!

Теперь сильные руки сгребли Стаса, уткнув лицом в плечо, покрытое пропахшей гарью вотолой. Помнится, он встречал этого ведуна в доме Кузьмы ещё до отъезда в село. Звали его Тихомиром, что, по мнению Стаса никак не соответствовало такой неугомонной, шумной и не в меру общительной натуре. При Тихоне даже самые шкодливые домашние духи вели себя смирно, не в силах соперничать с этим ходячим полтергейстом. Когда он уехал, всем долго казалось, что тишина в доме царит прямо-таки звенящая. А вот привычку звать Пырёва столь незаурядным прозвищем он перенял у Кузьмы. Нравилось оно ему своей экстравагантностью. Говоря Стасу «Упырь», он получал какое-то особое лексическое наслаждение, поэтому старался делать это как можно чаще. Так с лёгкой руки упрямого Кузьмы и говорливого Тихомира все ведуны, перебывавшие в дружинном доме, знали Стаса именно под этой кличкой.

Двое латников, что были с Тихоном, тоже оказались знакомыми. Ведуны, которых перед зимой расквартировали по соседним сёлам. Блошиный Брод самое большое из них и наиболее укреплённое. Сюда, как выяснилось, эвакуировали жителей практически всех прилегающих деревень, когда нашествие нежити стало грозить их уничтожением. В одиночку ни один ведун не справился бы с такой напастью. К защите поселений пришлось привлекать местных жителей. Общими усилиями получилось более успешно противостоять нежити. Но её напор всё не ослабевал. Число штурмующих постоянно росло, сколько бы их ни убивали, что даже оптимистичного Тихомира заставляло думать о скором поражении.

– Представляешь, Михай, сколь трупов по весне придётся откапывать в округе, чтобы колья вогнать. Эдак мы всё лето тут проведём, – грустно шутил Тихон, после чего негромко добавлял: – Ежели, конечно, дожить дадут до лета. А то и вовсе некому будет копать-то.

Ведуны рассказали, что по прибытию в закреплённые за каждым из них сёла поначалу не испытывали никаких трудностей. Население приняло радушно. Мелкие вылазки нежити удавалось легко отражать, не прибегая к помощи селян. Всё шло как обычно. Однако с каждым днём нечистой силы становилось всё больше. Кроме безмозглой скотины, с потерей которой всегда приходилось мириться, начали гибнуть люди.

А потом пошли беженцы из отдалённых деревень, приносившие известия одно страшнее другого. Рассказывали, что бывшие у них на постое ведуны в большинстве своём погибли, а сёла разорены. Крестьяне бросали скарб, спасаясь бегством, переходя от деревни к деревне. Но и там появлялась нечисть, не давая людям покоя. Нигде от неё спасу нет.

Так вот и вышло, что в Блошином Броде собрались жители трёх близлежащих сёл и несколько беженцев из более дальних земель, объединённые общей бедой. И здесь, возглавляемые Тихомиром и ещё двумя уцелевшими ведунами, вели непрерывную борьбу за выживание. Только благодаря таким совместным действиям, требовавшим неимоверного напряжения сил от всех без исключения людей, деревне пока удавалось сдерживать волколаков. Но быстро заканчивалось продовольствие, которое запасали на зиму, не рассчитывая кормить такое огромное количество беглецов и пришедших с ними домочадцев. По всему выходило, что до весны деревне не выстоять. Все прекрасно это понимали, и всё же продолжали бороться.

Поражало спокойное отношение людей к этому. Знают ведь, что обречены, но с упрямой неистовостью сопротивляются неминуемому концу. Попади кто другой в столь безвыходную ситуацию, давно бы руки опустил. Эти же мужики, женщины и даже дети настолько любят свою жизнь, что готовы за неё цепляться зубами. Дать решительный отпор любому, кто попробует отнять у них этот божий дар.

Между тем, удары в ворота не стихали. Снаружи доносилась целая какофония, где слились воедино царапание, треск дерева, скрежет, рычание, вой и множество других звуков, не поддающихся никакой идентификации. Шум нарастал, несмотря на непрерывно сыпавшиеся на головы атакующих стрелы, сулицы и мёртвые тела их же сородичей.

Запирающий брус на створках прогнулся и опасно трещал.

– Вот гады, не дадут поговорить, – Тихон извлек из ножен меч и стал взбираться на стену.

За ним последовали оба ведуна.

– Давай-ка и мы поднимемся, – кивнул Михайлик.

Пырёв уже убедился, что ведуны обладают мощной магической силой, берущей начало в энергии солнца, и видел её в действии. Но даже не представлял, что несколько собранных вместе ведунов могут быть самым настоящим оружием массового поражения.

Тихомир стоял над вратами, направив меч на мешанину серых тел внизу. Два его помощника замерли по бокам в той же позе. Лезвия трёх мечей одновременно вспыхнули. Засияли так, что буквально слепили глаза. Золотистый свет струился по клинкам, срывался и падал вниз, прожигая в однородной звериной массе путь к земле. Там он стал скапливаться в лужу, которая начала медленно раздаваться вширь. Попавшие в этот волшебный свет волколаки просто исчезали, рассыпаясь в прах, как при вспышке ядерного взрыва. Увидев опасность, ближайшие оборотни пятились, но сзади на них напирали новые силы тёмного воинства. Ещё один испарившийся передний ряд заставлял тормозить следующий, потом следующий и так дальше. В итоге до оборотней дошло, что творится нечто ужасное, и всё войско сначала замерло в недоумении, потеряв ещё пару рядов, а затем разом хлынуло назад. Однако это больше походило на вынужденное отступление, чем на паническое бегство. Понеся ещё кое-какие незначительные для такой орды потери, оборотни сумели уровнять скорость отхода со скоростью роста светового пятна. А та, наоборот, стала замедляться. Было видно, что ведуны выдохлись. С клинков уже не струится сияние, а созданное пятно света остановило свой рост и гаснет, как раскалённый металл, извлечённый из горна и медленно остывающий.

Войско нежити стояло на месте, выжидая, когда свет исчезнет совсем. Там, где он согрел землю, растопив снег, обманутая магией ведунов природа пустила ростки зелёной травы, теперь умирающей на вновь усиливающемся холоде. В довершение всего её принялись вытаптывать сотни лап волколаков, ринувшихся в новое наступление.

Крепко сжимая оружие, Тихон и его ведуны готовились встретить врага. Своими чарами они истребили многих, но далеко не всех. Ещё на один такой подвиг их вряд ли хватит. Обнажил оружие и Стас. То же самое сделал Михайлик, но пока не спешил вызывать в клинке огонь. Шепнул Стасу:

– Попробуй-ка послать Силу вниз. Шире и как можно дальше.

Нашёлся умник. Пырёв и сам собирался это сделать и уже начал. Направил Силу от себя расширяющимся раструбом, стараясь не задеть ведунов… Чёрт, не смог сдержать границы одновременно с двух сторон. Всю стену накрыл вместе с её защитниками. Ничего, переживут. Им разве только лёгкое недомогание грозит. А вот оборотням…

Произведённый эффект впечатлял. Правда, Стас уже дважды испробовал Силу, но в те разы волколаков было не так много. К тому же происходило всё в пылу схватки, не оставляя времени для наблюдений и анализа. Теперь же, смотря на происходящее со стороны, Стас обратил внимание, как принужденные обратиться в людей оборотни корчатся от боли, вызванной резким переходом из одной ипостаси в другую, слабеют и становятся неповоротливыми. Первые обращённые замедляются, падают. О них начинают запинаться задние, падая уже на передних и образуя беспорядочно копошащийся на земле клубок из человеческих тел. Грозное лохматое войско, перешагнувшее невидимую границу Силы, превращалось в жалкую армию бомжей, беспомощно барахтавшихся перед запертыми воротами. Такая картина вызвала дружный смех защитников Блошиного Брода. Под их гогот и улюлюканье человеко-звери медленно поднимались на ноги, злобно зыркая красными огоньками глаз на освещённую факелами стену. В человеческом теле многое им было недоступно. Не было присущих волкам реакции, ловкости, силы и звериного чутья. Плюс полное отсутствие оружия – когтей и зубов.

Атака захлебнулась. Половина войска нежити стояла в обличье людей, другая половина, вовремя остановившая движение, неуверенно металась позади. И те, и другие пребывали в полной растерянности, чего не скажешь о хохотавших на стене селянах. От смеха никто из них не выпустил ни одной стрелы во врага.

Ведунам всеобщее веселье не передалось. Они сразу поняли, откуда ветер дует. Не только волколаки, но и ведуны, попав под Силу Стаса, лишились магии. Стрельцы тоже немало удивились бы, начни стрелять, видя, что не попадают в цель. Ведь и они пользовались магией, но своей, профессиональной. Окажись, допустим, здесь за работой какой-нибудь мастер, он бы непременно допустил брак, чего отродясь не бывало. Ведь и его бы лишили волшебного дара. Не навсегда, на время, но всё же…

Потому Тихон и не улыбался. Лишь спросил:

– И что дальше?

Последнее время Стаса начала забавлять такая реакция ведунов на его способности. Ему даже нравилось видеть их растерянность, когда вдруг понимают, что не могут воспользоваться своей волшебной силой. Будет ещё много вопросов, но теперь есть Михайлик, которому известно всё. Он пускай и отдувается. Не повторять же свою историю всем встречным и поперечным неизвестно сколько раз. Вложив мечи в ножны, Стас набрал полную грудь воздуха и на выдохе прокричал:

– Пошли во-о-он!

Крик получился на славу. Подхваченный эхом, он возвращался снова и снова, повторенный несколько раз. Под конец уже и не человеческий голос вовсе, а какое-то звериное рычание разносилось по воздуху: «ОН! ОН!». Даже хохотавшие люди вдруг замолкли, слушая повторяющиеся звуки. Через мгновение вся замершая внизу нежить пришла в движение. Волколаки дружно развернулись и, поскрипывая снегом, неторопливо стали удаляться. В гробовой тишине люди смотрели им вслед, пока последний оборотень не исчез в сгустившейся темноте, за пределами освещаемого пространства.

– Так и есть, они тебя слушаются! – воскликнул Михайлик. – Хотел убедиться случайно ты их с дороги шуганул, али нет.

Тихомир издал облегчённый вздох, когда Пырёв сжал Силу. Убрав меч, посмотрел на невозмутимого Стаса. Потом перевёл взгляд на Михайлика, чья хитрая полуулыбка говорила, что он посвящён в некую тайну, известную только ему.

– Кажись, нам надо поговорить, – с подозрением в голосе произнёс Тихомир. – А ну, пошли.

Он спустился со стены и повёл всех к ближайшей избе. Оно и верно, ведуна обычно селят вблизи ворот.