Глава 3

За сессией оглянуться не успел, а лето уже началось и цвело вокруг буйным цветом, вторая половина июня даже солнышком порадовала.

Наблюдая за безобразной дракой Митьки и Бориса, никак не мог определиться, за кого болеть. Радовало, что сцепились эти двое не в доме, а на берегу, но это был, пожалуй, единственный положительный момент. А! Нет! Из-за особенностей гасителя брат перейти на магию не мог, хотя уже пару раз пытался, так что разногласия они решали исключительно кулаками, и это тоже было плюсом.

– Это что? – спросил из-за спины Иван.

– Драка, – меланхолично ответил я.

– Э-э-э… А с кем Борис дерется?

– Что за шум, а драки… есть? – раздался вопрос подошедшего Алексея, чей медовый месяц наконец-то закончился.

– Битва века. Черный против Васильева, – все так же отрешенно отозвался я.

– Вмешаться не хочешь?

– На чьей стороне? – спросил родичей.

– Хм… А из-за чего дерутся?

– Лариса Морозова, за которой уже два года ухаживает наш гаситель, оказалась обещанной невестой моего брата. Вы все еще хотите, чтобы я встрял?

– Н-да… Ставлю червонец на пэгэбэшника! – Шаман плюхнулся рядом на мое любимое бревно.

– Отвечаю! Наш Борька не хуже! – справа приземлился Метла. Стало ощутимо недоставать попкорна.

– Да кто ж так бьет! Тебя же учили! – заорал пилот, приметив неловкий удар Митяя.

– Борис! Мы с тобой! – оглушил Иван.

– Дурдом! – прокомментировал я.

А на песке события подошли к закономерной развязке: то ли Лехин выкрик помог, то ли брат сам сообразил, но он взял Черного на болевой, отчего гаситель согнулся буквой «зю» и полностью утратил контроль. В результате оба свалились без сил на землю. Ничья.

Так, как мы пили в те три дня, пока Митька гостил у меня, я не пил никогда. За встречу. За мировую Дмитрия с Борисом. За прекрасных дам. За доступных дам. За недоступных дам. За родителей. За здоровье императора. За здоровье императорской семьи, всей сразу и по отдельности. За тех, кто в море. За тех, кто «в поле». За тех, кто «за речкой». На выходные, ни капли не протрезвев, отправились в Москву, а в самолете пили за пилотов, стюардесс и весь аэрофлот. Напугав отчима, ввалились к маме и… резко успокоились. Бочком-бочком Борис Черный, сачковавший в этом алкогольном марафоне, испарился из прихожей большаковской квартиры, пообещав отзвониться от отца, а мы рухнули на пол в гостевой комнате и просто вырубились.

Очнулся от того, что по мне ходил слон. Маленький, но очень конкретный и целеустремленный. В сочетании с дятлом в моей голове выходил некоторый перебор фауны, поэтому попытался столкнуть с себя животное, на что дятел ответил особо сильной дробью, а слон – возмущенным писком. При открытии глаз – почти подвиг в моем состоянии! – слон приобрел черты крохотной девочки в зеленую крапинку. С криво нарисованным зеленым цветочком на лбу. Цветочек меня добил. Это однозначно горячечный глюк!

Васин, я тебя поздравляю! К тебе даже приличные зеленые черти прийти не смогли! Сэкономили на краске и послали фею! Цветочную!

Попытался прогнать по себе стандартную волну жизни – получил пшик. Дятел, свивший гнездо внутри черепа, не давал сосредоточиться даже на таком простейшем действии. Меньше пить надо! Глюк тем временем с упорством, достойным верного последователя доктора Менгеле, попытался выковырять из меня глаза для дальнейшего изучения. Мне мои глаза были дороги как память, поэтому строго шлепнул по пятнистой ручке. «Цветочная фея» расплакалась, потеряла равновесие и упала на рядом лежавшего Митьку. Ничего не соображая спросонья, брат подскочил, стряхивая ребенка с себя. Я едва успел подхватить.

На шум в комнату прискакала мама и отобрала у меня девочку:

– Стаська! Как ты сюда забралась?

Орущая годовалая сестра (а я наконец-то понял, кто по нам топтался) ничего ей, ясное дело, не ответила. Ну не считать же за ответ вопли, принесшие второе дыхание моей персональной дереводробилке, о которой я опрометчиво забыл. Рядом застонал им в тон Митька.

– Красавцы! Алкоголики и пьяницы, а еще графы! Это ж сколько надо было надираться, чтобы в таком виде к матери явиться? Вымахали два лося, а ума не набрались! Вы, ваши светлости, последние мозги еще не пропили?

Мама – святая женщина! Разнос на тему недостойного поведения двух отдельно взятых аристократов она закатила только после того, как привела нас в нормальное состояние. Особую радость нам с Митькой доставило наличие в доме сразу нескольких санузлов, потому что битву за сортир мы бы оба с позором проиграли.

Как выяснилось за завтраком (скорее, обедом по времени), Ефим, не зная, как себя вести в обществе целых двух нетрезвых графьев (а свои синие звезды нацепить мы не постеснялись – надо же перед людьми похвастаться!), которые формально не приходились ему никем, трусливо смылся на службу, оставив нас на растерзание разгневанной жене. Разумный человек: он мог сколько угодно нас не любить, но прекрасно знал, кому обязан восстановлением источника и новой карьерой. И хоть ему наверняка хотелось построить нас не хуже своих курсантов и отвесить профилактических подзатыльников – реально оценивал последствия подобного поступка. Пусть Митька не мог отстегивать матери того содержания, что выделял я, – а пока она не работала, эти средства были весьма актуальны, – зато был любимцем Милославского и имел в перспективе головокружительную карьеру. Я же в глазах отчима, вероятно, слыл вообще непонятно кем – мне благоволили и глава ПГБ, и сам император! О случившейся со мной временной опале Большаков был не в курсе, да и знай он – вряд ли это что-то изменило бы. Для справки: если дворянское звание тут можно было банально купить, пусть и за громадные деньги, то последний графский титул был присвоен около пятнадцати лет назад первому космонавту! Второго и последующих уже так не отмечали. Оцените, в какой я компании!

Наговорившись с мамой, поиграв с сестрой и близняшками, скупив ассортимент ближайших магазинов на подарки, за ужином мы порадовали отчима предстоящим назавтра отъездом: Митьке пора было на практику, а я из-за гулянки запустил дела.

– Теперь станем видеться чаще, – обрадовал маму брат. – Я до Рождества, скорее всего, в Москве буду.

Ефим вскинулся:

– Кхм… В академии теперь изменился порядок обучения?

– Нет, конечно, – успокоил его Митька. – Нас всех старше третьего курса на усиление забирают. Теперь это уже не секрет: в ноябре будет свадьба великой княжны Ольги. Венчание в Кремлевском соборе пройдет, так что осенью ждите наплыва высокородных гостей.

– А почему в ноябре? – заинтересовалась мать. – Почему не летом?

– Ты у кого спрашиваешь? Спроси у него, – кивнул на меня Митяй. – Он же у нас в столичном обществе вращается! Я знаю не больше обычного курсанта.

Мать перевела внимание на меня. Ответ на вопрос я знал – за месяц с последних событий кандидатура фаворита в гонках женихов окончательно определилась. Несмотря на временное отлучение от двора, новости оттуда я получал исправно, да и опала моя, скажем так, была очень условной. Официально – за нарушение регламента, я не должен был предлагать себя великой княжне в кавалеры – рылом не вышел, настоящую же причину знали только два человека. К тому же явившийся ко мне на дом Антон Кугурин – помощник Милославского, дал ясно понять, что это только до Дня империи, чтоб под ногами не путался. За артефакт, точнее за целую партию и клятву под блокировку не выпускать их на продажу, заплатили по-царски: помимо денег мне сдали в аренду на девяносто девять лет соседний с моим остров за символическую плату в одну тысячу рублей ежегодно. Круглые глаза Кирилла Александровича при виде этого договора стоило бы заснять для потомков, жаль, момент уже упущен. Похоже, мысль, что я внебрачный сынок императора, мелькнула и у него.

– У жениха – Родиона Ивановича Шувалова – только осенью траур по отцу истекает. Потом посты разные начинаются, потом Рождество. Потом опять посты. Можно свадьбу втиснуть, но вроде как не комильфо. А до следующего лета откладывать не стали, – отчитался я.

– Вот и славно! Ольга Константиновна в самой поре. Давно ожидали.

– Объявлено на Дне империи будет, но все, кому интересно, уже знают – шила в мешке не утаить, – добавил брат. – Так что, мам, шей платья!

– Куда мне! Там весь цвет империи соберется! – тепло улыбнулась мать, а Большаков завистливо покосился на нас.

– Приглашения я вам пришлю, – решил я подсластить пилюлю отчиму. – Мне по рангу полагается, но меня, скорее всего, Берген как помощника возьмет. Не пропадать же добру!

Искренняя радость матери была мне наградой. Так же как и неявная признательность отчима – ему места в соборе не светили никаким боком. Под это дело общение у нас пошло легче – Ефима уже не воротило от нашего присутствия, так что наутро мы попрощались с ним вполне ласково. Он по-прежнему нас не слишком выносил, но терпеть столь полезных людей ему было проще.

Ветрянка, тупейшая, банальнейшая ветрянка!!! Которой одаренные не болеют по определению! И не важно, сколько у тебя УЕ, – даже единица обычно не даст заразиться, если уже есть источник! Но в тот момент, когда мы с Митькой валялись в гостевой комнате у матери, мы ничем не отличались от обычных людей, так что умудрились подхватить ее от сестры, чей дар еще даже не начал формироваться. И иммунитета у нас к ней не было – до трех лет мы жили в очень замкнутом мирке дедовой усадьбы и контактов с другими детьми не поддерживали, а потом просто не могли заразиться. Точнее, я-то мог за те полгода, что был без источника, но пронесло.

Если кто болел ветрянкой во взрослом возрасте, меня поймет. Высокая температура, полная недееспособность и все сопутствующие явления. В себя пришел я только на четвертый день, весь украшенный шрамами от язв. А залечив их, почти сразу остался в гордом одиночестве: сначала свалился не переболевший в детстве Борис, а следом за ним – Ван и Ли. И если китайцы перенесли все относительно легко, повалявшись денек с температурой, то Борис, впав в забытье, чуть не отправил меня повторно на тот свет.

– Как ты?

Не знаю, что подумал обо мне Черный, очнувшись в собачьем вольере, но фонить и подрастать мои запасы метеоритного железа теперь вряд ли будут – превратились в мертвый металл. Гаситель высосал из них живую силу досуха. Не жалко! Добуду еще, благо известно где и как.

– Пить, – прошептал Борис обветренными губами.

– Сейчас-сейчас, – устало отозвался я. Но ни дойти до дома, ни даже покричать сил не было – два дня рядом с Борькой вымотали меня вконец. Недолго думая напоил друга из собачьей миски. Бобик, который мало того, что немало пострадал, попав под гашение, так еще и временно стал бездомным, тоскливым взглядом проводил последнюю собственность.

Вспомнив, что сам же строго-настрого запретил кому-то приближаться к нам до моего сигнала, все же нашел в себе силы проорать, чтобы нас отсюда забрали. В здравом уме я сам не понимал, как затащил гасителя внутрь. Почему-то помнилось только, как просовывал его сквозь собачий лаз, а кто-то помогал вопреки моим посылам. И так и не нашел ответа ни тогда, ни после: почему нельзя было сделать это через нормальную калитку? Списал на помутнение рассудка от истощения и зубной боли, которая шла в нагрузку к Бориной потере контроля.

Проснулся от запаха Наташкиных сырников и ласкового поглаживания по опять отросшей шевелюре.

– Мм… Нат, еще полчасика…

И почти тут же резво подскочил.

Наташка, вернее, Гавриленкова Наталья Сергеевна, после родов приобрела чуть излишнюю, хотя пока еще приятную для мужского глаза округлость и гладкость и немного разнилась с сохранившимся в моей памяти образом, но была по-прежнему хороша. Зато эти мелкие отличия моментально убедили меня, что это не сон и не бред, а моя подруга собственной персоной. В Питере. У меня. В спальне. Интересно!

– Что ты здесь делаешь? – Ничего умнее у меня не родилось.

– Вставай, ты уже, говорят, вторые сутки дрыхнешь. Борис почти поправился. Ли и Ван шустрят по дому, – выдала Наталья ответы на незаданные вопросы. – Они меня впустили. Ван таким колобком стал! – улыбнулась она.

На ее улыбку так и тянуло улыбнуться в ответ. Вот только между мной сегодняшним и мной трехгодичной давности лежала широченная пропасть.

– Что. Ты. Здесь. Делаешь?! – чеканя слова, переспросил я.

– Объясню. Я обязательно все объясню. Ты только встань и позавтракай сначала. – Улыбка стала очень грустной, а сама вдова испарилась из комнаты.

Пришлось вставать и ковылять вниз.

Мои домочадцы выглядели смешно. Ван, исправно кормивший все эти годы нашу ораву и растолстевший до размеров среднего Карабаса-Барабаса, напоминал пятнистый шарик. Ли, которому никакая еда не шла впрок, тоже щеголял окраской ягуара-мутанта. Борис пока еще отлеживался у себя в комнате, тяжелее всех перенеся детскую вроде бы болезнь.

– Какое сегодня число? – усаживаясь за стол, спросил я.

– Восьмое июля, – ответила мне Наталья, устраиваясь напротив.

– Ни… себе!

– А ругаться нехорошо! – отчитал меня вошедший в столовую мальчик-дылда, в котором с трудом узнал сына Гавриленкова от первого брака.

– Саня! Не лезь к его светлости, дай ему спокойно поесть! – быстренько заткнула его Наталья. – И садись сам уже! Приятного аппетита!

Сожрав все, до чего дотягивались руки, я завистливо начал коситься на тарелки сотрапезников, вынуждая их энергичнее работать челюстями. Организм после почти недельной голодовки требовал еще еды. Сердобольная Наташка уже хотела было поделиться со мной своей порцией, но я сумел отказаться, еще не хватало заворот кишок словить для полного счастья. Источник источником, но и он не всесилен.

После завтрака снова начало клонить в сон, но сперва требовалось разобраться с гостями. Устроился в кабинете, дожидаясь, пока подруга покормит еще и мелкого. В первый момент, увидев малыша, оторопел: не всегда можно сказать, на кого ребенок похож, но этому отчество «Григорьевич» явно подошло бы гораздо больше записанного в его метрике «Иванович». Ну да бог его матери судья! Иван Иванович уж точно не был слепым, а раз его этот факт не волновал, то почему должен волновать меня?

– Извини, что так нагрянула, – сказала Наталья, присев на уголок дивана. – Я не знала, что ты болеешь. Одаренные разве болеют?

– Болеют. Редко, но болеют. Источник не панацея. И вы все теперь рискуете заразиться.

– Ветрянкой? Нет, мы уже переболели ею. – Она немного поерзала, прежде чем перейти к делу. – Егор, мне нужна помощь.

– Выкладывай. – Я вздохнул, отгоняя мысль о подушке.

– Я немного объясню сначала… – издалека начала Наталья. – Помнишь, ты тогда в сердцах упрекнул, что мне только курятник побольше нужен был? С позолоченными насестами, – усмехнулась она моему давнему высказыванию. Надо же, запомнила! А я уже и забыл, что тогда в запале ей наговорил. – Так и есть! И когда он у меня появился… Ты пошел дальше, а я струсила. Испугалась все потерять. Да и о дворцах я не мечтала. Нет, вру, мечтала, но как-то так, несерьезно. Иван Иванович… Ваня… я ведь не любила его, когда замуж выходила, сам знаешь, кто на душе был… – Слова ей давались тяжело – горло перехватывало, пришлось встать и налить воды.

Попив, Наталья немного успокоилась и смогла продолжить:

– Жили мы хорошо, тут ничего не скажешь. Иван разве что на руках меня не носил. Я даже сына в его честь назвала, чтобы еще один Иван Иванович был! Он так радовался… – И все-таки она разрыдалась.

Сел рядом, обнял. Сколько раз себе это представлял, сколько фантазировал, а тут понял, что утешаю эту женщину как всего лишь знакомую. Хорошую, близкую и даже дорогую, но все, что я к ней испытывал, осталось в прошлом.

– Гавриленков знал? – решился я уточнить.

– С самого начала. – Наталья сразу поняла, о чем вопрос. – У него не могло быть детей, он сам мне признался.

– Подожди, а Саша?..

– Приемный. Они с женой его усыновили, это его первой супруги какой-то дальний родственник сиротой остался.

– Не знал…

– Никто не знал, кроме родни его жены! – с ненавистью воскликнула она, моментально перестав плакать. Ого! Похоже, там те еще драмы без меня разворачивались! – Когда мальчик осиротел – никто его себе брать не хотел! Иван рассказывал, что и сами они тогда не в достатке жили, богатеть он позже начал, но пожалел Санечку, не бросил! Даже когда жена его умерла, как родного воспитывал!

– Я помню. И ни разу мысли не возникло, что он не родной, от тебя сегодня первый раз услышал. Гавриленков его любил, это видно было.

– Ванечку он тоже любил. Мы… – опять полились слезы, – мы правда нормально жили! Ссорились, конечно, всякое бывало… и Саня меня не сразу принял, потом только оттаял, когда Ваня-маленький появился. Потом у него переходный возраст начался, знаешь же, наверно, какие дети в это время бывают. Это ты у меня золотым был. – Она так крепко прижала мою голову, что пришлось даже воспротивиться.

– Наташ, все это хорошо, точнее, ничего хорошего… блин, ты поняла! – вырвался я из ее объятий. – Я соболезную твоему горю! Гавриленкову, как бы я на него в свое время ни злился, смерти я не желал. Тебе такой беды – тоже. Но я так и не понял, почему ты здесь, а не в Москве вступаешь в наследство.

– Извини, долгое вступление, сейчас доберусь. Я просто хотела, чтоб ты понял, это важно! Я… я не любила Ивана, но меня все устраивало. Мне с ним было надежно. Это был самый лучший для меня курятник! Идеал курятника! – с горькой экспрессией произнесла Наталья.

– Мне жаль.

– Меня обвиняют в его смерти. – Заявление прозвучало как гром посреди ясного неба.

– Его же убили при ограблении! Там же все прозрачно было! Мне Рус докладывал!

– Рус докладывал… – саркастически передразнила меня подруга. – Высоко ты поднялся!

– Извини, ты, конечно, Руслана не можешь знать, он уже здесь на меня стал работать. Он приглядывал за тобой немного. Не только за тобой, за всей вашей семьей. Не сам, конечно… – с чего-то стал я неловко оправдываться.

– Недоглядел, значит! – припечатала она. – У одного из тех грабителей нашли записи. Они на Ивана не случайно напали, они его поджидали, это был заказ. Угадай, кого назначили заказчиком?

– Это же чушь! – Заказное убийство и Наташка – это из разряда фантастики.

– Ты это знаешь, я это знаю. А следователи копают. А теперь представь, как меня описывает Санина родня, у Ивана-то давно никого в живых не осталось!

– А я какого-то племянника его лечил как-то?..

– Трофима, наверное?.. Он все о тебе спрашивал. Это тоже со стороны его первой жены племянник, единственный нормальный из всей своры. Иван его привечал, он часто у нас в гостях был. Управляющим сейчас работает.

– И что тебе приписывают?

– Как что? Ребенок у меня не от Ивана, еще и сильным одаренным явно будет: первые всплески уже начались, хотя ему и трех еще нет! – неожиданно гордо произнесла она.

– Где-то в это время все и начинается.

– Да? Не знала… Но не суть! Просто всплески начались, а сам посуди, как это со стороны смотрится: окрутила богатого мужчину, а тут стало ясно, что ребенок не его, вот и… – Наталья опять всхлипнула. – Других версий полиции и не надо!

– Я разберусь.

– Подожди, это еще не все!

– Что еще-то? Обвинение в изнасиловании вашей собаки, поедании детей?

– Егор! Не смешно! – оборвала меня подруга.

– Извини, я не на тебя злюсь!

– Знаю. Но дослушай! Как раз Трофим мне намекнул: Иван сам по себе был никому не интересен. Я, что уж говорить, – тоже. А вот если привлечь сюда еще тебя… Я честно не понимаю, как мои беды могут тебе навредить, но, пожалуйста, будь осторожен! Я тогда повела себя как дура, не спорь! – (а я и не собирался!) – Но дважды на одни и те же грабли… Потому к тебе и поехала. И если что… – Глаза ее опять налились слезами. – Позаботься о ребятах.

– Тебе хоть что-то предъявили? Подписки какие-нибудь давала?

– Какие? – с испугом отпрянула она от меня.

– О невыезде, например.

– Н-н-нет…

– Тогда пока расслабься. Я тебя никому не отдам, пока не выясню все. Просто пока посидите в доме, ладно?

– Ванечке гулять надо…

– Я в смысле – за пределы территории не выходите.

– Хорошо.

Беспомощность бесила. Одаренные болеют редко, но метко, а я еще и под полноценное гашение попал, что тоже здоровья не добавляет. Так бы я сам скатался в Москву, выяснить, кто в полиции такой умный, но приходилось терпеть – от шатающегося меня было мало толку. Нужна была как минимум неделя на восстановление. Пришлось напрячь всех, до кого смог дотянуться по телефону, отправить Бронислава в командировку и ждать результатов.

А Наталья уже с первого дня начала наводить в доме свои порядки.

Я не могу сказать, что жизнь в богатстве меня не изменила, но Ли и Вана я не воспринимал как прислугу – не после того, как они не раз доказали свою преданность, в том числе и с оружием в руках. Борис – тем более: во-первых, воспитание, а во-вторых, ему нравилось, что китайцы его не боялись. Уважали, держали дистанцию, но не боялись. После дома Ярцева-старшего, где слуги разбегались с приближением гасителя, атмосфера нашего жилища отличалась полным равнодушием к его особенностям.

Для обслуживания дома и разросшейся территории сил двух китайцев было недостаточно, поэтому, когда они виновато об этом сообщили, им в помощь были наняты дополнительные руки, но те были просто наемными работниками, поэтому не вызывали никаких эмоций. Мы их и не видели почти – днем редко были дома, а в наши личные комнаты Ли никого не пускал – прибирал сам. В вотчину Вана – царство сковородок и поварешек – мы сами не совались, максимум – пожелания высказывали, когда хотелось чего-то конкретного. Ван поначалу пытался с нами меню согласовывать, но быстро убедился, что ни Борю, ни меня этот вопрос не волнует, да и выучил он наши вкусы за три-то года, не было необходимости ему что-то указывать. В общем, в быту у нас царила тишь да гладь, всех все устраивало. Разве что к Шаману я китайцев слегка ревновал. Вот странное дело, вроде бы, наоборот, между ними неприязнь должна быть, все-таки пилот не один десяток их бывших соотечественников покрошил, но нет, Лехе традиционно доставались лучшие куски, а чай подавался по первому щелчку пальцев. Парадокс, да и только!

Крики и брань Наташки я услышал даже сквозь дрему, и они меня напугали. Несмотря на слабость, скатился с постели и бросился спасать подругу. И был потрясен, когда оказалось, что спасать нужно Ли и одного из его помощников, которого моя гостья цепко держала за ухо.

– Какого черта этот китаез делает в моей комнате? Что он там вынюхивает?!

– Наталья Сергеевна! Это я распорядился, он уборку делал! – утихомиривал ее китаец, аккуратно пытаясь освободить почти плакавшего мальчишку. – Ветрянка же! Надо мыть!

В ответ Наташка ударила Ли по руке и еще крепче вцепилась в многострадальное ухо.

– Почему без моего разрешения?! Совсем от рук отбились! Ничего, я вас быстро к порядку приведу!

– Наташ, что за шум? – спросил я, прислонившись к стене.

– Представляешь! Захожу в комнату, а эта узкоглазая сволочь белье на постели перетряхивает!

«Узкоглазая сволочь» резанула мне слух – раньше подруга так не выражалась.

– Наташ, он наверняка просто уборку делал. Или у тебя что-то пропало? И отпусти его уже, пожалуйста, ты ему больно делаешь.

– Да пусть катится и пришлет мне нормальную горничную!

– Наташа, ты в доме двух неженатых молодых мужчин. У нас нет горничных, могла бы спросить сначала.

– Как нет? И кто второй?

– Второй – Борис Черный, если ты еще не поняла. Он мой вассал, поэтому живет здесь же. А горничных мы с некоторых пор не нанимаем, были уже сложности. – После отъезда китаянок женской прислуги у нас так и не появилось.

– А как мне тогда быть? Я же не могу, чтобы меня мужчина обслуживал! – растерялась она.

Я бы с большим пониманием отнесся к ее неудобствам, если бы в интонациях прозвучал хотя бы намек на неловкость.

– Я распоряжусь, горничную найдут. Но, скорее всего, только завтра. Потерпи, пожалуйста. Я не ожидал твоего визита.

– Егорушка, прости! Я сама найму кого-нибудь, тебе не стоит беспокоиться! Ты ж, смотри, едва стоишь! Пойдем, я тебе помогу! – засуетилась она вокруг меня.

– Наташа, не надо! – Я был слаб, но не настолько, чтобы вести меня, подставляя плечо. – Наташа!!!

– Ну не дуйся!

– Я не дуюсь, просто не ожидал от тебя. Это же Ли! Помнишь, как он весь наш домик драил? Ты же не обижалась тогда, что и твою комнату – тоже?

– Егор! Ну прости! Я сорвалась! На меня сейчас столько всего навалилось! Ты не волнуйся, я найду себе служанку!

– Никаких найду! Ты моя гостья, я должен обеспечить тебе комфорт! Беги, слышишь, Ванька тебя зовет? – На первом этаже и впрямь раздавались детские крики.

– Ой, конечно! А ты дойдешь?

– Дойду-дойду.

Вопреки сказанному я пошел не к себе, а искать Ли, мне еще предстояло извиниться перед ним за безобразное поведение Натальи. Ли нашелся на кухне, он прикладывал лед к пострадавшему органу молоденького помощника.

– Прошу прощения за этот инцидент, Наталья перешла границы, – по-китайски извинился я перед ними обоими.

Ли разразился витиеватой речью, что понимает чувства молодой вдовы, а китайчонок смотрел на нас во все глаза. Русский аристократ, говорящий на его родном языке, да еще приносящий извинения, не укладывался в его представления о жизни. А когда я залечил его ухо – вообще чуть в обморок не грохнулся.

– Шеф, вы же еще слабы! – ахнул Ли.

– Не для такой ерунды. Ли, у меня к тебе просьба, принеси мне в спальню телефон! – и я зашаркал обратно к себе. Китаец был прав – мне пока не стоило прибегать к источнику, но уж очень стало жалко парнишку, пострадавшего ни за что.

Горничную нашел через Руса – его сестра-студентка как раз искала подработку на лето. Перед Натальей я слегка лукавил – мне не столько было дело до ее комфорта, сколько я не хотел, чтобы посторонний непроверенный человек шлялся по дому. Вдобавок риск заразиться все еще существовал, а Руслана, по заверениям ее брата, в детстве ветрянкой переболела.

Потом потребовалась няня для мелкого – на новом месте малыш начал капризничать. К счастью, у Руса было несколько сестер. Потом им надоело сидеть взаперти, но тут уж я ничего не мог поделать – выпускать их за территорию до выяснения всех обстоятельств я опасался. От сидения в четырех стенах Наташку обуяла жажда деятельности – ее звонкий голос то и дело раздавался из самых неожиданных помещений. О постоянных спорах с китайцами на тему ведения хозяйства вообще молчу.

Венцом моего терпения стал ужин с Бушариным, который так рвался увидеться с Натальей, что заявился, едва мы сняли карантин.

– Ой, Александр Леонидович! Да вас совсем не узнать! Так вы тоже в столицу вслед за Егором перебрались? – обрадовалась подруга знакомому лицу.

– Да, Наташенька! Вот… сподобился. Соболезную вашей утрате.

– Спасибо, очень любезно с вашей стороны. А у вас, я смотрю, в гору дела пошли? Выглядите гораздо лучше, посвежели!

– Да, мы тут…

– Саня! Опять ты вилку в правой руке держишь! Быстро поменяй! Извините, Александр Леонидович, за детьми все время глаз да глаз нужен. Так что у вас?

– У нас с Егором и Борисом…

– Лена! – это няне, которая кормила в сторонке мелкого Ивана. – Ваня неправильно держит ложку, поправь! Извините еще раз, так что с вашими опытами? – опять обернулась она к Бушарину. – Я помню, вы когда-то вечный двигатель с Егором изобретали.

– Вечный двигатель? – обескураженно переспросил проф.

– Ну или что-то в этом роде. Я же все равно в этом ничего не понимаю! И как, удалось?

– Нет, вечный двигатель не удалось. Но мы… – сделал Бушарин еще одну попытку заинтересовать Наташку своими успехами.

– Саня, не горбись! – Уверен, проф в этот момент возненавидел всех детей разом. – Сколько можно говорить: нельзя горбиться за столом! Погляди: его светлость намного тебя выше, но держит спину ровно!

– Наташ! Давай парня воспитывать в другой раз! – уже я не выдержал этих бесконечных замечаний.

– Ой, простите! Просто здесь все свои… Так, значит, вечный двигатель не удалось? Жаль. Но не отчаивайтесь, Александр Леонидович! Найдете нормальную работу, опять детишек пойдете учить, в Питере же много училищ и школ! Все у вас сложится!

Ученый с прогремевшим по всему миру именем, чьи труды как раз сейчас переводились на несколько языков, тот, кто после долгих уговоров, в том числе и моих, снисходительно согласился прочитать курс лекций в столичном университете, кому ежедневно приходили мешки предложений, разбираемых троицей ассистенток, не сразу нашелся, что ответить на это пожелание. Впрочем, природная вежливость не смогла ему изменить:

– Спасибо, Наталья Сергеевна, вы очень добры. – Больше проф беседовать с Натальей не стремился.

Неловкое молчание сумел разбить Борис, переведя разговор на московские новости, все-таки у нас всех немало там знакомых осталось, так что разговор худо-бедно возобновился. Правда, опять же, постоянно прерывался Наташкиными окриками на детей, от которых мы все, уже не скрываясь, морщились.

– А кто у тебя смотрит за хозяйством в целом? – спросила Наталья меня чуть позже.

– Ли и Ван. В основном, Ли, Ван только за еду отвечает. – Только сейчас я обратил внимание, что при застольной беседе подруга вчистую игнорировала Бориса.

– А как ты их контролируешь?

– Выдаю деньги на хозяйство, обычно они укладываются. В крайнем случае подходят и просят еще – иногда ведь траты посерьезнее бывают. Но тогда объясняют, на что.

– Так ведь это же непаханое поле для воровства!

– Наташ! – Я попытался ее успокоить. – Недельная сумма не с потолка взята. А если сумеют сэкономить десятку-другую, так и бог с ними! А платим мы им столько, что воровать просто смысла нет.

– Нет, так не годится! Давай я этим займусь, все равно сейчас свободна. У вас наверняка расходы завышены – что вы, парни, понимать в этом можете! Да и их выбор приходящей прислуги мне не нравится – одни китаезы вокруг!

Поначалу мы пытались нанимать русских. Но они почему-то каждый раз считали, что подчиняться приказам азиатов не входит в их обязанности, начинались склоки и скандалы, которые мы однозначно решали в пользу своих. Ни один имперец не продержался больше недели даже при вполне приличной зарплате. Так что наем китайцев оказался выходом из положения – уж те-то против Вана и Ли пикнуть не смели и готовы были работать на куда как более скромных условиях. Наташка, понятно, этого не знала, но мне в принципе не понравилась постановка вопроса. А она, не подозревая о моих мыслях, продолжила:

– К тому же что может эта узкоглазая немочь наработать?

– Наталья!!! – Вилка смялась в моих пальцах. – Помолчи, пожалуйста!

Концовка ужина прошла в благословенной тишине, если не считать стука приборов и лепета мелкого.

Извинившись перед сотрапезниками, я утащил подругу в кабинет. Наверное, нам с Бушариным именно такая прививка и нужна была – больше иллюзий на Наташкин счет мы не питали. Вся ее доброта и свет растерялись где-то за сытой жизнью, а взамен откуда-то выплыли мелочность и недалекость.

– Егор, я что-то не то сказала?

– Ната, «то» ты только молчала! Ты за пару часов умудрилась походя оскорбить всех в доме. И в первую очередь – меня как хозяина. Я тебя очень прошу, если тебе вдруг еще придут в голову идеи, обсуди их сначала со мной наедине! И еще одно из двух! Или твои дети умеют себя вести за столом и едят со взрослыми вместе, но ты тогда их промахи не комментируешь и тем более не орешь на всю комнату, или они питаются отдельно, а ты их контролируешь так, как считаешь нужным. То, что было сегодня, – неприемлемо!

– Ты стал злым! – обвинила она меня.

– Наташа! Бушарин – ученый с мировым именем! Почти все энергоблоки в стране производятся по его схеме. Меня упрашивали, чтобы я уговорил его прочесть хотя бы курс лекций в универе. Понимаешь – хотя бы один курс! Уже записалось более трех тысяч человек! Его ты послала учить детей в школу! Ван и Ли давно не выкупные, к тому же они принесли мне присягу, им просто в голову не придет что-то украсть! Но нет, ты упорно обвиняешь их в воровстве! Не первый раз уже, между прочим. Борис – сын Ярцева Льва Романовича! Знаешь такого? – Наталья судорожно кивнула. – Свой первый миллион он заработал в семнадцать, сейчас у него их десятки, а благодаря ему у меня – сотни! Но при этом ты уверена, что мальчишки не знают расходов! Ната, это не я стал злым, это ты себя просто во всей красе показала!

– Но я же…

– Ради бога, молчи! Ты сегодня уже наговорила! Завтра приедет Бронислав и привезет новости. Пожалуйста, посиди денек тихо! Я уже устал перед всеми за тебя извиняться!

– Я… Прости меня! – Наташка выскочила за дверь, а я вернулся в столовую проводить профессора после испорченного вечера.

Новости из Москвы всю неделю поступали противоречивые. Как и Наташка, я с трудом представлял, чем мне может навредить дело об убийстве купца, да и картинка постоянно не складывалась, но совету быть осторожным внял и тщательно вбил его в головы своих подчиненных. И то, что они нарыли, не нравилось: прямой связи со мной не было, но возможность надавить на меня у кое-кого появилась.

– Как видишь, твоего мужа и впрямь убили по заказу, – пригласил я Наталью, выслушав отчет Костина-младшего.

– Кто? – выдохнула вдова.

– Сушкин Трофим Геннадьевич. Тот самый Трофим, что «единственный нормальный из всей своры», – я правильно цитирую? Управляющий сначала Ивана, а потом уже и твой – правда, бывший, а еще душеприказчик по завещанию твоего мужа.

– Но почему?!

– Банальные зависть и жадность. А еще – возможность, как ему казалось. Это мы с тобой знаем, что Иван знал. Даже если не верить тебе, не мог он не догадываться, что Ваня не его сын, лично мне сразу бросилось в глаза сходство малыша с Гришкой. Но твои слова подтвердились – вот выписки из медицинской карточки Гавриленкова, тогда еще Гавриленко, бесплодие прописано черным по белому. И эта запись сделана задолго до вашей свадьбы.

– Ты разбираешься в этом узелковом письме? – сыронизировала Наташка, глядя на жуткий почерк в копии страницы.

– Не забывай, я тоже врач. Недоучившийся еще, но врач. Так что мне здесь все ясно. Идем дальше. Несмотря ни на что, Иван о своем диагнозе не распространялся, его можно понять – это не то, чем будешь хвастаться. Так что Трофим искренне был уверен, что ты выдаешь своего ребенка за ребенка мужа, а он тебе верит. Он, похоже, даже мысли не допускал, что Иван мог знать, что воспитывает ребенка от другого! Честное слово, Гавриленков во всей этой истории для меня совсем с другой стороны открылся! Его было за что уважать.

– Да, – всхлипнула вдова.

– Трофим заказал Ивана, рассчитывая стать опекуном Сани как ближайший родственник. Тебя он собирался выставить неверной женой и на этом основании опротестовать завещание. Не удалось. Гавриленков не стал бы тем, кем он был, если бы не обращал внимания на мелочи. Завещание железобетонное: все его состояние, а это на сегодняшний день примерно двадцать миллионов, делится на двух сыновей: Александра и Ивана. Независимо, чьи они биологически! Там такие формулировки – не подкопаешься! Тебе отходит вдовья доля – это около миллиона, и возвращается твое приданое – это еще один миллион, Иван твои деньги за это время приумножил. Вернемся к Трофиму. С завещанием он обломался, но остался твоим управляющим. Извини, но тебя обокрасть – это как у младенца конфетку отобрать. Ты бы даже не поняла, что тебя обворовывают. Это тебе не хозяйственные расходы высчитывать! – не упустил я возможности ткнуть ее носом. – Хотя ты не совсем безнадежна! Стала его тормошить, проверять, разбираться.

– Я отвлечься хотела. Думала, делом займусь, не так тоскливо станет.

– Догадываюсь. Вместо того чтобы занять тебя какой-нибудь ерундой, Трофим запаниковал. А тут как раз бумаги убитого грабителя всплыли. И в этой ситуации он, надо сказать, сам же себе и подгадил: если бы он при первом разбирательстве так старательно не доказывал в полиции, что ты кладезь всех пороков, на те записки не обратили бы внимания. Дело-то раскрытым считалось, думаешь, охота им было по новой к нему возвращаться? Но нашелся среди следаков въедливый и упертый, и следствие возобновили по новым обстоятельствам. Только к тебе эти улики привести никак не могли, тот следователь, его зовут Максим Ираклиевич Юргин, – отблагодари потом сама – почти сразу Трофима заподозрил. Хотя против тебя вроде бы больше доводов было. В общем, Трофим специально нагнал на тебя страху, чтобы спровадить подальше, а самому опустошить счета и скрыться. Тут уже мои сработали – есть у нас подразделение охотников за головами – скрутили его уже на следующий день. Он уже дал показания, так что к тебе вопросов нет.

– Значит, нам можно возвращаться?

– Вам можно было даже не уезжать, никаких обвинений тебе с самого начала предъявлять не собирались. Трофим слишком наследил, а Юргин оказался профессионалом.

– Спасибо, Егор! – облегченно расплакалась Наталья. – Спасибо!

– Погоди благодарить. Кроме поимки Сушкина я тебе ничем и не помог. Есть другая проблема.

– Какая?

– Незадолго до смерти Иван Иванович взял в банке кредит – восемнадцать миллионов под залог своей компании.

– Сколько?.. – ахнула Наташка, округлив глаза и открыв рот. – Это же… такая сумма!

– Вот именно! Основную часть денег он сразу же потратил – закупил новое оборудование, из-за его смерти оно сейчас застряло на таможне, но это вопрос решаемый. То, что осталось, украл Трофим. Что-то он, конечно, успел потратить, но большую часть он вернет. Тоже не сразу, только после суда, сейчас его имущество арестовано. Главная проблема в том, что банк не хочет давать вам отсрочку. Как только вы вступите в наследство, вас обанкротят. И провернут это самым худшим образом – ребят отберут в приют, а тебя посадят в Яму, откуда ты ничего не сможешь сделать. К сожалению, у Гавриленкова не было покровителя, который бы за тебя поручился. А сама ты не имеешь деловой репутации, да и история с управляющим – убийцей и вором тебе ее не прибавила.

– Господи! Что же мне делать? Что же делать? Егор, а ты можешь стать моим поручителем? – с мольбой уставилась она на меня. – Горушка! Я… я найду себе нового управляющего, если ты говоришь, что не все безнадежно! Замуж снова выйду! Или, если надо, продам компанию – пропади она пропадом! Продам и верну кредит, пусть подавятся! Только не в Яму!

– Вот как раз именно в этом банке и именно я не могу! – разбил я ее надежды. – Скажем так, с кланом Потемкиных, что держат этот банк, у меня очень сложные отношения. И стоит мне за тебя поручиться, как начнут всплывать новые трудности, которые разорят тебя быстрее, чем ты успеешь встать на ноги. Подожди, дослушай! – оборвал я готовую начаться истерику. – Я тебя не брошу и, если что, выкуплю вашу компанию в день, когда вы вступите в наследство. Но у меня предложение лучше – у меня есть на примете человек, который и банкирам укорот даст, и управляющего тебе нормального найдет, и просто присмотрит за вами и вашей компанией.

– Кто это?

– Да или нет? – жестко поставил я вопрос, уверенный, что, узнав имя, она начнет упираться.

– Я не знаю!

– Наталья, два варианта: двадцать миллионов сейчас, и это становятся уже мои проблемы, или компания ценой почти в полста миллионов к совершеннолетию Вани. Покрутиться придется, но оно того стоит. Решай сама.

– Господи, что же это за человек – твой поручитель, и чем я за его доброту расплачиваться буду?

– Ты-то? – прошелся взглядом по налитой фигуре. – Уж ты-то разберешься чем!

Дом после вокзала, где усаживал семейство Гавриленковых на поезд, встретил меня запахом любимого всеми нами ромового торта – Ван расстарался. Если добавить сюда, что Ли уже успел вымыть полы и сменить постельное белье в гостевых комнатах… комментарии излишни. И вроде надо возмутиться, но сам-то! С каким удовольствием я спихнул эту заботу на чужие плечи! С каким затаенным злорадством! Пусть скажет спасибо, что не убил когда-то.

Два тела сплелись на простынях в старой как мир игре, даря друг другу радость и наслажденье.

– Но как ты их! «Вы сомневаетесь в доходах Орловых?» – передразнила она суровый тон своего мужчины, когда первый голод любовников был утолен.

– Наташ, ты понимаешь, что ничего не изменилось? – спросил Григорий, обводя пальцем заметно увеличившуюся после кормления грудь. – Моя семья разберется с твоими финансовыми проблемами, это я могу гарантировать, бодаться с нами Потемкины не будут, так же, как и вставлять палки в колеса. Но я по-прежнему не смогу ни жениться на тебе, ни открыто признать Ваню.

– Пускай! – прижалась она к сильному плечу. – Ты только приезжай иногда сам, ладно? Мы с Ваней будем ждать.

– Не могу обещать, что буду приезжать часто, но буду, – согласился скромный бывший гвардеец, а ныне – майор ПГБ, кавалер высшего ордена империи и просто клановый, входящий в одну из главных семей Орловых, – Григорий Андреевич Осмолкин-Орлов. – Расскажешь мне еще про Ваню?.. Какой он?