Глава 5
ВХОД НЕ ВЫХОД
Утром меня не разбудила принцесса, и вообще никто не разбудил, потому что рыцарь Фомка поймал злого дракона по имени «дворцовая экономка», и доступ в мою опочивальню остался закрытым для всех. Люблю Фомку, а теперь еще больше люблю, потому что выспалась.
Еще наутро ожидалась головная боль, но она тоже не пришла. Знает начальник охраны толк в качественной, хоть и странной на вкус выпивке. Видать, сказывается большой опыт в этом деле.
Таким образом, первое, что я сделала, проснувшись в гордом одиночестве отдохнувшей и по-прежнему готовой к подвигам, это извлекла из рюкзака кипу чистой бумаги, усыпала ею покрывало, отправила туда же Фомкину записную книжку, достала свою лупу, вооружилась автоматическим пером, которое не нужно заправлять чернилами, и принялась вдохновенно писать.
Такие периоды в моей работе Фомка называл не иначе как «явление книжного червя народу», ибо в момент записывания со мной даже говорить было бесполезно, я все равно не слышала. И писать могла только на отдельных листах, чтобы потом положить их рядышком и начать чертить параллельные линии. В такие минуты я растворялась в звуках голосов и образов.
Без ложной скромности отмечу, что у меня была фотографическая память на… нет, не на лица (что весьма печально), а на разговоры. Вот именно, на разговоры. Они записывались в подкорке, складывались там аккуратными штабелями, а потом перегружали мозг и выливались в мои корявые и неразборчивые записи с кучей стрелок и черточек. Как выяснилось сегодня утром, я помнила даже то, что уловил мой абсолютно пьяный слух. Самым сложным при составлении записей было выделить из кучи фраз наиболее важные, несущие главный смысл и формирующие нужную ниточку расследования.
Начинала я всегда с составления последовательных логических цепочек.
Итак, единственное, что находилось в сокровищнице на виду, это стоявший на постаменте ларец. Он хранился рядом с той колонной, в которой артефакт указал скрытый выдвижной ящик с золотым пинцетом. Золотой листок хранитель, как я успела заметить, вытаскивая Мика из сокровищницы, прятал в основании того же постамента. Выходила примерно такая цепочка: постамент — шкатулка — шифр — бархатная подушка — золотой листок — колонна — золотой пинцет.
Дальше. Если взять сам артефакт, то с ним я могла связать следующие предметы: золотой шар — горошины — проекция — дух.
И наконец, место, из которого сей предмет был украден: сокровищница — семь печатей — король — хранитель.
Я не вписывала в цепочку ни следы, ни отпечатки, поскольку всего этого попросту не имелось. Впрочем, не имелось в самой сокровищнице, зато кое-что обнаружилось в книге и на золотом листке.
Схватив записную книжку напарника, выдернула из нее оба листка с отпечатками, навела лупу сначала на первый, затем на второй и с радостным воплем подпрыгнула в кровати они идеально совпали. Есть! Хоть что-то у меня есть. Это радовало даже несмотря на тот факт, что отпечатки не принадлежали ни одному из послов, посетивших дворец в день исчезновения. Кстати, еще момент: зачем нужен золотой пинцет, если не затем, чтобы брать им волшебный листок? Таким образом, отпечаток пальца точно не мог принадлежать слуге, чьей постоянной обязанностью было выносить листок. К тому же, чтобы пройти несколько шагов с этой вещью на подносе, вряд ли нужно заранее читать о свойствах артефакта. Но кем мог быть этот человек, если за неделю дворец посетила целая уйма народа? Пора переходить к подсказкам.
Крепко задумавшись, я начала водить пером по чистому листу, записывая фразы артефакта. Если исключить заигрывания и издевательства, которые вполне в духе этого зловреды, оставались странные предложения, не всегда вписывавшиеся в его речь, взять хотя бы… и в этот момент меня грубо прервали.
— Аленка, сейчас бить начну, и твой зад сильно пострадает, — затряс меня за плечи напарник, — это сколько же можно ничего не слышать?
Я почесала занывшие плечи и перевела взгляд на Фомку.
— Что?
— Дозвался, — вытер с лица пот приятель. — Помочь, спрашиваю? Информация нужна?
— Естественно.
— Ну?
— Иди и узнай, как листок выносили. Добудь у начальника охраны запись церемонии вызова духа за день до исчезновения и копию той, что мы просматривали в конторе.
— Как проходило явление в день похищения?
— Да. Мне необходимо сравнить так, чтобы можно было подметить любую несущественную мелочь.
— Есть, шеф! — взял под козырек Фомка, потом ухмыльнулся, взлохматил мои и без того лохматые волосы и испарился за дверью. Кажется, у кого-то появился ключ от моих покоев. Не романтично, конечно, Фомка не Мик, зато очень практично. Ладно, отметаем посторонние мысли, где я остановилась? Артефакт…
В голове проносились обрывки разговоров, намеки, отдельные слова, перед глазами словно наяву стоял артефакт и улыбался, а в мозгу вспышками мелькали фразы: «На коленочках лучше», — первая подсказка по поводу шкатулки; «Сто сорок восьмая страница», — отпечатки пальцев; «Когда я оказывался здесь прежде», — а это…
Оторвавшись от записывания, я соскочила с кровати вместе с лупой, удерживая тот самый отпечаток большого пальца, который обнаружила в книге и на листке, и принялась осматривать все, к чему мог прикасаться живший в этой комнате до меня человек: спинки кровати, ручка тумбочки, журнальный столик…
— Ай! — А вот и еще одно предупреждение сработало: чтобы я ножки не порезала об осколки разбившейся чашки. Плюхнувшись на кровать и взявшись одной рукой за щиколотку, осмотрела порез на большом пальце, и вдруг стекло моей лупы, направленной на пол, засветилось. Отпечаток! Отпечаток ладони на полу и того самого большого пальца возле кровати. Как если бы человек встал на четвереньки с целью чего-нибудь спрятать или достать.
Перекатившись на другую сторону кровати, я сползла и заглянула вниз, где, кроме клубов пыли и моего ботинка, ничего не оказалось. Да уж, слуги правда нерадивые, как и говорил артефакт. Не желая больше рисковать оставшимися невредимыми пальцами на ногах и самими ногами, я дотянулась до ботинка, а потом стала вспоминать, куда дела второй. Припомнив, полезла под тумбочку, вытянула ботинок, да так и осталась лежать, поскольку заметила на обоях, у края плинтуса, подсохшее пятно, которое почему-то переливалось металлическим блеском.
Теперь фраза о нерадивых слугах обрела иной смысл, и мне пришлось снова нырять в рюкзак и вытаскивать оттуда коробочку для улик вместе с входящей в комплект палочкой. Поскрябав по пятну, я закрыла свеженький вещдок крышечкой, с чувством удовлетворения сунула коробочку в карман рюкзака и вернулась к своим записям.
«Смотря кто найдет», — эта фраза вспомнилась следующей. И означать она могла, что отыскать артефакт предлагалось мне. Почему именно мне? Потому ли, что дух-совратитель выбрал меня объектом соблазнения и ждет не дождется, когда я его поцелую? Ага, все сто раз «ага»! Сама думаю и самой смешно. Как он там заявил: «Я и не человек». Не умеет он чувствовать, как мы, дух и есть дух, неосязаемый, бесплотный, не имеющий слабостей, которые связаны с плотью. Память хранит все, что он испытывал человеком, а он ведь был таковым, если прежде видел обнаженных женщин (тут я самую малость покраснела), а вот выливаются эти воспоминания исключительно в насмешки над окружающими, иначе духу становится смертельно скучно.
Тогда снова встает вопрос — почему именно я? Потому что справлюсь или, напротив, не справлюсь с заданием? И когда он выбрал меня, уж не в день ли наших последних испытаний, когда наградил первым местом, а следовательно, возможностью попасть в лучшее агентство? Пройдя, как говорится, крещение канализацией… Канализация!..
Я, натурально, просто в голос застонала, схватившись за голову, в которой насмешливо звучало: «Я полагал, из дворца можно выйти не только через дверь или окно».
— Да чтоб тебя сплюснуло и перекорежило, артефактишка! Что за извращенное чувство юмора, гад солнечный? Неужели нет других выходов, кроме твоего любимого места?
От переизбытка чувств соскочила с кровати и, размахивая лупой, продолжила выплескивать свой гнев.
— А ну появись, проекция!
Никто не появился.
— Я знаю, ты знал, что я буду вне себя, артефактишка, а ну иди сюда!
Никто не пришел.
— Ты, солнечное подобие мужчины, боишься меня? А ну явись, подлый трус!
В ответ — тишина.
— Ну ладно, опять добился своего. — Я бухнулась на колени, простерла руки к небу и фанатичным голосом священника из Тьмутьмии, вершащего казнь, завопила: — Явись пред очи недостойной твоего небесного сияния, о светлейший!
И тут услышала:
— Аленка, ты чего?
Повернув голову, увидела напряженно замершего в дверном проеме напарника.
— Призываю артефакт, — тряхнув волосами и сдув пряди с лица, ответила ему.
— Так его здесь нет, толку-то призывать?
— Ну, нет так нет. — Я поднялась с колен, отряхнула штаны и приняла самый умно-сосредоточенный вид. — Добыл кристалл?
— Даже два, — Фома все еще поглядывал на меня с подозрением, — это тебя так с сивушки разобрало? Галлюцинации?
— Нет, — отмахнулась от озабоченного напарника, — это меня так от артефакта разобрало. Но я тебе попозже объясню, а пока давай сюда все, что принес.
Мой драгоценный Фомантий добыл записи не только с кристаллов из зала явления артефакта, но даже с тех, что стояли в коридоре.
Усевшись в кресло, я установила кристальную копию на журнальном столике и активировала запись. Фомка устроился напротив, и мы синхронно склонились к замерцавшему полупрозрачному изображению.
Сначала кристалл отобразил целую толпу перед входом в зал «явления светлейшего народу». Толпу проверяли у входа строгие охранники в ливреях и награждали тычками или хлопками пониже спины (это касалось особо симпатичных посетительниц) каждого, кто проявлял недовольство обыском. Когда все, возжаждавшие общения с сиятельнейшей занозой, всосались в огромные двери, к деревянным створкам торжественно приблизились несущий шкатулку хранитель сокровищницы под конвоем и слуга с золотым листком на подносе, за ними следовала еще пара охранников. Хранитель торжественно вошел первым, а слуга, ожидая своей очереди, побрызгал на листок полировочной жидкости из бутылочки и натер его собственным рукавом, отчего вещь просто ослепительно заблестела.
Ну а дальше началось представление. Кристалл отобразил внутренний зал, в котором на постамент установили шкатулку. Все, затаив дыхание, вытянулись по стойке «смирно», ожидая явления артефакта, а хранитель гневно зыркнул на замешкавшегося слугу. Тот поспешно подскочил со своим подносом к постаменту, схватил листок и заслужил затрещину от хранителя, указавшего на золотой пинцет, лежащий рядом со шкатулкой. Взяв листок так, как положено по регламенту, слуга вытянул руку, а хранитель откинул крышку, после чего на миг все изображение в кристалле затмило солнечное сияние. Лист примагнитился куда надо, и прикрывший им все сокровенное артефакт явился публике. Ну а дальше мероприятие шло по плану, и как мы с Фомкой ни высматривали, ничего необычного в поведении посетителей не углядели.
— Что-нибудь насторожило? — спросила я напарника.
— Явление как явление. Служка, кажется, новый.
— Угу, явно плохо знаком с ритуалом. Он листок рукой схватил. — Я задумчиво постучала указательным пальцем по подбородку. — Ладно, давай дальше.
Следующая запись была похожа на предыдущую, исключая само явление. Только толпа оказалась поменьше, более представительные посетители были одеты побогаче, а охранники не распускали рук. Эту запись мы также просмотрели до конца, начиная с толкучки в коридоре и заканчивая выходом из зала, когда каждого посла снова подвергали тщательной проверке.
— Ну? — вопросила я. Наша с Фомкой профессиональная привычка делиться собственными наблюдениями помогала подметить несущественные на первый взгляд мелочи.
— Слуга был другой, — заметил напарник. — Думаю, того уволили за несоответствие занимаемой должности. Этот ни разу не замешкался и, что интересно, ему доверили нести шкатулку.
— Зато он споткнулся, выронил шкатулку, а хранитель едва успел ее подхватить, ну и шар вылетел, мог затеряться в толпе, если бы его не поймал один из послов.
— Да. Но он тут же вернул шар.
— Вернул.
Я задумчиво откинулась на спинку и навела лупу на кристалл.
— Вот знаешь, что странно?
— Что?
— Если исключить сам факт того, что слуга споткнулся на ровном месте, то стоит обратить внимание на одежду поймавшего шар посла. А он одет как мириец.
— Хм, — хмыкнул Фома, — эти волшебники вечно наряжаются в балахоны со шлейфами, расшитыми серебряными звездами, и с длиннющими рукавами, которые просторнее дамских панталон. А чего стоят их шляпы! Если бы дверь была пониже, посол мог сбить своим конусом дверной косяк.
— Он же, выходя, наклонился — шнурки завязать, ты заметил?
— Ну.
— А потом слуга подбежал, чтобы ему помочь.
— Ну так он же посол, а во дворце сервис. Вот и подбежал. Все как положено.
— Не все. У волшебников обувь без шнурков, давно перешли на волшебные липучки. Махнул рукой, и уже застегнуто.
— Э-э-э… — напарник задумался, — волшебник старой закалки?
— Слишком молод.
— Твоя версия?
— Поймал шар, подменил шар, вернул в шкатулку подделку, настоящий шар засунул в рукав, при выходе отдал помогавшему завязывать шнурки слуге до того, как его самого проверили охранники.
— Ого! — Фомка выпал в осадок.
— Я недавно шестой сезон «Шоу магии. За кадром» проглядывала, там похожие фокусы показывали, — поделилась с напарником, — скоро седьмой начнется, вот я и решила старый еще раз посмотреть.
— А кто в старом победил?
— Морфиус, который набрал больше всего зрительских голосов.
— Тот самый? Я за него болел, фокусы отличные. Жаль, финал пропустил, Савсен Савсенович как раз на задание отправил. В общем, Аленка, идея хорошая. И каков будет дальнейший план?
— Отправиться по следам посла. Имя у нас уже есть. Это тот самый Йорик, поскольку во всем списке только один мириец.
— Предлагаешь наплевать на запрет и под страхом казни рвануть из дворца? Даже несмотря на то, что за нами пустятся вдогонку?
— Где наша не пропадала!
— Согласен, — стукнул по столу Фомка и склонился поближе, — одна загвоздка — у нас ни планов, ни простого чертежа тех же подземелий. Тайных ходов не знаем, а еще в них, говорят, заплутать проще простого. Подробной схемы даже начальник охраны не выдаст, у него нет, я выяснял. К тому же везде охранников понатыкано. К любому выходу, даже тайному, так просто не подобраться.
— Не везде. — Я с тоской взглянула на Фомку, лицо напарника при этих словах оживилось.
— Что-то раскопала?
— Точнее, нарыла.
Брови приятеля поползли вверх.
— Нечто дурно пахнущее.
Фомка изобразил еще большую степень удивления, я горько вздохнула.
— Тогда, на сдаче последнего экзамена, когда нас отправили по разным закоулкам дворца, каждому выдавали схему места, куда он шел. Мне, соответственно, тоже. И вот там был выход, Фомка.
— Да ты издеваешься! — побледнел напарник.
Я продолжала грустно смотреть на сыщика, который шлепнул ладонью по лбу и воскликнул:
— Да ты чего? Я в каналезу не полезу! Там дышать нечем! Давай другие пути искать.
— А кто мне только что сказал, что иных выходов нет и везде охрана?
— Мало ли что я сказал! Я плохо позавтракал, а с голодухи и не то скажешь. И вообще, где твой вездесущий артефакт? Он должен навести на дельную мысль. Постоянно тебе является, сама говорила.
— Он уже навел.
— На вот это? — неверяще вопросил Фомка.
— Да.
— Во всем ты виновата, — вдруг заявил напарник.
— Каким таким боком? — возмутилась в ответ.
— Уела мужика, он пять лет тебя забыть не может. Теперь вот в отстойник придется лезть.
— Ну конечно, я виновата, кто же спорит, — решила согласиться, узрев всю степень расстройства напарника. Фомка не нашелся с ответом, только задышал громче, а из ушей почти пар повалил.
Пережидая приступ «фомического гнева», я принялась раздумывать над тем, что у меня не сходилось. А не сходилась одна важная деталь мозаики, которая отказывалась становиться на центральное место. Ведь король, как пить дать, подсунул послам поддельную шкатулку, потому и артефакт даже не подумали призывать. Но настоящий исчез-таки, испарился, ведь обе шкатулки обследовали вдоль и поперек. И хотя настоящую нам не удалось добыть у короля для экспертизы, я успела всю ее простукать и никаких потайных отделений не обнаружила, как и в ее точной копии, переданной после демонстрации заграничным послам нашему агентству.
Отсюда вопрос — как можно украсть настоящий артефакт из поддельной шкатулки? Вариантов ответа два: перепутать сами ларцы (ну уж явно хранитель, трясущийся над своим златом, не настолько туп!) или же подсунуть настоящий артефакт в качестве поддельного. Но ведь есть золотой листок, безошибочно, как магнит, указывающий на артефакт. Впрочем, во время второй церемонии листок не приносили, а ларец под строжайшим надзором хранителя в залу доставил слуга. Запутанно, однако. Надо бы еще поискать зацепки.
— Фомка, — обратилась я к только что переставшему натужно дышать напарнику, — последний раз золотой листок держал в руках тот самый нерадивый слуга, который оставил отпечатки пальцев. Не-ра-ди-вый, понимаешь? — произнесла я по слогам. — Раз его заменили на другого, значит, либо уволили, либо понизили в должности. И мне очень нужно его имя, Фомочка. Не мог бы ты перед нашим побегом чуть-чуть пообщаться с драконом?
— С кем?
— С дворцовой экономкой. Узнать, не увольняли ли кого-нибудь из дворца. Причина — халатность.
— О боже! — Напарник снова шлепнул себя ладонью по лбу, и пришел мой черед удивляться.
— Это что за выражение?
— Подцепил от Систеллы. Она родом из Тьмутьмии, там это любимая присказка в любых ситуациях.
— Чтобы эта присказка так намертво к тебе прилипла, ты должен был ее всю ночь слушать. А я поражалась, что это ты такой издерганный с утра? Не выспался, бедняга, еще и завтрак у тебя отполовинили, лишили растущий организм необходимых калорий. Фомочка, — я наклонилась вперед и погладила напарника по плечу, — я сегодня долго спала, и еще мне скоро поесть привезут, я тебе непременно оставлю. А ты пока сходи, пообщайся напоследок с драконом.
— Схожу, — с чувством ответил напарник, — если ты артефакт вызовешь и узнаешь про другой выход.
— Да пыталась, не вызывается он.
— Я помогу, что надо делать?
Я глубоко вздохнула.
— Горошину искать.
И стали мы искать горошину. Прыгали по комнате, искали на кровати, в креслах, подняли кучу пыли, устроили настоящий погром. Фомка повыворачивал все ящики из комода и тумбочки и даже сдвинул тяжеленную кровать (вот силища!). Однако ни одной горошины или даже намека на нее не отыскалось.
Махнув на все рукой, расстроенный напарник со злости опрокинул кресло и решительной походкой направился к выходу.
Кажется, дракона собирались укротить еще раз, и это не могло не радовать, поскольку ожидалось поступление новой информации. Я бухнулась на кровать, пережидая, пока перестанут вибрировать стены от Фомкиного «ба-бах» дверью, и предвкушающе улыбнулась. Люблю пазлы.
— Прелесть моя, ты так мило улыбаешься, просто озноб по коже.
Я мгновенно повернула голову и увидела прислонившегося к подоконнику артефакта. Невозмутимый, сияющий, деловито засунувший одну руку в карман брюк.
— Явился! — Соскочив с постели, я хрустнула ботинками по осколкам разбитой чашки и в два шага очутилась возле окна. Направив негодующий указательный палец в грудь артефакта, обвиняюще произнесла: — Я тебя призывала, на колени падала, а ты только сейчас соизволил явиться?
— Прекраснейшая, нужно было всего лишь уронить вон то кресло, и я бы обязательно откликнулся. А как ты падала на колени? — живо заинтересовался безмерно любопытный и еще ярче засиявший дух.
— Вот так, — я очень, ну очень медленно и с соответствующим прогибом в пояснице сначала опустилась на корточки (подсмотрела в шоу «Этнические пляски шаманок vs Ритуальные танцы жриц». Жрицы победили!), потом встала на коленочки у ног артефакта, а потом простерла руки и сладенько вымолвила: — Светлейший!
У духа отпала челюсть и пропала способность дышать.
А мне того и надо было. Захотелось проверить, насколько в нем сильна человеческая память, если уж плотью не обременен, и правду ли сказал, что он был этим самым человеком. Нет, точно был. Вот судя по его взгляду — определенно был.
— Как же я не вовремя оделся, — выдохнул светлейший, потянув за ворот рубашки. И это при том, что по логике вещей ему ничего на шею давить не могло, да и без дыхания духи вполне обходились, ну а так пожирать глазами приличных девушек им вовсе не полагалось.
— Я еще и танцы вакханки умею, — заявила, решив добить солнечного. Гордо выпятив грудь, отставила в сторону ножку, устроила руку на талии, чуть наклонилась и похлопала ресницами.
Глаза артефакта совершенно недвусмысленным образом прошлись по всей моей псевдовакханской позе, а потом он приложил руку ко лбу и хрипло ответил:
— Уже представил.
А потом с такой мольбой во взгляде протянул ко мне руки, что я тут же вспомнила кое-кого без костюма и в моей кровати, а еще — как нагло разочаровали наивную пьяную девушку. Ну и шагнула поближе. Обнимай, мне-то что. Даже погладить можно. Ха-ха!
Судорожный вздох такой отрадой пролился на мои истерзанные сияющим гадом нервы, что душа осталась довольна-предовольна и наполнилась злорадством. Не все тебе над людьми измываться. Запрокинув голову, так как стояла ну очень близко, и посмотрев в янтарные потемневшие глазищи, сказала прямо:
— Не можешь ты ничего представить, проекция, поскольку я тебе эти танцы показывать не собираюсь.
Сник. Прямо разом сник, погрустил ровно секунду, а потом, ехидна такая, глаза прикрыл, будто в свои предсказания окунулся, покачнулся, за сердце схватился, стал ртом воздух хватать. А я отступила в сторону от греха подальше, потому что слишком натурально все выглядело. Хоть и понимаешь, что это видение и обычная магическая проекция, но все равно смотрится очень реально! Отсюда сам собой напрашивался вывод, что артефакт видит не весь разговор целиком, а слушает — слово за слово, и запись в это время уже идет. И если для обычных людей разговоры — набор слов, то для него — набор зрительных образов и видений.
Впрочем, мужские терзания духа никаких уколов совести во мне не вызвали, но, решив ковать железо, пока горячо, я очень коварным и соблазнительным голосом добавила:
— Не собираюсь, но показать могу, если хорошо попросишь, — а потом тоном истинного сыщика, допрашивающего своего информатора, прибавила: — Мне нужна информация!
Артефакт раскрыл глаза, вновь осмотрел меня всю-всю и осуждающе покачал головой.
— Аленушка, сладость моя, не веди больше таких разговоров. Я ведь не железный артефакт. Как можно мне подобное показывать?
— Я ничего не могла показать, — прищурилась недоверчиво.
— Конечно. Совсем ничего, — усмехнулось сиятельное чудо, согласившись со мной (прямо как я недавно с Фомкой, чтобы не злился).
Согласие родило в душе очень нехорошие подозрения. Вот предсказатель! Ведь точно знаю, что ему не станцую никогда и ни за что, а он с намеком улыбается. Не мог он мои танцы видеть! Не мог, и все! Даже в очень далеком будущем, даже когда состарюсь. Мик мог, а этому не станцевала бы.
— Ну, довольно! Прочь лирические отступления, — решила переть буром, раз не сработали провокационные обещания. Отвечай, где другой выход из подземелья?
— Счастье, выходов масса, но для тебя безопасен только один, — пожало плечами чудовище.
Полагаю, я бы в этот момент сникла, совсем как недавно артефакт, но вдруг заметила, что кончики губ солнечного мерзавтуса слегка подрагивают. Открыла рот, чтобы высказать в подробностях, как «хорошо» я о нем думаю, а предсказатель перебил:
— В ловушку попадете во всех случаях. Десять вариантов будущего, и только один с благополучным финалом и вашим выходом из замка. Прощай, ненаглядная, теперь не скоро увидимся. Я тоже буду скучать, но стану вспоминать про… — и улыбка мерзавическая, и шепот такой, что мурашки по коже! — …танцы.
И исчез.
— Что значит — тоже? — спросила я пустоту. — Тосковать-то я точно не стану!
Наглец! Как можно было так обо мне подумать? Скучать, как же! Да у меня счастье приключилось, я долго не увижу этого сиятельного, а он! И что за намеки имели здесь место? Словно я в будущем перед ним вакханкой отплясывала? Не поверю, мерзавтус!
Все мое удовлетворение куда-то испарилось, зато осталось осознание неотвратимо надвигающегося побега. К моменту, когда в дверь постучал мальчишка, привезший тележку с завтракообедом, я уже засунула в рюкзак все, с чем явилась во дворец. Собственно, я еще со времен учебы всегда носила за плечами самые необходимые вещи — навык, вбитый в нас заботливыми и очень изобретательными преподавателями с садистскими наклонностями. Теперь дело оставалось за Фомкой.
Честно оставив напарнику половину каждого из привезенных блюд, решила, что не могу покинуть дворец, не увидев напоследок Мика.
На выписавшегося из лазарета сыщика я случайно наткнулась на первом этаже у самой лестницы. Увидев меня, осчастливленную встречей, Мик почему-то отступил и пятился до тех пор, пока не уперся в подпиравшую переход между двумя крыльями здания колонну.
Заметив столь неординарную реакцию, я могла бы притвориться, что не признала сыщика или приняла его за часть окружающего интерьера, и пройти мимо. Однако осознание скорой разлуки отмело в сторону все странности не далее как вчера безумно вежливого и лучащегося очарованием брюнета, и я с истинно Фомкиным напором приперла соперника к колонне.
— Добрый день, — улыбнулась во весь рот, подступив к изрядно помятой мечте.
— Добрый, Аленика, — выдохнул Мик, встревоженно озираясь по сторонам.
— Как самочувствие?
— Благодарю, намного лучше.
Я замерла, разглядывая и запоминая такие симпатичные и милые моему сердцу черточки немного перекосившегося мужественного лица. Мы были здесь, под лестницей, почти наедине, если не считать начавших развозить тележки с обедом слуг на верхней площадке.
— Я сейчас немного занят, — замялся Мик, встревоженно вглядываясь в мою крайне одухотворенную счастьем встречи физиономию, — ты не против, если поговорим позже?
— Какой-то ты напряженный, — сделала я вывод, понимая, что «позже» у меня не будет.
— Понимаешь, Аленик… Алена, — исправился чудесный Мик, — когда рядом со мной ты или твой напарник, непременно что-нибудь происходит. Я, безусловно, не ставлю этого никому в вину, просто сделал определенные выводы. Такого количества увечий, как за эти два дня, я не получал на протяжении всей карьеры. Понимаю, что это случайность, но меня при наших встречах невольно охватывает напряжение.
— Я ведь пыталась предупредить, — попробовала реанимировать себя в глазах вожделенной добычи.
— Прошу прощения, что не услышал твоих предупреждений, был слишком поглощен… хм…
«Возможностью первым урвать артефакт», — закончила я про себя.
— Возможностью отыскать проникшего во дворец злоумышленника и не дать ему похитить что-либо еще.
Красиво говорит. Романтично.
Я смерила Мика влюбленным взглядом, а он, кажется, уже немного расслабился и почувствовал себя посвободнее, поскольку катаклизмов не происходило.
— Безумно жаль, что свидание не состоялось, — заметил сыщик и бережно взял в ладони мою руку.
Сомлев от этого жеста, я как последняя влюбленная дурочка затаила дыхание, раздумывая, стоит ли мне напоследок попробовать и самой поцеловать Мика?
— Все хотел спросить, как ты узнала, что это была ловушка? — доверительным тоном произнес Микон, придвигаясь поближе.
— Кхм… — прокашлялась я, загипнотизированная темным омутом зовущих глаз.
«Потому что артефакт является мне и указывает на улики», — могла бы ответить влюбленная дурочка. «Не твое сыщичье дело», — сказала бы напарница Фомки и по совместительству соперница Микона. Я решила выбрать нечто нейтральное и, похлопав ресницами, выдала:
— Потому что его нет во дворце, это всем известно.
— Да, верно, — вздохнул Мик, придвигаясь еще ближе и склоняясь еще ниже. Я уже и шею вытянула, чтобы ему удобнее было склоняться, а он как бы невзначай руку мне на плечо положил.
— Ты полагаешь, следы ведут из дворца? — интимным шепотом спросил сыщик.
— Я полагаю… — Что я полагала, осталось для сыщика тайной, ибо наверху вдруг раздался истошный визг, потом грохот, потом звон, а потом на нас через перила посыпался чей-то обед. Мне на голову прилетел приличный кусок кремового торта, украшенный фарфоровой тарелкой, который, по счастью, перевернулся в воздухе и осел на моих волосах красивой воздушной массой. Мику же досталось сначала деревянным блюдом из-под фруктов, затем его облило киселем, а напоследок увенчало медной кастрюлькой, надевшейся набекрень по самые уши.
Бедный сыщик пошатнулся, растерянно повел глазами сначала вверх, откуда, перевесившись через перила, на нас с испугом взирала служанка в белоснежном чепце кухонных работников, а затем его взгляд и вовсе рассредоточился, и Мик схватился за колонну.
— Аленка! — раздался откуда-то сверху рев моего напарника, и, мгновенно придя в себя, я вспомнила о своем долге, ибо стекающий по лицу крем основательно выбил из головы все романтические мысли. И я, бросив Мику:
— До встречи! — припустила вверх по лестнице.
