Джар крепко обнимал Розу. Это был их первый поцелуй с тех пор, как он нашел ее в Норфолке два месяца назад. Они лежали в постели на втором этаже старого рыбацкого домика Розиных родителей в Маусхоуле, и сквозь большое двойное окно до них доносился шум волнующегося моря, перекричать который изо всех сил старались голосистые чайки, собравшиеся на крыше соседского дома.

– Все хорошо, – сказал Джар, гладя отросшие волосы Розы. По ее щеке скатилась маленькая слезинка. – Пойдем к причальной стенке? – Роза ответила ему улыбкой, прикрывая глаза от света. Джар наклонился к прикроватной тумбочке и протянул ей солнечные очки.

Они оделись и взяли с собой две термоса с чаем – «Эрл Грей» для нее и «Баррис Голд» для него. Еще слишком рано, чтобы магазины на берегу работали. Джар и Роза провели много времени, сидя на одной и той же скамейке на причальной стенке и тихо разговаривая, пытаясь восстановить по дням, по часам и секундам Розину жизнь. Если ежедневная прогулка к церкви Святого Павла и погосту при ней не слишком утомляет Розу, то они взбирались еще на Рагиннис-Хилл за деревней и гуляли по красивой тропинке, бегущей вдоль побережья, – пока еще в зоне видимости береговой охраны. Но они надеялись уже в ближайшие месяцы дойти до Ламорны. Джар был доволен успехами Розы. Сеансы психотерапевта ей явно шли на пользу. И она снова начала вести дневник. Но все-таки до полного выздоровления еще было далеко.

В это утро они, правда, ограничились только прогулкой до скамейки на причальной стене. Сжимая в холодных руках свои термосы с чаем, Джар и Роза наблюдали за тем, как один из рыбаков направлял свою лодку по узкому выходу из гавани в море. В знак приветствия он поднял свою изъеденную солью руку.

Джар сознавал, что множество людей приезжают в этот отдаленный уголок страны за исцелением. В этой деревушке никто не докучал Розе, несмотря на пятистраничную статью в воскресном номере солидной газеты, вызвавшую медийный интерес во всем мире. Роза дала только одно интервью – Максу, и тот рассказал ее историю сначала и до конца. Остальным репортерам пришлось смириться с ее нежеланием разговаривать на эту тему.

Макс не собирался раздувать из этой истории – и без того сенсационной – шпионские страсти, но редакторы все же умудрились вставить САС в заголовок – к изумлению и Джара, и Макса.

Макс приезжал повидаться с ними пару раз: первый раз – чтобы взять у Розы интервью для своей статьи (не спеша, в течение трех дней, щадя чувства Розы и записывая ее слова не на диктофон, а от руки, авторучкой). Во второй раз он приехал в Маусхоул погостить на несколько отпускных дней со всей семьей и регулярно вместе с женой навещал Розу, а Джар играл с их близнецами во французский крикет на небольшой скамейке рядом с автостоянкой. Макс вернулся в журналистику, решив свернуть свой пиар-бизнес в «Канэри-Уорф Тауэр»: «Пусть банкиры теперь сами вешают лапшу на уши людям!»

Карл тоже был у них в гостях – спал на софе в рыбацком домике. Он приехал с добрыми вестями. Джар может вернуться на прежнюю работу в офис, правда, на двух условиях: он не будет опаздывать, а если все-таки и опоздает, то не будет придумывать глупых отмазок. Антон тоже объявился. Причиной его исчезновения оказались проблемы его девушки, а не дневник Розы, расшифровку которого он сейчас закончил и переслал Джару. Карл даже взял у него пару уроков по скейтбордингу и теперь утверждал, что в совершенстве освоил «поп шоув-ит».

Визит Като был более деловым. Допросив сначала Джара и Розу официально, он решил заночевать в Маусхоуле, в гостинице «Олд Костгард», и пригласил к себе Джара вечером – выпить пива «Бэтти Стогс» и побеседовать «не для протокола». Через полчаса Джар уже был готов полюбить полицейского.

В ходе расследования Като выяснил, что компания в Хантингдоне уволила Мартина из-за его чрезмерной жестокости по отношению к животным. По той же причине Мартин потерял работу и в Норвиче, хотя там его жестокость проявилась в несанкционированных испытаниях нового антидепрессанта на людях. В то же самое время был уволен и техник-лаборант – тот самый человек, который выследил и схватил Розу в Корнуолле и который гнался за Джаром в башне «Канэри-Уорф». Этот лаборант не только был компаньоном Мартина в велосипедных прогулках, но и соучастником преступления – он помогал держать Розу в плену и ассистировал Мартину во время его экспериментов над ней. Полиция нашла его в день ареста Мартина – сидящим без сознания в белом фургоне «Транзит», с паутиной лобового стекла на голове.

Като также установил, что старая компания Мартина вознамерилась снова использовать свою бывшую лабораторию на аэродроме и восстановила подачу туда электричества. Так что Розу бы скоро нашли и без участия Джара, – заключил полицейский. Но Джару такой вывод пришелся не по душе, как и нежелание Като вдаваться в подробности полицейского расследования по обстоятельствам насильственного похищения Розы пять лет назад.

Одна только Эми не смогла к ним приехать. И каждый раз на Джара накатывало тяжелое чувство, когда он вспоминал о письме, пришедшем от нее пару дней назад. Очень скоро, может быть, всего через несколько минут, он узнает, смогут ли они с Розой зажить своей жизнью.

– В какие-то дни мне хочется знать все, что со мною случилось, – сказала Роза, поднимаясь со скамейки, чтобы прогуляться по причальной стенке. – А в другие дни я испытываю огромное желание приписать свое прошлое другому человеку, изменить имя в своем дневнике.

– Мартин изменил многое из того, что ты написала, – повторял Джар, что он уже много раз говорил Розе.

– Я знаю это, – проронила она.

Они вдвоем распечатали на принтере все части дневника, перечитали их и подчеркнули зеленым фломастером воспоминания Розы (ориентируясь на то, что они оба помнили и считали реальным), а черным фломастером выделили многочисленные вставки Мартина (все эпизоды с Карен – от ее появления до подписания Розой Закона о неразглашении государственных тайн – а также другие сомнительные фрагменты). Джар был заинтригован, когда Роза подтвердила, что ее отец был посмертно награжден орденом Святого Михаила и Святого Георгия; она даже вспомнила церемонию вручения ей этой награды в церкви Святого Павла – по крайней мере, ей казалось, что она вспомнила. Был ли ее отец шпионом? Нет, он был гораздо более важной фигурой.

– И мне приятна мысль о том, что Мартин затушевал то, что было между нами, – проговорил Джар с оптимистической улыбкой. Он уже высказывал Розе свое предположение о том, что Мартин «переписал» те фрагменты ее дневника, в которых шла речь об их отношениях – уж больно его подмывало преуменьшить любовь между ними.

– Ты знаешь, я бы никогда не отреклась от нашей любви, – сказала Роза, беря его под руку. И Джару хотелось верить, что это так: с этой верой он жил все последние пять лет.

Они уже стояли в конце причальной стенки, наблюдая за еще одной маленькой рыбачьей лодкой, груженой макрелью, проходящей по узкому проходу под ними.

Джару пришлось смириться с тем, что это Мартин написал ему предсмертную записку от имени Розы и оставил в черновой папке ее почтового ящика в лэптопе в ее комнате. Мартин одурачил его, заставив поверить в то, что это Розины слова, и выучить их наизусть: «Мне очень жаль, что пришлось оставить тебя, малыш – первая и последняя настоящая любовь всей моей жизни!» Это слово «малыш» сыграло с ним такую злую шутку. Каким же глупцом Джар себя ощущает! Мартин, начинающий писатель, научился подделывать голоса других людей.

И он же позвонил Джару со старого телефона Розы (который полиция обнаружила в его сарае); и посылал ему потом с этого же телефона электронные письма – якобы от Розы – когда Джар искал ее в Корнуолле. И не кто иной, как Мартин, взломал его рабочий почтовый ящик. Он стал спецом в IP-спуфинге в последние месяцы своей работы, когда перешел границы дозволенных испытаний на людях в своем стремлении разработать антидепрессант нового поколения и анонимно выкладывал в Сети их результаты.

А вот вести слежку за Джаром (в Лондоне и до самого Корнуолла) Мартин поручил другому. По данным Като, его приятель и подельник, бывший техник-лаборант, когда-то работал бейлифом и кое-что в этом смыслил.

Джар посмотрел на часы. Время подошло.