(самая дешевая съемная комната на окраине Гамбурга, Западная Германия, 1960 г. н. э.)

...С точки зрения Шефа, клиент излишне придирчиво изучал договор. С осторожностью лизнув указательный палец (словно бумага была отравлена), он пугливо переворачивал страницу и сразу же «нырял» с головой в ее содержимое. Вид жилища клиента со всей очевидностью давал понять, почему ему пришлось пойти на вызов князя тьмы. Комната выглядела так, как будто в ней взорвался террорист-камикадзе: потолок в бурых пятнах, со стен свисают лохмотья обоев, на грязном полу, усеянном раздавленными тараканами, – пустые консервные банки с сиротливо засохшими остатками сардин. Прислонившись к ободранной стене (по соседству с сардинами), прямо на полу расположился клиент вместе с договором. Шеф же на правах гостя оседлал единственную мебель в комнате – разбитую табуретку.

«Вот всегда так, – думал Шеф, балансируя на жестком сиденье. – Сначала круглые глаза и визг на весь квартал, а потом холодное чтение контракта и серия корыстных вопросов. Но – насколько же просвещенный XX век лучше замурзанного Средневековья! Одно удовольствие заключать сделки. Никому не требуется запаха серы, кожистых крыльев и рогов. Все делается быстро, правильно и цинично. Правда, контракт все равно скрепляется кровью».

...Молодой человек – обладатель карих глаз, с короткой стрижкой и стильной челочкой на лбу, взвесил контракт на левой руке. Подождав, ловким жестом фокусника он перебросил его в правую – так, словно покупал у уличной торговки нестерпимо горячий, но очень аппетитный пирожок.

– Я не понял, – спросил Джон Леннон. – А в чем, собственно, подвох?

– Пытаешься поймать меня за руку? – с агрессией откликнулся Шеф.

– Нет, ну вот здесь, второй пункт, – Леннон ткнул в строчку, подчеркнутую красным. – «Заказчику в пожизненное пользование предоставляется затмевающая, сногсшибательная и потрясающая основы слава. В обмен нижеподписавшийся обязуется передать князю тьмы свою бессмертную душу. Контракт вечен, проданный товар обратно не принимается».

– Да все просто, – заложил ногу за ногу Шеф. – Ровно через 20 лет я обязательно явлюсь за твоей душой. Значит, в Рай ты уже при всем желании не попадешь, даже если покаешься: параграф 248 «S» это предусматривает.

– А Рай и правда существует? – восхитился будущий «битл».

– Забавно, – засмеялся Шеф. – Земная специфика не заставит скучать. Даже атеисты могут верить в Ад – но Рай всем представляется нереальным. Фактически, если поразмыслить – так оно и есть.

Джон занес бритву над пальцем.

– Нельзя ли продать дороже? – поторговался он. – Годков эдак тридцать, а?

– Исключено, – мотнул рогами Шеф. – Это и так больше, чем обычно: стандартный контракт заключается на 13 лет. Но сейчас у меня промо-акция. Если других вопросов нет, давай быстренько пройдемся по договору.

– Конечно, – с готовностью откликнулся Леннон. – То есть, все работает уже с завтрашнего дня? Заключаем договор, я пишу незатейливую песенку... и она сразу попадает на первое место в хит-параде? Невозможно поверить.

– Обижаешь, – устало зевнул Шеф. – Фирма гарантирует.

...По трухлявым половицам застучали крупные дождевые капли: на улице начался ливень. В потолке жилища, снимаемого за 20 марок в месяц, было полно щелей, на полу быстро стали образовываться лужицы.

– Легче легкого, – выдохнул Джон Леннон, все еще не решаясь надрезать кожу. – Моя фамилия, начертанная кровью, превратит меня в звезду. Почему же я не подумал об этом раньше? Сам Элвис придет чистить мне ботинки.

– И не мечтай, – хлопнул его по плечу Шеф. – У Элвиса контракт заканчивается в 1977 году. До этого времени он тоже считается суперстар. Так что поделите популярность пополам. Здоровая конкуренция даже необходима, сам увидишь – очень скучно быть единственной звездой.

– Элвис продал вам душу?! – Джон Леннон едва удержал бритву.

– Парадокс, – насмешливо уставился на него Шеф. – Ты что, и вправду поверил в сусальную сказочку – простой паренек из мелкого городка написал песенку в два аккорда на день рождения маме, послал запись на студию, и она вот так, за здорово живешь, сделалась мировым хитом? Три ха-ха!

– Ну что ж... – задумался Леннон. – По крайней мере – он стал живым богом, как и хотел. Что может быть лучше, чем превратиться в кумира миллионов? Услужливые девочки, ванны из шампанского, жаждущая интервью пресса.

...Он одним движением разрезал ладонь – даже сильнее, чем нужно. На половицу, задрожав, упала капля крови размером почти с виноградину.

– Ну-ну, – скептически отозвался Шеф. – Ты сам поймешь потом, как это утомительно. Начнешь прятаться в шкафах от фотографов и поклонниц. Никогда больше не выпьешь чашку «капуччино» в уличном кафе. Окружишь себя охраной, не расстанешься с черными очками. На улицу будешь выходить так – выбежал и рыбкой нырнул в машину. Встречные девушки постараются оторвать кусок твоей одежды. Тебя окутает депрессуха и ты найдешь утешение в кокаине: через это проходит большинство звезд.

– Кокаин? Но он так дорого стоит... – пробормотал молодой человек.

– Не для тебя, – заверил Шеф. – Уже спустя год после первого хита ты сможешь купить хоть ведро первосортной «коки». Нюхать придется, уж извини – иначе какая же ты рок-звезда? Всего через полвека без наличия «дорожки» вместе со стодолларовой банкнотой в Нью-Йорке на приличную тусовку не пустят. ЛСД тоже сойдет. Ты даже про него песню сочинишь.

– И ее будут слушать? – всерьез усомнился Джон Леннон.

– И не только ее, – засмеялся Шеф. – Я же говорю – в обмен за свою ничтожную душу ты получаешь такой отвязный сервис, какого нет даже на Пхукете. Твоя музыка станет эталоном, ты получишь армию фанаток. Можешь записать все, что угодно, хоть диск телефонной болтовни с приятелем – отвечаю, он займет первое место в мировых хит-парадах. Тысячи одних девушек порежут вены в приступах безответной любви к тебе, а другие испытают свой первый оргазм на твоих концертах. Но ты будешь холоден и неприступен. Может, лишь парочку девиц и трахнешь из милости.

– Клево, – выдохнул клиент. – И потом я женюсь на королеве красоты?

– Ээээ... не совсем, – остудил его пыл Шеф. – Твоей второй женой станет довольно страшная художница-японка, старше тебя на целых шесть лет.

– Это и есть плата за продажу души? – вздрогнул Леннон. – Как жестоко...

– Я тут ни при чем, – рассмеялся Шеф. – Фишка в том, что ты сам этого захочешь! Испробовав все на свете, посчитаешь такой брак экстравагантной штучкой. Голыми станете для дисков фотографироваться... Да и не только.

– Я все еще в раздумьях, – колебался Леннон, выжимая кровь из разреза. – Сколько времени бренчим на гитарах: все бесполезно. Имеется у нас такая песенка – Love me do, два притопа, два прихлопа, каждый вечер со сцены в баре играем. Неужели она вынесет девицам мозги? Или, есть еще задумка – спеть балладу... чтоб за душу брала... ля-ля, тополя, как классно вчера было у меня... и все проблемы испарились... ту-ру-ту-тууу... неужели покатит?

– Друг, – радушно сказал Шеф, повернувшись на хлипкой табуретке, – разуй глаза. Да люди и спустя сорок лет обревутся белугой, слушая музычку, которую ты мне сейчас напел. Одних кавер-версий с тысячу штук наделают. Тебе скучно станет. Напиши вот что угодно – тут же автоматически хитом сделается.

– У меня дыхание перехватило, – с горловым свистом признался Леннон. – Но почему именно я? Ведь все молодые группы мечтают о славе... и каждая готова продать душу за успех. Почему же вы явились ко мне лично?

– Хватит болтать, у тебя кровь свернулась, – протянул ему контракт Шеф. – Можешь сравнить нынешнее действо с лотереей. В нее играют все, а выигрывают единицы – в этом и смысл проведения лотерей. Если бы ты читал «Республику Шкид», то не задавал бы подобных вопросов. Я отбираю только лучшие души из тех, что мне предлагают – душа эстетического таланта в личном владении всегда интереснее, нежели сердце дворника. Кроме того, ты сильно польстишь мне впоследствии, сказав в интервью фразу, что Beatles намного популярнее, чем Голос. Вот это будет скандал!

– Неужели все звезды продаются? – обхватил голову руками Леннон. – Ну, вы прямо продюсер. Не отдашь вам душу и тело – на эстраду не пробьешься.

– А что тебя смущает? – снисходительно отозвался Шеф. – Где ты хоть раз в жизни наблюдал, чтобы настоящий талант сам пробивался в шоу-бизнесе? Да ладно, еще сейчас... ты бы увидел, что начнется на эстраде к концу века! Души станут предлагаться пачками и стремительно упадут в цене, словно курс африканского франка. Твое счастье, что ты никогда в жизни не увидишь таких потрясающих исполнителей как Катя Лель или Сергей Зверев. Думаешь, что настоящее чудовище – это я? Ох, как же ты ошибаешься...

...Капнув кровью, Джон Леннон подмахнул сначала один, а следом и второй экземпляр. Шеф заверил договор адской печатью, вспыхнувшей прозрачным пламенем. Помедлив, он дохнул на нее – по комнате разнесся запах гари.

– Мне пора, – сказал Шеф, привычно свернув контракт в трубочку. – К тому же, ты не слишком-то гостеприимен. Трудно плеснуть чашечку чаю?

– Где ж на чай денег взять? – проскулил Леннон. – Последнюю дойчмарку вчера истратили, купили струну для гитары. Хочешь пресной воды? Мне ее неделю назад отключили за неуплату. Но я заранее в ведре на кухне припас.

– Благодарствуйте, – передернулся Шеф. – Превращать воду в вино, подобно конкуренту, я не умею. Поэтому осчастливить тебя не смогу. Теперь наша фирма в рамках сделки приказывает ответить на один вопрос. Стал бы ты обращаться ко мне за славой, если бы Ад представлял собой контору неудачника, ничтожества без денег, но с суицидальными наклонностями?

– Зачем? – искренне удивился Леннон. – Темные силы даруют запретный плод – в этом и есть смысл их существования. Для чего же продавать душу, если за нее не получишь и ломаного фартинга? Исчезает повод служить злу.

Шеф довольно осклабился. Джон бросил взгляд в сторону двери.

– Скоро придет Пол – отправился в лавку умолять подлого мясника отпустить в долг сосисок, – намекнул «битл». – Он может застать нас вместе.

Шеф наморщил лоб, вспоминая.

– Маккартни, что ль? – засмеялся он. – Забавный чувак. Жаль, ты не увидишь его через полвека – умереть не встать. Пол, будучи уже совсем старичком, вторично женится на звезде порнушных съемок – одноногой блондинистой фотомодели. И при разводе та мадам обдерет несчастного, как липку.

– Уму непостижимо, – Леннон помотал головой на манер уставшей лошади. – Получается – стоит нашей команде стать миллионерами, и нас сразу можно помещать в психушку? Я женюсь на старухе из Японии, а Пол – на жадной инвалидке-нимфоманке? Чем же мы заслужили такую ужасную судьбу?

– Тем, что решили стать звездами, – пресек дискуссию Шеф. – А кому сейчас в этом мире легко? Хочешь денег? Солнце, одного таланта мало. Надо и вести себя как звезда. Скажи спасибо, что на козе жениться не заставили.

...Полный раздумий, Леннон вышел в коридор. Он вернулся, держа в руке треснутую чашку, полную затхлой и застоявшейся воды. Шефа в комнате уже не было – в воздухе смешивались запахи парфюма и обгоревшей бумаги.

– Свершилось... – промолвил Джон, созерцая сочащийся дождевой водой потолок. – И почему-то мне совсем не страшно. Беспокоит одно – как же я узнаю о завершении контракта? Какие слова мне скажет курьер от Него?

...За его спиной, на облезлой стене, зажглись и погасли большие красные буквы – «Мистер Леннон?». В замке фанерной двери со скрежетом повернулся заржавленный ключ – таща в каждой руке по тяжелой сумке, в квартиру ворвался жизнерадостный парень, обладатель крупного носа на пару со стрижкой каре. Глаза пришельца горели от бешеной радости.

– Представляешь, Пол, – обратился к нему упавшим голосом Джон Леннон. – Через сорок лет ты станешь миллионером, но женишься на одноногой манекенщице, звезде дешевой порнухи. Жизнь – это такое говно...

– Ты опять мою траву в горшке на подоконнике взял? – завистливо спросил Маккартни. – Сто раз сказано – не бери без спросу. Отсыплю сколько надо, свои же люди. Снова натощак курил? Ну, тебя и накрыло. Глаза квадратные, сам не свой – представляю, как тебя на хавчик пробивает. Ликуй, старина – у нас праздник. Только явился к мяснику, а он мне без разговоров – кило сосисок, пять фунтов ветчины, телячью ногу. Даже не знаю, что с этим немцем случилось. Срочно звони Джорджу и Ринго – жратвы на всех хватит. И с чего нам сегодня так повезло? Не иначе, как ты продал душу дьяволу!

...Вода, которой поперхнулся Леннон, брызнула у него через нос...

Покинув жилище будущего кумира миллионов, Шеф дождался, пока старик прохожий в конце проспекта повернет за угол. Ударившись о землю, он превратился в черного пуделя с ухоженной, гладкой шерстью. Тявкнув, пес с восторгом поспешил навстречу моросящему дождю. Перепрыгивая через гамбургские лужи, пудель веселыми прыжками несся по мокрому асфальту. Шеф решил повременить с возвращением в Город, прогуляться, а заодно и обдумать складывающееся положение. Гавкнув на мальчишку, обрызгавшего его водой, он с лаем погнался за рыжей, в белых пятнах кошкой – животное в панике забралось на дерево. Прохожие засмеялись – какая-то женщина бросила ему печенье, Шеф поймал лакомство на лету, облизнувшись.

...Прошло несколько дней. Калашников и Малинин должны были все закончить, но по неизвестной причине не вернулись – как и те двое, посланные в Ерушалаим еще раньше. Тратить время на выяснение отношений с разъяренной женой Калашникова совсем не хотелось. Когда дама ворвалась в кабинет, Шеф использовал средневековый метод, который часто любил проделывать в женской бане – стал невидимым. Наслаждаясь растерянностью Алевтины, он спустился в подвал и отбыл в прошлое – опрашивать VIP-клиента по поводу задумки. Опрос прошел весьма удачно.

...Но Алевтина наверняка ждет его в приемной. Женщины очень упрямы.