Небольшой корнуоллский порт Пенкасл в начале апреля выглядел веселым. Казалось, солнце после долгой и суровой зимы появилось на небе уже надолго. Скала резко и четко выделялась на фоне размытого синего неба, там, где оно встречалось в тумане с далеким горизонтом, а море имело цвет настоящего корнуоллского сапфира, приобретая глубокий оттенок зеленого изумруда над бездонной глубиной под скалами, где мрачно разинули пасти тюленьи пещеры. Трава на склонах выгорела и пожелтела. Шипы на кустах дрока были пепельно-серыми, но их золотисто-желтые цветы устилали горный склон, и этот поток прерывали только каменные осыпи, и цветущие кусты превращались в пятна и точки, пока совсем не исчезали там, где морские ветры проносились над выступами скал и уничтожали растительность, подобно вечно работающим воздушным ножницам. Вся эта холмистая местность с ее телом бурого цвета, разбавленным всплесками желтого, напоминала колоссальных размеров овсянку.

Вход в маленький залив находился со стороны моря, между высокими утесами, а за ним возвышалась одинокая скала, пробуравленная множеством пещер и отверстий, проходя сквозь которые, море во время шторма издавало громогласный рев и выбрасывало фонтаны брызг и пены. От этого места он извивался, подобно змее, на запад, охраняемый у входа двумя небольшими полукруглыми причалами слева и справа. Они были грубо сооружены из темных плит, поставленных вертикально и скрепленных большими балками и железными скобами. С этого места вода струилась по скалистому руслу полноводной зимой реки, которая в давние времена проложила себе путь среди гор. Эта река сначала была глубокой, а в тех местах, где она становилась еще и широкой, на отмелях там и сям из воды торчали нагромождения изломанных камней, и там имелось множество отверстий, в которых во время отлива можно было найти крабов и лобстеров. Среди камней возвышались крепкие столбы, которые использовали для швартовки небольших прибрежных судов, часто посещавших порт. Выше по течению река еще текла свободно, так как воды прилива проникали глубоко на сушу, но всегда была спокойной, поскольку самые свирепые штормы теряли силу ниже по течению. Примерно на расстоянии четверти мили от моря река была глубокой во время прилива, но во время отлива по обе стороны становились видны те же острые камни, что и внизу, и, когда приливная волна отступала, между ними журчали тонкие струйки пресной речной воды. Здесь тоже были причальные столбы для рыбацких лодок. По обе стороны реки стояли дома, во время прилива оказывающиеся почти на уровне воды. Это были хорошенькие коттеджи, прочные и уютные, с аккуратными узкими садиками перед входом, полными старомодных растений, пышных кустов смородины, разноцветных примул, желтофиолей и заячьей капусты. По фасадам многих домов вились клематисы и глицинии. Оконные рамы и дверные проемы красили в снежно-белый цвет, а маленькую дорожку к каждому из них мостили светлыми камнями. Некоторые двери имели крохотные крылечки, а возле других стояли деревенские скамьи, вырезанные из древесных стволов или сколоченные из старых бочек; и почти везде на подоконниках стояло множество ящиков или горшков с цветами и другими растениями.

Два человека жили в домах друг напротив друга на противоположных берегах реки. Двое мужчин – оба молодые, привлекательные и обеспеченные, – которые были компаньонами и соперниками с самого детства. Абель Бехенна, темноволосый и по-цыгански смуглый, унаследовал внешность от бродячих финикийских старателей, а обладатель светлых с рыжинкой волос Эрик Сансон, имя которого, по словам местного антиквара, было исковерканным вариантом фамилии Сагамансон, своей внешностью наводил на мысль о набегах яростных викингов. Казалось, эти двое выбрали друг друга с самого начала, чтобы вместе работать и бороться, сражаться друг за друга и стоять плечом к плечу во всех начинаниях. А теперь они заложили краеугольный камень в свой храм единства, влюбившись в одну и ту же девушку. Сара Трефузис была, несомненно, самой красивой девушкой в Пенкасле, и многие молодые люди были бы рады попытать с ней счастья, но им пришлось бы соревноваться с этими двумя, и каждый из них был самым сильным и решительным в порту – не считая другого. Заурядный парень считал, что задача слишком трудная, и поэтому не питал добрых чувств к трем главным действующим лицам, а заурядная девушка, которой приходилось, чтобы не стало хуже, мириться с ворчанием своего возлюбленного и с сознанием того, что она лишь на втором месте, наверняка смотрела на Сару недружелюбно. И поэтому через год или два, поскольку ухаживание в деревне – процесс небыстрый, между этими двумя мужчинами и женщиной установилась тесная дружба. Все трое были ею довольны, а Сара, тщеславная и немного кокетливая, старалась исподтишка отомстить как мужчинам, так и женщинам. Да и то сказать, когда молодая женщина во время «выхода» может похвастаться лишь не вполне удовлетворенным молодым человеком, ей не доставляет особого удовольствия видеть, как ее спутник бросает робкие взгляды на более красивую девушку в сопровождении двух преданных поклонников.

Наконец настал момент, которого боялась Сара и который старалась отодвинуть подальше, – момент, когда ей пришлось выбирать между двумя мужчинами. Они оба ей нравились, и действительно, каждый мог бы соответствовать представлениям даже более требовательной девушки. Но по своей натуре она думала больше о том, что может потерять, чем о том, что может приобрести; и каждый раз, когда ей казалось, будто она сделала выбор, ее тут же начинали одолевать сомнения в мудрости этого выбора. Всякий раз мужчина, которого ей предстояло потерять, снова начинал казаться ей полным новых, лучших достоинств, которые не приходили ей в голову, когда она рассматривала возможность выбрать его. Девушка обещала каждому из них, что в день своего рождения она даст ответ, и теперь этот день, одиннадцатое апреля, наступил. Обещания были даны наедине и тайно, но каждое из них получил мужчина, который вряд ли о нем забудет.

Рано утром в назначенный день Сара увидела обоих претендентов у своей двери. Ни один не доверил свою тайну другому, каждый просто постарался пораньше узнать ответ и, если он будет положительным, посвататься. Дамон, как правило, не берет с собой Пифия, когда делает предложение, и в душе каждого мужчины его собственные любовные дела стоят гораздо выше требований дружбы, поэтому на протяжении того дня оба все время пытались избавиться друг от друга. Это положение, несомненно, было несколько неловким для Сары, и хотя тщеславию девушки льстило, что ее так обожают, но все-таки бывали моменты, когда ее раздражала настойчивость обоих мужчин. Единственным утешением в такие моменты служило то, что она видела в притворных улыбках девушек, проходящих мимо двойного караула у ее дверей, зависть, переполнявшую их сердца. Мать Сары была женщиной заурядной и корыстной и, понимая положение вещей, настойчиво высказывала дочери лишь одно пожелание в совершенно ясных выражениях: устроить все так, чтобы Сара получила все, что возможно, от обоих мужчин. С этой целью она хитроумно держалась, насколько могла, подальше от ухажеров своей дочери и молча наблюдала. Сначала Сару возмущали ее корыстные взгляды, но, как бывает всегда, ее слабый характер уступил настойчивости, и теперь она переживала этап пассивного смирения. Ее не удивило, когда мать шепнула ей в маленьком дворике за домом:

– Поднимись ненадолго на холм, я хочу поговорить с этими двумя. Они оба горят желанием заполучить тебя, и настало время договориться!

Сара начала было робко возражать, но мать резко оборвала ее:

– Я тебе говорю, девочка, я уже все решила! Оба эти парня тебя хотят, но лишь один может получить. Только вот до того, как ты сделаешь выбор, я устрою так, что ты получишь всё, чем владеют они оба. Не спорь, дитя! Иди на вершину холма, а когда вернешься, я уже обо всем договорюсь. Мне это кажется совсем нетрудным!

Итак, Сара стала взбираться на холм по узкой тропинке среди золотистого дрока, а миссис Трефузис уединилась в гостиной своего домика с двумя мужчинами.

Она начала атаку с отчаянной храбростью, которая свойственна всем матерям, когда они думают о своих детях, какими бы подлыми ни были эти мысли:

– Эй, вы, двое! Вы оба влюблены в мою Сару, верно?

Они молчали и краснели, подтверждая очевидное предположение, а женщина продолжала:

– И при этом ни одного из вас нельзя назвать хорошо обеспеченным!

Претенденты снова тактично промолчали, соглашаясь с такой недооценкой их положения.

– Сомневаюсь, сможет ли кто-то из вас содержать жену!

Хотя молодые люди не произнесли ни слова, их лица выражали явное несогласие. Миссис Трефузис продолжала:

– Но если бы вы сложили вместе то, что есть у каждого, вы бы создали комфортную жизнь для Сары и одного из вас!

Произнося эти слова, она пристально смотрела на мужчин, прикрыв хитрые глаза; потом, убедившись, что они усвоили эту мысль, женщина быстро заговорила, словно хотела предупредить их возражения:

– Вы оба нравитесь девушке, и ей, может быть, трудно выбрать. Почему бы вам не бросить жребий? Сначала сложите ваши капиталы – вы оба немного отложили, я знаю. Пусть счастливчик возьмет эти деньги, уедет и пустит их в дело, а потом вернется домой и женится на ней. Полагаю, никто из вас не боится! И никто не скажет, что не сделает это ради девушки, которую вы, по вашим словам, любите!

Молчание нарушил Абель:

– Мне кажется несправедливым разыгрывать девушку по жребию! Ей самой бы это не понравилось, и это проявление неуважения к ней…

– Ты боишься рискнуть? – перебил его Эрик, который сознавал, что у него не так много шансов, как у друга, если Сара будет сама выбирать между ними.

– Только не я! – отважно ответил Абель.

Миссис Трефузис, видя, что ее идея начинает работать, воспользовалась достигнутым успехом:

– Значит, решено! Вы сложите свои деньги, чтобы создать для нее дом, в любом случае, бросите ли жребий, или предоставите сделать выбор ей самой?

– Да, – быстро ответил Эрик, и Абель согласился так же твердо. Хитрые глазки миссис Трефузис блеснули. Она услышала во дворе шаги Сары и сказала:

– Ну, вот и она, и я предоставлю решать ей.

И, произнеся это, она вышла.

Во время короткой прогулки по холмам Сара пыталась принять решение. Она почти сердилась на обоих мужчин за то, что они стали причиной такого затруднения, и поэтому сказала, войдя в комнату:

– Я хочу поговорить с вами обоими. Пойдемте к Скале флагштока, там мы сможем побыть одни.

Она взяла шляпку, вышла из дома и двинулась по извилистой дорожке к крутой скале, на вершине которой стоял высокий флагшток, на который когда-то поднимали огонь в корзине. Эта скала замыкала северную стену маленькой бухты. По тропинке могли идти рядом только два человека, и положение вещей ясно обрисовывало то, что, по какому-то негласному соглашению, Сара шла первой, а мужчины следовали за ней, бок о бок. К этому моменту в сердцах обоих кипела ревность. Когда они взобрались на вершину скалы, Сара прислонилась спиной к флагштоку, а оба молодых человека встали напротив нее. Она выбрала свою позицию намеренно, так как рядом с ней не осталось места для другого человека. Все трое некоторое время молчали, затем Сара рассмеялась и сказала:

– Я обещала вам обоим дать ответ сегодня. Все это время я непрерывно думала, пока не начала сердиться на вас за то, что вы поставили меня в такое положение. И даже сейчас я еще ничего не решила.

И тут Эрик внезапно произнес:

– Давай бросим жребий, милая!

Сара не выказала никакого негодования по поводу этого предложения – разговоры матери подготовили ее к чему-то подобному, а слабый характер вынуждал хвататься за любой выход из затруднения. Она стояла, опустив глаза, рассеянно теребя рукав платья, и, казалось, молча соглашалась с предложением. Оба мужчины инстинктивно это поняли, и каждый достал из кармана монету, подбросил ее в воздух и накрыл второй рукой ладонь, на которой та лежала. Несколько секунд они все так стояли, молча, затем Абель, который был из них двоих более заботливым, спросил:

– Сара, а это хорошо?

С этими словами он убрал руку с монеты и вернул ее обратно в карман.

– Хорошо ли, плохо ли – это хорошо для меня! А ты поступай как знаешь, – заявила девушка, рассердившись, на что он тут же ответил:

– Нет, милая! Если ты согласна, то и я тоже. Я думал только о тебе, чтобы ты потом не пожалела и не разочаровалась. Если ты любишь Эрика больше, чем меня, так и скажи, ради Бога, и у меня хватит мужества отойти в сторону. Точно так же, если ты любишь меня, не делай нас несчастными до конца жизни!

Столкнувшись лицом к лицу с трудностью, Сара проявила всю слабость характера: закрыла лицо руками, заплакала и призналась:

– Это все моя мать. Она все время твердит мне об этом!

Последовало молчание, которое нарушил Эрик. Он смело сказал Абелю:

– Неужели тебе трудно оставить девушку в покое? Если она хочет сделать выбор таким образом – пускай. Мне это подходит, и тебе тоже! Она только что это сказала и должна придерживаться своего решения!

После этих слов Сара с неожиданной яростью набросилась на него и закричала:

– Придержи язык! Тебе-то что до того? – И она опять расплакалась.

Эрик был так ошарашен, что не мог произнести ни слова, а стоял с открытым ртом и вытянутыми руками, в которых была зажата монета. Вид его был весьма глупым. Все помолчали, потом Сара, убрав руки от лица, истерически рассмеялась и сказала:

– Раз вы двое не можете принять решение, я ухожу домой! – и она повернулась, чтобы уйти.

– Стой, – властным голосом произнес Абель. – Эрик, ты держи монету, а я подам команду. А до того, как мы всё уладим, давай внесем ясность: тот, кто выиграет, возьмет все деньги, какие есть у нас обоих, поедет в Бристоль, отправится в путешествие и вложит их в торговлю. Потом он вернется и женится на Саре, и им двоим достанутся все деньги, сколько бы он ни заработал на этом деле. Там мы договорились?

– Да, – подтвердил Эрик.

– Я выйду за него замуж в свой следующий день рождения, – добавила Сара. Как только она это произнесла, невыносимо корыстный дух ее поступка поразил девушку, она ярко зарделась и отвернулась. В глазах обоих мужчин вспыхнул огонь. Эрик сказал:

– Пусть будет год! Тот, кто выиграет, получит в свое распоряжение один год.

– Бросай! – крикнул Абель, и монета закружилась в воздухе. Этик поймал ее и снова зажал в вытянутых ладонях.

– Голова! – крикнул Абель, и бледность разлилась по его лицу. Когда он нагнулся, чтобы посмотреть. Сара тоже нагнулась, и их головы почти соприкоснулись. Он почувствовал прикосновение ее волос к щеке, и его словно огнем обожгло. Эрик приподнял лежащую сверху руку: монета лежала головой кверху. Абель шагнул вперед и обнял Сару. Эрик выругался и швырнул монету далеко в море. Потом он прислонился к флагштоку и хмуро смотрел на Абеля и Сару, глубоко засунув руки в карманы. Абель восторженно шептал Саре на ушко страстные и нежные слова, и, слушая его, она начала верить, что судьба правильно поняла тайные желания ее сердца и что она больше любит Абеля.

Вскоре счастливый избранник поднял взгляд и увидел лицо Эрика, на которое упал последний луч заходящего солнца. Красный свет подчеркнул багровый от природы цвет кожи, и могло показаться, что лицо молодого человека залито кровью. Абеля не смутило его хмурое выражение, так как теперь, когда его душа успокоилась, он чувствовал искреннюю жалость к другу. Он подошел к нему, желая утешить, и протянул руку со словами:

– Удача на моей стороне, старина. Не вини меня за это. Я постараюсь сделать Сару самой счастливой женщиной на свете. А ты будешь нам обоим братом!

– Братом? Да будь ты проклят! – прорычал Эрик, отвернувшись. Сделав несколько шагов вниз по каменистой тропе, он вернулся обратно и, встав перед Абелем и Сарой, обнимавшими друг друга, сказал:

– У тебя есть год. Используй его наилучшим образом и не забудь вернуться вовремя, чтобы предъявить права на свою невесту! Успей вернуться до дня оглашения предстоящего бракосочетания в церкви и обвенчаться одиннадцатого апреля. В противном случае как бы тебе не вернуться слишком поздно и узнать, что я занял твое место.

– Что ты имеешь в виду, Эрик? Ты сошел с ума!

– Я не более безумен, чем ты, Абель Бехенна. Ты уезжаешь – это твой шанс. Я же остаюсь, и в этом – мой шанс! Я не собираюсь сидеть, сложа руки. Пять минут назад Сара любила тебя не больше, чем меня, и, возможно, она вернется на эти пять минут назад после того, как ты уедешь! Ты выиграл всего одно очко – исход игры еще может измениться.

– Он не изменится! – коротко возразил Абель. – Сара, ты будешь мне верна? Ты не передумаешь до моего возвращения?

– Год! – быстро напомнил Эрик. – Таков уговор.

– Я обещаю ждать год, – сказала Сара. Лицо Абеля помрачнело, он хотел что-то сказать, но сдержался и улыбнулся.

– Я не должен быть слишком жестоким и сердиться сегодня! Брось, Эрик, мы играли и дрались вместе. Все время ухаживания я играл честно и так же честно победил! Ты это знаешь не хуже меня. И теперь, когда я уезжаю, я жду, что мой старый, верный товарищ поможет мне, когда я буду в отъезде!

– Я ничем тебе не помогу, – ответил Эрик. – И да поможет мне Бог!

– Именно Бог помог мне, – просто возразил Абель.

– Тогда пусть он и дальше тебе помогает, – сердито сказал Эрик. – А с меня и дьявола хватит! – И, не сказав больше ни слова, он бросился бежать по крутой тропинке и исчез среди скал.

После того как он ушел, Абель надеялся на более нежные объятия Сары, но первая же фраза девушки обдала его холодом:

– Каким все кажется тоскливым без Эрика!

Эта фраза звучала и до того момента, когда он расстался с ней возле дома, и после.

На следующий день, рано утром, Абель услышал шум у двери, а когда вышел, увидел Эрика, быстро шагающего прочь. Маленький полотняный мешочек, полный золота и серебра, лежал на пороге; к нему был приколот клочок бумаги, на котором значилось:

В тот же день Абель уехал в Бристоль, а неделю спустя отплыл на «Морской звезде» в Паханг. Все его деньги, а также те, которые раньше принадлежали Эрику, находились на борту в виде груза дешевых игрушек. Таков был совет, данный молодому человеку одним знакомым – хитрым старым моряком из Бристоля. Он предсказал, что каждый вложенный пенни принесет Абелю шиллинг прибыли.

Время шло, и в душе Сары нарастало смятение. Эрик был всегда рядом; он ухаживал за ней со свойственным ему упорством и даже по-хозяйски, и девушка не имела ничего против этого. От Абеля же пришло только одно письмо, и в нем говорилось, что его предприятие оказалось успешным: он отправил около двухсот фунтов в банк Бристоля и теперь везет оставшиеся товары стоимостью пятьдесят фунтов в Китай, куда направляется «Морская звезда» и откуда этот корабль вернется в Бристоль. Он даже предложил вернуть Эрику его долю вложенных денег вместе с прибылью. Это предложение Сансон встретил с яростью, а мать Сары сочла просто ребячеством. С тех пор прошло больше шести месяцев, но других писем не было, и надежда Эрика, угасшая было после письма из Паханга, вспыхнула вновь. Он постоянно изводил Сару всевозможными «если». Если Абель не вернется, останется ли она ему верна? Если 11 апреля Абеля не будет в порту, откажется ли она от него? Если Абель возьмет свое богатство и женится на другой девушке, выйдет ли она замуж за него, Эрика, как только станет известна правда? Эти и еще множество подобных предположений выслушала девушка, и со временем сильная воля и решительная целеустремленность Сансона начали оказывать действие на ее слабую женскую природу. Сара начала терять веру в Абеля и рассматривать Эрика в качестве будущего мужа, а вероятный муж в глазах женщины отличается от всех других мужчин. В ее груди стала зарождаться нежность к Эрику, а ежедневное поощряемое ухаживание лишь подогревало это растущее чувство. Со временем Сара начала относиться к Абелю скорее как к препятствию на своем жизненном пути, и если бы мать не напоминала ей постоянно о больших деньгах, уже положенных в Бристольский банк, она бы полностью закрыла глаза на сам факт существования своего жениха.

11 апреля пришлось на субботу, поэтому, чтобы обвенчаться в этот день, необходимо было назначить оглашение на воскресенье, 22 марта. С самого начала этого месяца Эрик все время говорил об отсутствии Абеля и открыто высказывал мнение, что тот либо умер, либо женился, и Сара сама начала в это верить. Когда пошла вторая половина марта, Эрик торжествовал все больше, и после службы в церкви, 15 числа, он повел Сару на прогулку к Скале флагштока. Там он настойчиво заявил:

– Я сказал Абелю, и тебе тоже, что, если его не будет здесь до оглашения свадьбы на одиннадцатое число, я сам добьюсь оглашения на двенадцатое. Теперь настал момент, когда я собираюсь это сделать. Он не сдержал своего слова.

Тут Сара преодолела робость и нерешительность и ответила:

– Он еще не нарушил уговор!

Услышав это, Эрик в гневе заскрипел зубами.

– Что ж, если ты собираешься его ждать, – сказал он, ударив двумя руками флагшток так, что тот затрясся, – я выполню свою часть договора. В воскресенье я подам заявку на оглашение, а ты сможешь отказаться от него в церкви, если захочешь. Если Абель одиннадцатого числа будет в Пенкасле, я смогу отменить оглашение и заявить его имя вместо своего, но до тех пор буду поступать по-своему. И горе тому, кто встанет на моем пути!

С этими словами он бросился вниз по каменистой тропе, а Сара невольно почувствовала восхищение силой и духом этого викинга, который перевалил за гребень холма и зашагал вдоль утесов по направлению к Буду.

В течение недели от Абеля не было никаких новостей, и в воскресенье Эрик действительно сделал оглашение в церкви о своей свадьбе с Сарой Трефузис. Священник начал было спорить с ним: хотя соседям ничего официально не объявляли, но со времени отъезда Абеля все считали, что после возвращения именно он должен жениться на Саре. Однако Эрик не захотел это обсуждать.

– Это больная тема, сэр, – произнес он так твердо, что пастор, еще очень молодой человек, невольно заколебался. – Но, конечно, нет ничего, что говорило бы против меня и Сары. Какие тут могут быть сомнения?

Священник больше ничего не сказал и на следующий день объявил о предстоящей свадьбе в первый раз, вызвав явственный ропот среди прихожан. Сара присутствовала там, вопреки обычаю, и хотя она сильно покраснела, но получила огромное удовольствие от своего торжества над другими девушками, свадьбы которых еще не были оглашены. Еще до конца недели она начала шить подвенечное платье. Эрик приходил и смотрел, как она трудится, и это зрелище наполняло его восторгом. Он всегда говорил девушке разные приятные вещи, и такие моменты всегда были для обоих восхитительными мгновениями объяснения в любви.

Второй раз оглашение состоялось 29-го, и надежда Эрика еще больше окрепла, хотя иногда он переживал приступы острого отчаяния, когда вспоминал, что чашу счастья могут оторвать от его губ в любой момент до самого последнего мгновения. В такие мгновения его охватывала страсть – отчаянная и неумолимая, – и он скрежетал зубами и яростно сжимал кулаки, будто в его крови все еще сохранились следы ярости его древних предков-берсеркеров. В прошлый четверг он заглянул к Саре и нашел ее, залитую потоком солнечного света, когда девушка делала последние стежки на своем белом подвенечном платье. Сердце Сансона было полно ликованья, и при виде женщины, которая совсем скоро будет принадлежать ему, за этой работой он преисполнился такой несказанной радости, что чуть не лишился чувств от сладкого предвкушения.

Нагнувшись к Саре, молодой человек поцеловал ее в губы, а потом прошептал в розовое ушко:

– Твое подвенечное платье, Сара! И оно для меня!

Он слегка отстранился, чтобы полюбоваться ею, а красавица дерзко взглянула на него и ответила:

– Может быть, и не для тебя. У Абеля есть еще больше недели!

Сказав так, она же вскрикнула от страха, поскольку Эрик, дико взмахнув руками и злобно выругавшись, выбежал из дома, громко хлопнув дверью. Этот инцидент встревожил Сару больше, чем она предполагала, так как заново пробудил в ней все старые страхи, сомнения и нерешительность. Она всплакнула, отложила в сторону платье и, чтобы успокоиться, вышла из дома, собираясь немного посидеть на вершине Скалы флагштока. Придя туда, девушка увидела группу людей, в тревоге обсуждавших погоду. Море было спокойным, ярко светило солнце, но над водой появились странные темные и светлые полосы, а ближе к берегу вокруг скал кипела пена, расплывавшаяся большими белыми кругами и дугами в прибрежных течениях. Ветер налетал резкими, холодными порывами. В сквозном отверстии, проходящем под Скалой флагштока и соединяющем скалистую бухту с внутренним заливчиком, время от времени раздавался гулкий удар, а чайки непрестанно кричали, кружась у входа в порт.

Сара услышала, как старый рыбак сказал моряку из береговой охраны:

– Похоже, погода портится. Я такое уже видел однажды, когда корабль Ост-Индской компании «Коромандел» разбился в щепки в бухте Диззард!

Сара не стала слушать дальше. Когда речь шла об опасности, она чувствовала робость и не выносила разговоров о катастрофах и кораблекрушениях. Девушка ушла домой и снова принялась дошивать платье, втайне решив ублажить Эрика, когда увидит его, ласково попросив прощения, – и воспользоваться первой подвернувшейся возможностью расквитаться с ним после свадьбы.

Прогноз старого рыбака оправдался: с наступлением сумерек налетел ужасный шторм. Уровень моря поднялся, и волны обрушивались на все западное побережье от Ская до Силли, и отовсюду доходили известия о кораблекрушениях. Все моряки и рыбаки Пенкасла вышли на скалы и утесы и внимательно наблюдали. Вскоре при вспышке молнии они заметили примерно в полумиле от входа в порт кеч, идущий под одним кливером. Все глаза и подзорные трубы уставились на судно, ожидая следующей вспышки молнии, и, когда она сверкнула, зрители хором закричали, что это «Красотка Элис», совершающая торговые рейсы между Бристолем и Пензансом и заходящая во все маленькие порты между этими городами.

– Да поможет им Бог! – сказал начальник порта. – Потому что ничто на этом свете не сможет их спасти, когда они окажутся между Будом и Тинтагелем, а ветер будет дуть в сторону берега!

Береговая охрана приложила все усилия, и с помощью храбрых сердец и работящих рук они втащили на вершину Скалы флагштока устройство для запуска сигнальных ракет. Потом они стали зажигать синие огни, чтобы люди на корабле видели вход в бухту, если смогут добраться до него. Команда корабля отважно боролась со стихией, но ни мастерство, ни силы людей не могли победить. Через несколько минут «Красотка Элис» нашла свою гибель на огромных камнях острова, охранявшего вход в порт. Крики людей на ее борту почти не были слышны в реве бури; несчастные бросались в море – то был для них последний шанс выжить. Синие огни продолжали гореть; все столпившиеся на берегу пристально вглядывались в морскую пучину в надежде увидеть чье-нибудь лицо и держа наготове веревки, чтобы бросить их утопающим. Но никаких лиц они не видели, а готовые помочь руки оставались без работы. Эрик был среди своих товарищей. Его исландское происхождение никогда не было более очевидным, чем в тот ужасный час. Он взял веревку и крикнул в ухо начальника порта:

– Я спущусь на скалы у тюленьей пещеры! Сейчас прилив, и кого-нибудь может туда вынести!

– Не ходи, парень! – ответил тот. – Ты что, спятил? Поскользнешься на камне и погибнешь. Ни один человек не сможет удержаться на ногах в темноте в таком месте и в такой шторм!

– Вовсе нет, – ответил Эрик. – Помните, как Абель Бехенна спас меня там в такую же ночь, как эта, когда моя лодка налетела на Галл Рок? Он вытащил меня с глубоководья в тюленьей пещере, и сейчас кто-нибудь опять может туда приплыть, как я тогда.

Сказав так, он исчез в темноте. Выступающая скала заслоняла огни Скалы флагштока, но Сансон слишком хорошо знал дорогу и не заблудился. Смелость и сильные ноги помогли ему, и вскоре он уже стоял на большом камне с круглой вершиной, подмытом снизу волнами, над входом в тюленью пещеру, где продолжалось море, образуя под ее сводами бездонную впадину. Там Эрик стоял в относительной безопасности, так как выпуклая поверхность камня отражала волны с той же силой, с которой они бились об него, и, хотя вода внизу кипела, как в котле, прямо под ним находилось место почти спокойное. Казалось, что камень отражает и звуки бури, и молодой человек слушал и смотрел, держа наготове моток веревки. Вот ему показалось, что он слышит под собой, прямо под водоворотом, слабый возглас отчаяния. Эрик ответил на него громким криком, прозвеневшим в ночи. Затем дождался вспышки молнии и, когда та сверкнула, бросил веревку в темноту, туда, где он заметил среди пенного водоворота лицо человека. Веревку схватили, потому что Сансон почувствовал, как она натянулась, и он снова громко крикнул:

– Обвяжи ее вокруг пояса, и я тебя вытащу!

Затем, когда он почувствовал, что веревка закреплена, Сансон пробрался вдоль скалы к дальней стороне пещеры, туда, где глубокая вода была немного спокойнее, и там он мог бы встать достаточно твердо, чтобы вытащить утопающего на нависающую скалу. Эрик начал тянуть и вскоре почувствовал по натяжению веревки, что тот, кого он спасал, вот-вот окажется у вершины камня. Сансон на секунду замер и сделал глубокий вдох, чтобы в последнем усилии закончить спасательную операцию. Он как раз согнул спину, чтобы сделать это усилие, и тут вспышка молнии осветила их, и оба, спаситель и спасаемый, увидели лица друг друга.

Эрик Сансон и Абель Бехенна оказались лицом к лицу, и никто не знал об их встрече, кроме них самих и Бога.

В это мгновение в сердце Эрика хлынула буря эмоций. Все его надежды потерпели крах, и в глазах загорелась прямо-таки Каинова ненависть. К тому же он заметил на лице Абеля радость от осознания того, что именно рука Эрика выручит его из беды, и от этого его ненависть лишь усилилась. Охваченный этим чувством, Сансон отпрянул, и веревка выскользнула из его пальцев. За этим мгновением ненависти последовал порыв, рожденный лучшими качествами мужчины, но было уже поздно: не успел он прийти в себя, как Абель, обремененный дополнительной тяжестью веревки, которая должна была его спасти, с криком отчаяния рухнул обратно в темную пучину, поглотившую его.

После этого, ощущая в себе все безумие и рок братоубийцы, Эрик бросился бежать назад по камням, не думая об опасности и желая только одного – оказаться среди других людей, чьи живые голоса заглушат тот последний вопль, который все еще звенел у него в ушах.

Когда Сансон добрался до Скалы флагштока, мужчины окружили его, и сквозь шум бури он услышал, как начальник порта сказал:

– Мы испугались, что ты погиб, когда услышали крик! Какой ты бледный! Где твоя веревка? Кого-нибудь принесло в пещеру?

– Никого! – прокричал Эрик в ответ, так как понимал, что никогда не сможет объяснить, как он позволил старому другу упасть обратно в море, да еще на том самом месте и при точно таких же обстоятельствах, при каких этот друг когда-то спас жизнь ему самому. Он надеялся одной наглой ложью положить конец делу раз и навсегда. Свидетелей не было, и если ему суждено до конца дней видеть перед собой это бледное лицо и слышать этот отчаянный крик, то по крайней мере никто не должен узнать об этом.

– Никого! – крикнул он еще громче. – Я поскользнулся на камне, и веревка упала в море!

С этими словами он ушел от товарищей, сбежал вниз по крутой тропе, добрался до своего дома и заперся в нем.

Остаток ночи Эрик провел, неподвижно лежа в одежде на кровати, уставившись в потолок. Ему то и дело казалось, что он видит в темноте бледное, блестящее от воды при свете молнии лицо, на котором выражение радостного узнавания сменяется ужасным отчаянием, и слышит крик, который будет вечно эхом отдаваться в его душе.

Утром шторм закончился, и вся природа снова заулыбалась; только море все еще бушевало нерастраченной яростью. Большие обломки погибшего корабля принесло в порт, море вокруг скалистого острова тоже усеивали обломки. А еще в гавань принесло два тела: хозяина утонувшего кеча и матроса, которого никто не знал.

Сара не видела Эрика до вечера, да и вечером он забежал всего на минуту и даже не вошел в дом, а просто сунул голову в открытое окно.

– Ну, Сара, – громко крикнул он, однако ей его голос показался каким-то фальшивым, – подвенечное платье готово? До этого воскресенья, учти! До воскресенья!

Сара обрадовалась, что им так легко удалось помириться; но, как это свойственно женщинам, когда она увидела, что буря миновала и ее страхи были необоснованными, то тут же снова обидела молодого человека.

– Да, до воскресенья, – сказала она, не поднимая глаз, – если Абель не появится в субботу!

Затем она дерзко взглянула на Эрика, хотя ее сердце было полно страха перед еще одним взрывом своего вспыльчивого возлюбленного. Но окно оказалось пустым – Эрик удалился, и девушка, надув губки, продолжила работу.

Они больше не виделись до второй половины воскресного дня, когда оглашение прозвучало в третий раз, и Эрик подошел к Саре раньше прочих с видом собственника, который вызвал у нее одновременно удовлетворение и раздражение.

– Еще рано, мистер! – сказала она, отталкивая его под хихиканье других девушек. – Подожди уж до воскресенья, будь так любезен. – И прибавила, дерзко глядя на Сансона: – До следующего дня после субботы!

Девушки опять захихикали, а молодые люди откровенно загоготали. Они решили, что Эрика задел ее выговор, раз он побледнел, как лист бумаги, и отвернулся. Но Сара, которая знала больше них, рассмеялась, так как увидела торжество сквозь гримасу боли, исказившую его лицо.

Неделя прошла спокойно; тем не менее по мере приближения воскресенья Сару иногда охватывала тревога, а что касается Эрика, то он бродил по ночам, как одержимый. Молодой человек сдерживался в присутствии других людей, но время от времени спускался к камням и пещерам и громко кричал. Казалось, это приносило некоторое облегчение, и после этого ему лучше удавалось владеть собой. Всю субботу он просидел дома, ни разу не выйдя на улицу. Так как ему предстояло на следующий день венчаться, соседи думали, что Эрик стесняется, и не тревожили его. Только один раз его побеспокоили, когда к нему пришел старшина береговой охраны, сел и заговорил после паузы:

– Эрик, я вчера был в Бристоле. Зашел к канатчику за мотком веревки на замену той, что ты потерял в ту штормовую ночь, и там встретил Майкла Хевенза, тамошнего торговца. Он мне рассказал, что Абель Бехенна на позапрошлой неделе приплыл из Кантона на «Морской звезде» и что он положил крупную сумму денег в Бристольский банк на имя Сары Бехенна. Абель сам сказал об этом Майклу и еще о том, что оплатил место до Пенкасла на «Красотке Элис». Крепись, парень, – добавил он, потому что Эрик со стоном уткнулся головой в колени, закрыв лицо руками. – Я знаю, он был твоим старым товарищем, но ты не мог ему помочь. Должно быть, он пошел на дно вместе с остальными в ту ужасную ночь. Я подумал, что уж лучше я сам тебе скажу, чтобы эта новость не дошла до тебя как-нибудь иначе и ты не дал бы Саре Трефузис испугаться. Раньше они были добрыми друзьями, а женщины принимают такие вещи близко к сердцу. Нельзя, чтобы она страдала от таких вестей в день своей свадьбы!

Потом он встал и ушел, оставив безутешного Эрика все так же сидящим, уткнувшись головой в колени.

– Бедняга! – бормотал себе под нос старшина. – Он очень расстроился. Что ж, оно и правильно! Они ведь когда-то были настоящими друзьями, и Абель спас его от смерти!

К вечеру того дня, когда дети вернулись из школы, они, как обычно перед выходным днем, гуляли по причалу и по дорожкам возле утесов. Вскоре некоторые из них, очень взволнованные, прибежали в порт, где несколько человек разгружали кеч с углем, а куда больше народа руководили этой операцией. Один из детей крикнул:

– В устье залива морская свинья! Мы видели, как она проплыла сквозь отверстие в скале! У нее был длинный хвост, и она плыла глубоко под водой!

– Нет, – возразил другой, – это был тюлень, но с длинным хвостом! Он выплыл из тюленьей пещеры!

Прочие дети рассказывали иные истории, но в двух моментах она были единодушны: оно, что бы это ни было, прошло в отверстие глубоко под водой, и у него был длинный хвост – такой длинный, что они не увидели его конца. По этому поводу мужчины немилосердно осыпали их насмешками, но так как было ясно, что дети что-то видели, довольно много людей, молодых и старых, мужчин и женщин, отправились тропинками, тянущимися высоко по обе стороны от устья залива, чтобы увидеть это новое прибавление к морской фауне – длиннохвостую морскую свинью или тюленя. К тому времени начался прилив. Дул слабый бриз, и поверхность воды покрывала рябь, поэтому только в редкие мгновения можно было ясно разглядеть что-то в глубине. Через некоторое время одна из женщин крикнула, будто видит нечто, движущееся по каналу, как раз под тем местом, где она стояла. Все бросились туда, но к тому времени, когда вокруг женщины собралась толпа, ветер усилился, и невозможно стало что-то разглядеть под водой. В ответ на расспросы женщина описала то, что она видела, но так бессвязно, что всё списали на игру ее воображения; если бы не рассказ детей, ей бы вообще не поверили. Ее почти истеричному утверждению, будто то, что она видела, напоминало «свинью с вывалившимися кишками», отчасти поверил только старый моряк береговой охраны, который покачал головой, но ничего не сказал. Все оставшееся светлое время дня этого человека видели на берегу – он смотрел в воду, но на его лице отражалось разочарование.

На следующее утро Эрик встал рано; он всю ночь не сомкнул глаз, так что дневной свет и возможность двигаться принесли ему облегчение. Он побрился недрожащей рукой, надел свадебный костюм. Лицо Сансона осунулось казалось, за последние несколько дней он постарел на много лет. Но глаза его по-прежнему горели диким, беспокойным огнем торжества, и он снова и снова бормотал себе под нос:

– Это день моей свадьбы! Абель не может забрать ее теперь – ни живой, ни мертвый! Ни живой, ни мертвый! Ни живой, ни мертвый!

Сев в кресло, Эрик с неестественным спокойствием стал ждать времени, когда откроется церковь. Когда же наконец зазвонил колокол, он встал и вышел из дома, закрыв за собой дверь, а потом посмотрел на реку и увидел, что только что начался отлив.

В церкви Эрик сидел рядом с Сарой и ее матерью, все время крепко держа девушку за руку, словно боялся ее потерять. Когда закончилась служба, они встали рядом и их обвенчали в присутствии всего прихода – никто не ушел из церкви. Оба четко ответили на вопросы священника, а в голосе Эрика даже звучал вызов.

Когда венчание закончилось, Сара взяла под руку мужа, и они ушли вместе, а мальчишек и девчонок старшие заставили вести себя прилично, иначе они бы пошли за ними, почти наступая на пятки.

Дорога из церкви вела к задней стене дома Эрика по узкому проходу между ним и домом его соседа. Когда новобрачные прошли по нему, остальные прихожане, которые следовали на некотором расстоянии, внезапно вздрогнули от долгого, пронзительного вопля невесты. Они бросились по проходу и нашли Сару на берегу. Она дикими глазами смотрела на русло реки и указывала рукой на какой-то предмет напротив двери в дом Эрика Сансона.

Отлив принес туда труп Абеля Бехенны, и он застыл среди обломков скал. Веревку, привязанную к его талии, течение обмотало вокруг причального столба, и она удержала тело, когда во время отлива вода отступила. Правый локоть трупа попал в расщелину в камне, и его рука была вытянута в сторону Сары, открытой ладонью вверх, словно мертвец тянулся к руке нареченной, разжав бледные, согнутые пальцы, чтобы ухватиться за нее.

Сара Сансон так толком и не поняла, что произошло потом. Всякий раз, когда она пыталась вспомнить, в ее ушах начинался звон, перед глазами вставал туман и все исчезало. Единственное, что она могла вспомнить, – и не забывала уже никогда, – это тяжелое дыхание Эрика, лицо которого было бледнее лица покойника и который шептал еле слышно:

– Помощь дьявола! Вера в дьявола! Цена дьявола!