Глава 20

Когда пришла радиограмма от Максимова о художествах Ольгиного жениха, я был уже в курсе – меня просветили немцы. Поначалу я даже удивился – надо же, не только у нас есть безбашенные авантюристы, но и у них тоже! Но довольно быстро понял, что никаким авантюризмом тут не пахнет. Зато явно чувствуется хорошая организация разведки. И надеяться, что самолет Куликовского не был подробнейшим образом сфотографирован как в собранном, так и в разобранном виде, как и его катапульта, было бы непростительным идеализмом. Небось еще и подробное описание составили того и другого, а заодно завели досье на самого Куликовского и его механика. С одной стороны, в «эмке» никаких секретов не было от рождения, оттого ее летные характеристики и получились столь убогими, так что никакого вреда от ее фотографий и описания не будет. Правда, неизвестно, как этот Ромео реализовал подвеску бомбы, но вряд ли он придумал что-то сверхъестественное. А уж про собранную на коленке катапульту по мотивам средневекового требушета и говорить нечего.

Однако мне стало просто завидно – вот почему у Вильгельма такое есть, а у меня нет? Этот вопрос я задал сразу и Максимову (по радио), и Редигеру (лично, причем на несколько повышенных тонах).

Оказалось, что и у меня тоже кое-что есть. Редигер довольно быстро раскопал, что на немецкую разведку работает не только «Драбант», но и еще три парохода – то есть все, задействованные на доставке всяких позарез необходимых вещей в Трансвааль. И финансирование у них такое, о котором он, Редигер, не может даже мечтать. Это был почти не завуалированный упрек мне, и я мысленно согласился с его справедливостью – но, как очень скоро выяснилось, несколько преждевременно.

Дело в том, что Максимов все-таки смог выяснить, чего ждал «Драбант» в Дурбане и зачем ему надо было в Кейптаун. Не озарения же русского штабс-капитана о полете в один конец дожидались капитан со старшим помощником!

Так вот, оказалось, что германская разведка успешно сочетала приятное с полезным. Полезным был сбор всяких интересных сведений, а приятным и даже очень приятным – улучшение ее собственного финансового положения. Вильгельмовские Джеймсы Бонды баловались контрабандой, причем плодотворно и с размахом.

Катер они посылали под Кейптаун за какими-то левыми алмазами, происхождение которых Максимову выяснить не удалось, а в Дурбане ждали (и в конце концов дождались) золото. Во всяком случае, вряд ли в четырех небольших, но очень тяжелых ящиках было что-то иное.

И вообще помаленьку выяснилось, что Вильгельм влез в южноафриканские дела куда основательнее, чем в другом варианте истории и чем поначалу казалось мне. Оказалось, что немцев в Трансваале воюет даже больше, чем русских. Просто наши официально были российскими добровольцами, а немцы – голландскими и почему-то шведскими. Причем маскировались они серьезно, при посторонних говорили только на языках стран-отправителей. А я-то все не мог понять, чего же забыли шведы на другом краю шарика! С голландцами как раз было понятно – буры их ближайшие родственники, поэтому я не исключал, что среди добровольцев, если хорошо поискать, можно будет найти и нескольких настоящих граждан Нидерландов.

Со мной все было в общем-то ясно – я помогал бурам по двум причинам. Первая – для отвлечения внимания Англии от дальневосточных дел, пусть ей найдется занятие поближе к метрополии и подальше от наших границ. И вторая – у меня там давно есть финансовые интересы, которые наверняка пострадают из-за оккупации бурских республик англичанами. До недавнего времени мне казалось, что у Вильгельма нет ни одной из этих причин, однако теперь это стало вовсе не очевидно. Во-первых, какие-то, пусть и неплохо замаскированные, денежные интересы у немцев проявились. Однако их одних для убедительного объяснения было маловато, и я тщетно пытался понять – от чего же такого важного для Германии Вильгельм хочет отвлечь внимание англичан? Будь на их месте французы, то тогда все было бы понятно – от Марокко. Хотя, пожалуй, если бы французы не имели поддержки англичан, Вильгельм вообще не подумал бы с ними считаться, так что и здесь вырисовывается достаточно правдоподобное объяснение.

С одной стороны, это неплохо, когда интересы партнера понятны и ни в чем не противоречат моим собственным. С другой – в хрен знает какой раз вновь встает вечный вопрос – в кого же это я такой дурак? Почему я озаботился узнать подробности только сейчас, а пока не приперло – даже ухом не вел?

Однако, поразмыслив, я отверг свой вопрос как риторический и провокационный, тем более что Вильгельм прислал мне личное письмо. В нем он сообщал, что в начале января ожидается приезд в Берлин президента Трансвааля. И что ежели мне интересно взглянуть на этого типа, то он, Вильгельм, против моего визита совершенно не возражает. Официально это будет или нет – на мое усмотрение.

Угу, подумал я. Давненько не доводилось бывать в зоопарке! Вот только папаше Крюгеру будет слишком жирно, если полюбоваться на его немытую и небритую персону приедет аж сам император всероссийский. Однако у Вилли, кажется, скоро день рождения? А незадолго перед ним – юбилей Германской империи. Кстати, ей исполняется тридцать пять лет, это можно считать круглой датой, поэтому пусть Рита, которая еще не забыла, что по рождению она германская принцесса, да к тому же родная сестра Вильгельма, проявит широту натуры. Выкупит за свои деньги какую-нибудь картину из собрания Александра Третьего и преподнесет ее брату в ознаменование двойного юбилея. Но так как лично она ехать а Рейх не захочет, ибо у нее маленькие дети, то картину привезет в Берлин чиновник из МИДа Юрий Владимирович Андропов. Кстати, как же называется то полотно, что вызывает у меня наибольшее отвращение из всей коллекции? Мона… нет, Дона Нуда. Тьфу! Вот ее и подарить, хоть какая-то польза будет от этой мазни.

Вообще-то ехать или лететь пора уже на днях… пожалуй, лучше все-таки на поезде. Больно уж погода неустойчивая, нет никакой гарантии, что на дирижабле удастся долететь быстро. Да и вообще – долететь. А для такого ценного произведения искусства, как это издевательство над Джокондой, не жалко задействовать и спецпоезд. Небольшой, разумеется, вагона на три. Мне под видом господина Андропова там места хватит, а картине – тем более.

Все-таки визит под личиной имеет немало преимуществ. Например, не нужно присутствовать ни на каких официальных мероприятиях – картину Вильгельму торжественно вручил наш посол. А мелочи вроде Андропова по чину было разве что скромно стоять в сторонке, да и то не обязательно, чем я и воспользовался.

– Ну ты хорошо устроился! – заявил мне Вильгельм, когда на второй день моего пребывания в Берлине он все-таки смог выкроить время для беседы с глазу на глаз. – Бакенбарды не жмут?

– Сейчас – нет, я, честно говоря, про них даже как-то забыл. Поначалу – да, был кошмар, походишь в них полдня, так потом они насилу отклеивались, и прыщи вылезали чуть ли не по всей морде. Но наши медики и химики свои бутерброды с икрой кушают не зря. Сейчас используется какой-то липкий бальзам на основе меда и корня женьшеня, это такое довольно редкое дальневосточное растение, так с ним баки можно сутками носить, и коже от этого только лучше. Крюгер завтра приезжает, ничего не изменилось?

– Нет. Пойдешь встречать?

– Пожалуй, схожу, один черт скучно, не все же время наливаться пивом с Тирпицем. Надо иногда и о печени подумать.

– Она-то тут при чем?

– Говорят, на нее выпивка очень вредно влияет.

– Вот смотрю я на тебя, вроде неглупый человек, даже, не побоюсь таких слов, один из двух умнейших монархов мира. А веришь во всякую ерунду! Ладно, давай перейдем к делу. Я так понял, ты решил провести внеплановую встречу потому, что поверил – буры все-таки могут победить?

– Нет, в основном меня интересует несколько иной вопрос. Зачем тебе их победа?

– Да ни за чем, если честно. Победят – их дело, но война в любом должна продолжаться подольше. Пока англичане увязли в ней по уши, в других местах они ведут себя не так нагло. В том же марокканском вопросе, это мы с тобой отдельно обсудим. А сейчас я хотел показать тебе вот что.

Он раскрыл папку, с которой пришел ко мне, и выложил лист с эскизами самолета в трех проекциях.

Так, прикинул я, вот во что можно превратить «эмку», если больше заняться нечем. Размах крыла увеличен раза в полтора, длина фюзеляжа тоже. Моторы, судя эскизам, поршневые с водяным охлаждением, развернутые, как и у «эмки», винтами назад. Стреловидность крыла еле заметная, но она, как и у моего прототипа, точно есть. Блин, где-то я такое недоразумение видел… да это же почти один в один Гота Г4. Читал я про такой самолет в прошлой жизни, немцы его сделали в конце первой мировой.

– Признаю, – заявил Вильгельм, – я, как многие, поначалу недооценил перспективы аэроплана господина Можайского и не понимал, чем он тебе так понравился. Однако события в Южной Африке расставили все по своим местам. К сожалению, машин без недостатков не бывает, и у «эм-два» они тоже есть. Главных, как мне доложили, два. Очень малая дальность полета и недостаточная грузоподъемность.

Первый связан с типом двигателей, паровые используют топливо менее эффективно, чем внутреннего сгорания. Понимая это, я дал задание Даймлеру разработать сдвоенный двигатель на основе твоего шестицилиндрового, предназначенного для дирижаблей. Он его выполнил, двенадцать цилиндров имеют общий картер и расположены буквой «V». Мощность – двести пятьдесят лошадиных сил, представляешь? Даймлер обещает, что серийное производство начнется этим летом.

Знакомое дело, подумал я, немцы совершают ошибку, которую в другой истории сделали многие. Ставят двигатели водяного охлаждения на самолеты. Да, площадь лобового сечения у них меньше, чем у воздушек, но ненамного. На проценты, а далеко не в разы. Зато ниже боевая живучесть, да и с не боевой тоже вопрос. В результате после Второй мировой войны поршневые двигатели применялись довольно долго, но почти исключительно воздушные. Водяные сохранились только кое-где в легкомоторной авиации благодаря унификации с автомобильными двигателями. И ведь я союзников ни на что не провоцировал, сами догадались! Вот всегда бы так.

– Проект аэроплана разработал профессор Юнкерс, – продолжал Вильгельм. – Разумеется, он многое взял от твоего прототипа, ибо новое часто вырастает из хорошо зарекомендовавшего себя старого. Но все же это, ты уж меня прости, гораздо более совершенный аппарат.

Кто бы сомневался, подумал я. Юнкерс в полтора раза увеличил размах крыльев «эмки», оставив ширину как была. Получилось крыло с очень большим удлинением, что положительно скажется на аэродинамическом качестве, но резко отрицательно – на прочности и жесткости. То есть грузоподъемность, конечно, возрастет, но пикировать этот самолет не сможет абсолютно никак. В отличие от «эмки», которая теоретически тоже не могла, однако Куликовский ее заставлял входить в пике почти сто раз, и у него почему-то до сих пор не отвалились крылья.

А Вилли все не унимался.

– Теперь сообщу тебе не столь приятную новость. Англичане тоже сделали выводы из действий твоего авиаотряда, но они пока собираются повторить русскую конструкцию без изменений, за исключением двигателей. Парсонсу заказаны паровые турбины, а Максиму – двигатель внутреннего сгорания. Парсонс занимается проектом сам (я мысленно возликовал – значит, он будет уделять меньше внимания корабельным турбинам), а Максим поручил разработку некому молодому, но, говорят, весьма способному инженеру Генри Ройсу. Двигатель будет, как и у Даймлера, рядным и с водяным охлаждением, но подробности пока неизвестны. А потом они по результатам испытаний решат, что лучше. Возможно, начнут производить оба типа силовых установок.

Да уж, подумал я, если англичане начнут массово ставить на самолеты паровые турбины, все затраты на проектирование и производство «эмки» можно будет считать оправданными.

Вилли же наконец дошел до сути, то есть объяснил, с чего это он так заинтересовался аппаратами тяжелее воздуха.

– Бомб самолет, конечно, поднимет значительно меньше, чем дирижабль. Но зато крылатые машины можно будет на корабле доставить в любую точку мирового океана! А корабль с эллингом для дирижабля – это дело не самого близкого будущего. Запускать аэропланы можно с катапульты, а принимать на борт с воды при помощи крана. Один корабль сможет взять на борт до пятнадцати аэропланов, это уже подсчитано. Грядет новая эра в тактике морских сражений! И мы с тобой будем стоять у ее истоков! Можешь ли ты на месяц-другой отпустить в Германию своего героя, Куликовского? Для консультаций.

– Могу, конечно, но не сразу. Сейчас он готовится к свадьбе, я уже дал разрешение. Потом будет медовый месяц, после которого он напишет подробнейший отчет о своих геройствах. А вот после этого сможет и в Германию съездить. Или пусть молодожены проводят его у тебя в гостях? Вам же вроде некуда спешить – пока нет ни самолета, ни даже моторов. Впрочем, если считаешь, что дело не терпит отлагательства, отправляй для консультации своих специалистов в Гатчину. И о чем, кроме небесных дел, ты хотел со мной еще поговорить? Наверняка ведь не только и не столько о Южной Африке, сколько о Марокко.

– Ты, как всегда, зришь в корень, дорогой Алекс, – усмехнулся Вильгельм. – Лягушатники совсем обнаглели, предлагая протекторат султану Марокко! А ему гораздо более нравится германский, который я ему уже предложил. И, значит, позволь мне сделать небольшой экскурс в историю. Два года назад Россия стояла на грани войны с Японией. Разумеется, в том, что мир все-таки сохранился, сыграла большую роль высокая, благодаря твоим неустанным заботам, боеготовность русской армии и флота.

Про флот Вилли сообщил с такой миной, что было ясно – это он исключительно из вежливости. Ну да, по сравнению с темпами развития германского флота наши выглядели, мягко говоря, бледно.

– Но был и еще один немаловажный фактор, – продолжал вещать кайзер. – А именно – Германия, в моем лице категорично заявившая, что всякий, посмевший напасть на моего царственного кузена Александра, будет немедленно иметь дело и со мной тоже.

Как же, подумал я, помню. Именно так все и было – не официальное заявление германского МИДа, а речь слегка выпившего кайзера при спуске на воду очередного крейсера. Ну типа, если все пойдет как-нибудь не совсем так, как хотелось, можно будет сказать, что Вильгельма неправильно поняли. Хотя, конечно, даже такое выступление свою роль сыграло.

Однако не меньшее значение имела позиция Франции. Как раз тогда она предпринимала судорожные шаги по сближению с Россией, и кое-что у нее даже получалось.

Таким образом, из Лондона ситуация выглядела так. Если Япония объявит войну России, то воевать ей почти наверняка придется еще и с Германией. Вильгельм – он такой, трудно предугадать, что ему взбредет в голову. Без прямой военной помощи Англии исход борьбы будет очевидным. Но и с ней получается не очень хорошо, ведь за немцев в принципе может вступиться Австро-Венгрия, а за русских – Франция, если они ей пообещают что-нибудь серьезное! Такое хоть и маловероятно, но все же возможно, лягушатники те еще политические проститутки.

Ну и мое воздушно-подводное шоу тоже сыграло какую-то роль, с этим трудно спорить.

В общем, тогда бритты решили не рисковать и придержали японцев. А теперь значит, Вилли надеется на мой ответный шаг? Вполне справедливо, и осталось только услышать лично от него, чего ему надо.

– Я хочу дать ясно понять лимонникам, – наконец добрался до сути Вилли, – что в случае поддержки ими французов по вопросу о Марокко Германская империя немедленно признает Трансвааль и установит с ним дипломатические отношения. И надеюсь, что ты готов пусть и не напрямую, но достаточно явными намеками заявить то же самое.

Ну что же, вполне ожидаемо. Это дело Вильгельма, и он, понятно, хочет вести сольную партию. Мне же от Марокко ничего не надо, даже мандаринов, потому что я их не очень любил в прошлой жизни и не изменил своего мнения в нынешней. И, раз уж Вильгельм предлагает мне место в подтанцовке, я не против. Спляшем как-нибудь с господином президентом, который, в отличие от другой истории, еще жив – возможно, что и медленный танец времен моей первой молодости. Вот только, нашептывая дядюшке Крюгеру на ушко что-нибудь соблазнительное, желательно все время помнить, что его зовут Пауль, а не Фредди. А то не хватало еще такое ляпнуть по невнимательности.