Глава 2
В ПОТОКЕ ВОДЫ
Следующие два дня прошли без происшествий. Лед между мной и повелителем тронулся. Назвать наши отношения теплыми и доверительными еще пока сложно, но той отчужденности, что присутствовала после встречи, больше не ощущалось. На следующий после разговора «вслепую» день я набралась смелости и спросила, как нас так быстро нашли.
Все оказалось не то чтобы просто, но в целом логично. Нашли нас благодаря Лему (и снова Лем!), который сразу связал отъезд Дэйса с нашим побегом. Точнее говоря, он просто не верил, что я смогу самостоятельно покинуть дворец (то, что я убила нянечек и выкрала ребенка, для чародея показалось вполне достоверным). А еще, оказывается, Лем все годы совместной работы собирал информацию о Дэйсе и смог выяснить, что он из Закатной крепости.
О Закатной крепости знают многие, чародеи так вообще все. Правда, не все туда стремятся, наслышанные о суровых условиях жизни в крепости, а также специфических и ортодоксальных взглядах ее обитателей. Так что не все идут на поиски древних знаний, есть те, кто вполне обходится общедоступным или, как Лем, учится у предыдущих поколений семьи — у родителей, перенимая их умения и опыт. Но главный чародей Ниады не сомневался: Дэйс вернется домой.
Только точное местонахождение Закатной крепости неизвестно никому. Говорят, что корабль может проплыть мимо и не заметить ее, если не знает наверняка, где искать. И единственная возможность попасть туда — приплыть в Гисрион, город чародеев Белого материка. Именно там можно найти ниточки, ведущие в крепость, и именно туда сразу по обнаружении пропажи наследника и поплыли наши спасители. Путь по морю у них занял почти три недели.
В Гисрионе им несказанно повезло. Люди повелителя выяснили, что чародеи возвращаются домой с покупками в конце осени и ищут тех, кто поможет доставить товары. Желающих всегда много, так что чародеи выбирают лучших по цене и качеству. Вот это оказалось самой сложной задачей. Разумеется, пришлось подкупать местных, чтобы те сняли свои кандидатуры или взвинтили цены. Так, абсолютно бескровно ниадцы убрали основных конкурентов, запросив разумную плату и предоставив отличных эду — других в распоряжении повелителя и его ближайших сподвижников и быть не могло. Еще, правда, пришлось обратиться к местным бандитам, чтобы те за них поручились. Все-таки новички вызывали у чародеев подозрение, но за звонкую монету местные главы группировок замолвили словечко за «отличных парней». Вот так повелитель подался в наемники.
Путь у кошачьего каравана занял две недели, собственно, за это же время мы должны добраться обратно. Следом за ними на приличном расстоянии шел отряд чародеев, возглавляемый Лемом. Он поставил на правителя следилку, чтобы не потерять его. Именно благодаря их вмешательству воинам удалось выстоять в крепости. Корабль повелителя (конечно же под другим флагом) ушел из порта Гисриона во избежание проблем. Когда мы подойдем к городу, чародеи призовут его обратно. Умение общаться на расстоянии среди чародеев Кирдария очень распространенное явление. В общем, своим спасением мы обязаны Лему и его ценным знаниям, связям и навыкам. И мысль, что мы всем обязаны такому неприятному типу, грызла меня едва ли не сильнее, чем подозрение в отношении того, как легко и складно все получилось у главного чародея. А не может ли он быть с закатными заодно? И не везет ли нас в ловушку? Я оглянулась через плечо, бросив взгляд на Лема, который двигался за нами. Нет, чародеи мне больше не нравятся и моего доверия не заслуживают. И пусть чесать под одну гребенку всех неправильно, лучше уж я зачешу туда хороших, чем оставлю нечесаными плохих.
— Я обсудил с Лемом идею создания Нового бога. Он сказал, что теоретически это вполне осуществимо, — сам, без вопросов с моей стороны, произнес правитель. — При этом Лем даже выразил уверенность, что такого искусственно созданного великого чародея смогут контролировать. Для этого достаточно накинуть специальные чары-поводок или что-то, подавляющее волю как раз во время ритуала передачи силы. Единственное, сам ритуал достаточно жестокий, те, кто силу передадут, в живых не останутся. И таких жертв необходимо несколько десятков.
— Неужели они стали бы убивать своих? — Я передернулась, вспомнив, с каким хладнокровием закатные чародеи убивали матросов.
— Думаю, это преподнесли бы как жертву и даже подыскали добровольцев. Да и, по словам Лема, подчинить волю слабых и средненьких чародеев не так уж и сложно. Опять же, по его сведениям, в последние годы в крепость набирали больше учеников, меньше отсеивая претендентов при отборе.
— Видела там всего пару десятков, — вспомнила тренировочный зал я.
— В теплое время года чародеи часто уходят в горы и уводят туда начинающих учеников. Это, во-первых, своеобразная проверка, а во-вторых, даже Закатную крепость можно повредить, случаи встречались. Разумеется, повредить не защищенные залы, но обычные коридоры или комнаты. Так что обучение чародеи начинают там, где не жалко что-то разрушить.
Я вспомнила прекрасные барельефы на стенах крепости.
— Наверное, Рагдору тяжело было губить свое детище, которому он служил даже после смерти.
— Жаль, что он не обрушил крепость вместе с ее обитателями, — со злостью ответил повелитель, безусловно, имевший серьезные счеты к закатным.
— Рагдор никогда бы так не поступил, — возразила я. — Уверена, он мог попробовать достучаться до чародеев, попытаться их изменить. Что бы там дух ни говорил, но даже с той силой, что осталась ему после смерти, он удивительно, фантастически могуществен. Но призрак прекрасно понимал, что без боя, без крови, без смертей и жертв такое осуществить невозможно. А это не его путь, не путь Карающего Рагдора, Темнейшего из темных. Он слишком любил людей, невзирая ни на что. А может, и вопреки всему. Даже отопление им не отключил, чтобы помучить, — невесело усмехнулась я. — Только давно умерший может по-настоящему понять истинную ценность жизни. И только обладатель огромного доброго сердца может так беззаветно любить людей, страдая за них тысячелетия, но прощая.
— Странно слышать подобные слова об усопшем, — улыбнулся мужчина.
— Почему? Много хорошего в этом мире я видела от живых? — Я отвернулась. Меня снедала досада и обида за Рагдора. Никто так и не узнает, что он был прежде всего великим человеком, а уж потом чародеем. И совсем не таким, каким его принято изображать в страшных сказках для непослушных детей.
Все наши разговоры с повелителем так или иначе сводились к моему быту в крепости или нюансам побега. Не знаю, чем вызван его интерес к деталям и мелочам. Может, и вправду ему интересно устройство рухнувшей твердыни чародеев, последнего оплота тех, кто берег истинные знания о пришлых Создателях, ставших богами. Может, хотел подловить меня на каком-то несоответствии, не до конца поверив в мою непричастность к побегу и похищению ребенка. Но я таким вопросам только рада. Если честно, очень хотелось рассказать, выговориться, поделиться всем пережитым, как плохим и страшным, так и хорошим и интересным. И я рассказывала, скрывать мне просто нечего.
На четвертый день нашего пути из-за крон огромных деревьев показались верхушки гор. Вид заснеженных вершин из башен Закатной крепости завораживал, как и подступающий к нему темный лес. Крепость удобно оборонять, с моря близко не подойдешь, с суши леса и горы, так что в плане безопасности выбор отличный, но связь с внешним миром необходимо поддерживать. В этой части материка не имелось плодородных земель, местность слишком каменистая, а имеющийся грунт по большей части состоял из песка и особой урожайностью не отличался. А есть чародеи хотят не меньше обычных людей. Для этого еще во времена Рагдора, и не удивлюсь, если им самим, создали тоннель в скале, по которому нам предстояло проделать часть пути. Когда местная община чародеев была очень многочисленная, в крепости одновременно находилось до полутора тысяч человек, у тоннеля стоял большой чародейский гарнизон, как с одной, так и с другой стороны. Сейчас охранялся только один вход со стороны крепости, как последний рубеж защиты. Чародеи уже не те, и это, конечно, нам только на руку. От «тех» мы бы не ушли…
На четвертую ночевку мы остановились у реки, вдоль которой нам предстояло ехать часть следующего дня до входа в тоннель. Все были уверены, что около тоннеля нас ждет засада. Весь день вперед отправлялись дозорные. На ночь в лагере чародеи, которые и до этого выставляли своеобразный периметр, как защитный, так и предупреждающий об опасности, делали что-то особое. Защитный купол был виден даже обычным человеческим глазом, переливаясь, как мыльный пузырь. В лагере чувствовалась если не нервозность — все-таки воины подобрались опытные и бывалые, — то некоторая напряженность и повышенная бдительность.
Мы с Панен в палатке долго ворочались, прежде чем уснуть. Но усталость взяла свое, и я отключилась даже под постоянные переклички караульных.
А вот пробуждение приятным не назовешь. Сигнальный горн, оповещающий о нападении, прогнал всю сонливость. Мы спали в одежде, поэтому мгновенно отреагировали на угрозу, выбежав из палатки и на ходу засовывая в жилетку-переноску разбуженного и плачущего Вовку. У палатки меня сразу схватил за руку подлетевший повелитель.
— В повозку, живо! Обе!
Другой рукой он схватил Панен и, не церемонясь, толкнул нас в сторону уже оседланных и готовых в любую минуты сорваться с места эду.
— А вы? — Я сделала шаг, но обернулась.
— Я поеду в боевой колеснице, чтобы при необходимости вмешаться в сражение, — на ходу отозвался правитель. — И почему ты еще не в повозке? — рыкнул на меня мужчина.
Я запрыгнула в повозку, в которой уже сидела бледная, но собранная Панен, держа подрагивающими руками вожжи. Малый защитный купол, поставленный на колесницу, вел себя странно, по нему то и дело пробегали то ли разряды, то ли молнии. Что это означает, я не знала, но понимала, что ничего хорошего. Откуда нас атакуют, я тоже не могла сориентироваться, но мы гнали вперед немыслимо быстро. Я не специалист по лошадям, но очень сомневаюсь, что они способны развивать такой бешеный темп. Эду бежали, как гепарды, не уверена, что с такой же максимальной скоростью, но в спинку сиденья нас вжимало прилично. Только сейчас я поняла, для чего нужны подлокотники в повозке. Если честно, не хватало ремней безопасности или опускающихся сверху, как на американских горках, рамок. Было страшно от всего разом: от неизвестной опасности, которую я не понимала, и спросить не у кого; от нереального бега; оттого, что эду не выдержат столь изнуряющую скорость долго. Я одной рукой что есть силы держалась за поручень, другой прижимала к себе плачущего сына. Плотный туман, идущий от воды, только усложнял дело, уменьшая видимость до пугающе малого расстояния. Но в один миг все изменилось.
Повозку круто развернуло почти на сто восемьдесят градусов, Панен закричала, я же стиснула зубы, чтобы не напугать ребенка еще сильнее. Честно готовилась к тому, что мы сейчас перевернемся. Из тумана выскочило несколько эду с возницами. Незнакомые чародеи сразу использовали силу, не приближаясь, но и не позволяя подойти нашим воинам. С нами ехало восемь чародеев, Лема среди них не было, против нас вышли шестеро, но, как это ни прискорбно, они превосходили нас силой. Несмотря на усилия наших, ставящих всевозможную защиту, солдаты один за другим падали с колесниц. Позади послышался шум, и нападающих буквально смело — а вот и Лем подоспел!
— Вперед, быстрее! — крикнул он. — Позади слишком много врагов! Нас пытаются обойти, мы должны прорваться к тоннелю!
Мы с помощью одного чародея развернули животное и выровняли вдоль дороги повозку. И снова дикий бег! Пятеро животных, потерявших наездников, распрягли из колесниц, и те бежали параллельно с нами. Я помнила, что эду отличные защитники, да и сменные звери не повредят. Но даже при такой спешке не покидало ощущение, что мы окружены и не успеваем.
Чародеи снова держали купол над собравшимся в тесную группу отрядом, и купол опять пошел какими-то волнами, явно под ударами вражеских атак.
— Мы не можем одновременно защищаться и атаковать! — прокричал Лем. — Нападающих слишком много! И подходить близко, чтобы попасть в поле зрения воинов, они не станут!
У наших солдат за спинами закреплено похожее на арбалеты стрелковое оружие. Но стрелять в невидимого врага — лишь бессмысленно тратить снаряды. Закатные чародеи находились совсем рядом, только пелена тумана, возможно, неестественного происхождения, служила для них отличным прикрытием.
— Вода!
— Где? — Я повернулась к Панен.
— Что? — Женщина недоуменно взглянула на меня, не понимая вопроса.
— Ты что-то говорила?
— Нет! — Панен явно не до разговоров.
— Туман! — снова раздался крик, будто над ухом.
Я вертела головой по сторонам. Вокруг наши воины, но все их внимание направлено совершенно в другую сторону.
— Туман — это вода! — От крика заломило в висках, я на секунду сжала голову, пытаясь унять накативший приступ тошноты. И поняла свою глупость. Никак я не свыкнусь с этой невероятной способностью.
Только бы с колесницы не упасть! Я постаралась отрешиться от всего: от битвы, от криков, от любых звуков и эмоций. Почувствовать воду сначала в себе, а затем и в окружающем мире. Слиться с ней, стать единым целым. Теперь туман не мешал моему новому зрению. Я видела всех людей, прячущихся в нем. Их сила, темная и агрессивная, лилась в мерцающий светлый купол над нами. Чародеи буквально в двадцати шагах по бокам, атакуют, но не лезут на рожон. Расчетливо стараются взять нас в клещи и вскрыть защиту, чтобы избежать потерь со своей стороны. Я видела все, но необходимо, чтобы данную картину увидели те, кто способен что-то изменить.
Туман — это вода, чья бы это ни была подсказка, спасибо ему. Взвесь мельчайших капель в воздухе. Я чувствую каждую, как себя. Меня миллион, а может, миллиард. Частички единого целого, парящие над землей. Они должны стать крупнее и тяжелее, опуститься росой на траву. Так надо.
И я падаю. Резко и разом. И вот уже нет тумана, только вода, понемногу уходящая в недра…
— Даяна! Даяна!
Я кашляю, ощущая нехватку кислорода, отдающую темнотой в глазах и пульсацией в висках. Каждый раз, сливаясь с водой, я теряю связь с воздухом, забывая нормально дышать. И каждый раз заново пытаюсь продышаться после.
У Панен испуганные глаза. Интересно, чего именно она испугалась: моего состояния, когда я отключилась от реальности, или открывшейся картины — слева река, позади закатные чародеи, уже нагоняющие нас. Сплошь знакомые лица. С ними мы здоровались в трапезной, а сейчас они атакуют наших защитников, чтобы вернуть беглянок. Зато теперь воины могли стрелять, чем и не преминули заняться. Против болтов чары не работают, во всяком случае, чародеи падали один за другим. Но их все равно оставалось слишком много.
Перед нами появляется мост, низкий и достаточно длинный. Воины, которые находятся с краю, замедляют бег, явно готовясь принять бой, чтобы прикрыть наш переход через реку. Двое впереди, наоборот, несутся вперед. Мы следом, за нами еще несколько человек. Ширина моста не позволяет проехать даже двоим, сколько же будет перебираться отряд из пятидесяти человек? Оборачиваюсь — Мариар в самом конце со своими воинами. В его руках нет стрелкового оружия, но на поясе висит меч, а к боевой колеснице прикреплен щит.
— Панен, останови! — Я хватаю женщину за руку, когда мы несемся по мосту.
— Ты с ума сошла! — Вполне нормальная реакция нормального человека. Но, видимо, общение с чародеями плохо на мне сказалось.
— Как только переедем — останавливай! Так надо! — Я истово надеюсь, что выгляжу убедительной, а не сумасшедшей. Впрочем, какая разница, главное, чтобы Панен меня послушала.
И вот стоит нам оказаться на обычной, хорошо укатанной земле, как Панен натягивает вожжи. Эду слушается неохотно, но замедляет бег и останавливается у края дороги. Очень умное животное сейчас все мокрое, дышит тяжело и глубоко. Я судорожно развязываю непослушными пальцами шуровку по бокам жилета. Подлетающие воины начинают что-то кричать наперебой, но я лишь отмахиваюсь, сейчас не до них. Аккуратно, прямо с сыном, который худо-бедно успокоился, снимаю жилет и надеваю на Панен, шнуровку она затянет сама. Затем спрыгиваю на землю, меня кто-то пытается перехватить, но я ловко подныриваю под рукой и бегу к реке. Вода. Мне нужна вода. Много воды.
Воины, проносящиеся мимо по одному, ошарашенно смотрят на меня. Но мы не сможем уйти от погони. На нашей стороне двадцать чародеев, а закатных не меньше сорока. Обычных солдат считать не стоит. Мариар вместе с чародеями стоит и прикрывает остальных, будто бессмертный. Я с разбега влетаю в воду, чтобы почувствовать ее как можно лучше, дух захватывает от перепада температур. На той стороне собираются силы врага. Надо спешить.
Я стою по пояс в реке и погружаю ладони в воду, пропуская ее сквозь пальцы, чувствуя быстрое течение. Вода холодная, да что там — ледяная, стекающая с гор. Но внутри меня снова разливается тепло, холод больше не страшен. Мне ничего не страшно.
Это поток. Он, на первый взгляд, не кажется большим, ширина реки от силы пара десятков метров. Но быстрое течение проносит сотни тонн чистой стихии. Огонь и воздух эфемерны, земля слишком неподатлива. Вода — идеальна. Несокрушимая мощь, способная как подарить жизнь, так и отнять. Она непокорна, капризна, прихотлива. Как и я. Мы едины. Я — ледяное буйство, несущееся в море. Я — капля, становящаяся океаном. Я — вода.
И я останавливаю поток.
Это как удар. Как взрыв. Как провал в бездну. Вода, будто налетев на невидимую стену, взмывает вверх, с грохотом расшибаясь о несуществующую преграду. Мне нужна ее помощь, и я ее получу. С гибкостью восточной танцовщицы, с грацией кошки и плавностью змеи вода меняет русло, но не сразу, а когда я отпускаю ее на волю. Она рада. Изгибаясь и извиваясь, всей набранной за минуту силой ударяет в берег, огибая тех, кто жмется к мосту, и сносит всех, стоящих на ее пути. Что такое минута? Сущая безделица. А для стремительного горного потока? Сколько энергии заключено в шестидесяти секундах? Я не знаю, но много. Достаточно, чтобы разом затопить долину. Как фигурки с шахматной доски, она сметает наших врагов. Моих врагов. Трудно сказать, что с ними произойдет дальше, но сейчас лишних людей рядом с нами нет.
Река возвращается в свое русло. Ей так удобнее. Привычнее. Этот путь она выбрала для себя среди многих других. Я глажу ее прозрачную поверхность, благодарю и прошу прощения. Простит ли?
Сил больше нет, и я падаю навзничь, чувствуя, как река подхватывает мое тело, унося с собой. Мстит или, напротив, не хочет расставаться? Я не сопротивляюсь — просто не могу; течение несет, не выпуская из толщи воды. Внутри все полыхает, я знаю, что это горят легкие от нехватки кислорода, но первый же вдох убьет меня. Дышать под водой я, к сожалению, не умею.
Отдаленный крик прорывается сквозь шум в ушах, но я не разбираю слов. Кажется, это просто чье-то отчаяние. Странно, я сейчас практически не ощущаю эмоций. Как и вода. Она спокойна, и это спокойствие передается мне. Я хочу отрешиться от кричащего голоса, но не могу.
— Живи! — Голос, слышимый мною уже не в первый раз, все-таки пробивается в мое сознание, и я вспоминаю такой же мамин крик. Вспоминаю, кто я и что я должна жить. Мне есть ради чего — мой сын. Я обязана спастись!
Я начинаю шевелиться, дергаться и касаюсь ногами дна. Отталкиваюсь. Всплываю. Глоток воздуха и дикий кашель, я заглатываю бурлящую воду, но все равно откашливаюсь и дышу дальше. В голове звенит, перед глазами темно, я совершенно дезориентирована. Но я дышу, а значит, пока жива.
Я только что сражалась вместе со своей стихией рука об руку, а сейчас борюсь против нее. До берега несколько метров, но я не могу плыть, руки-ноги слушаются лишь настолько, чтобы не утонуть окончательно и не пойти ко дну. Я пытаюсь, но совершенно не получается.
— Руку! Даяна, руку! — Мариар оказывается совсем рядом, но стоит мне попытаться до него дотянуться, как я начинаю уходить под воду. Паника захлестывает, но мужчина сам подплывает, хватая меня поперек тела и в несколько гребков добираясь до берега. Я просто не верю, что на земле!
Узкая линия песка, на которой мы оба лежим. Меня трясет от всего пережитого, а еще от холода. Ледяная вода вынула все тепло из организма. Крупная дрожь бьет так, что зуб на зуб не попадает, но я жива — и это главное.
— Раздевайся! — Повелитель и сам следует своим словам, снимая одежду, совершенно не стесняясь, а я слишком растеряна, чтобы отвести взгляд. — Давай же, в мокрой холодной одежде нельзя находиться.
Я неуверенно сажусь, но задубевшие пальцы не слушаются. И почему-то вместо того, чтобы снять одежду, я, наоборот, стискиваю ее сильнее.
— Ты чего, Даяна? — Мужчина обескураженно смотрит на меня. — Так смело выступила против чародеев, а сейчас боишься снять одежду передо мной одним?
— Может, вы хотя бы отвернетесь? — дрожащим голосом спрашиваю я. Не хочу при нем раздеваться, мои нынешние кожа да кости не то зрелище, которое стоит демонстрировать.
— Тебя надо растереть, а у тебя самой даже пальцы толком не двигаются, не говоря уже о руках. — Правитель встает передо мной на колени, а я не верю в то, что вижу. И в то, что чувствую, тоже.
Он медленно, но уверенно убирает мои руки, сжимающие воротник куртки, подносит сжатые ладони к лицу, согревая их горячим дыханием. Потом стягивает с меня куртку, расшнуровывает завязки на рубашке мужского покроя и начинает стаскивать и ее. Я пытаюсь сопротивляться, но мужчина перехватывает мои руки, уверенно поднимая их вверх, и снимает рубашку. Я судорожно прикрываю небольшую грудь, а он только качает головой, принимаясь за завязки брюк.
— Не надо, — прошу я, понимая, как глупо и жалко сейчас выгляжу. Мокрая, растрепанная, выжатая до дна. Но повелитель будто не слышит.
Один за другим снимает ботинки, выливая из них воду, стягивает брюки сразу с бельем, а мне хочется плакать. Никогда не чувствовала себя настолько слабой и беззащитной.
— Все будет хорошо. — Такая знакомая фраза из чужих уст больше не успокаивает.
Меня трясет еще сильнее, а мужчина принимается растирать мне руки, плечи, спину, ноги, но дрожь не прекращается. Он прижимает меня к себе. На нем, как и на мне, нет одежды, и я упираюсь ладонями в голую грудь.
— Не бойся меня, — шепчет он мне на ухо, — пожалуйста, только не бойся.
Осторожный поцелуй в шею проносится по телу, как разряд. Потом — плечо, сгиб локтя, ладонь и каждый палец, еще дрожащий, но уже не от холода, не только от холода. И не от страха. Потом другая рука в обратном порядке: пальцы, ладонь, нежная кожа под локтем, плечо, шея. Я поднимаю взгляд, понимая, что последует дальше. И тону в бесконечном чувственном поцелуе. И если реку я могла остановить, то, что происходит между нами сейчас, остановить невозможно. Я полностью сливаюсь с этим мужчиной. Пугающим, временами слишком резким, слишком грозным, но, оказывается, таким ласковым, нежным и страстным.
Минуту назад я мерзла, а теперь горю. Но этот огонь не сожжет меня, я знаю. Очистит, обновит, как феникса после смерти, даст сил идти дальше. Я не могу и не хочу сопротивляться. Напротив, я больше не боюсь, смело глажу, ласкаю, целую. Но сил ждать нет у нас обоих. Мое тело, не привыкшее к любви и ласке, отдается сначала с болью. Но страсть выжигает боль, рождая чистое удовольствие, как до этого выжгла холод и лед внутри. Движения, то плавные и медленные, то резкие и быстрые. Мы друг в друге, не понимая, где заканчивается он и начинаюсь я. Мой крик наслаждения сливается с его криком, и я выгибаюсь, сначала отталкивая, а затем прижимая к себе самого невероятного из мужчин. И самого желанного.
Долго лежать в обнимку нам не дает холод.
— Сейчас выжмем одежду, высушить не получится, и надо идти искать своих вверх по течению. Уверен, они нас тоже ищут, — сказал, поднимаясь, повелитель, протягивая мне руку.
Я только киваю и отвожу взгляд. Как теперь вести себя с ним, я не знаю.
— Даяна?
— Да, ваше… — Поцелуй прерывает фразу.
— Мариар, мое имя Мариар, если ты не забыла. И я не хочу слышать от тебя ничего другого.
— Но вы же сами говорили…
— Забудь! — Он еще раз целует меня в губы, быстро, но нежно. — Забудь обо всем, что я говорил прежде. Надеюсь, мы сможем создать другие, более приятные воспоминания.
— Хорошо, — улыбаюсь я. Сегодняшнее воспоминание определенно удалось.