Белоснежная палата. К ногам, рукам и груди Данди прикреплены прозрачные присоски, от них отходят гибкие голубоватые трубки, которые собираются у какого-то прибора. По трубкам в сторону прибора медленно продвигаются крошечные воздушные пузырьки.

«Напоминает плазмоферез, – подумал Ветров. – Интересно, как эти накладки без прокола кожи обеспечивают движение жидкости? Диффузный обмен, но как им удалось так его ускорить?»

Левая рука Данди откинута в сторону. На запястье и кисть надет прозрачный стеклянный цилиндр, соединенный с рукой прозрачными же дисками. Из цилиндра также выходят несколько трубок.

Данди спит, и его лицо, обычно подвижное и нервное, кажется удивительно спокойным.

Ветров присел на стул рядом с кроватью – не хотелось будить больного. Данди, словно почувствовав присутствие посетителя, внезапно открыл глаза.

– Привет, Юрий, рад тебя видеть, – сказал он на довольно хорошем русском.

«Почему-то раньше он не говорил на русском, – подумал Ветров. – Хочешь на русском, будем – на русском».

– Лежи, лежи, Нейтен, не беспокойся. Врачи сказали, больному нужен покой.

– Знаешь, я чувствую себя неплохо. Просто валяюсь – а что можно сделать, если облеплен этими лимфососами? Что говорят врачи, они сохранят мне руку?

– Медики считают: проблем с рукой у тебя не должно быть, все зарастет, и рука будет как новенькая. Хорошо, что вовремя подошли Калибум и Калумум и наложили криогенную повязку на оторванную кисть и предплечье. А потом тебя быстро доставили к медикам, через полчаса ты уже был на операционном столе. Оперировали нипуртские врачи, все сшили, соединили и запустили тебе внутрь кучу молекулярных роботов для восстановления расчлененных тканей. В рубашке ты родился, Данди.

Данди молчал, только смотрел на Ветрова сияющими глазами и улыбался.

– Я тебе очень благодарен, Нейтен. Мне ведь грозила нешуточная опасность. А ты сорвал их операцию и фактически спас меня.

Только одного я не понял. Зачем ты рванулся наперерез к этим вооруженным энкам? Близнецы ведь рядом были, они уже знали о подходе туннельных бандитов. Надо было просто подождать близнецов. И ничего бы не произошло. Энки не решились бы на прямое столкновение с нипуртами.

– Мне очень хорошо было видно этих ребят, волобуев, я имею в виду. По их мимике и возбужденным движениям рук я понял – они что-то обсуждают по медиаречевой связи. Мне стало не по себе – что у них на уме? А вдруг ты уже совсем рядом, идешь себе и ничего плохого не ждешь. Вот я и выскочил им наперерез.

– Что потом-то произошло, можешь рассказать?

– Ну, увидел я этих двух волобуев: один – синий, другой – посветлее, какой-то голубоватый, что ли. Синий схватил меня за шиворот и в воздух поднял. Я пожалел, что махнул на себя рукой – лет десять уже не посещал восстановительный тренажерный центр, у нас есть такой в колонии. Да что я говорю, ты там – постоянный посетитель, пример всем нам. Если бы у меня сохранилась хоть половина той силы, что была после Земли, ему бы так просто это с рук не сошло.

Волобуи понимали мою полную беспомощность.

– Как думаешь, Лилль, – обратился синий к голубому, – этот малыш, он нипурт или землянин? Для землянина слишком маленький, а для нипурта – пожалуй, великоват. Будем считать, что это огрызок землянина.

– Интересно, почему он здесь появился, шпионил за нами?

– Ты шпионил? Говори, крысеныш. Молчит. Смотри-ка, ногами – так и сучит, так и сучит.

– И что ты думаешь, Лалль, как нам с ним теперь поступить? Поблагодарить за то, что предупредил о скором появлении этого вонючего Ветрова? Или ты раздавишь его об эту чертову колонну?

– Надо бы отблагодарить его. Только не словами. Земляне так гордятся тем, что умеют совокупляться. Умеют и любят. Животные, гориллы. Те самые гориллы, из которых мы когда-то на Земле попытались сделать человека. Попытались, но не получилось. Получилось то, что получилось. Ну-ка, скажи: чем ты лучше гориллы? Чем вы все лучше? У нас в зоопарках есть земные гориллы и орангутаны. Ваша колония – тоже зоопарк. У землян не хватает интеллекта понять, что они просто живут в зоопарке. А мы, демократический, цивилизованный лунный народ, мы разрешаем зверям так запросто бродить по нашим городам и пригородам. Как ты смотришь, если мы поблагодарим тебя особым образом – лишим части твоих животных прелестей? И тем самым дадим возможность приблизиться к нашей высшей цивилизации.

У меня все так и кипело внутри. «Какой я все-таки дурак, что все эти годы совсем не занимался собой. Потому они и обращаются так со мной. Будь на моем месте Ветров или Шельга, эти два синеватых урода давно уже летели бы в разные стороны вверх тормашками».

Честно говоря, мне очень не понравились эти их шутки. А если это не шутки? Нет, черт возьми, не могу я позволить, чтобы эти умственно отсталые делали из меня клоуна.

Лазерный пистолет есть, но не убивать же уродов.

Решение возникло мгновенно. Сейчас посмотрим, какие вы на самом деле крутые туннельные гангстеры. Мой любимый тесак, ты, Юрий, видел его, всегда под рукой, я выхватил его и чиркнул лезвием по запястью синего. Выступила голубая кровь, синий тут же выпустил меня и заорал как резаный: «Ты смотри, Лилль, что он со мной сделал, этот мерзавец, этот недоносок, эта жертва неисправного инкубатора, этот говорящий примат…»

Я оказался на земле и продолжал держать нож в вытянутой руке на случай повторного нападения. По лицу волобуев я понял, что они обменялись какими-то мыслями по медиаречевой связи – что они задумали? Их намерения выяснились сразу же – почти одновременно они вытащили из-за пазухи спрятанные там бластеры. Каюк тебе, землянин, подумал я, но мое тело сработало быстрее, чем мозг. Я отвел в сторону правую руку с ножом, чтобы освободить доступ к кобуре, а левая мгновенно выдернула оружие – не зря я столько времени тренировался в салуне, показывая сцены из вестернов. Перед встречей с этими синими лоботрясами мой бластер заранее был поставлен на режим электрошокера. Я не собирался бить на поражение, вообще надеялся, что до перестрелки дело не дойдет. Но тогда я, конечно, не успел ни о чем подумать. А теперь понимаю, что бандиты ударили бы своими бластерами на полную мощность в режиме лазера. Будущее подтвердило мои догадки, но об этом чуть позже.

Пока гангстеры копошились у себя под мышкой, я уже с левой руки – некогда было перекладывать оружие – дважды разрядил электрошокер в их животы. Они потеряли сознание и упали. Но я недооценил противника. Не заметил, что, пока эти двое трясли меня, оскорбляли и всячески изгалялись надо мной, к ним подошел еще один, третий волобуй. Он видел наше столкновение, обошел нас по соседнему туннелю и незаметно появился сзади меня. Я услышал шорох, почувствовал опасность и обернулся, но было поздно: сверкнул луч бластера и как ножом срезал левую кисть с моим оружием. Да, он и не думал миндальничать со мной.

Был ожог. Но вначале боли я не почувствовал, это пришло потом. А тогда было только ощущение опасности. Во мне проснулся воин, который, видимо, дремал всю мою жизнь. Нет, так просто ты меня не возьмешь, уродина. Я мгновенно перехватил здоровой правой рукой свой нож за лезвие и замахом снизу метнул его в нападавшего верзилу. Ты знаешь, я умею метать, и если б было нужно, нож оказался бы у него в горле. Но даже тогда я не хотел его убивать. Размышлять было некогда, и я направил свой нож в лоб противнику, причем не лезвием, а тяжелой ручкой вперед. Удар получился будь здоров, волобуй как стоял, так и упал назад, словно широкая неодушевленная деревянная доска.

Браво, Данди, подумал я и почувствовал, что теряю сознание. Последнее, что я видел, это были заполошные Калибум и Калумум. Представляю, какая картина предстала перед ними. Три оглушенных гиганта и рядом – маленький, окровавленный землянин, лежащий тоже без чувств. У них, как я понимаю, была криоповязка, которая спасла мне руку и помогла сохранить отрезанное запястье. Они же, я думаю, вызвали полицию и медпомощь.

– Да, я все это видел. Появился почти сразу вслед за близнецами. Помогал медикам отправить тебя в медицинский центр. В земных условиях ты был бы обречен – остался бы одноруким. А здесь все по-другому.

– А что случилось с синими и голубыми?

– Их арестовали. Я обратился к наставнику, просил, чтобы не было аннигиляции. И получил согласие. Волобуи узнали, что для них все обошлось, и совершенно обнаглели. Они боятся только аннигиляции. Какое им назначат наказание, пока неясно. Ясно только одно: организатор нападения остался неизвестен. Вернее, всем ясно – это Думузи, больше некому. Но как это доказать?

Шельга прямо из штанов выпрыгивал от злости. Кричал: «Что за кастраты, эти селениты? Что это за раса такая выморочная? Дайте мне этих гангстеров на пару часов, и они расскажут не только все, что знают, но и то, чего не знают и никогда не знали». Шельга удивлен твоим самоотверженным поведением и храбростью, мистер «Криогенная повязка».

– А ты, Юрий Сергеевич, как ты ко мне относишься? Мне ведь известно, что Шельга меня вычислил, и ты знаешь об этом.

– Я очень благодарен тебе, но, честно говоря, не ожидал, удивлен и т. д. и т. п. – и храбростью, и самоотверженностью, вообще твоим поступком. У тебя были свои мотивы для всего этого геройства, так или нет?

– Может, и были. Думай, думай, Юрий Сергеевич, для чего тебе думалка дана? Ты же наш лидер, можно сказать, пророк местного значения. Возможно, когда-нибудь ты о моих мотивах узнаешь. Но есть ведь и очевидные вещи. Просто боялся за тебя, Юра, и хотел защитить. Я тогда подумал: «Вот, Данди, жизнь твоя на излете, что-то у тебя все сложилось не так, как в юности мечталось. Пришло время сделать хоть раз что-то по-настоящему полезное». Вот и попёр навстречу гангстерам. Что было дальше, я уже рассказал.

– Спасибо на добром слове. Ты настоящий мужик, Нейтен. Честно говоря, у меня в голове это никак не сочетается с моим прежним представлением о тебе, когнитивный диссонанс, так сказать.

– Не сочетается с представлением обо мне, не сочетается с представлением об Анджее Кубари?

– Тебе не хочется об этом говорить, не так ли?

– Но мы уже говорим. Так получилось. Знаешь, Юрий, я не встречал раньше таких людей. Достойных и основательных. Таких, как ты и Володя Шельга. Я уверен, что наш разговор останется между нами. Никто ведь не знает, что вы с Шельгой меня вычислили.

– В этом ты прав. Можешь не беспокоиться – ни я, ни Шельга не раскроем «агента Кубари». Тем более что за этой твоей тайной кроется, как я понимаю, целый букет гораздо больших тайн.

– Хочешь сказать, что вам с Шельгой неясно, что произошло в посадочном модуле?

– И это в том числе.

– Мне кажется, мы могли бы стать друзьями. И когда-нибудь ты и о посадочном модуле узнаешь. Одно могу сказать: на моей совести нет гибели настоящего Нейтена. Поверь мне, он разбился при жесткой посадке. Несчастный случай.

Как ты понимаешь, я не имею права обсуждать с тобой хвост проблем и тайн, поверь, очень большой хвост, который тянется за мной. Зачем тебе это знать? Ты не такой, как я. У Ветрова свои задачи. Ветрову надо идти вперед, в будущее. А наша суета, знание об этой суете… Не только не поможет в решении твоих задач, но и помешает. Кое о чем ты, возможно, догадаешься. А если посоветуешься с Шельгой, тогда точно догадаешься. Знай только одно, – можешь верить, можешь не верить – но от меня вреда тебе не будет, никакого удара исподтишка. Может, и наоборот. Постараюсь тебе помочь. Как помог в этот раз. Не исключено, случай еще представится. Жизнь покажет. А вот ты точно мог бы мне помочь.

– Чем? Не понял, объясни, капитан.

– Расскажи мне о Веронике.

– Это какая Вероника? Здесь нет таких. На Земле если… Секретарь Макса – Юля. А-а, это та девочка, которая приезжала к ней, ее племянница. Откуда ты о ней знаешь?

Я бы даже не так спросил. Во-первых, откуда ты ЗНАЕШЬ о ней? Ей тогда, в 1998-м, на вид было двенадцать-тринадцать, и, когда ты был на Земле – это 1986-й, если не ошибаюсь, так ведь? – тогда ее еще и в помине не было или она была очень маленькой. Во-вторых, ОТКУДА ты знаешь о ней?

Этот вопрос поинтересней будет. Раз уж спросил, колись, загадочный Анджей Кубари, сколько у тебя еще загадок за пазухой и скелетов в шкафу?

Кстати, почему у тебя такой хороший русский?

– С русским особ-статья, как говорится, no comments. Вот вы с Шельгой считаете себя такими проницательными, все просчитываете, считаете, что я – просто Анджей Кубари, а я вам еще одну загадку подкину. Не знаю уж, кто такой этот Анджей, но мне точно известно, что он и его родители всю жизнь в Америке провели и никогда русского языка не знали.

– Эх, покурить бы сейчас. Ты не возражаешь? Хочется перекурить после хорошего разговора.

– Мне врачи не разрешают, а ты кури, пока нет никого.

«Ничего не могу понять, – подумал Ветров. – Здесь, на Луне, одни ребусы-шарады. То этот старик загадочный. Похоже, не просто так эта наша с ним встреча на Луне. Намекал, что он мой дед, а я, значит, его внук, получается так. Или я неправильно понял? Сколько, интересно, на Земле внуков и внучек этого деда гуляет? И вообще, получается, что у нас, землян, может быть много общего с лунянами. Если их так называемые „воины“ издревле постоянно посещали Землю…

Почему же тогда о моем отце говорили „немец“? И обо мне тоже. У папы отчество Альбертович. И порядок любил. Вот и называли немцем. Так сложилось. Господин случай. Кто-то один раз сказал „немец“, вот и приклеилось. И меня тоже немцем звали. Люблю, чтобы все по полочкам разложено было. Только в серьезных делах у меня почему-то никогда это не получалось.

На Земле… Так и не разобрался ни в чем. Ни в жизни страны. Ни со своей семьей. Наукой занимался, занимался, а все впустую. Единственную женщину на Земле любил по-настоящему, мне казалось, и она меня тоже любит, а вот ведь – хотела меня взорвать. Думал здесь, на Луне, все сделать по-человечески. Мэри, чудная девушка, доверилась мне, сердце отдала, а вот не уберег ее. Хотя мне почему-то кажется, у нее все в порядке, и Шельга все знает, темнит только. И дед мой лунный намекал – все образуется, мол, само собой.

А с этим Данди вообще ерунда какая-то. Думал, что агент CIA, а вот агент американской разведки ради меня жизнью рисковал. И нисколько не жалеет. Правда, он всегда казался мне симпатичным… Но Шельга-то, продувная бестия, это он ведь сказал о Данди: „Неплохой чудила. Легкий человек. С удовольствием нам помогает. Какая разница – по долгу тайной службы или по зову сердца?“ Еще тогда сказал, до случая в туннеле.

Володя знает что-то, чего я не знаю. Может, информацию по каким-то каналам до сих пор получает. Наверное, есть связь. Точно есть. Зачем он брал в ракету мобильный телефон? Когда впервые выходили в скафандрах, не взял с собой. А потом, когда Шельга с Рали прибыли в Умму, мобильник снова у него появился. Я не спрашивал откуда, наверное, посетил ракету имени Элона Макса. Близнецы тогда еще посмеялись – вот, мол, архаика какая. Есть у него связь. Интересная мысль – с Инной, что ли? Кто здесь мог наладить канал связи, да так, чтобы селениты не могли перехватить телефонные переговоры? Кто-кто? Отец мог, Сергей Альбертович, почему нет? Догадки одни. Расспросить Шельгу, что ли? Не скажет. Если какая-то опасность или что-то важное – не скрыл бы, а о своих эсвээрных или фээсбэшных секретах – всегда молчок! Служака, вышколенный служака.

Так, а Данди? Он ведь давно здесь. У него, конечно, тоже есть связь. Кто-то в Америке знает, что на Луне есть такой Ветров. Что я делал в Америке перед полетом – спецслужбы вряд ли осведомлены об этом во всех подробностях. Но ведь Данди кто-то рекомендовал выяснить у меня, как дела у милой девочки Вероники. Получается, что Данди связан не только с американцами. Надо бы поразмышлять об этом. Поговорю с Шельгой, он тоже задумывался о контактах Нейтена. Спрашивал же меня, с какой стати Данди подставлялся ради какого-то русского визионера? „Визионер“ – не очень-то уважительно по отношению ко мне, хотя, может быть, он и прав – кто я, если не мечтатель?

Ничего, со временем разберемся во всем. Мне дедушка – может, он мне и не дедушка? – все загадками говорил, намеками да метафорами. Господин Воин задачи-то поставил, будь здоров.

И путешествие во времени. Мне кажется, это не сейчас, очень даже нескоро. Сто лет, а то и тысяча. Глобальная задача человечества. На будущее. Построить такое будущее, чтобы вернуться в прошлое, чтобы сделать это будущее возможным. Да и настоящее тоже. Здесь как раз все ясно. Надо строить отношения с лунной цивилизацией, расти, впитывать достижения селенитов и готовить себя к великой миссии.

А вот „лунотрясения“ – это „совсем другой чайник с рыбой“. Здесь разгадка где-то совсем близко. Надо посмотреть, что мы там накопали в пыльных селенитских библиотеках по самообучающим плазменным структурам».

– Так что ты там спрашивал о Веронике?

– Ну, ты знаком с ней? Какая она, расскажи, мне это важно.

– Симпатичная девочка. Пожалуй, даже красивая. Живая, стройная, контактная. Глаза голубые, волосы светлые. Только раз видел ее, подъезжала к нам в районе Венис Бич. Секретарю Макса поручили Лос-Анджелес мне показать, а девочка эта подъехала, на автобусе, наверное. Будто бы к ней. Посмотреть на живого космонавта, наверное. О чем-то меня спросить хотела, мне показалось, но не спросила. Одета была по-летнему – шортики, майка, ключик на шее.

– Какой ключик?

– Небольшой такой золотой ключик с камешком на тоненькой цепочке.

– Три зубчика прямых и один изогнутый?

– Не помню точно, может быть. Наверное, да, откуда ты знаешь?

– Какие вы все русские балбесы. Откуда знаешь, откуда знаешь. Ты хоть представляешь, Юрка-Сережка, что это значит для меня? Это ведь ее, моей девушки, моей «американской мечты» ключик, это я подарил ей ключик перед отлетом.

– Ключик, «американская мечта», русские балбесы… Кто такая «американская мечта», у нее что, имени нет?

– Спасибо тебе, мой дорогой. Если бы я мог отцепить эти висюльки-лимфососы, я бы тебя сейчас расцеловал. Какая тебе разница, кто такая эта девочка, как ее зовут? У меня есть дочь, понимаешь, дочь! Значит, она не соврала. Ну не та, которой я дал ключик, а эта, Инга Шторм, которая звонила мне.

– Фу ты, тебя не поймешь, совсем запутал. Кто тебе звонил? Черт с ними, с этими всеми девушками. Когда это было? Они все давно уже не девушки – зрелые, дородные матроны. Бог с ними. Я рад, Данди, что у тебя дочь на Земле. Поздравляю. Она хоть знает, что у нее на Луне есть отец?

– Думаю, знает. Знает и ждет. Значит, я должен вернуться. Я хочу вернуться. Есть ради чего. Только как я совладаю с земным тяготением? Буду тренироваться. Каждый день. С земными весами. Вместе с тобой.

– Тренироваться-то ты можешь. Только по конвенции до 2036 года экспресс на Землю нам вряд ли подадут.

– Как знать, Юрий Сергеевич, как знать. Пытливые взгляды землян направлены на Луну. Думаю, здесь будут разворачиваться серьезные события. И очень даже скоро.

– Ладно, восторженный Данди. Пусть так. Сиди на берегу и жди у моря погоды. А у меня куча дел. Еще надо бы Мэри найти и вызволить из заточения. Где-то она здесь, рядом, чует мое сердце. А вот где? Ничего, разберемся как-нибудь. Зло будет наказано, а добродетель восторжествует.

Жаль, что тебя нет с нами, так хотелось бы посидеть в твоем «Лунном салуне».

– А ты приходи с друзьями. Все открыто. Там сейчас Бабум заправляет. А скоро и я покину это стерильное заведение.

– Спецы сказали, что криогенную повязку тебе еще придется поносить пару недель. Она уже не криогенная, конечно, я имею в виду эту вот накладку, что у тебя сейчас. Я так это понял. Поправляйся, старина. Рад был повидаться, мистер «Криогенная повязка».

– Послушай, Юрий. Посреди прерии стоит городок. Ужасная жара, на улицах ни души. Около салуна сидит старик, потягивает виски. Откуда ни возьмись, в клубах пыли, в город влетает ковбой. Подъезжает к салуну, спешивается, обходит лошадь, задирает ей хвост и целует туда, куда никогда не заглядывает солнце. Спокойно поднимается по ступеням салуна. Старик потрясен – застыл, проливая виски из стакана. Спрашивает ковбоя: «Сынок, много я чего повидал в этой жизни, не мог бы ты объяснить мне, глупому старику, что ты сейчас сделал?» «Да у меня, дедан, просто губы от жары потрескались», – ответил тот. «И что, помогает?!» – «Вообще-то нет! Но отбивает желание их облизывать».

– Раз пошли в ход ковбойские скабрезности, значит Данди определенно пошел на поправку. Поздравляю. Так и скажу ребятам в Saloon Moon.

– И что, Шельга, что ты обо всем этом думаешь? Каков Данди! Никак не ожидал, что он окажется на нашей стороне.

– Да, этот Данди – загадка для меня. Возможно, он и не врет. Возможно, пилот Нейтен, настоящий Нейтен, действительно погиб при посадке. Тогда возникает вопрос. Если бы у него все было чисто, зачем Данди надо было бы выдавать себя за пилота? Тем более что его ведь могли разоблачить. И второе, почему они с настоящим Нейтеном прилунялись на отдельном аварийном модуле? Зачем Нейтену, который пилот, вообще надо было садиться? Он мог бы остаться на орбите, а Данди, который Анджей, мог быть в транспортном модуле вместе со всеми. И зачем понадобились наручники? Не исключено, что Данди все-таки можно доверять. Но хорошо бы во всем разобраться.

И эта путаница с какими-то девушками. Одна – «американская мечта», другая – некая Инга Шторм. Что это за Инга Шторм, которая ему звонила? Явно не с мыса Канаверал, «Аполлоны» ведь оттуда вылетали? Явно не из ЦУПа. Если у него была любовь на Канаверал, зачем надо было лететь на Луну без надежды на возвращение? Будь осторожен с ним, Юра.

Шельга задумался.

«Инга Шторм, Инга Шторм. Данди явно проболтался, надо подумать об этом. Может, следует даже что-то предпринять. Мне кажется, я догадываюсь, кто эта Инга. Еще доберусь до этой миссис Шторм. Может быть, мисс? Вряд ли. Если я прав, это означает, что Анджей Кубари действительно на нашей стороне. Где-то здесь и спрятана, наверное, загадка наручников».

– Что касается твоего деда, Юра… Может, и не деда. Думаю, что он – наш союзник. Не только наш с тобой. Но и всех землян. Он верит в общее будущее селенитов и землян. Но он мало чем нам поможет. Полагаться надо на собственные силы. И голову.

Знаешь, Юрка, ты тоже для меня одна из лунных загадок. Я и не думал, что ты такой суперский мастер восточных единоборств.

– Я был когда-то неплохим бойцом. Но после встречи с дедом я будто заново родился. Поднялся на несколько голов. И не только как боец. У меня словно глаза открылись. Такое впечатление, что я, наконец, понял свое предназначение. Кто я и для чего на свет появился.

Шельга с удивлением смотрел на Ветрова: «У Юрасика совсем крыша поехала, ну и ну. Стариман наговорил ему ерунды с три короба, а он и поверил».

У Ветрова были свои мысли относительно Шельги. «Похоже, влюбленный Вовик теряет нюх ищейки. Все рассуждает, кто эта Инга Шторм, а еще: какой я чудный мастер единоборств, – будто это самое главное! На нас напали. Не на меня – на нас, землян. Вначале Мэри украли, потом ко мне подбирались – зачем? Кому-то мы здорово мешаем. И это уже не шутки. Здесь большая игра. Надо срочно разбираться.

Выводим из игры, отодвигаем в сторону – Ежиков, Кошку, Лебедя, Лиса, раз Лиса – тогда, пожалуй, и Собаку. Кто остается? Волк и Кобра. Или кто-то еще, о ком мы пока не догадываемся. Крупная фигура, политический тяжеловес. Может, тот и есть самый главный, скажу об этом Шельге. Эх, Вовка, Вовка. Майор, ты и есть майор. Никак не генерал. Потому ты и не генерал. Ну, ничего, чует мое сердце, быть еще тебе, Шельга, генералом.

Ждать больше нельзя. Надо действовать, надо самим нападать. Может, и не нападать – упреждающие шаги делать. Опередить противника на шаг, вот что сейчас требуется».