Глава 4

Глуповатый парнишка, девчонка и Морис сидели в просторной кухне. То есть парнишка сразу понял, что это кухня: выступающую часть печи с топкой увенчивала громадная чугунная плита, по стенам висели сковородки, а длинный стол был весь изрезан ножом. Вот чего здесь, похоже, недоставало, так это еды – традиционного атрибута любой кухни.

Девочка подошла к металлическому сундуку в углу и, пошарив за воротом платья, извлекла на свет огромный ключ на шнурке.

– Никому доверять нельзя, – промолвила она. – А крысы, эти гадины, крадут в сто раз больше, чем съедают.

– Не думаю, – возразил парнишка. – Самое большее в десять раз.

– А ты внезапно в крысах разбираешься? – усмехнулась девочка, отпирая металлический сундук.

– Не то чтобы внезапно, я многое узнал о них, когда… Ой! Больно же!

– Прошу прощения, – покаялся Морис. – Я тебя, кажется, случайно оцарапал? – И попытался состроить гримасу, красноречиво говорящую: «Не будь дурнем, а?» – что для кота куда как непросто.

Девчонка подозрительно зыркнула на него и вновь отвернулась к сундуку.

– Тут есть немного молока, еще не ставшего творогом, и парочка рыбных голов, – промолвила она, заглядывая внутрь.

– Меня все устраивает, – заверил Морис.

– А как насчет твоего человека?

– А, этого? Да ему любые объедки сгодятся!

– Есть хлеб и колбаса, – сообщила девочка, извлекая молочный бидон из металлического буфета. – К колбасе мы все относимся с недоверием. Вот еще крохотный кусочек сыра, но довольно-таки антикварный.

– Наверное, нам не следует съедать вашу еду, если ее так мало, – запротестовал парнишка. – У нас есть деньги.

– О, мой отец говорит, если мы не будем гостеприимны, пострадает репутация города. Мой отец – мэр, чтоб ты знал.

– То есть он – правительство? – уточнил парнишка.

Девочка воззрилась на него.

– Да, наверное… – отозвалась она. – Хотя сформулировано странновато. На самом деле законы издает городской совет. А мэр просто управляет городом и со всеми спорит. Он, между прочим, говорит, наши пайки должны быть не больше, чем у других людей: в нынешние тяжкие времена мы должны выказывать солидарность. И без того плохо, что туристы перестали приезжать на наши горячие источники, а тут еще худшая напасть – крысы! – Девочка вытащила из огромного кухонного буфета пару блюдец. – Отец говорит, если мы все поведем себя благоразумно, то еды на всех хватит, – продолжала она. – Я считаю, это весьма похвально. Я целиком и полностью согласна. Но мне кажется, после того как ты выказал солидарность, ты имеешь право на небольшую добавку. А на самом деле мы, по-видимому, получаем чуть меньше, чем все прочие. Ты представляешь? Как бы то ни было… значит, ты в самом деле волшебный кот, да? – докончила она, наливая молоко в блюдце. Молоко не столько лилось, сколько медленно сочилось, но Морис был уличным котом, и ему случалось пить молоко с такой богатой внутренней жизнью, что того гляди само уползти попытается.

– Ага, а то ж! Конечно, волшебный, – заверил он. Вокруг его пасти обозначились желто-белые «усы». За две рыбные головы Морис готов был стать для кого угодно чем угодно.

– Думаю, ты, наверное, принадлежал какой-нибудь ведьме, которую звали Гризельда или вроде того, – предположила девочка, выкладывая рыбные головы на второе блюдце.

– Точно, Гризельда, ага, – подтвердил Морис, не поднимая головы.

– И она, скорее всего, жила в пряничном домике в самой чаще леса.

– Ага, точняк, – согласился Морис. И, не удержавшись, с ходу присочинил – ведь иначе он не был бы Морисом! – Только домик был не пряничный, а из хрустящих хлебцев, потому что ведьма сидела на диете. Гризельда, она такая – обеими руками за здоровый образ жизни.

Девочка озадаченно нахмурилась.

– Нет, сказка не так рассказывается, – возразила она.

– Простите, соврал: на самом деле домик и впрямь был пряничным, – быстро поправился Морис. Тот, кто тебя кормит, всегда прав.

– И наверняка у ведьмы были здоровенные бородавки.

– Мисс, – с искренним видом заверил Морис, – некоторые из этих бородавок обладали настолько ярко выраженным характером, что у них даже друзья завелись. Эгм… как вас звать, мисс?

– Пообещай, что не будешь смеяться?

– Ладно. – Как знать, может, еще рыбные головы найдутся.

– Меня зовут… Злокозния.

– А!

– Что, уже смеешься? – угрожающе произнесла девочка.

– Нет, – недоуменно отозвался Морис. – С какой бы стати?

– То есть ты не считаешь, что это нелепое имя?

Морис перебрал в памяти знакомые имена: Гуляш, Фасоль Опасно-для-Жизни, Гуталин, Сардины…

– А что такого, имя как имя, – откликнулся он.

Злокозния снова подозрительно зыркнула на него, но тут же переключилась на парнишку, который сидел себе со счастливой, отрешенной улыбкой – так он обычно улыбался, когда не находил, чем еще заняться.

– А у тебя-то имя есть? – спросила она. – Ты, случайно, не третий и младший сын какого-нибудь короля, а? Если твое имя начинается с «принц», это почти наверняка ключ к разгадке.

– Мне кажется, меня зовут Кийт, – отозвался парнишка.

– Ты не говорил, что у тебя есть имя! – удивился Морис.

– Так меня никто и не спрашивал.

– Кийт – имя не многообещающее, – нахмурилась Злокозния. – В нем не ощущается никакой тайны. Ощущается просто Кийт – и все. А ты уверен, что это твое настоящее имя?

– Так меня назвали.

– Ага, вот это уже ближе к истине. Легкий намек на тайну, – внезапно заинтересовалась Злокозния. – Как раз достаточно для создания интриги. Тебя наверняка похитили во младенчестве. Скорее всего, ты и впрямь законный король какой-нибудь страны, но злодеи нашли кого-то очень похожего на тебя и подменили младенца. В таком случае у тебя должен быть волшебный меч, только волшебным он, конечно же, не выглядит, сам понимаешь, – до тех пор, пока тебе не придет срок явить свою истинную суть. Тебя, наверное, нашли на крыльце.

– Да, все так, – подтвердил Кийт.

– Вот видишь? Я всегда права!

Морис всегда бдительно отслеживал, чего людям нужно. Он нутром чувствовал: Злокознии нужен кляп. Но он впервые слышал, чтобы глуповатый парнишка рассказывал что-либо о себе.

– А что ты делал на крыльце? – полюбопытствовал кот.

– Не помню. Агукал, наверное, – предположил Кийт.

– Ты ничего нам не говорил, – упрекнул Морис.

– А разве это важно? – пожал плечами парнишка.

– А в корзиночке рядом с тобою наверняка лежал волшебный меч, или, может, корона. А еще у тебя есть загадочная татуировка или родимое пятно странной формы, – продолжала Злокозния.

– Не думаю. Никто и никогда ни о чем таком не упоминал, – возразил Кийт. – Там лежал только я и еще одеяльце. И записка.

– Записка? И это, по-твоему, не важно?!

– В записке говорилось: «девятнадцать пинт и клубничный йогурт», – сообщил Кийт.

– А! От такой записки толку мало, – покачала головой Злокозния. – Но почему девятнадцать пинт молока?

– Меня нашли на крыльце Гильдии Музыкантов, – объяснил Кийт. – А Гильдия очень большая. Вот про клубничный йогурт ничего не знаю.

– Найденыш и сирота – это очень хорошо, – похвалила Злокозния. – В конце концов, из принца может вырасти только король, а из загадочного сироты – кто угодно. Скажи, тебя били, морили голодом и запирали в чулан?

– Да вроде нет, – Кийт посмотрел на девочку как-то странно. – В Гильдии все были очень добры. Там ведь по большей части приятные люди. Они меня многому научили.

– У нас тут тоже есть Гильдии, – сообщила Злокозния. – Они учат мальчиков на плотников, каменщиков и все такое.

– Гильдия научила меня музыке, – рассказал Кийт. – Я – музыкант. Причем хороший. Я сам зарабатываю себе на жизнь с шести лет.

– Ага! Загадочный сирота, необычный талант, тяжелое детство… вот все понемногу и складывается, – подвела итог Злокозния. – Клубничный йогурт, по-видимому, не так уж и важен. А вдруг твоя жизнь сложилась бы по-другому, если бы йогурт был банановый? Как знать? А какую музыку ты играешь?

– Что значит какую? Музыка, она музыка и есть, – отозвался Кийт. – Музыка – она везде, если прислушаться.

Злокозния оглянулась на Мориса.

– Что, он всегда такой? – полюбопытствовала она.

– Я в жизни не слышал, чтобы он был так разговорчив, – отозвался кот.

– А вам наверняка не терпится все узнать обо мне, – предположила Злокозния. – Но вы, конечно же, слишком вежливы, чтобы приставать с расспросами.

– Само собою, – кивнул Морис.

– Что ж, вы, я полагаю, не слишком удивитесь, если я скажу, что у меня две злобные сводные сестрицы, – поведала Злокозния. – И я должна делать всю тяжелую работу по дому!

– Ну надо же, – откликнулся Морис, гадая про себя, а найдутся ли в здешних запасах еще пара-тройка рыбьих голов, а если найдутся, то стоят ли они того.

– Да-да, почти всю работу, – неохотно уточнила Злокозния. – Какую-то ее часть, во всяком случае. Представляете, меня заставляют прибираться в собственной комнате! А там ужасный беспорядок!

– Ну надо же.

– А еще это едва ли не самая маленькая спальня во всем доме. Там шкафов почти нет, а книжные полки уже просто не помещаются!

– Ну надо же.

– И все со мной невероятно жестоки. Обратите внимание, мы с вами сидим в кухне. А я – дочка мэра. Должна ли дочка мэра мыть посуду по меньшей мере раз в неделю? Я так не считаю!

– Ну надо же.

– И вы только посмотрите на эти нищенские отрепья, в которые я вынуждена одеваться!

Морис пригляделся внимательнее. В одежде он разбирался неважно. Ему вполне хватало шкурки. Но на его неискушенный взгляд, платье Злокознии выглядело как любое другое. Все вроде на месте. Никаких дыр – кроме тех трех, из которых торчали руки и голова.

– Вот тут, смотри, – и Злокозния указала на какое-то место на подоле, что, на Морисов взгляд, ничем не отличалось от остального платья. – Мне самой пришлось подшивать, представляешь?

– Ну надо ж… – Морис прикусил язык. Со своего места он отлично видел пустые полки. И, что куда важнее, отлично видел, как из трещины в ветхом потолке вниз по веревке спускается Сардины. С рюкзачком на спине.

– И в придачу ко всему именно я должна всякий день выстаивать длиннющие очереди за хлебом и колбасой… – продолжала Злокозния, но Морис вслушивался еще менее внимательно, чем прежде.

Сардины, ну кто ж еще! Идиот! Вечно лезет впереди капканного взвода! Из всех кухонь этого города ему понадобилось объявиться именно здесь! А девчонка в любой момент может обернуться – и тогда визгу не оберешься!

Причем Сардины небось решит, что это ему аплодируют. Он жил так, словно жизнь – это спектакль. Остальные крысы просто бегали туда-сюда, пищали и устраивали беспорядок, и этого вполне хватало, чтобы убедить человеков: случилось крысиное нашествие. Но Сардины – о нет, Сардины на такие мелочи не разменивается! Ох уж этот Сардины с его мяуурзявым песенно-танцевальным номером!

– …А крысы сжирают все подчистую, – рассказывала Злокозния. – А чего не сожрут, то попортят. Это просто ужас какой-то! Совет закупает еду в других городах, но там излишков тоже негусто. Нам приходится приобретать зерно и все прочее у торговцев, которые приплывают вверх по реке. Вот поэтому хлеб стоит так дорого.

– Дорого, говоришь? – откликнулся Морис.

– Мы все перепробовали: капканы, и собак, и кошек, и отраву, а крысы все равно множатся, – жаловалась девочка. – И такие хитрые сделались! В капканы больше не попадаются! Ха! Я всего-то один раз получила 50 пенсов за хвост. И что толку предлагать 50 пенсов за хвост, если крысы такие ушлые? Крысоловам приходится пускать в ход все новые и новые уловки, чтобы изничтожать этих гадин – так они говорят. – За ее спиной Сардины внимательно оглядел кухню и подал знак крысам, поджидающим сверху, втянуть веревку.

– А тебе не кажется, что самое время сказать себе: прочь отсюда! – предположил Морис.

– А что это ты рожи корчишь? – осведомилась Злокозния, буравя его взглядом.

– Эгм… ну, ты ведь знаешь, бывают коты, которые все время улыбаются? Слыхала про таких? Ну а вот я странные рожи корчу, – в отчаянии импровизировал Морис. – А иногда прямо сдержаться не могу, ору: «Пошел прочь, прочь пошел!» – вот видишь, опять не сдержался. Это болезнь такая. Наверное, надо с психотерапевтом посоветоваться… ох, нет, не делай этого, только не сейчас… ой, вот оно, опять!..

Сардины выудил из рюкзачка соломенную шляпу. В лапке он держал тросточку.

Номер был отменный, даже Морис с неохотой это признавал. В нескольких городах давали объявление: «требуется крысолов-дудочник» после первого же Сардиньего выступления. Крыса в сливках, крыса на крыше, крыса в заварочном чайнике – все это люди еще кое-как вытерпят, но крыса, отплясывающая чечетку, – ну нет, всему есть предел! Если ты видишь крысу, отплясывающую чечетку, – значит, у тебя большие проблемы. Морис давно прикидывал про себя, что, если бы только удалось обучить крыс еще и на баяне играть, они бы по два города в день обчищали.

Кот слишком долго глядел в одну точку не отрываясь. Злокозния обернулась и в ужасе открыла рот – Сардины как раз принялся отбивать чечетку. Рука девочки потянулась к сковородке на столе – и метнула ее с поразительной точностью.

Но Сардинам было не впервой уворачиваться от летящих сковородок. Крысы привыкли, что в них чем-нибудь да швыряются. Сковородка едва успела долететь до середины кухни, а крыс уже обратился в бегство: вот он соскочил на табуретку, затем спрыгнул на пол, шмыгнул за буфет – и тут раздалось резкое, неотвратимое, металлическое «щелк».

– Ха! – воскликнула Злокозния. Морис и Кийт испуганно вытаращились на буфет. – Одной крысой меньше! Я их терпеть не могу…

– Это Сардины, – промолвил Кийт.

– Что ты, это со всей определенностью крыса, – поправила Злокозния. – Сардины в кухню обычно не вторгаются. Ты, наверное, имеешь в виду нашествие омаров в…

– Он просто имя такое себе взял – Сардины: прочел его на ржавой консервной банке и решил, что звучит очень стильно, – вздохнул Морис, гадая, достанет ли у него мужества заглянуть за буфет.

– Он был хорошей крысой, – промолвил Кийт. – Тырил для меня книги, когда меня учили читать.

– Прости, пожалуйста, ты спятил? – уточнила Злокозния. – Он же крыса! Хорошая крыса – это мертвая крыса.

– Эй? – раздался тоненький голосок из-за буфета.

– Он никак не мог уцелеть! Капкан-то здоровущий! С во-от такими зубьями! – воскликнула Злокозния.

– Эй, кто-нибудь? Просто тросточка уже прогибается… – продолжал голос.

Массивный буфет был сделан из дерева настолько старого, что от времени оно почернело и стало прочным и тяжелым как камень.

– Это ведь не крыса сказала, нет? – заволновалась Злокозния. – Пожалуйста, заверьте меня, что крысы разговаривать не умеют!

– Вообще-то тросточка здорово прогнулась, – снова послышался чуть сдавленный голос.

Морис протиснулся в щель под буфетом.

– Я его вижу! Он заклинил тростью зубья капкана и не дает им сомкнуться! Здорово, Сардины, ты там как?

– Отлично, босс! – донеслось из темноты. – Если бы не капкан, я бы сказал, все вообще круто! А я уже упоминал, что тросточка прогибается?

– Да, было такое.

– Так вот, с тех пор она прогнулась еще больше, босс.

Кийт ухватился за угол шкафа и, крякнув, попытался его сдвинуть.

– Да он как скала! – выдохнул мальчик.

– Он битком набит посудой, – растерянно объяснила Злокозния. – Но ведь крысы на самом деле не умеют говорить, правда?

– Отойди с дороги! – заорал Кийт. Он ухватился за задний край буфета обеими руками, уперся ногой в стену и поднатужился.

Медленно, точно могучее лесное дерево, шкаф накренился вперед. Посыпалась посуда: тарелка выскальзывала за тарелкой, словно кто-то картинно и хаотично сдавал дорогущую колоду карт. Некоторые даже пережили падение на пол, равно как и отдельные чашки и блюдца, – когда распахнулись дверцы буфета, умножая веселье, – но это уже не имело значения, потому что мгновение спустя на них с грохотом обрушилась тяжелая деревянная громада.

Одна чудом уцелевшая тарелка покатилась мимо Кийта, крутясь волчком и опускаясь все ниже с характерным для столь удручающих обстоятельств звуком «гройиуойиойиооооиннннггг!».

Кийт нагнулся к капкану и выхватил Сардины. Едва крыс оказался на свободе, как тросточка переломилась и капкан схлопнулся. В воздухе закружилась щепка от трости.

– Ты в порядке? – спросил Кийт.

– Ну, босс, все, что я могу сказать, – хорошо, что крысы исподнего не носят… Спасибки, босс, – поблагодарил Сардины. Для крысы он был очень даже упитан, но когда его лапки пускались в пляс, он словно парил над полом, на манер воздушного шарика.

Послышалось легкое притоптывание.

Злокозния, скрестив на груди руки, мрачная как туча, переводила взгляд с Сардины на Мориса, затем на глуповатого Кийта – а затем на разор и разгром на полу.

– Эээ… я прошу прощения, – извинился Кийт. – Но он же…

Злокозния только отмахнулась.

– О’кей, – проговорила она, словно размышляя вслух. – Я думаю, дело обстоит так. Этот крыс не простой, а волшебный. И держу пари, он не один такой. С ним – или с ними – что-то случилось, и теперь они вполне разумные создания, несмотря на чечетку. И… они дружат с котом. А… с какой бы стати крысам дружить с котом? Значит… значит, они о чем-то сговорились, так? Знаю! Не говорите мне, только не говорите…

– Э? – не понял Кийт.

– Да тебе вообще ничего говорить не надо, – встрял Морис.

– …И договоренность эта как-то связана с нашествиями крыс, так? Все эти города, о которых мы наслышаны… так вот, вы о них тоже слыхали, и объединились вот с этим, как бишь его…

– Меня зовут Кийт, – напомнил Кийт.

– …Да-да… и вот вы ходите из города в город, притворяясь нашествием крыс, и вот этот, как бишь его…

– Меня зовут Кийт.

– …Да… притворяется дудочником-крысоловом, и вы все выходите из города следом за ним. Так? Это такое грандиозное надувательство, верно?

Сардины вскинул глаза на Мориса.

– Она нас раскусила, босс, – промолвил он. – Прям с поличным взяла.

– Так что теперь вам придется привести вескую причину, почему я не должна сдать вас Страже, – торжествующе объявила Злокозния.

«Причину выдумывать незачем; ты нас все равно не сдашь, – подумал про себя Морис. – Ёшкин кот, человеков так легко заставить плясать под свою дудку!» Он потерся о ноги девочки и самодовольно ухмыльнулся.

– Если ты нас сдашь, ты никогда не узнаешь, чем история заканчивается.

– Для вас история закончится тюрьмой, – заверила Злокозния. Но Морис-то видел, каким взглядом она смотрит на глуповатого Кийта и на Сардины. Сардины по-прежнему щеголял в своей соломенной шляпке. А если хочешь привлечь к себе внимание, таким деталям цены нет.

Заметив, что девочка хмурится, Сардины поспешно сдернул с головы шляпу и, удерживая ее за краешек, прижал к груди.

– А теперь мне бы хотелось кое-что выяснить, босс, раз уж у нас тут настал момент истины.

Злокозния изогнула бровь.

– Ну? – отозвалась она. – И перестань звать меня боссом!

– Мне бы очень хотелось знать, почему в этом городе нет крыс, шеф, – отозвался Сардины. И нервно протанцевал несколько па. Злокозния умела свирепо сверкать глазами ничуть не хуже кота.

– Что значит нет крыс? – удивилась девочка. – Тут у нас настоящее крысиное нашествие! В конце концов, ты же крыса!

– Здесь везде крысиные ходы, мы нашли несколько дохлых крыс – и ни одной живой, шеф.

Злокозния нагнулась ниже.

– Но ты же крыса, – заявила она.

– Да, шеф. Но мы-то прибыли только нынче утром. – Сардины нервно заулыбался; Злокозния впилась в него очередным долгим взглядом.

– Сыра хочешь? – спросила она. – Боюсь только, он разве что для мышеловки сгодится.

– Нет-нет, не нужно, но спасибо большое за заботу, – очень вежливо отозвался Сардины, тщательно подбирая каждое слово.

– Думаю, ничего не попишешь; придется нам во всем признаться, как на духу, – вздохнул Кийт.

– Ненененененененеееет! – взвыл Морис: он ненавидел говорить правду. – Видите ли, это все потому, что…

– Мисс, вы правы, – устало произнес Кийт. – Мы ходим из города в город со стаей крыс, и мы дурим людей, вынуждая их заплатить нам, чтобы мы ушли. Вот что мы делаем. Мне страшно жаль, что мы так поступали. Мы договорились, что этот раз окажется последним. Мне очень, очень жаль. Вы поделились с нами едой, а у вас у самих ее мало. Нам должно быть стыдно.

Морис наблюдал за размышляющей Злокознией, думая про себя, что голова девочки работает совсем не так, как у других людей. Все сложные для понимания вещи она схватывала на лету. Волшебные крысы? Да-да, конечно. Говорящие коты? Это мы уже проходили, этим меня не удивишь. А вот простые вещи давались ей с трудом.

Губы ее зашевелились. Да она же историю из всего этого сочиняет, догадался Морис.

– Значит… – заговорила она, – вы путешествуете со своими дрессированными крысами…

– Мы предпочитаем называться «учеными грызунами», шеф, – поправил Сардины.

– …Пусть так, со своими учеными грызунами; вы приходите в город, и… и что же происходит с крысами, которые уже там живут?

Сардины беспомощно оглянулся на Мориса. Морис кивнул: продолжай, дескать. Все они здорово влипли, если у Злокознии не сочинится история, причем такая, чтобы пришлась ей по вкусу.

– Они держатся от нас подальше, босс, то есть шеф, – объяснил Сардины.

– А они тоже владеют даром речи?

– Нет, шеф.

– Я так понимаю, Клан считает их чем-то вроде обезьян, – встрял Кийт.

– Я вообще-то с Сардинами разговариваю! – рявкнула Злокозния.

– Извини.

– И что, других крыс здесь вообще нет? – продолжала допрашивать Злокозния.

– Нет, шеф. Несколько старых скелетиков, кучки отравы, множество капканов, босс. Но никаких крыс, босс.

– Но ведь крысоловы добывают по целому вороху крысиных хвостов всякий день!

– Я говорю, что вижу, босс. То есть шеф. Никаких крыс, босс. То есть шеф. Нигде никаких крыс, кроме нас, босс-шеф.

– А вы когда-нибудь присматривались к этим крысиным хвостам, мисс? – поинтересовался Морис.

– Что ты имеешь в виду? – не поняла Злокозния.

– Они не настоящие, – объяснил Морис. – Во всяком случае, некоторые. Это просто старые кожаные шнурки от ботинок. Я видел такие на улице.

– Так хвосты были фальшивые? – удивился Кийт.

– Я же кот. По-вашему, я не знаю, как выглядит крысиный хвост?

– Но люди бы наверняка заметили! – не поверила Злокозния.

– Да ну? – хмыкнул Морис. – А ты знаешь, что такое эглет?

– Эглет? Эглет? При чем тут вообще какой-то эглет? – рявкнула Злокозния.

– Эглет, он же пистончик – это такой специальный металлический наконечник шнурка, – объяснил Морис.

– Откуда бы коту знать такое слово? – удивилась девочка.

– Всяк что-нибудь да знает, – отозвался Морис. – Так вот, ты когда-нибудь присматривалась к крысиным хвостам поближе?

– Конечно, нет! От крыс ведь чумой заразиться можно! – отозвалась Злокозния.

– Вот именно, и тогда ноги полопаются, – ухмыльнулся Морис. – Поэтому ты эглетов и не видела. Сардины, а у тебя в последнее время ноги, случайно, не лопались?

– Сегодня – нет, босс, – заверил Сардины. – Ну так еще не вечер.

– А-ха, – протянула Злокозния с очень довольным видом, и Морису в этом «ха» померещилась чрезвычайно неприятная нотка.

– Значит, ты не собираешься сдавать нас Страже? – с надеждой предположил он.

– И что я им скажу? Что я разговаривала с крысой и с котом? – отозвалась Злокозния. – Ну уж нет. Они пожалуются отцу, что я выдумываю всякие небылицы, и меня опять запрут, точнее, вы-прут из моей комнаты.

– Тебя в наказание запирают не внутри комнаты, а снаружи? – удивился Морис.

– Ага. Чтобы я не могла добраться до своих книг. Я – девочка особенная, как вы уже, вероятно, догадались, – гордо заявила Злокозния. – Вы о сестрах Грымм слышали? Об Агонизе и Потрошилле Грымм? Это мои бабушки – родная и двоюродная. Они писали… волшебные сказки.

«Ага, вот мы временно и в безопасности, – подумал Морис. – Главное, не дать ей умолкнуть».

– Боюсь, я не самый начитанный из котов, – признался он. – И что же это за сказки такие? Наверное, про милых феечек с крылышками, которые звенят, как колокольчики?

– Нет, – фыркнула Злокозния. – Мои бабушки крылатых феечек не очень-то жаловали. Они писали… настоящие сказки. В которых море кровищи, и кости, и летучие мыши, и крысы. Свой сочинительский талант я унаследовала от них, – добавила девочка.

– Мне отчего-то так и подумалось, – буркнул Морис.

– А если крыс под городом нет, но крысоловы притаскивают вороха шнурков, я… я чую неладное, – промолвила Злокозния.

– Извините, – покаялся Сардины. – Это, наверное, я. Я малость перенервничал…

Над головой послышались шаги.

– Быстро, бегите через задний двор! – скомандовала Злокозния. – Спрячетесь на сеновале над конюшней! Я принесу вам еды! Я точно знаю, что полагается делать по законам жанра!