Глава двадцать седьмая
— Это наручники господина Гудини? — спросила госпожа Корнель.
— Некоторым образом, — ответил я и положил ключ в карман своего смокинга. Потом спросил у мисс Тернер:
— Откуда взялся нож?
Она откинулась на спинку дивана. Ей опять не хватало воздуха, как будто на нее снова нахлынули давешние переживания. Она отпила еще глоток коньяку.
— Значит, так, — сказала она и еще раз глубоко вздохнула. — Мне хотелось кому-нибудь рассказать. И показать свои находки. — Она взглянула на госпожу Корнель. — Я подумала, не зайти ли к вам и поговорить. Но было уже поздно, и мне казалось, торопиться некуда. Я решила, что вполне можно подождать до утра. И вернулась в свою комнату.
Мисс Тернер помолчала и опять отпила коньяку.
— Госпожа Аллардайс по-прежнему спала и не проснулась, когда я прошла на цыпочках мимо. Она всегда крепко спит. — Девушка моргнула. — Но я уже это говорила. — Она повернулась ко мне. — Говорила? — Мне показалось, коньяк начал на нее действовать.
Я кивнул.
— Ну да, — сказала она. — Так вот. Перед уходом я положила под одеяло диванный валик и устроила все так, чтобы можно было подумать, что кто-то спит. Как будто я сплю, лежа на боку. На самом деле я не думала, что госпожа Аллардайс зайдет в мою комнату, но я хотела быть уверенной, что если она и зайдет, то решит, что я сплю. Когда я вернулась и зажгла свет, валик и одеяло были на месте. А сверху… торчал нож. Я так и оцепенела, в голове закружили разные мысли, одна глупее другой, хотя я уверяла себя, что это не я оставила его. Он был такой странный — нож, я хочу сказать, и находился совсем не на месте. И тут я поняла, что случилось, и меня всю затрясло. Нож торчал точно в том месте, где должна была быть моя грудь.
Она повернулась к госпоже Корнель.
— Вот что удивительно. Часто читаешь о людях, которые трясутся от страха, и всегда думаешь, что это просто образное выражение. Но меня буквально колотило. — Голос ее был ровным, однако рюмку она смогла поднести к губам только обеими руками.
Госпожа Корнель коснулась ее колена.
— Все уже позади, Джейн. Итак, вы вытащили нож и принесли его сюда.
— Да. И я извиняюсь за…
— Тихо, дорогая, — перебила ее госпожа Корнель. — Вы поступили совершенно правильно. Вы вели себя очень смело. — Она взглянула на меня. — Кто бы мог это сделать?
— Вы имеете в виду нож? — уточнил я. — Не знаю.
— Это ужасно.
Я кивнул.
— Кто-то хотел ее убить? — спросила она.
— Похоже на то.
— Но это же безумие, — сказала госпожа Корнель. — Почему? С чего вдруг кому-то понадобилось убивать Джейн?
Я взглянул на девушку.
— Мисс Тернер, а вы-то что сами думаете?
Она округлила глаза и подняла брови. Должно быть, удивилась либо самому вопросу, либо тому, что я его задал. Затем она неуверенно улыбнулась, хотя в ее улыбке чувствовалась легкая ирония.
— Ну, — сказала она, — госпожа Аллардайс была не вполне довольна тем, как я уложила ее вещи в чемодан.
Я усмехнулся. Удивительная женщина, эта мисс Тернер.
— А еще? — спросил я. — Кто еще может на вас злиться?
— Нет, — покачала она головой. Вдруг ее глаза расширились. Затем снова сузились, и она снова покачала головой. — Нет.
— Вы что-то вспомнили, — сказал я.
— Нелепость какая-то.
— Какая именно?
Она вздохнула.
— Да, ерунда. Сэр Дэвид… сегодня утром… — Она повернулась к госпоже Корнель. Впервые за все время она была не уверена в себе, и это было заметно. Ей было неприятно то, что она собиралась сказать. — Прежде чем вы все уехали в деревню… — Она опять посмотрела на меня. — Сегодня утром сэр Дэвид позволил себе сделать мне своего рода предложение. И я ему отказала. В ту минуту он, похоже, очень рассердился. Но не думаю, чтобы из-за этого ему захотеть меня убить.
Я кивнул.
— Сэр Дэвид.
— Но, господин Бомон, — спохватилась она, — мне бы не хотелось, чтобы вы придавали этому слишком большое значение. Он попытался заигрывать, я не позволила, вот и все. — Но она нахмурилась, как будто сомневалась в своих собственных словах.
— Вы тоже были там, на лужайке, — напомнил я, — вместе со всеми, когда прозвучал тот выстрел.
Тут вмешалась госпожа Корнель.
— Не хотите же вы сказать, что и пуля предназначалась Джейн?
— Нож точно предназначался ей, — заметил я.
— Но… — Она замолчала. Крепко сжала губы и потянулась за портсигаром и коробкой спичек.
— А сэра Дэвида тогда с нами не было, — напомнил я.
Она откинулась на спинку дивана, держа в руке портсигар и коробку спичек.
— Господин Бомон, — сказала она, — если бы сэр Дэвид убивал всех женщин, которые ему отказывали, улицы Лондона были бы усыпаны женскими трупами.
Она открыла портсигар и покачала головой.
— Это же просто смешно. — Внезапно она взглянула на меня. — А что насчет ножа? Может, вы знаете, чей он?
— Скорее всего, он из коллекции на стене в главном зале, — сказал я. — Как и все другое оружие, которое то и дело тут всплывает.
Госпожа Корнель взяла сигарету в рот, чиркнула спичкой и поднесла огонек к сигарете. Кончик сигареты заалел. Пальцами левой руки она вынула сигарету изо рта. Задула спичку струей дыма и бросила спичку в пепельницу.
— Знаете, — заметила она, — похоже, кое-кого забыли.
— Кого именно? — спросил я.
— Графа, — сказала госпожа Корнель. — Графа Эксминстерского. — Она произнесла это имя так, будто оно было пересолено. — И все это. — Она кивнула в сторону стола. — И парик, который нашла Джейн. — Тут госпожа Корнель была права. Внезапно она нахмурилась. — Вы не предполагаете, что Алиса и Роберт знали?
— Понятия не имею, — сказал я.
— Нет, — твердо заявила она. Покачала головой, затянулась сигаретой. — Это невозможно. — Но как мне показалось, она пыталась в этом убедить вовсе не меня.
Мы еще немного поговорили. Сделали кое-какие выводы. И среди прочего решили, что мисс Тернер лучше переночевать у госпожи Корнель.
Я ушел примерно через полчаса. Было уже почти два часа утра. Через пять часов у меня встреча с сэром Дэвидом.
По пути к себе мне пришла в голову мысль заглянуть к мисс Тернер и наскоро там осмотреться. Но я раздумал. Как ни крепко спала госпожа Аллардайс, я не хотел рисковать. Она могла проснуться, пока я буду красться через ее комнату. Я не был уверен, что кто-то из нас выживет.
Я решил заглянуть туда утром. Перед боксерским поединком.
После всех сегодняшних треволнений: ружейного выстрела, смерти графа, сеанса, выступления лорда Боба, свидания с госпожой Корнель и рассказа мисс Тернер — я чувствовал себя совершенно разбитым. Зевая, я открыл дверь в свою комнату и зажег верхний свет.
На моей кровати сидела Сесилия Фицуильям, прислонившись к спинке, вытянув ноги и скрестив их поверх покрывала. На ней был тот же шелковый халат, что и накануне. Руки она сложила на груди и пыталась улыбаться. Впрочем, улыбка у нее не получилась, потому что она зажмурилась от внезапно вспыхнувшего яркого света.
— Где вы были? — капризно спросила она.
— Рад вас видеть, Сесилия, — сказал я по возможности весело. — Мне нужно…
— Уже почти рассвет.
— Мне нужно поговорить с вами. Кое-что…
— Где вы были? — Она надула губы. Это шло ей больше, чем ухмылка.
— Гулял. Послушайте, Сесилия, я хочу поговорить о вашем дедушке.
Она всплеснула руками.
— Это ужасно, — сказала она. — Конечно, он был совсем старый, но никто не ожидал, что он вот так возьмет и умрет.
— Именно об этом я и хотел с вами поговорить, — сказал я. Взялся рукой за спинку стула у письменного стола, перевернул его и уселся на него верхом. Нас с Сесилией разделяла деревянная спинка.
— И зачем ему было кончать жизнь самоубийством? — сказала она. — Он ведь покончил с собой. Мне мама сказала. Потому что он был таким ветхим, да? — Она говорила несколько торопливее, чем обычно, лицо у нее тоже было более оживленным. Глаза сияли. Интересно, не добралась ли она до папашиного коньяка?
— Это еще не все… — начал я.
— Мама ужасно расстроена, — перебила Сесилия, — а папа… ну, вы сами видели. Во время сеанса. — Она закатила глаза. — Господи, да все видели папу. Какой позор! За всю свою жизнь я ни разу не чувствовала такого стыда. Знаете, это совсем на него не похоже. Он такой правильный. Для большевика, разумеется. Всегда блюдет приличия. Всегда прекрасно одевается, никогда никуда не опаздывает. Мама говорит, он в сильном потрясении.
— Возможно. Послушайте…
Она снова надула губы.
— Но они настолько заняты собой, что никто даже не удосужился спросить, что я чувствую. Даже мама. Знаете, я ведь тоже ужасно переживаю. Я любила его ничуть не меньше, чем все остальные. Несмотря на то, что он был такой старый и порой даже странный.
— Странный в каком смысле? — Если вас уносит река, не стоит бороться с течением.
Она махнула рукой.
— Как все старики. Забывчивый. Что-то все время бормотал. — Сесилия состроила гримасу. — Иногда пускал слюни, всего себя обслюнявливал, а это, если честно, довольно противно. — Она подняла голову. — Но я все равно его любила. Ведь он был моим дедушкой. И он не всегда был таким. Иногда он казался совершенно нормальным.
— Вы много времени с ним проводили?
— Конечно, — сказала она. — Не могу сказать, что сидела там постоянно, каждый день. Это было невозможно. Вы и представить себе не можете, сколько у меня дел и обязанностей, так что просто не хватало времени. Но иногда я видела его днем. Когда могла. На самом деле довольно часто.
— Почему вы…
Сесилия внезапно улыбнулась и выпрямилась.
— Но это все неважно. Позвольте мне объяснить, зачем я сюда пришла. Я хотела извиниться!
Она произнесла это так, будто речь шла о рождественском подарке, сделанном собственными руками. Последнее время многие почему-то все чаще напоминали мне Великого человека.
— Извиняйтесь, — сказал я.
— Да! Я поняла, что с моей стороны было грубо и по-детски глупо говорить все те ужасные вещи. То есть что вы слуга. Было грубо и инфантильно все это говорить, даже если бы вы и правда были слугой, но вы же не слуга, слава богу. — Она склонила голову набок. — Но от этого я выгляжу еще более грубой и инфантильной, верно?
— Не беспокойтесь, Сесилия.
Она и не беспокоилась.
— Я приходила раньше, еще до ужина, — сказала она. — Чтобы извиниться. И заодно поговорить. Но вас не было, а господин Гудини прятался в другой комнате. — Она закрыла рот ладошкой, чтобы скрыть смешок. — Боюсь, я вела себя ужасно. Я его дразнила. Стучала в дверь и не хотела уходить. Но и он вел себя глупо. Он всегда такой трусливый с женщинами?
— Он стеснительный, — объяснил я.
Сесилия слегка наклонила голову набок и искоса взглянула на меня из-под своих светлых волос.
— Он же не считает меня нимфоманкой?
— Нет. Послушайте…
— Правда?
— Да. Сесилия…
— Потому что я, честно, не нимфоманка.
— Да. Я…
Она перевела дух.
— Короче, после того ужасного сеанса мама ушла с отцом, и всем, понятно, было не до меня. Вот я и пришла сюда и стала ждать. Сидела и ждала, долго-долго, совсем одна, а вас носило бог весть где. Вы даже не заметили, что я прибрала за вами. — Она хихикнула и недовольно нахмурилась. — У вас здесь было все разбросано. Кругом валялась одежда и другие вещи.
Сесилия напоминала подвыпившую девчонку, которая играет в хозяйку дома, да она, по сути, ею и была. Она уже собиралась снова надуть губы или ухмыльнуться.
— Спасибо, Сесилия. Но…
— У вас не найдется выпить? — спросила она, оглядывая комнату. — Виски, коньяк или что-нибудь такое?
Я не открывал чемодан с прошлой ночи. Кто знает, оставь я его открытым, она вполне могла бы обнаружить там бутылку бурбона.
— Только вода, — сказал я. — Извините.
Сесилия состроила гримасу. Затем взглянула на дверь, ведущую в комнату Великого человека, повернулась ко мне и улыбнулась.
— Почему бы вам не придвинуться поближе? — спросила она и похлопала ладонью по одеялу.
— Через минуту. Но сначала расскажите про дедушку.
Она сдвинула брови.
— Про дедушку?
— Он упал с лошади. Когда это было, три года назад?
Она кивнула.
— С Розочки, своей кобылы.
— И с тех пор он парализован?
— Да. — Она снова склонила голову набок. — Но почему вас так интересует мой дедушка?
— Я любопытный. Он сломал спину?
— Не спину. Нервы какие-то защемило. А может, они порвались. Дело серьезное, как сказали врачи. — Она небрежно махнула рукой. Жест напомнил мне ее отца.
— А была ли надежда, что он снова начнет ходить?
Она покачала головой.
— Доктор сказал, это невозможно. Доктор Кристи.
— Он что, специалист, этот доктор Кристи?
— Он наш семейный доктор. Дедушка никому больше не доверял. Папа с мамой хотели пригласить врача из Лондона, но он отказался. — Она нахмурилась и добавила: — Как вы думаете, он уже не мог все это выносить? То, что он не мог ходить и вынужден был сидеть взаперти в комнате?
— Он выглядел унылым?
— Нет. Правда, совсем нет. — Сесилия снова сдвинула брови. — Иногда мне даже казалось, он получает от всего этого удовольствие. Лежит себе, книжки почитывает, а его все обхаживают денно и нощно. — Она поморщилась. — Я бы так не смогла. С ума бы сошла.
— У вас есть прислуга по имени Дарлин?
— Да, на кухне. — Ее лицо помрачнело. — При чем здесь она?
— Кто-то ее упоминал. Я лишь хотел…
Сесилия все хмурилась.
— Она вам что, нравится?
— Я никогда ее не видел.
— Тогда зачем спрашиваете?
— Такая у меня работа.
— Но вы ни разу не спросили обо мне.
— Ладно, — сказал я. — Где вы были вчера днем?
Она моргнула.
— Простите?
— Вчера, между половиной первого и часом дня. Где вы были?
— Зачем вам знать?
— Я следователь. Вот я и расследую.
— И что же вы расследуете?
— Вчерашнюю историю с ружейным выстрелом. Так где вы были, когда это произошло?
Она тупо смотрела на меня.
— Какая вам разница?
— Может, вы что-то видели. Или слышали. Так я смог бы установить, кто стрелял.
— Не имею ни малейшего представления, кто мог стрелять. Я была в деревне.
— Где именно?
Она раздраженно закатила глаза.
— Это так важно?
— Да.
Она тяжело вздохнула, явно желая показать, как я ей надоел.
— Я была у Конни.
— Кто такая Конни?
— Она была моей няней. Сто лет назад.
— И вы были там между половиной первого и часом?
— Да, — сказала Сесилия, наклоняясь ко мне. И улыбнулась. — Ну вот, мы и договорились. — Она снова похлопала ладонью по одеялу. — Вы не хотите сесть сюда?
— Нет. Вам пора, Сесилия.
Она удивленно уставилась на меня.
— Простите?
— Пора уходить.
Она нахмурилась.
— Вы шутите.
— Нет.
— Но я же пришла к вам. Прождала несколько часов. Я же извинилась.
— Ага. Я это оценил. А теперь ступайте себе.
— Но я не хочу уходить.
— Простите, но это не имеет значения.
Она покачала головой. И снова скрестила руки.
— Я не уйду. Вы не можете меня заставить.
— Тогда уйду я. И поищу кого-нибудь, кто сможет проводить вас в вашу комнату. Например, вашу матушку.
Она сжала зубы.
— Я закричу. Все сбегутся. И я скажу, что вы на меня напали. Что вы меня изнасиловали. — Она задрала подбородок. — Я так и сделаю, не сомневайтесь.
— Чудесно. Когда все соберутся, вы объясните, что делаете здесь в два часа ночи.
Она оперлась ладонями о кровать и наклонилась ко мне.
— Я скажу им… — Ее лицо постепенно краснело, она почти плевалась. — Я скажу…
— Будет, Сесилия. Вам пора.
Она снова уставилась на меня. Широко раскрытыми глазами.
— Вы разрешили мне остаться только для того, чтобы задать эти дурацкие вопросы? Так? А я сама вам совершенно безразлична! — Она прищурилась и хлопнула по покрывалу обеими ладонями. — Вы… взяли, что хотели и теперь выпроваживаете меня вон?!
— Ага, — подтвердил я.
— Вы играли со мной! — Ее глаза превратились в щелочки. Сесилия круто повернулась, сдернула покрывало и двумя руками схватила подушку. Рот открылся, зубы сжались. Она швырнула подушкой в меня. Я ее поймал.
— Вы использовали меня! — Она спрыгнула с кровати. — Вы… грязный, мерзкий подонок!
Она обошла меня, сгорбившись и стараясь держаться подальше, насколько позволяла кровать. У двери она обернулась. Ее лицо исказилось от злобы.
— Надеюсь, Дэвид сделает из вас котлету!
Она повернулась, схватилась за ручку, открыла дверь и вышла, громко хлопнув дверью.
