Глава тридцать девятая
У «Меголы» было два бензобака, причем основной был скрыт под обтекаемым корпусом, а дополнительный — прикреплен слева к переднему колесу. Пользуясь дополнительным бензобаком, основной можно оставить про запас.
Мюллер научил меня пользоваться насосом, чтобы перекачивать бензин из основного бака в дополнительный. Я сделал это сразу, заполнив маленький бак. Таким образом, основной бак оказался полон только наполовину. Мы обыскали весь сарай в поисках канистры с бензином, но ничего не нашли. Судя по карте, до Пассау было 160 километров. Я не знал, сколько бензина требовалось этому мотоциклу на такое расстояние, но был уверен — в путешествии надо будет дозаправиться. Пока мы искали бензин, я откопал мотоциклетные очки и тонкие кожаные перчатки. Они оказались мне малость тесноваты, но так или иначе сгодились. Я сунул их в правый карман пиджака, где у меня был «кольт». А очки положил в левый.
Самый трудный вопрос, который предстояло решить, прежде чем выехать из гаража, заключался в том, как быть с юбкой мисс Тернер. В ней она никак не смогла бы разместиться на пассажирском сиденье, поставив ноги по обе стороны заднего колеса. Надо было сделать разрез на юбке и пальто.
Мюллер говорил, что его «девочки» садились на сиденье боком. Мне это казалось небезопасным, особенно если машину сильно разогнать. Но мисс Тернер готова была рискнуть, по крайней мере до выезда из Мюнхена.
— Я ездила в женском седле на лошади, — сказала она. — Не могу сказать, что мне очень нравилось, но у меня получалось. — Она устало улыбнулась. — К тому же эта юбка мне нравится.
— Ладно, — согласился я. — Самое главное — балансировать вместе с машиной. Когда я сворачиваю налево, то наклоняю мотоцикл влево. Вы должны делать то же самое. Не пытайтесь уравновесить машину. Не переносите свой вес на другую сторону.
Она кивнула.
— Балансировать вместе с машиной. Поняла.
— Это несложно. Просто держитесь за меня.
— Да-да, непременно.
Я достал часы. Четыре пополудни. Солнце сядет только часов около девяти. Значит, до Пассау мы сможем добраться еще засветло, что немаловажно, потому как у мотоцикла не было фар.
Мы надели пальто, и я снял мотоцикл со стойки. Мисс Тернер открыла дверь сарая, и я выкатил мотоцикл на аллею. Пока я усаживался на сиденье, она закрыла и заперла дверь. Я достал из кармана очки, надел их на голову и опустит на глаза. Потом достал перчатки и натянул их на руки. Наглухо застегнул пальто. Уперевшись обеими ногами в землю, чтобы удержать мотоцикл, я велел ей садиться.
Когда она скользнула на сиденье с левой стороны, мотоцикл слегка повело — сперва влево, потом вправо.
— Обхватите меня за грудь, — сказал я.
Она повиновалась. Мотоцикл снова качнуло.
Я повернул ключ и включил зажигание.
Но ничего не произошло — впрочем, оно и понятно. Мотоцикл не заведется, пока я не толкну его вперед.
— Держитесь, — сказал я мисс Тернер и толкнул машину. Двигатель кашлянул. Я толкнул сильнее — двигатель взревел, и машина покатила сама по себе. Я почувствовал, как рука мисс Тернер сжалась у меня на груди.
У мотоцикла была лишь одна передача — передняя, без нейтральной. Чтобы остановиться, мне надо будет тормозить, да еще успеть выключить двигатель. А чтобы двинуться снова, всю процедуру, начиная с толкания, придется повторить.
Но теперь, чтобы ехать вперед, мне было достаточно дать газ. Я посмотрел, есть ли на дороге машины. Ни одной. И мы выехали с аллеи на дорогу.
— Вы в порядке? — крикнул я мисс Тернер.
— Да, — ответила она, — в полном.
— Тогда двинули. — Я дал газ.
Мотоцикл рванул вперед. И снова рука мисс Тернер с силой обхватила меня.
Некоторое время мы петляли по Мюнхену, прежде чем наконец выбрались на дорогу, ведущую из города на восток. А проехав еще несколько километров, оказались в сельской местности, среди полей и изумрудно-зеленых лугов, простиравшихся по обе стороны дороги. В воздухе пахло сырой землей и свежим навозом. Далеко на юге проглядывала горная цепь. Альпы.
Машин на дороге было мало, вероятнее всего потому, что дорога оказалась довольно скверной. Всего в два ряда, да еще в сплошных выбоинах.
Отъехав от города километров пятнадцать, я притормозил, съехал на обочину и выключил двигатель.
Мисс Тернер сняла руку с моей груди.
— Что случилось?
Придерживая мотоцикл, я обернулся и поглядел на нее.
— Ничего. Просто хотел проверить, как вы. Нужно посмотреть, как быстро эта штука может двигаться. Вам там удобно?
— Да, вполне. Честно говоря, за пределами Мюнхена мне стало куда легче.
— Это точно. Ну, держитесь. Попробую разогнаться побыстрее.
— Поняла. — Она слабо улыбнулась. — Аллюр три креста!
Я тоже улыбнулся. Восхитительная женщина!..
Я оглянулся, нет ли машин сзади. Пусто. Включил зажигание и толкнул мотоцикл вперед. Двигатель завелся. Я газанул, и машина рванула вперед.
Мотоцикл набирал и набирал скорость, двигатель сперва ровно гудел, а потом пронзительно взревел. Наконец я выжал из него все, что можно. Стрелка спидометра показывала сто километров в час. Мюллер говорил, что он разгонял его до 115 километров, но тогда он, очевидно, ехал один и без багажных контейнеров.
Машина прекрасно слушалась руля, легко поворачивала и влево, и вправо. Мисс Тернер держалась за меня крепко.
Вдруг мотор поперхнулся — раз, другой. Потом плавно загудел — и опять поперхнулся. Я выключил двигатель.
— В чем дало? — прямо мне в ухо крикнула Мисс Тернер.
Я нажал на тормоз и наклонил к ней голову.
— Бензин кончился.
Нам непременно нужно было найти еще бензин, и поскорее.
Мы раздобыли бензин в местечке Мюльдорф — небольшом городке на берегу реки Инн, километрах в семидесяти от Мюнхена. Узенькие улочки, маленькие каменные домики, мраморный фонтан, две каменные церкви с крутыми крышами. Я нашел гараж, и мисс Тернер объяснилась с хозяином, маленьким веселым толстяком.
Прежде чем снова сесть на мотоцикл, я спросил у мисс Тернер, может, она проголодалась.
— Есть немного, — призналась она. — Но лучше, наверно, ехать дальше, пока еще светло, так?
— Верно. А в Пассау раздобудем поесть. Осталось уже меньше двух часов.
Мисс Тернер улыбнулась:
— За это время не умру.
Я посмотрел на часы. Пять.
Солнце за то время, что мы были в пути, село, и ветер, дувший нам в лицо, стал прохладнее. Я был рад, что на мне очки и перчатки. Пожалел только, что нет кожаной куртки. Как ни плотно старался я запахнуть пальто, ветер все равно проникал сквозь него и жалил меня в грудь.
Чем дальше, тем холмистее и лесистее становилась местность. Дорога сделалась еще хуже — мне даже пришлось сбавить скорость. Но часов в семь, когда тени уже стали заметно длиннее, а небо начало бледнеть, мы проехали знак с надписью: «ДО ПАССАУ 10 КИЛОМЕТРОВ».
Я не хотел въезжать в город на мотоцикле. Слишком уж заметное средство передвижения. И если Ханса Мюллера уже обнаружили, мотоцикл мог попасть в список угнанных.
Километров через восемь мы подъехали к довольно крутому спуску между мрачными рядами деревьев. Справа на небольшом заросшем сорняками участке я увидел что-то похожее на заброшенный сарай. Я заметил, что он был наполовину разрушен, крыша местами обвалилась. Я сбросил скорость и свернул с главной дороги на разбитую тропинку, которая вела к распахнутым настежь дверям сарая.
Подъехав к дверям, я остановил мотоцикл и выключил двигатель.
— Ну вот, — сказал я мисс Тернер, — приехали.
— Мы что, бросим мотоцикл здесь? — Она соскользнула с сиденья.
— Да. Завтра я скажу Биберкопфу, где его найти. Если родные Мюллера захотят, то смогут кого-нибудь отрядить за ним.
Я вкатил мотоцикл в сарай. Там было темно — свет проникал только через дверь и дырявую крышу. На утоптанном земляном полу валялась большая деревянная дверная створка. Я подкатил мотоцикл к стене, открыл багажные контейнеры, достал оттуда сумку и портфель, закрыл контейнеры и отнес сумку с портфелем к выходу из сарая.
Мисс Тернер помогла мне поднять дверную створку. Мы оттащили ее к стене и загородили мотоцикл. Не ахти какая загородка, но сойдет.
Мисс Тернер достала из сумки зеркальце и принялась причесываться. Я провел ладонью по своим волосам. Они слиплись от грязи.
До того как мы доберемся до Пассау и найдем гостиницу, возможности вымыться у нас не будет.
С привокзального телефона мисс Тернер позвонила по номеру, который дал мне сержант Биберкопф. Поговорив недолго, она повесила трубку.
— Мне сказали, чтобы мы шли в «Ратскеллер» — это где-то на речном причале. Через час за нами придут.
Мы прошлись по Пассау. Маленький симпатичный городок. Много зелени, много узких, вымощенных булыжником улиц, сбегающих с холма прямо к Дунаю. Сказочные каменные домики, крытые красной черепицей.
«Ратскеллер» находился на берегу Дуная — из окна, возле которого мы расположились, нам были видны яркие пароходики, стоявшие в ряд у причала, и отвесный, поросший лесом противоположный берег реки примерно в двухстах пятидесяти метрах от нас.
Пейзаж был просто загляденье — точно с картинки, и даже не верилось, что есть на свете люди, которые желают нам смерти.
День у нас выдался долгий, мы оба ничего не ели с самого завтрака — и здорово проголодались. Мисс Тернер заказала мясо с вермишелью, а я себе — бифштекс с жареной картошкой. А бутылку вина мы разделили на двоих.
Сержант Стефан Хайден, друг Биберкопфа, подошел без четверти девять, как раз на закате солнца. Он был высокий и худой, примерно тридцати лет, одет в серый гражданский костюм. Он слегка прихрамывал, осторожно ступая на правую ногу.
После того как он сел и мы обменялись приветствиями, я спросил:
— Вы давно знаете сержанта Биберкопфа?
— С войны, — ответил Хайден по-английски. — Мы вместе были в Англии. В Хандфорте. В лагере для военнопленных.
Я спросил:
— Сержант Биберкопф рассказал вам нашу историю?
— Да. Он сказал, вы в беде и за вами гонятся нацистские свиньи из Мюнхена. Вам, стало быть, нужно попасть в Австрию. Что ж, могу помочь. У меня есть друг на таможне. Если вы дадите мне свои документы, я сегодня же позабочусь, чтобы у вас были визы. Так что завтра сможете уехать. Поезд отходит в полдень.
Я передал ему паспорта, которые мы получили от Кодуэлла, на имя Джозефа и Шарлотты Макнил.
Хайден полистал их, взглянул на меня и улыбнулся.
— Это не ваши подлинные имена.
— Верно.
— Прекрасные фальшивки, — заметил он довольным тоном, как будто восхищался некими искусными поделками.
— С ними могут возникнуть проблемы, — предупредил я. — Весьма вероятно, нацистам известны эти имена.
— Никаких проблем не будет. Мой друг и об этом позаботится. Вы уже подыскали гостиницу на ночь?
— Нет.
— Советую остановиться в «Пассанер Вольф» — это рядом с вокзалом. Я уже говорил с управляющим. С регистрацией трудностей не будет.
— Спасибо, сержант. Очень признательны вам за помощь.
Хайден улыбнулся.
— Враг моего врага мне друг. Нацисты — самое худшее из зол для Баварии. У нас в Пассау они тоже набрали силу. И я рад, что могу сделать хоть эту малость, чтобы испортить им настроение.
Он встал.
— Паспорта принесу завтра в восемь утра прямо в гостиницу. — Он снова улыбнулся. — Тогда и распрощаемся.
Я тоже встал и пожал ему руку.
— Спасибо.
Хайден кивнул, учтиво поклонился мисс Тернер и ушел, слегка прихрамывая.
За те двадцать минут, что он провел с нами, ему удалось разом изменить все к лучшему. До его прихода мы были беглецами. А после его ухода стали беззаботными туристами.
Мы были в огромном долгу перед сержантом Хайденом. И перед сержантом Биберкопфом тоже.
Мы с мисс Тернер выпили кофе с коньяком и составили план на завтра. Утром, когда получим визы, мы купим одежду и чемоданы, а также билеты на поезд до Линца.
Мы вышли из ресторана и прошли через город к гостинице «Пассанер Вольф». Как и обещал Хайден, нас зарегистрировали без лишних хлопот. Наши комнаты располагались на одном этаже — нас разделяли только три двери. Коридорный проводил нас в наши номера, я пожелал мисс Тернер спокойной ночи и закрыл за собой дверь.
«Пассанер-Вольф» не шла ни в какое сравнение с «Адлоном» или «Байеришер Хоф», но, что ни говори, здесь было чисто и уютно. Я налил в ванну воды, сбросил с себя одежду и залез в ванну. Через полчаса я уже лежал в теплой мягкой постели, под чистой простыней и пушистым одеялом. Чтобы заснуть, мне потребовалось не больше двух минут.
Они нагрянули рано поутру.
* * *
Гостиница «Пассанер Вольф»
Пассау, Германия
Понедельник, вечер
21 мая
Дорогая Евангелина!
Мы с господином Бомоном попали в довольно неприятное положение.
Только прошу тебя, не волнуйся. Есть надежда, что завтра днем мы уже будем в безопасности — в австрийском поезде, который мигом доставит нас в Линц.
Но я пишу тебе на тот случай, если вдруг произойдет что-то непредвиденное.
Интересно, помнишь ли ты то замечательное утро в Торки, раннее-раннее, когда еще не взошло солнце. Это было в июне, и воздух был на удивление теплый, почти знойный. На западе — полная луна, а на востоке небо уже начало розоветь. Было примерно половина пятого. Мы с тобой вдвоем вылезли в окно школы госпожи Эпплуайт и прошлепали по тропинке, что вилась меж берез, к мысу на берегу Ла-Манша. Мы уселись на мокрую деревянную скамейку и уставились на воду. Луна была у нас за спиной, тени не падали на воду, и она казалась темно-свинцовой.
На востоке, над горизонтом начали сгущаться облака, и мы испугались, что восход не будет таким потрясающе красивым, как мы надеялись. Но пока мы сидели, далекие облака разошлись, и в то самое мгновение, когда из-за края земли выглянуло солнце, они совсем рассеялись, исчезли, и яркий, согревающий душу свет разлился по морской глади, красно-оранжево-золотой свет. И вдруг на какой-то миг, на полсекундочки, среди всех этих ослепительно ярких красок, среди всех этих коралловых, алых и пунцовых переливов полыхнуло зеленым.
Помню, как ты схватила меня за руку и сказала:
— Ты видела? Зеленую вспышку?
— Да! — воскликнула я. Сердце у меня неистово заколотилось.
Несколько трепетных минут мы любовались солнцем — как оно мало-помалу теряло свое чудесное великолепие, превращаясь в обычное загадочное светило — яркое, желтое круглое чудо на утреннем небе. Никаких зеленых вспышек мы больше не видели.
Я даже расстроилась. Помню, как ты схватила меня за руку.
И на полном серьезе сказала:
— После того что мы видели, думаю, можно и умереть.
На мгновение я была потрясена. Сколько же нам в ту пору было лет? Одиннадцать? Двенадцать? Смерть нас тогда не пугала. Почему, удивилась я, ты так говоришь?
Но потом я поняла, что, конечно, ты была права. Нас оделили сказочным даром — даром, который наполнил меня таким счастьем и такой радостью, каких я еще никогда не испытывала. И если мне случится умереть прямо сейчас, в этот самый миг, я умру счастливой и радостной. И разве может кто-нибудь из нас, независимо от возраста, мечтать о большем?
С той поры мне довелось пережить лишь несколько похожих мгновений. Но каждый раз я вспоминала о том, первом, который я пережила вместе с тобой.
Как я уже сказала, возможно, завтра днем мы с господином Бомоном будем лакомиться шоколадным тортом с миндалем в каком-нибудь уютном кафе на берегу реки. Но, что бы ни случилось, я хочу, чтобы ты знала — с той самой минуты, как мы увидели тот восход, я дорожила им и тем, что разделила эту минуту с тобой. И после нашей долгой дружбы я, как всегда, дарю тебе…
Всю свою любовь.
Джейн
