Глава двадцать третья
Гесс был в сером костюме. Лет под тридцать, высокий, стройный, черные вьющиеся волосы, начавшие редеть ближе к вискам. Квадратные плечи и квадратное же лицо, которое можно было бы назвать красивым, если бы не одно но. Это «но» заключалось в подбородке, немного скошенном, и темно-карих глазах. Глаза слишком глубоко посажены, отчего лоб с густыми бровями кажется тяжелым и угловатым. Но, несмотря на глубокую посадку, глаза блестели довольно живо. Это были глаза не то праведного монашка, не то честного малого коммивояжера.
Гесс сидел за угловым столиком. Когда мы подошли, он встал и, пожав мне руку, радостно улыбнулся, будто пожимать руки, включая мою, было его излюбленным занятием. Он взял руку мисс Тернер и склонился к ней. Затем сказал:
— Садитесь, прошу. Чего-нибудь прохладительного, мисс Тернер? — Он трепетно наклонился к ней подобно официанту, обхаживающему вдовушку с тугим кошельком.
— Бокал вина? — спросила она. — Красного?
— Конечно. А вам, господин Бомон?
— Коньяк сошел бы вполне.
— Одну минуту, — сказал Гесс и поспешил к бару. Прошло чуть больше минуты, и он вернулся с бренди, вином и кружкой пива для себя, удерживая все это в своих длинных тонких пальцах. Осторожно поставил напитки на стол и сел. Взял кружку и поднял. — За ваше пребывание в Мюнхене. Желаю успеха.
Мы все чокнулись. Я пригубил коньяк. Мисс Тернер отпила глоток вина. Гесс одним духом опустошил добрую половину кружки, при этом его острый кадык ходил вверх-вниз в такт глоткам.
Он поставил кружку, вздохнул и обратился к мисс Тернер:
— Ну как вам вино?
— Вполне, благодарю.
— Бармен сказал, это лучшее из того, что у него имеется.
— Хорошее вино, правда.
— Прекрасно. А как вам коньяк, господин Бомон?
— Годится.
— Что ж, прекрасно. — Гесс обвел нас взглядом, каждого по очереди. — Итак, — сказал он, — вы пинкертоны. Я много читал про пинкертонов в книгах и журналах, но ни с одним раньше не был знаком. Вы первые. — Он повернулся к мисс Тернер. — И сразу двое.
Мисс Тернер вежливо улыбнулась.
— А вы, мисс Тернер, — спросил он, — вы сами из Англии?
— Да, верно.
— Мне всегда очень хотелось побывать в Англии. «Царственный сей остров, страна величия, обитель Марса…» Там, должно быть, красиво, да?
— Очень красиво, — сказала она и тактично добавила: — Германия тоже очень красивая страна.
— Да, конечно. Они во многом похожи, я полагаю. В смысле географического положения, сельских пейзажей и все такое. И обе страны, разумеется, населяют тевтонские расы. Кстати, мой отец когда-то жил в Англии. До моего рождения.
— А вы там не были?
— Нет, нет. Я вырос в Египте. Мы переехали в Германию, когда мне было четырнадцать. Но я очень надеюсь как-нибудь побывать в Англии, в скором будущем.
Гесс обратился ко мне:
— А как вам наша страна, господин Бомон?
— Замечательная. Однако нам надо кое-что обсудить.
— Да, конечно. — Его лицо стало серьезным, он наклонился вперед, сложил руки на столе и резко кивнул. — Я полностью в вашем распоряжении.
— Во-первых, — начал я, — говорил ли вам господин Ганфштенгль о капитане Рёме? О том, чтобы отстранить его от расследования дела о покушении в парке?
— Да, говорил. И фюрер — господин Гитлер — полностью с вами согласен. Он знает, что вам нужно разрешение, чтобы провести собственное расследование и чтобы вам никто не мешал. Он беседовал с капитаном Рёмом, и капитан отступит.
— Хорошо.
— Кстати, — заметил Гесс, — фюрер просил меня передать вам свое глубокое сожаление в связи с тем, что не сможет встретиться с вами в настоящее время. Ему бы очень хотелось с вами побеседовать, с вами обоими. Но, к сожалению, как раз сейчас у него уйма неотложных политических дел. Он надеется, что вы отнесетесь к этому с пониманием.
— Конечно. Во-вторых…
— Однако он хотел бы пригласить вас на свое воскресное выступление. Оно состоится в «Бюргербройкеллере» в половине седьмого вечера. Фюрер хочет, чтобы вы были его почетными гостями, чтобы вы были к шести, а потом с ним поужинали.
— Нас это устраивает, — сказал я. — Будем ждать с нетерпением. Он понимает, что нам необходимо обсудить события в Берлине?
— Да, разумеется.
— Вот еще что, — сказал я. — Пуци передал вам вашу просьбу никому не говорить, что мы здесь остановились? В этой гостинице?
— Да. Даже фюреру нельзя, сказал он. Очень настаивал. Он обещал, что вы сами все объясните. — И Гесс поднял густые брови в ожидании объяснения.
Я спросил:
— Пуци рассказывал вам, что после встречи с капитаном Рёмом на нас пытались напасть какие-то молодчики?
— Да. И я говорил об этом с капитаном Рёмом. Конечно, это были коммунисты. Они ополчились против партии и фюрера. Не сомневаюсь, вы с мисс Тернер докажете, что именно они повинны в том трусливом покушении в Тиргартене.
— Ну да. Но тут важно другое: кто бы это ни был, они, похоже, шли за нами от гостиницы «Адлон». Они с самого начала знали, как выйти на нас. И вчера, в Байрейте, их было еще больше.
— Они следили за вами от Берлина? — Гесс взглянул на мисс Тернер, потом снова на меня.
— Нет, — ответил я. — Они знали, что мы будем там. И сегодня пытались сесть на наш поезд.
— Но вы от них улизнули, так?
— Да, — сказал я. — Улизнули.
— Хорошо. Отлично. — Он нахмурился. — И вы считаете, секретность нарушена. Я к подобным вещам отношусь очень серьезно.
— Я знаю, вы поддерживали связь с господином Ганфштенглем. А еще с кем-нибудь вы говорили о нас?
— Только с фюрером. Естественно, он следит за вашими передвижениями с большим интересом.
— И больше ни с кем?
— Ни с кем, уверяю вас.
— А как насчет встречи в Тиргартене? Вы перед тем говорили кому-нибудь о ней?
— Нет. Точно никому.
— Вы делаете какие-нибудь пометки, записи ведете?
— Да, но я держу все в сейфе у себя в кабинете.
— У кого еще есть ключ?
— Ключ всего один. Я постоянно ношу его с собой.
— А ваш телефон? — настаивал я. — Может, он прослушивается?
Гесс снова нахмурился.
— Прослушивается?
— Сейчас можно запросто подключиться к любой телефонной линии и слушать все разговоры.
— Да, да. Во время войны англичане таким образом прослушивали наши фронтовые линии. Но для этого кто-то должен постоянно сидеть и слушать.
— Нет, — сказал я. — Достаточно подсоединить к линии записывающее устройство, оно включается только во время разговора.
— Ловко. — Он покачал головой. — Чертовски ловко. И вы полагаете, красные установили у меня такое подслушивающее устройство?
— Я полагаю, кто-то вполне мог это сделать.
— Чертовски ловко. И что вы посоветуете?
— Советую проверить линию.
Он кивнул.
— Завтра же утром займусь. Первым делом.
— А еще советую больше не обсуждать наше общее дело по телефону. Ни с кем. Даже если с линией все будет в порядке.
— Но как же тогда мне с вами связываться?
— Я бы не стал поддерживать связь через господина Ганфштенгля.
— Ну, раз уж вы здесь, думаю, нам лучше установить с вами непосредственную связь. Господин Ганфштенгль, естественно, будет в вашем распоряжении, если вам потребуется его помощь. В смысле перевода и так далее. — Гесс повернулся к мисс Тернер и улыбнулся. — Тем более что вы, мисс Тернер, как я понял, бегло говорите по-немецки.
— Не так чтоб уж очень, — улыбнулась она.
— Уверяю вас, вы скромничаете, как и все англичане. — Гесс снова обратился ко мне. — Так как же вы предлагаете нам связываться впредь?
— Может, в каком-нибудь надежном месте? В баре или ресторане? Там, где многолюдно и суетно?
— «Хофбройхаус». Слыхали?
— Нет.
— Там всегда много народу. Для наших целей в самый раз.
— Договорились. Если мне нужно будет с вами поговорить, я звоню, мы назначаем встречу. И там встречаемся.
— Отлично. Но тогда вам нужен номер моего телефона?
— Не помешал бы.
— Да, конечно. — Возможно, Гесс и был во многом хорош, вот только с юмором у него было неладно.
Он достал из бокового кармана пиджака ручку с блокнотом, вырвал листок, снял с ручки колпачок. И что-то черкнул на листке.
— Номер телефона моего кабинета. И еще домашний. — Он протянул мне листок.
— Спасибо. — Я извлек из кармана бумажник, положил туда листок и вынул список имен, который Пуци передал мне в «Адлоне». — Итак, — я протянул Гессу листок, — когда мне можно будет поговорить с этими людьми?
Гесс взглянул на листок, потом на меня.
— Вы понимаете, все эти люди — преданные партийцы?
— Да. И все равно мне надо с ними переговорить. Они знали, что господин Гитлер будет в Тиргартене.
— Ни один из них не способен предать фюрера.
— И все равно я должен с ними поговорить. Такая у меня работа.
— Ладно. Очень хорошо. — Он снова опустил глаза на список. — С капитаном Рёмом вы уже беседовали. И с господином Ганфштенглем, разумеется. Завтра я могу организовать вам встречу с господином Розенбергом и Эмилем Морисом. И с Фридрихом Нордструмом. И еще с Гуннаром Зонтагом, моим помощником.
— А с капитаном Герингом?
— Я увижусь с ним утром. Если он потом не успеет зайти ко мне в кабинет, вы сможете встретиться с ним завтра же в «Хофбройхаусе».
— Ладно.
— Отлично. Если вы позвоните мне утром в десять часов, я сообщу вам время. Еще что-нибудь?
Я глотнул коньяку.
— Да. Может, вы скажете, почему все так уверены, что покушение организовали красные?
— Говорю же, господин Бомон, красные ополчились против фюрера.
— Из-за чего?
— Из-за того, что он предлагает народу Германии.
— И что же он предлагает?
— Попросту говоря — будущее без эгоизма, без классовых различий, без жестоких разногласий между капиталистами и рабочими. — Его глаза засверкали. — Немцы будут работать друг с другом как братья и сестры. Не будет больше никаких политических партий, все немцы объединятся в один Volk — единый народ. Конечно, добиться этого будет нелегко. От всех нас это потребует жертв. — Теперь его сверкающие глаза устремились вдаль, в героическое будущее. Кажется, ему не терпелось приступить к жертвоприношениям прямо сейчас. — Нужно бороться. Кровью и трудом. За один день не управимся.
— Да уж, — согласился я, — не управитесь.
Гесс взглянул на меня.
— Но я искренне верю, господин Бомон, рано или поздно так и будет. И все члены нашей партии верят. А еще мы верим, что фюрер, господин Гитлер, глубоко проникшийся духом немецкого народа, непременно приведет нас к победе.
— Угу.
— Вы, конечно, понимаете, что такая программа, такое будущее — прямая угроза для коммунистов с их допотопным эгоистичным стремлением к классовой борьбе.
— Да, конечно.
Гесс обратился к мисс Тернер.
— А вы видите наше будущее, мисс Тернер?
— О да, — ответила она, — очень отчетливо.
Он откинулся на спинку стула.
— Хорошо. Отлично. — Он повернулся ко мне. — Могу ли я еще чем-нибудь вам помочь?
— Нет. Благодарю. Я позвоню вам утром, господин Гесс.
— Пожалуйста, зовите меня Руди.
— Идет. Спасибо, Руди. — Я протянул ему руку, он ее пожал. И при этом, как я успел заметить, покраснел.
Гесс встал. Вытянул руки строго по швам и поклонился мисс Тернер.
— Enchant? — Это уже мне. — Буду ждать вашего звонка.
— Я позвоню в десять.
— Отлично.
Он повернулся и ушел.
Несколько секунд мы с мисс Тернер смотрели друг на друга, не проронив ни слова. Потом я сказал:
— Führer. Что это означает?
— Предводитель. Вождь.
Я кивнул.
— Как вам Руди?
— Мне кажется, он честный. А вы как думаете?
— А мне кажется, мы оказались не на той стороне.
Она кивнула.
— Согласна. Можно что-нибудь сделать?
— Например, вернуться в Лондон?
— Да.
— Если мы не найдем этого малого, они наверняка найдут его сами. И ничего не скажут сержанту Биберкопфу.
Она кивнула.
— Да, верно. Значит, будем держаться.
Я улыбнулся.
— Будем держаться.
* * *
Гостиница «Байеришер Хоф»
Мюнхен
Суббота, после полуночи
19 мая
Дорогая Евангелина!
Я пробовала дозвониться до Эрика из холла гостиницы, перед тем как мы с господином Бомоном собирались поужинать. Но оператор сказал, что номер не отвечает. Это было без четверти девять, три часа назад.
Я пробовала дозвониться еще раз, только что, но все без толку. В этой гостинице номер у меня оказался без телефона, а это очень неудобно, потому что мне пришлось снова одеваться и тащиться в холл.
Я очень надеюсь, что с Эриком все в порядке.
Вечер пятницы — возможно, он куда-то пошел.
Ева, я уже от всего начинаю уставать. Я не имею в виду Эрика. Я говорю о другом. Все эти нищие, проститутки. Отчаяние и полное равнодушие к отчаянию. Семейка Вагнеров с их открытой патологической ненавистью.
Сегодня после ужина мы с господином Бомоном обсуждали наши дела с личным секретарем господина Гитлера Рудольфом Гессом, образцом верности. Ну а уж если совсем начистоту, то дела обсуждали господин Бомон и Образец. Подобно Ганфштенглю Образец счел меня своего рода придатком господина Бомона, неким украшением вроде часов.
Ева, не нравятся мне эти люди. Вместе с их партией. Ганфштенгль, образцовый Гесс.
Германия мне тоже не нравится. Здесь все покрыто мраком, а во мраке расползается какая-то болезнь.
Хочу домой.
Твоя Джейн
